— Это к тому, что события начали лихо закручиваться, и мне, может быть, лучше здесь пока и дневать, и ночевать, — нахмурившись, поспешил пояснить Ратмир.
— А я тебя ни о чём и не спрашиваю, — бесстрастным голосом ответила игуменья и, опустив взгляд вниз, добавила: — Делай так, как тебе удобнее, Ратмир. Только найди этих извергов.
Спустя некоторое время Ратмир подъехал к Разбойному приказу и, оберегая ногу, спешился с лошадки. Сунув под нос стражнику выданную дьяком Лаврентием доездную память, пошёл, чуть прихрамывая, по уже знакомому коридору.
У дверей в кабинет дьяка Лаврентия стоял другой рослый стражник:
— По какой надобности? — острым взглядом окинул он скомороха.
— По приказу самого дьяка Лаврентия. Срочно. Вот документ, — Ратмир терпеливо предъявил бумагу стражнику.
Тот кинул на неё быстрый взгляд и приказал:
— Стой здесь и жди, пока сам не впущу. — С этими словами стражник исчез за массивной деревянной дверью.
Через несколько минут он появился вновь и махнул рукой: — Давай быстрее заходи, да недолго там. Занят он очень.
Ратмир шагнул в комнату и дверь за ним захлопнулась. Он прошёл вовнутрь, но не увидел никого. За столом дьяка Лаврентия было пусто.
Внезапно стоявший рядом за столом шкаф заскрипел и сдвинулся немного в сторону. В проёме показался неожиданно румяный дьяк Лаврентий, заправляющий рубаху в портки:
— Ну, что там у тебя такого срочного, Ратмир? — он, весело щурясь, посмотрел на Ратмира. — А то отрываешь меня от важных дел, — и, увидев изумлённый взгляд скомороха, визгливо расхохотался на весь кабинет: — А ты что думал?! Что только к таким красавчикам как ты бабы льнут? Так, милый, не только красотой нужно баб брать, но и другим умением. Да что ты в этом понимаешь! Давай быстрее говори, чего там у тебя. А то у меня молодуха сейчас застоится.
Ратмир пожал плечами и коротко доложил о происшедшем. Дьяк Лаврентий нахмурился, постучал костяшками пальцев по столу:
— Никак ещё и неведомое ранее осиное гнездо ты там разворошил. Давай-ка поаккуратнее, Ратмир. Если кто в помощь нужен, говори. Придётся тебе и этим заняться. И нет никакой уверенности, что эти убийства не связаны между собой.
— Вот и я об этом подумал, — согласился с ним скоморох. — Продолжу сыск уже завтра с утра. А так мне нужно своих наведать.
— Ну, наведай, наведай, — с какой-то хитрецой на него глянул дьяк Лаврентий. — Как там наша вдовушка Мирослава Авдеевна? Охомутала тебя по полной? Ядреный бабец, а, Ратмирка? Да, ладно, не мятуйся, не мятуйся, скоморох. Дело наше такое — мужицкое — бабам не отказывать в утешении, — опять визгливо расхохотался дьяк Лаврентий и сделал выдворяющий жест рукой: — Ну, давай, давай, иди уж. Посылай мне гонцов каждый вечер как обычно. Да проси, ежели чего нужно будет. И старайся быстрее, а то этот Филиппка мне уже проходу не даёт.
Он дождался, пока ошарашенный увиденным и услышанным скоморох прикрыл за собой дверь, и ушёл за шкаф. Последний опять заскрипел и встал на прежнее место.
Дьяк оказался в небольшой комнате, оббитой разноцветным сатином. Почти половину комнаты занимала большая кровать. Тут же стоял деревянный стол с большим белым кувшином и латунным тазиком. На столе теснились вперемежку небольшие блюда и чаши с различными коробочкам и склянками. На лавке были разбросаны материалы и предметы женской и мужской одежды…
— Ну, что, говоришь, что этот дурачок уже почти созрел. Быстро, конечно как-то. Ну, да ладно, тебе виднее. Так давай, начинай его прощупывать. Я же нутром чувствую, что не просто так он в Москве околачивается. Да и мои люди начали о нём интересные вещи узнавать. Потому любовь — любовью, но и о деле не забывай. Он сказал, что сейчас поедет своих товарищей навестить. Так что время у нас ещё есть. Давай, быстро иди ко мне, и продолжим… — с этими словам дьяк завалился на постель и, довольно хохоча, стал отлавливать прячущиеся в куче перин и одеял голые женские ножки.
Глава 3
— Ой, Ратмир! А мы тебя уже заждались совсем! Наконец-то ты явился! — послышались радостные возгласы скоморохов, завидевших на пороге комнаты улыбающегося Ратмира.
— Ох, как же я по вам по всем соскучился! — он кинулся обниматься с каждым поочередно. — Каждый день вспоминаю. Обикались уже тут, наверное.
