Монашка вжала голову в худенькие плечи и жалостливо изобразила на лице подобие улыбки:
— Так её поверенный боярин Федоскин рассказал про какого-то скомороха, знающего толк в сыскном деле. Вот она к нему и ездила — помощи просить. Только он ей отказал. И после у неё от того отказу и случился удар.
Дьяк Лаврентий пристально посмотрел на неё и тихо спросил: — А скомороха того случаем не Ратмиром кличут?
— Так ты его, батюшка, тоже знаешь?! — изумилась монашка.
— Тэк-с-с…Интересное дело получается. У нас теперь скоморохи сыскарями заделались. А дьяк Разбойного приказа — это для вас теперь, тьфу — пустое место?! Так что ли?! — с угрозой в голосе посмотрел он на монашку.
— Ой, батюшка, только не гневайся на меня! Не моё это было указание. Схимница Серафима так решила. Не хотела сор из избы выносить. Хотела найти убивцев тихонько и наказать их примерно, — умоляюще сложила руки лодочкой монашка.
— А скоморох, стало быть, отказал ей, — с сарказмом констатировал дьяк Лаврентий.
— Как есть отказал, батюшка. Сказал, что такое страшное злодеяние только дьяк Разбойного приказа должен решать. Что, мол, в каком-то Судебнике про то правила писаны важные, и он им должен подчиниться.
— Ишь, ты! — приподнял брови дьяк Лаврентий. — Грамотный какой скоморох оказался! Грамотней всех вас вместе взятых. Я даже зауважал его после этого.
— А он обходительный такой, с пониманием, — вздохнула монашка.
— Ну-ну… — недовольно посмотрел на неё собеседник. — Ты сама давай-ка подходи в крайний терем. Всё, что вчера было — подробно расскажешь, чтобы мой писарь всё записал. К схимнице Серафиме лекаря позвали?
— Нет ещё, батюшка. Сейчас пошлём и за ним, — приложила к своим сухим губам белый платочек келейниц Ефросинья.
— Вот дурни-то! В первую очередь-то и надобно было лекаря позвать после удара-то. Глядишь и выжила бы схимница-то ваша. А так — готовьтесь отпевать, — махнул он рукой, пригибаясь, и выходя из кельи, добавил: — Даже я про то знаю.
Келейница Ефросинья, молча, посмотрела ему вслед и собралась выходить из кельи, чтобы найти себе замену на время ухода к писарю дьяка Лаврентия. Неожиданно шумное дыхание за её спиной прекратилось. Она быстро развернулась и подбежала к постели. На неё в упор смотрели какие-то стеклянные глаза схимницы Серафимы.
— П-п-ом-м-ираю я, Ф-ф-рось-ка, — едва слышным придушенным голосом, задыхаясь и запинаясь, прошептала она. — Ус-спею ли с-сказать?.. С-скажи ему …ч-что…н-нет в т-т-ом… м-м-оей в-вины… А г-глаза-то у н-него м-ма-т-терины… Я-я…с-сра-зу при-з-знала…
— В чём вина твоя, матушка? — припав ухом к лицу умирающей, рыдающим голосом спросила келейница Ефросинья. — И кому передать-то, матушка? Ты же так и не назвала — кому передать.
В ответ на это лицо схимницы Серафимы страшно перекосило, на губах запузырилась пена, глаза закатились. Сделав три судорожных, поверхностных вздоха, она замолчала навсегда. В келье наступила звенящая тишина, и было слышно только, как в слюдяное окошко бьётся неизвестно откуда взявшаяся маленькая мушка.
Глава 8
— Что там, Теодорка? — шёпотом взволнованно накинулись на мальчишку потешники. Разодетые в костюмы итальянских скоморохов, они ожидали в специально выделенной для них комнатушке приглашения для выступления перед самим Великим государем и его высоким гостем — посланцем папы римского. В соседних комнатушках также толпились певцы, танцоры, музыканты. Но по приказу опричников, охранявших царские покои, везде царила тишина. Разговаривать можно было только шёпотом. В каждой комнатушке стояли массивные, деревянные столы с бочонками воды, кваса, тяжелые серебряные подносы, заставленные пирогами, кусками отварного мяса, жареной рыбы, пареной репы и брюквы. Куски колотого сахара переливались всеми цветами радуги в отсвете горевших в большом количестве белых, толстых свечей. Разноцветные сахарные петушки на палочках мирно соседствовали с разноцветной россыпью разнообразных лесных ягод.
— Ой, едва мимо охраны-то я и проскочил, — запыхавшись, стал торопливо шёпотом рассказывать мальчишка, одетый как все они, в разноцветный костюм итальянского скомороха. — Кругом понаставили этих царских опричников с саблями в руках. Грозные такие — ни разу мне не улыбнулись. Шугают всех только почём зря…
— А я тебе и говорил, что не стоит лишний раз в таких местах высовываться, — с досадой произнёс шёпотом Ратмир. Он сидел немного в стороне, в маске Арлекино, намертво приклеенной к его лицу яичным белком. Ратмир должен был быть уверен, что маска ни при каких обстоятельствах не слетит с его лица. На неподвижном белом картонном лице живо блестели только его серые с тёмным ободком густых ресниц глаза. Ратмир озабоченно посмотрел на Теодорку. — Ну, говори уж, раз всё равно там побывал.
