Девушка слегка смутилась, хотела было отстраниться, но вдруг в свою очередь протянула руку к его голове и, потрогав тоненькими пальчиками чёрную прядь скомороха, тихо произнесла: — И у тебя, Ратмир, тоже красивые волосы. И ты сам такой красивый и обходительный. Ты совсем не похож на наших юнцов…
Ратмир посмотрел в её бездонные глаза долгим взглядом и большим пальцем правой руки провёл по очертаниям её губ. Неожиданно для него девушка сделал то же самое, и сердце его бешено заколотилось…
— Я увезу тебя, куда захочешь, — вдруг охрипшим голосом произнёс он, с ужасом осознавая, что теряет над собой контроль.
— Я…я…согласна с тобой хоть куда… — зачаровано глядя ему в глаза, прошептала она и неожиданно провела рукой по его напрягшейся, мускулистой шее: — Какая у тебя крепкая шея…почему я раньше этого не замечала?..М-можно я тебя поцелую? Я ещё н-никогда не целовала мужчину…Т-ты ведь никому не с-скажешь, — волнуясь, стала заикаться Ольга.
В ответ на это Ратмир крепко схватил её за плечи и, притянув к себе, приник долгим, страстным поцелуем к её полураскрытым губам. Девушка неумело попыталась ответить на этот поцелуй, и в этот момент Ратмира словно окатило ушатом ледяной воды. Он отпрянул от Ольги и, застонав, схватился за голову: — Что я делаю?! О, Мадонна! Я чуть не воспользовался твоим доверием и беспомощностью! Ты же ещё совсем ребёнок! Какой же я осёл! — он вскочил на ноги и, тяжело дыша, добавил вдруг охрипшим голосом: — Прости меня, мой ангел. Больше такого не повторится. Я обещаю тебе… Я опять повёл себя как последняя скотина!..
Она быстро опустила голову. Грудь её взволнованно вздымалась. Через несколько секунд она опять подняла голову: — Я. я не поняла, ч-что это было… — она растерянно посмотрела на него. — Это плохо?
— Да нет, Олюшка моя. Это всё хорошо, очень хорошо. Это главное, что может быть между мужчиной и женщиной. Но ты….
— Что я, Ратмир? — выжидательно посмотрела она на него наивным взглядом своих прекрасных глаз.
— Ты слишком невинна и чиста, чтобы я или кто другой мог просто вот так воспользоваться твоим неведением, — окончательно приходя в себя, пояснил ей Ратмир и решительно заявил: — Скоро мы с тобой окажемся в Италии и там обвенчаемся.
— В Италии? — удивилась она и радостно захлопала в ладоши: — Ой, как славно! А я ведь никогда не была в других государствах. А там хорошо?
— Там очень хорошо, милая моя, — Ратмир опять опустился рядом с ней, но уже полностью контролируя себя.
— А где мы там будем жить? — радостно сверкая глазами, спросила она, схватив его за руку.
— У меня есть свой дом. Он большой и красивый. И вокруг него всегда цветут розы.
— А кто ещё там живёт?
— Никого, только мои помощники.
— У тебя есть помощники? — удивилась она.
— Всего несколько человек, — усмехнулся Ратмир. На душе у него было легко и радостно, потому что сейчас рядом с ним сидело самое трогательное и беззащитное существо на свете, ради которого он был готов на всё. И это прекрасное небесное создание было готово уехать с ним хоть на край света. Он вспомнил слова Антонио и, счастливо улыбнувшись, по-отечески нежно приобнял девушку за плечи и стал дальше рассказывать ей про Италию.
Глава 10
— И что?! Тебе же ясно было сказано — загнать этого дурачка Никитку в петлю! Почему он до сих пор не висит? — низкий, мужской голос прозвучал более чем недовольно.
В небольшой, тёмной комнате, склонившись над массивным, деревянным столом, чернели две тяжёлые мужские фигуры и тихо переговаривались между собой. Изредка они прерывали свой разговор, громко прихлёбывая из медных ковшей крепкую медовуху.
— Видит Бог, я сделал всё! — оправдываясь, растерянно ответил другой, более мягкий мужской голос. — Он уже и висел в петле, да только принесла нелёгкая охранника. Решил ему именно в этот момент притащить еды на ужин. Говорят, что услышал хрипы и поспешил открыть дверь, да и обрезал верёвку, на которой Никитка уже болтался.
— А ты-то куда смотрел, старый хрыч?
— Побойся Бога, Васенька! Я же не могу находиться там всё время. И так этот поганец Ратмир суёт свой нос во все дела. Вот и сегодня вечером он окончательно перебрался жить в монастырь и забрал к себе в комнаты Никитку с двумя стражниками. Охраняет его ровно Цербер.
— Скверно. Весьма скверно! — раздражённо отозвался первый, более молодой мужской голос. — Надо быстрее придумать, как завтра избавиться и от него, и от Никитки. Если дознаются до правды, то тогда все в острог пойдём или самих на кол посадят.