— Да, всяко бывало, — сдержанно усмехнулся старик Никифор. В его глазах светилась радость. Здоровяк Василий тоже не скрывал эмоций и, удовлетворённо покачав головой, похлопал Ратмира по плечу.
— А ты уже насовсем приехал, дяденька Ратмир? — схватив скомороха крепко за руку, заглянул в его глаза Теодорка. Андрейка прижался к Ратмиру с другой стороны и тоже, не тая своей радости, пытался произнести какие-то приветственные слова.
— Я только навестить вас, да узнать не нужно ли чего, — виновато пожал плечами Ратмир. — Уже и сам устал от этих сысков, да деваться пока некуда. Такие уж мне условия поставлены.
— А ну, отстаньте от человека! Видите же, что с дороги он. Дайте отдохнуть, да еды хорошей из корчмы нам всем сюда несите живо, — звонко прикрикнула на мальчишек карлица Авдотья. Она протянула им несколько монеток и отправила вниз в корчму за снедью. Сама же пристально оглядела Ратмира с ног до головы и завела противно-елейным голоском:
— Присаживайся, соколик наш ясный. Как твоя ноженька? Уже лучше? Мазь-то монастырская помогает?
— О-о, Дуняша! Только не начинай таким тоном, — умоляюще произнёс Ратмир, с удовольствием опускаясь на лавку.
— А что это тебе тон мой не нравится? Слышь, Олёна, тон ему мой не нравится. Понятно, что чей-то тон тебе, сокол ты наш неугомонный, более по душе. Ну и как она?
— Кто она? — терпеливо улыбнулся Ратмир, хорошо зная Авдотью.
— Как — кто?! Молодуха наша. Как она там у тебя поживает? Мирослава-то?
— Ах, вот ты о ком, — усмехнувшись, покачал головой Ратмир. — У неё все хорошо, Дуняша. А как ты поживаешь, радость моя? — обезоруживающе улыбнулся он карлице.
— Так, Авдотья, прекращай! — повысил неожиданно на неё голос старик Никифор. — Не наше это дело. Понятно!
— Да, понятно, понятно, Никифор, — удивлено посмотрела на него карлица. — А что это ты так разозлился-то?
— А ты почему на человека накинулась? Твоё какое дело? Коли повезло ему такую женщину встретить, так не мешай их счастью, — с досадой пробормотал Никифор и присел поближе к Ратмиру. — Ты лучше скажи, Ратмир, сыск-то твой как проходит?
Карлица перекинулась с Еленой недоумёнными взглядами.
— Дело начинает развёртываться. Только опять люди гибнут. Вот и сегодня утром нашли одну монашку повешенную. А я вчера собирался у неё кое-какие документы забрать, — нахмурился Ратмир.
Женщины в комнате тихо охнули.
— И документов у неё этих не оказалось, — полуутвердительно предположил рыжеволосый здоровяк Василий, сидя на меховой полости в углу комнаты.
— Да, Василий, документы пропали, — кивнул Ратмир. — И я очень сожалею сейчас, что не забрал их сразу. Поддался на уговоры этой монашки, что она мне их утром отдаст. Так этой же ночью её и убили.
— Значит, с кем-то она успела поделиться, что ты хочешь глянуть на них, — старик Никифор посмотрел на входивших в комнату мальчишек с большими подносами в руках. Подносы были заставлены деревянными и глиняными блюдами с различной снедью, и комната моментально наполнилась вкусными ароматами.
Мужчины легко вытащили тяжёлый деревянный стол на середину комнаты, придвинули лавки. Женщины ловко расставили блюда и разлили по глиняным чашкам горячего сбитня. Затем все быстро и дружно сели за стол и, как раньше, весело переговариваясь и шутя, принялись за трапезу одной большой дружной семьёй.
Через пару часов Ратмир заторопился.
— Очень рад, что у вас тут всё хорошо, — улыбался он, опять поочерёдно обнимаясь с каждым. Даже карлица Авдотья, расчувствовавшись, промокнула рукавом навернувшиеся на глаза слёзы:
— Ты уж давай, Ратмирушка, возвращайся к нам скорее. А то нам так не хватает тебя. Как будто осиротелые мы остаёмся, — шмыгая носом, прижалась она к его бедру.
Скоморох, чуть морщась, опустился перед ней на колено и прошептал прямо в ухо: — Я тоже очень люблю тебя, Дуняша.
Она всхлипнула и крепко обняла его за шею.
— А это ничего, что ейный родной муж тут стоит? — шутливо навис над ними руки в боки рыжеволосый силач Василий.
— Да ну тебя! — отмахнулась от него карлица. — Человек вон опять в опасные места идёт. А я-то от тебя, Василий, куда денусь, горе ты моё луковое…