— Благодарю тебя, дружище! — только и успел крикнуть ему вслед Ратмир, и устало выдохнул: — Что же это такое сейчас было?
— Это значит, что только что нас могли убить, — по-детски глубокомысленно произнесла Ольга и захлопала радостно в ладоши. — Но у них ничего не получилось!
Ратмир поймал насмешливый взгляд Мирославы.
— Вы обе сейчас показали себя бесстрашными и смелыми… — растерянно забормотал Ратмир, не понимая, что ему делать дальше.
— Не нужно, Ратмир, не мучайся, — покачала головой Мирослава. — Я поняла, что она (кивок в сторону Ольги) тебе и вправду дорога. И я готова уступить ей тебя, но с одним условием…
— Говори, — вздохнул Ратмир.
— Проведи у меня сегодня три часа. Попрощаться с тобой хочу. Просто чайку попьём, поговорим напоследок, — Мирослава грустно посмотрела в глаза Ратмиру. Тот растерянно молчал, устремив взгляд куда-то вдаль.
— Сходи к ней, Ратмирушка, — неожиданно тихим, почти детским голосом произнесла Ольга. — Я её как баба бабу понимаю…
— Господи, да что бы ты понимала?! Нашлась тут мне баба! — схватился за голову Ратмир и выдохнул: — Как же я от вас обеих устал!
— Ну, так как? — упрямо спросила Мирослава. — И лучше, прямо сейчас.
— Это ещё почему? — поднял брови Ратмир.
— А потому, милый, что потом у тебя могут появиться всякие дела, и ты не сможешь придти к ней, попрощаться, — опять неожиданно вступила в разговор Ольга и тихо добавила, глядя ему прямо в глаза: — А потом, когда ты уже будешь совсем свободным — мы сможем встречаться с тобой дальше.
— Однако! — только и произнесла Мирослава, с изумлением глянув на засмущавшуюся девушку…
Глава 13
Спустя некоторое время Ратмир с Мирославой заехали в ворота её подворья. Находившиеся там в этот момент холопы, переглянувшись между собой, молча, проводили их взглядами до самых дверей терема. Помощник конюха Фёдор озабоченно почесал себе подбородок.
— Ну, говори, Мирослава, что ты мне хотела сказать напоследок, — нетерпеливо застучал пальцами по деревянному столу Ратмир, сидя на лавке и окидывая взглядом безлюдную горницу.
— Напоследок? — неприятно удивилась та и быстро отвернулась к окну.
— Разве не попрощаться ты привела меня сюда? — с лёгким недоумением посмотрел на неё скоморох. Он увидел, как она вдруг вся сжалась, закрыла своё лицо ладонями, и ему неожиданно стало её жалко. — Не таи на меня обиду, милая. Не всегда мы сами властны над своими чувствами…Да, мне было с тобой хорошо, но это была не настоящая любовь…
— А с Ольгой, стало быть, у тебя настоящая любовь? — Мирослава повернулась к Ратмиру, и он увидел в её глазах боль и отчаянье. Она машинально поправила на голове тёмно-вишнёвый платок с богато расшитыми концами.
— С ней у меня душа поёт, и сердце рвётся из груди. Да, это любовь, — кивнул скоморох и посмотрел светлым взглядом куда-то мимо Мирославы в окно.
— Ну, хорошо, люби её на здоровье, — неожиданно, стиснув зубы, проговорила женщина. Она достала из тяжелого, деревянного шкафчика красивый серебряный кувшин и две серебряные чарки: — Медовуха тут у меня рябиновая. Как ты любишь…Не откажи в милости, пригуби со мной. И забери свой кафтан, что в прошлый раз оставил на сеновале.
— Да-а, медовуха у тебя знатная, — согласился Ратмир, наблюдая за тем, как Мирослава, кинув на лавку у двери его серый кафтан, стала неуверенными руками разливать напиток по чаркам. Вот она недоглядела, и медовуха в одной из чарок полилась поверх прямо на стол. Мирослава нахмурилась и со стуком поставила кувшин на деревянный стол. Потом посмотрела на Ратмира странным потерянным взглядом и неожиданно воскликнула:
— Нет моей мочи терпеть и носить это всё в себе. Я и, правда, очень люблю тебя, Ратмир! Всё для тебя готова сделать. Но, Христа ради, ответь мне только на один вопрос! Мне точно нужно знать — верно ли то, что говорят о тебе?
— А что говорят? И кто говорит? — крутя в руках чарку с напитком, с интересом посмотрел на неё скоморох.
Внезапно Мирослава упала перед ним на колени и взмолилась, сложив руки лодочкой перед собой: — Ратмирушка, сокол мой ясный! Поклянись мне на святом православном кресте, что ты не итальянский шпион! Что ты — простой, русский скоморох!
В горнице наступила звенящая тишина, и она увидела, как вдруг серые глаза Ратмира приобрели стальной оттенок. Он, не мигая, посмотрел ей в глаза и тихо спросил:
— С чего это вдруг ты взял, Мирослава? С кем ты такие разговоры вела?