— Да не пугай так, Васенька! У меня и самого страх как поджилки начинают трястись, когда этот Ратмирка с вопросами подходит, — с жалобной интонацией в голосе произнёс второй. — А Никитка? Он же почти ни о чём не знает. Его дело было посадить этих девок на кол во имя борьбы с нечистым, что он и сделал мастерски….
— Чёртовы девки! Правды захотелось дурам! Ну и где они теперь?! Ни правды, ни жизни… Ни себе, ни нам… — вздохнул первый голос.
— Что делать-то будем, Васенька?
— Что-что? Первым делом завтра надо придумать, как этого Ратмирку пришибить насмерть. Главная опасность для нас — это он… Вот если бы в тот раз на поле Никитка с нашими ребятами добили бы его, то сейчас мы с тобой уже себе новые терема бы строили, да лошадей породистых табун пригнали бы с Арабии, как давеча надумали. А теперь хорониться приходится, как мышам в норках, пока сыск этот не закончится, — сильная досада прозвучала в голосе первого мужчины.
— Так кто же знал, что защитник у него какой-то объявится да с кнутом на всех набросится словно коршун какой-то! Так и не поняли наши — кто он таков. Был — и сгинул сразу. Пришлый какой-то. Я поспрашивал у знающих людей. В местных ватагах такого никто не знает, — торопливо пояснил второй, пододвигая к себе поближе медный ковш с медовухой.
— Узнавай дальше. Надо его выловить и проучить как следует…
— Слушай, Васенька! Я придумал, как с этим Ратмиркой разделаться! — радостно воскликнул второй голос.
— Да тише ты, дурень! Что орёшь как оглашенный! Моих сейчас всех перебудишь, — придушенно рявкнул на него первый мужской голос. — Выкладывай тихонько, чего надумал…
— Да-да, постараюсь потише, — понизив голос, согласился первый. — Короче, этот недоносок Ратмирка каждое утро ходит на наше озерцо гимнастическими упражнениями заниматься…
— Прямо каждое?
— Как по заказу, — уверенно произнёс второй.
— Откуда знаешь? Сам же сказал, что он вот только переехал в монастырь на проживание, — недоверчиво прервал его первый голос.
— Баба, у которой он до этого жил — боярыня Кольчугова — сама рассказывала. Да и мой человек сейчас у неё на подворье крутиться, — опять торопливо стал пояснять второй. — Так по утрам на озере никого и не бывает. Вот и пошлём туда спозоранку Демидку с Фролкой. Они у нас не только мужиков, но и медведей заламывали… Там они его дождутся и на раз под орех разделают.
— Да уж, заламывали… — саркастически отозвался первый голос. — Да только что-то в прошлый раз от кнута побежали как оглашенные… А-а, что теперь вспоминать… Так-то неплохая задумка… Завтра же утром и покончим с ним. И с Никиткой, давай, тоже не тяни. Что он там любит пожрать-то?
— Да я видел, как он от саек с изюмом аж слюной весь исходит.
— На-ка вот тебе вот эту коробчонку. На поварне когда будешь, возьми ему две сайки и аккуратненько так сбоку надломи и сыпани туда чуток этого порошочка. Вкуса он не почувствует, а вот Богу душу к вечеру отдаст. Помучается, правда, немножко. Но это перед попаданием в райские кущи как раз и зачтётся.
— Бога ты не боишься, Васенька, — засомневался второй голос.
— Боюсь. Но охота пуще неволи. Как вспомню, что меня в Арабии табун таких скакунов дожидается, так всё остальное пустяком кажется.
— Так сам бы всё это и делал. А то меня одного на такие страшные дела подбиваешь, — с какой-то обидой произнёс второй голос.
— Ты же там свой человек. Вот на тебя никто и не подумает. Так что давай, братец, бери вот этот кулёчек и иди. По дороге не забудь к Демидке с Фролом заглянуть. Скажи им, чтобы утром на озере, когда Ратмирку этого пришибут, то пусть не забудут ему камень на шею привязать да в озеро кинуть. Пусть все думают, что сгинул он незнамо куда…
Спустя короткое время одна из мужских фигур поднялась из-за стола и, освещая себе дорогу сальной свечкой, направилась к выходу.
— Чего тебе не спится, Никитка? — негромко спросил Ратмир, услышав в очередной раз, как ворочается на соседней лавке певчий.
— Да всё жду, барин, когда со мной опять нечистый заговорит. Сам не хочу его слушать, а сам жду, — расстроено пояснил тот, подсознательно прислушиваясь к ночной тишине да пению сверчков. Последние старались изо всех сил, наполняя таинственную ночную тишину умиротворяющими звуками своих бесхитростных трелей. И только где-то вдалеке подлаивали беспокойные собаки, охраняя хозяйские подворья.
— Не бойся, Никитка. Здесь он с тобой точно не заговорит, — усмехнулся Ратмир.
— Откуда знаешь? — недоверчиво спросил тот.