Они уже ступили на последнюю ступеньку деревянной лестницы.
— А то мы без тебя не знаем, что делать, — проворчала игуменья, открывая дверь кладовой. Яркий дневной свет на мгновение ослепил их.
Доведя схимонаха Павла до свободной кельи для гостей, игуменья Евникия велела двум монахиням присматривать за ним, и исполнять все его просьбы. Сама же вместе с Ратмиром отправилась к себе. Ратмир посмотрел на солнце и вздохнул:
— Пора мне, матушка Евникия, в Москву по другим делам.
— Так поезжай, поезжай, Ратмир. А только не сможешь ли ты и в этот раз заехать к дьяку Лаврентию с доброй вестью? Сам всё и расскажешь, — вопросительно посмотрела на него игуменья.
Ратмир на мгновение представил себе ехидное выражение лица дьяка Лаврентия и недовольно, как от зубной боли, поморщился:
— Не очень-то хотелось бы лишний раз его видеть…
— Так посылать-то нужно надёжного человека. А тут сам видишь, что творится. Свой же певчий и оказался душегубцем. А тебе и почёт сразу будет за то, что сыск провёл ловко и с умением. Съезди, Ратмир, окажи такую милость. А к митрополиту Филиппу сама поеду. Тоже никому не могу довериться сейчас, — игуменья с надеждой посмотрела на скомороха.
— Ну, хорошо, матушка игуменья. Так и быть — заеду, — вздохнул Ратмир и серьёзно посмотрел на неё: — И у меня будет к тебе просьба.
— Говори, Ратмир.
— Приставь охрану к двери в кладовую, где певчий Никитка сидит. Чтобы до моего приезда никто к нему не мог попасть.
— Хорошо, прикажу двум стражникам поочерёдно охранять, пока ты не вернешься, — кивнула игуменья. — А так ты за Никитку не беспокойся. В те кладовые просто так не попадёшь — на века строены. А ключи только у меня от всех замков, что на дверях кладовой.
Спустя некоторое время Ратмир уже скакал на лошадке в сторону Москвы.
В Москве скоморох нашёл знакомого мальчишку и отправил его с запиской в итальянское посольство. Сам Ратмир зашёл в ближайшую харчевню и, купив корзинку с едой и кувшином хорошего кваса, направился на лошади в сторону Разбойного приказа. Не доезжая до приказа несколько десятков метров, он вдруг увидел стоявшую неподалёку повозку Мирославы Кольчуговой. Ратмир остановил лошадь, спешился и, присев на пень от поваленного когда-то бурей старого тополя, стал наблюдать. Спустя некоторое время из дверей приказа показалась Мирослава. Прикрывая платком раскрасневшееся лицо, она, не оглядываясь по сторонам, быстро села в повозку, и та направилась прочь от приказа.
— М-да… — протянул заинтригованный происходящим Ратмир. Он дождался, пока повозка Мирославы исчезла за углом, и направился сам к входу в Разбойный приказ. Привязав лошадь, он уверенно прошёл мимо стоявшего на посту стражника.
— Я к дьяку Лаврентию, — бросил он, сунув тому под нос документ. Стражник только кивнул.
Ратмир дошёл до знакомой двери, у которой стоял другой стражник, и сказал ему доложить о своём приходе.
— Проходи, — распахнул тот дверь, выходя через несколько минут из комнаты дьяка Лаврентия. Ратмир шагнул вперёд.
Дьяк сидел на лавке за столом с гусиным пером в руке и настороженно глянул на входящего:
— Ты с добрыми вестями али как?
— Певчий Никитка признался, что это он и его приятели убили тех трёх послушниц.
— Что — прямо вот так и признался?! Без всяких пыток и уговоров? — недоверчиво посмотрел на него дьяк Лаврентий. — А за что убили-то, сказал?
— Сказал, что в них вселился нечистый, и поэтому их нужно было убить. При нашем разговоре были отец Павел и матушка Евникия.
— Молодец! Хвалю! — неожиданно рассмеялся дьяк Лаврентий. — Вот ни разу я в тебе, Ратмир, не ошибся, когда поставил сыск проводить. Порадовал. А что там с сестрой Агафьей?
— Там придётся ещё покопать, — вздохнул Ратмир.
— Вот и иди, дорогой, копай. Видишь, как у тебя всё ладно получается, не зря мне тебя нахваливали. Ох, не зря, — и он сделал правой рукой уже знакомый Ратмиру выпроваживающий жест.
Через несколько минут скоморох скакал в сторону леса. Пара всадников проскакали вслед за ним по своим делам в том же направлении, и у излучины реки свернули в другую сторону.