— Не могу сказать тебе, Ратмирушка, не пытай меня, — всхлипнула женщина, не сводя с него умоляющих глаз. — Только скажи мне, что это не так! Ну не мог же ты, будучи урождённым и крещённым здесь, в православной вере, стать изменником и предателем?!
— Уж не дьяк ли Лаврентий внушил тебе такие мысли? — всё также тихо произнёс Ратмир, холодно глядя на неё. Странная усмешка пробежала по его губам: — Я ведь в тот день видел, как ты выходила из дверей Разбойного приказа. Но почему-то скрыла это от меня. А теперь требуешь от меня же какой-то непонятной правды. Разве это по-честному?
Мирослава, стоя перед ним на коленях, спрятала лицо в ладонях и глухо проговорила: — Не могу я ничего сказать, Ратмирушка. Одно знаю, что грозит тебе смертельная опасность…
— Я уже слышал раз это от тебя. Но и тогда ты мне не сказала — откуда опасность…
Мирослава замотала головой, не отрывая рук от лица: — Не могу, не могу, Ратмирушка! Поверь мне на слово…Но и любить изменника православной веры нашей тоже не могу и не хочу…
— Так и не люби. Я же тебя не заставляю, — пожал плечами Ратмир и, поднеся чарку с янтарно-оранжевой рябиновой медовухой к губам, в несколько глотков опустошил её.
— Значит, это правда, — упавшим голосом произнесла Мирослава и, отняв ладони от лица, потухшим взглядом посмотрела на скомороха. Затем тяжело поднялась с колен.
— Я никогда не утверждал этого, — негромко ответил Ратмир и, вздохнув, потёр пальцем переносицу.
— Но и не отрицаешь сейчас, — Мирослава села на лавку. Она взяла свою чарку с медовухой, пригубила её. Потом поставила на стол и тяжёлым взглядом посмотрела на скомороха: — Одно не пойму, как урождённый на Руси человек может предавать свою державу?
— А тебе никогда не приходило на ум, Мирослава, что порой держава предаёт своих сыновей и дочерей? И тогда им чужбина может заменить родную сторону… — Ратмир откинулся спиной к бревенчатой стене горницы, и устало смежил веки.
— Сама держава?! Или некоторые из её недостойных представителей? — уверенно возразила ему женщина.
Ратмир тут же открыл глаза и изумлённо посмотрел на собеседницу: — Да с кем же ты так разговаривала, Мирослава?! Я никогда не замечал за тобой таких мыслей.
— Это потому, что я никогда не могла представить себе, что человек, которого я полюбила, есть враг моей отчизны, — с сильнейшей досадой произнесла Мирослава и расстроено покачала головой: — Эх, Ратмир, Ратмир, как ты мог?! Ведь твоя родина здесь! Ты ведь и крест-то вон православный носишь! Значит, правду мне сказали, что твоя богопротивная вера позволяет тебе и твоим единоверцам выгоды ради двурушничать и лицемерить.
— Не делай поспешных выводов, — холодно усмехнулся тот и, легко поднявшись с лавки, направился к выходу. Подхватив с лавки свой кафтан, он оглянулся: — Прощай, Мирослава! Пусть у тебя всё будет хорошо. От всего сердца желаю тебе этого…
— Прощай, Ратмирушка, — огорченно прошептала женщина, со слезами на глазах наблюдая за тем, как с лёгким скрипом закрылась дверь вслед за ушедшим скоморохом…
Ратмир вышел на крыльцо терема, держа в правой руке кафтан, и направился к своей лошади, привязанной у небольшой изгороди. Рядом с лошадью стоял помощник конюха Фёдор и тщательно протирал её бока щёткой.
— Я тут, барин, без твоего разрешения дал ей овса и воды, — улыбнулся он Ратмиру, но, увидев его выражение лица, тут же озабочено спросил: — Всё в порядке, барин?
— Да, Фёдор, всё хорошо, — бесстрастно ответил Ратмир и, приторочив кафтан к седлу, легко взобрался на лошадь. Он с озабоченным видом осмотрелся по сторонам и, подстегнув лошадь, поспешил к воротам.
Фёдор проводил его долгим, внимательным взглядом.
Покинув подворье боярыни Кольчуговой, Ратмир направился в Девичий монастырь. Торопливо поднявшись в покои матушки Евникии, он с облегчением увидел сидевшего на лавке за столом певчего Никитку. Тот радостно что-то рассказывал послушнице Марфе, сидевшей у изголовья игуменьи. Последняя лежала в постели, опершись спиной на хорошо взбитые подушки и тоже слабо улыбалась, слушая его байки. Все они дружно обрадовались, завидев на пороге озабоченного Ратмира.
— Что-то не так, Ратмир? — пытливо глянула на него игуменья.
— Да, хватает всякого, — махнул рукой скоморох и пояснил: — Получается так, что из всех, кто видел, как были убиты послушницы, остался живым только он, — Ратмир показал глазами на певчего и добавил: — И мне сейчас очень нужно побывать с Никиткой у него в доме. Но так, чтобы никто не знал об этом.