— Слышишь, Ратмир? По твою душу, — прошептал старик Никифор.
— Слышу, — ясно прозвучал озабоченный голос Ратмира. Фамилия «Федоскин» ему показалась смутно знакомой, но не более. Он в темноте рывком сел на лавке и прислушался: — Вроде фамилию эту уже где-то слышал. Но я не знаю никакого боярина Федоскина… И мне это всё очень не нравится.
— Может быть, пока не поздно, предупредить наших? — напрягся старик Никифор.
— Боюсь, что уже поздно, — чутко вслушиваясь в приближающиеся к их двери чьи-то осторожные шаги, пробормотал Ратмир. Он бесшумно поднялся со своей лавки и, взяв что-то с изголовья своей постели, крадучись подошёл к двери и замер.
Кто-то тихонько постучал в дверь. Ратмир чуть расслабился — лихой человек едва ли стал бы стучаться.
— Ратмир…Ратмир, проснись. Тут к тебе с делом посыльный от боярина Федоскина прискакал, — зашептал в щель между дверью и стеной заспанный корчмарь. — Очень, говорит, срочно тебе нужно до боярина ехать.
Ратмир резко распахнул дверь. Корчмарь, стоявший за дверью со свечкой в руках, даже отшатнулся от неожиданности.
— Где этот посыльный, Митроха? — недовольно посмотрел на него Ратмир.
— Здесь я, — из темноты коридора шагнул коренастый ратник с лицом в глубоких рубцах от оспы. — Собирайся скорее, потешник, да со мной поедешь. А там, глядишь, я ещё и соснуть успею, — нещадно зевая, поторопил он скомороха.
— Никуда не поеду пока не узнаю в чём тут дело, — твёрдо ответил Ратмир. — Не знаю я никакого боярина Федоскина. И нет у меня с ним никаких дел.
— Экий ты борзый, потешник! — изумился ратник. — Или спросонья тебе малость разум отшибло? Сам боярин тебя кличет, а ты тут ерепенишься. Давно плетей не получал?
— Пошёл вон, и боярин твой мне не указ, — нахмурился Ратмир и попытался прикрыть дверь.
— Э-э, нет, шалишь! — ратник резво всунул свою ногу в грязном, кожаном сапоге в дверной проём. — Ишь ты, смелый какой! Я кому сказал — живо собирайся, чернь! А то сам же и отхлещу тебя прямо здесь плетью.
— Нет, так не годится, милок! — послышался из-за спины Ратмира голос старика Никифора. Никифор уверенно отодвинул в сторону удивлённого Ратмира и доверительно склонился к возмущённому ратнику. — Некогда нашему Ратмиру и нам вместе с ним ко всяким там боярам по неизвестным надобностям добираться.
— К-к-как это — ко всяким боярам?! — аж поперхнулся от негодования ратник.
— А так, милок, что назавтра мы званы к самому царю-батюшке потешки показывать. Сам понимать должен, что для хорошего представления нам сегодня отдых нужен и добрая еда. А всякие незнакомые бояре нам сегодня и взаправду не указ, — почесал себе нос старик Никифор. — Так что бывай, милок. А нам дозволь дальше почивать да силы беречь для батюшки-царя.
Он неторопливо прикрыл дверь перед застывшим с открытым ртом ратником боярина Федоскина. Ратмир только покачал головой и со смешком произнёс: — Тебя, Никифор, по дипломатической части надо было определить. Умеешь ты убедительные речи говорить, да нужные слова находить.
— А что? — пожал плечами тот, направляясь к своей лавке. — Разве же я неправду сказал?
— Всё так, Никифор, — усмехнулся Ратмир, также заваливаясь на лавку. — Молодец!
В коридоре послышались чьё-то перешептывание, и потом звуки удалявшихся шагов.
Через несколько минут к ним в дверь кто-то поскрёбся, и раздался тихий, тоненький голосок карлицы Авдотьи: — Эй, мужики, у вас там всё в порядке?
— В порядке, в порядке, — успокоил её старик Никифор. — Иди спать, Дуняша. Завтра всё расскажем.
— Ну, хорошо. А то мой Василий собрался идти вас выручать, — прошептала карлица в щёлочку двери и отправилась в свою комнату.
Глава 3
— Ну, что же? Не вернулся ещё Прохор-то? — встревоженный старческий дребезжащий женский голос послышался из угла богато обставленной большой кельи. Там, в полумраке горящих свечей, среди раскиданных по обтянутой атласом широкой перине подушек сидела, опершись спиной на несколько пуховых подушек седая, простоволосая грузная женщина семидесяти пяти лет. Её широкое, с нездоровой бледностью лицо блестело от мелких капелек пота. Опухшими глазами, полными отчаянья и ужаса, она смотрела на свою помощницу — келейницу Ефросинью и, тяжело дыша, то и дело проводила рукавом исподней рубахи по взмокшему лбу.
— Да нет, схимница Серафима, не видать пока, — утирая слёзы, отвечала ей та, также не сводя с хозяйки полных горя глаз. И вдруг резко кинулась к маленькому оконцу, заделанному слюдой. — Ай, вот-вот, слышу отпирают ворота…Ага… Вот они уже скачут сюда, матушка!