Доехав до знакомого места, скоморох спешился, Местечко это было присмотрено им ещё в прошлом году. Высокий кустарник образовал своего рода тенистый грот, где можно было совершенно спокойно посидеть одному или с кем-то. Сам кустарник находился на возвышенности, с которой открывался прекрасный вид на окрестности. Хорошо были видны на полях выстроившиеся в ряд жнецы, собиравшие чахлые стебли ржи и пшеницы в небольшие снопы. Бегали с палками наперевес пастушки, загоняя на вновь зазеленевшие после дождей пастбища домашний скот. Бродили по берегу обмелевшей реки маленькие мальчишки и девчонки и вылавливали корзинками подросших мальков. То тут, то там виднелись мужики, ставившие силки на зайцев и ловившие на продажу певчих птиц…
Ратмир прошёл к пожелтевшему тенистому кустарнику, кинул на землю потёртый коврик и поставил рядом корзинку с едой. В ожидании встречи с Антонио он обошёл местечко по кругу, внимательно оглядев всё по сторонам. Затем опустился на коврик и лёг на спину, подложив руки под голову. На губах его заиграла улыбка: «Ангел мой, Олюшка! Как же я уже соскучился по тебе, ягодка моя…» — Ратмир прикрыл глаза и предался сладостным мечтаниям…
— …просто подходи и забирай всё, что плохо лежит! — неожиданно в его сознание ворвался знакомый голос, говоривший на итальянском языке, и он ощутил чувствительный тычок в ногу. — Что с тобой, брат?
Ратмир открыл глаза и махом сел. Перед ним стоял смеющийся Антонио в плаще с капюшоном на голове.
— Я тебе уже кричать собрался. Потому как ты на все мои приветствия и призывы никак не реагировал. Ты перегрелся на солнце и получил солнечный удар? Где твоя хваленая осторожность?
Антонио прошёл вглубь кустарника и, присев на коврик, потянулся к корзинке со снедью: — Ну, что у нас тут на этот раз? Ого, неплохо-неплохо. Давай, брат, по-быстрому рассказывай, из-за чего так неожиданно вызвал меня сегодня. А то у меня там важная встреча с английским послом Дженкинсом через два часа. Мы же, если мне не изменяет память, должны были с тобой встретиться здесь только спустя три дня. Если по Либерии что-то, то у меня всё идёт по плану. Подкоп начали рыть и прорыли уже довольно прилично…
— Нет, я по другой причине, — несколько смутился Ратмир, доставая из корзинки два деревянных кубка и глиняный кувшин с квасом. С усилием вынув деревянную пробку из кувшина, скоморох аккуратно налил тёмный напиток в кубки и с чуть заискивающей улыбкой посмотрел на своего собеседника: — Я ведь всегда мог тебе доверять, Антонио…
Антонио, подносивший к губам кубок с пенистым квасом, замер и изумлённо посмотрел на Ратмира:
— Та-ак… уже интересно. Слушаю тебя внимательно, брат. И да — разумеется, ты мне всегда можешь доверять.
— Очень нужно помочь одному человеку, — Ратмир собрался с духом и добавил: — Молодой девушке.
— Помочь в чём? — вкрадчиво спросил Антонио. — Понятно, что ты не стал бы обращаться ко мне из-за какой-нибудь ерунды.
— Её насильно хотят выдать замуж.
— И?
— Что — «и»? — с лёгким раздражением переспросил Ратмир. — Я же говорю, что её насильно хотят выдать замуж.
— Я хочу понять — причём здесь ты? Её же не за тебя собираются насильно выдать замуж? Или я чего-то не знаю? — в таком же тоне ответил Антонио, не спуская пытливого взгляда с собеседника.
— Ей всего шестнадцать лет!
— Ей шестнадцать лет, её насильно хотят выдать замуж и..? — невозмутимо произнёс Антонио, вновь поднося кубок с квасом к губам.
— Да что ты заладил своё: «и да и»?! — Ратмир вскочил на ноги. — Разве уже недостаточно сказанного?!
— Ого, — изумлённо поднял брови опять замерший с кубком в руках Антонио. — Таким я тебя видел…э-э-э… лет этак семнадцать назад. Ты можешь толком сказать, что тебе нужно от меня? Потому как в наше время в шестнадцать лет выходят замуж большинство девиц. Насильно или добровольно — без разницы. Только неудачницы выходят позже или не выходят совсем. Почему ты хочешь помочь именно этой девице? Кто она?
— Почему тебе недостаточно моего слова?.. Ты же сказал, что я могу доверять тебе.
— Конечно, можешь. Но только не нужно делать из меня идиота, брат. Ты требуешь от меня доверия, а сам при этом ничего не хочешь говорить о человеке, которому я почему-то должен помочь. И ещё непонятно в чём… — нахмурился Антонио, провожая цепким взглядом двух крестьян, проходивших поодаль с силками в руках.
— Ты прав, брат. Хорошо, слушай, — вздохнул Ратмир. — Девушка, за которую я прошу, очень дорога мне.