Через несколько минут в келье показался тот самый ратник, что приезжал какое-то время назад к Ратмиру, и упал на колени: — Не гневайся, схимница Серафима! Не привёз я тебе того скомороха, что мой боярин тебе описал.
— Ах ты, Боже мой! Что же так, Прохорушка?! — сдавленным голосом воскликнула тяжело дышавшая женщина, в отчаянии простирая к нему трясущиеся руки. — Как же быть — то теперь?! Иль не нашёл ты его, Прохорушка?!
— Да нашёл, матушка, нашёл. Только ведь он отказал мне.
Келейница Ефросинья охнула и, обхватив лицо руками, тихонько завыла.
— Цыц, Фроська! — прикрикнула на неё матушка и вновь обратилась к ратнику: — Как же простой смерд посмел отказать боярскому посланнику? — искренно удивилась она. — Ты бы его вожжами отхлестал, да, связав по рукам-ногам, сюда бы и доставил!
— Думал я про то, мать Серафима. Только их старший сказал мне, что званы они на завтра на царский двор свои потешки представлять, и потому сегодня будут отдыхать, да готовиться к тому представлению, — развёл руками ратник. — Какие уж тут вожжи?
— Прямо к самому царю званы?! — поразилась женщина. — Знаю, что царь Иоанн привечает скоморохов и сам с ними подчас вытанцовывает-куролесит — нечистого тешит. Что же за оказия такая — что этот жалкий скоморошишка так вдруг всем понадобился?! Как же быть-то мне теперь?
— А, может, я тебе сгожусь для помощи? — осторожно спросил ратник Прохор.
— Ты?! — изумлённо округлились опухшие глаза женщины. — Ты же ратник!
— Ну, скоморох, чином много ниже, чем ратник боярина, — уязвлено пожал плечами Прохор. — Ты же ищешь его помощи. Так какая беда-то приключилась у тебя, схимница Серафима?
— И думать не смей! — неожиданно прикрикнула на него фальцетом женщина и крикнула своей келейнице: — Фроська, подавай одежду, да вели повозку запрягать.
— Куда же ты, матушка, в такое время собралась?! Едва дышишь вон, — всплеснула руками зарёванная келейница Ефросинья.
— Не твоё собачье дело! Прости меня, господи! — воскликнула тяжело дышавшая женщина, сползая с перин на деревянный, добела скоблённый ножом пол. — А ты, Прохор, поедешь со мной стражником моим.
— Как скажешь, схимница Серафима, — согласно поклонился тот. — Так я пойду на двор. Там тебя буду ожидать у повозки. А куда поедем-то схимница Серафима?
— Так к нему же и поедем. К скомороху этому. Ты же сам сказал, что знаешь, где он живёт…
— Знаю, схимница Серафима. Только как же ты сама к нему поедешь? — пришла очередь дивиться ратнику Прохору.
— А что же мне делать прикажешь?! Вот сейчас сама поеду и в ноги к нему кинусь. Просить, умолять буду, чтобы он помог мне в этом страшном деле, — тяжело дыша, женщина присела на лавку и протянула одну опухшую ногу своей помощнице: — Давай быстрее, Фроська. Обувку мою доставай из-под лавки. А ты, Прохор, иди к повозке, да жди меня там со своими товарищами.
Ратник Прохор недоумённо хмыкнул и шагнул за дверь кельи.
— Ишь, любопытный какой, — недобро проговорила женщина и сама себе пояснила вполголоса: — Ежели этот скоморох и впрямь такой умелец по сыску, то я не только умолять его буду. Я в ногах у него валяться стану, чтобы только помог он мне в беде моей. Только бы чтобы никто о том не узнал… Господи, да как же ты позволил такому совершиться?! — неожиданно для себя воскликнула женщина и, поймав, удивлённый взгляд келейницы, запричитала: — Да что же ты смотришь на меня с укоризной, дура окаянная?! Чего только в сердцах не скажешь! А тут горе такое — любой разума лишится, увидев этакое! И себя мне жалко, и тебя, и их в первую очередь.
— Да, матушка, прости меня, если что не так подумала. Я ведь тоже до сих пор в горести от увиденного. Всё же родная кровь! — запричитала в свою очередь келейница, трясущимися руками пытаясь натянуть на распухшие ступни своей хозяйки вязаные шерстяные чулки.
Через короткое время повозка с женщиной и её помощницей пронеслась по залитой лунным светом степи от мощного деревянного забора, уставленного пиками, в сторону Москвы. Рядом с ней проскакали вооружённые ратники боярина Федоскина…
Ратмир опять проснулся от того, что на деревянный настил постоялого двора со скрипом стала заезжать какая-то повозка, и послышался глухой стук копыт верховых лошадей. Раздались мужские и женские голоса, опять появился отсвет от зажженной корчмарём свечи.
Ратмиру показалось, что он вновь услышал своё имя и, прикрыв глаза, прислушался. Но подъехавшие уже зашли в корчму и провожаемые корчмарём, стали подниматься по лестнице на второй этаж.