— Ага… так вот, в самом большом зале я не смог побывать. Народу там уйма по главному входу идёт в царские палаты, а опричники прямо чуть ли не каждого ощупывают, чтобы, значит, с оружием кто не прошел. С ножом там или с кистенём каким, — горя глазами, продолжил тот. — А кто из приглашённых — так те разодетые, важные. Бояре собольими шубами полы подметают. Полно людей аглицких, немецких, в камзолах да кафтанах, кунтушах богатых. И дамы — сплошь красоты невиданной в заморских нарядах. Аж глаз слепит!
— Говорили что-нибудь они? — спросил тихо Ратмир.
— Я ведь, дяденька Ратмир, языки-то ещё не совсем знаю. Может где что-то и не так понял. Только запомнил один раз, как очень красивая боярыня в заморской одёже сказала по-итальянски, что Великого государя ждут большие перемены. И что он сам о них пока не знает.
— Покажешь мне потом тихонько ту боярыню, — усмехнулся в маску Ратмир, но взгляд его при этом был серьёзен.
— А ещё там по-немецки сказал один сударь в кунтуше другому, что наш царь зря согласился встретиться с папой. Потому как обманет его этот самый папа. А почему этот папа обманет нашего Великого государя, дяденька Ратмир? — неожиданно шёпотом спросил Теодорка.
Ратмир хмыкнул и тихо ответил:
— Ну, во-первых, никакого папы здесь нет. Приехал только посланник папы римского из Италии. Ты, наверное, Теодорка, неверно расслышал.
— Может быть, — кивнул тот. — Я ведь только учу эти языки. А почему он должен обмануть нашего царя-батюшку?
Ратмир обвёл взглядом своих товарищей. Они все смотрели на него в ожидании ответа.
— Понимаешь, Теодор, политика — это всегда игра. Ты же играешь с ребятами в лапту? — полуутвердительно шёпотом спросил Ратмир.
— Ну да, играю, когда в хорошее место приезжаем и там есть с кем поиграть.
— Ну, вот. Ты же знаешь, что в игре некоторые пытаются то время затянуть, то движения обманные сделать или как-то ещё обмануть других, чтобы первыми прибежать…
— Точно-точно! Я и сам иногда так делаю, хотя знаю, что нельзя, — тихо рассмеялся мальчишка.
— Вот именно. Политика — это тоже игра. Только очень большая и важная. И, чтобы победить в этой игре, царям и королям, и их помощникам приходится делать много разных обманных шагов и говорить неправду, — Ратмир продолжил шёпотом. — Здесь очень важны умения быстро мыслить и принимать нужные решения. И, возможно, что посланник папы римского и не думает про Русь ничего плохого. Но действовать он будет только в интересах своей Италии.
— А мы будем действовать в интересах нашей Руси — матушки! — подала тихий голос карлица Авдотья. — Так ведь, Теодорка?
— Конечно! — кивнул тот и вопросительно посмотрел на свою мать Елену. Та, сидя на скамье в костюме итальянского скомороха, весело улыбнулась ему.
— А я вот считаю… — шёпотом начал, было, старик Никифор, повернувшись к карлице лицом, но в этот момент в дверном проёме их комнатушки показалась крепкая фигура одного из опричников:
— Вы что ли итальянские потешники будете? — неожиданно громко пробасил он, обводя присутствующих цепким взглядом.
Ратмир кинул взгляд на старика Никифора и тот тут же кивнул:
— Да, это мы.
— Тогда живо все за мной. Да, и сразу все свои вещи с собой берите для представления. Чтобы не бегать с вами туда-сюда каждый раз. Я за вами следить приставлен. Так что ни шагу в сторону без моего ведома! Ясно? — нахмурил он свои редкие белесые брови. Ратмир перекинулся взглядом с силачом Василием и дедом Никифором и, молча поднявшись с места, подхватил баул с разными вещами для выступления. Остальные скоморохи последовали его примеру. Опричник повёл их узкими длинными коридорами, заполненными почти бесшумно пробирающимися вместе с ними или в обратную сторону разряженными, с накрашенными лицами певцами, музыкантами, танцорами. Почти через каждые три метра вдоль стен высились истуканами молчаливые, рослые фигуры опричников с саблями наперевес. Они зорко присматривали за приглашенными. Ратмир только подивился про себя тому, как Теодорке удалось проскочить мимо такой охраны и добраться аж до самого тронного зала.
Через несколько минут опричник остановился и махнул им рукой. Скоморохи встали как вкопанные, молча следя за каждым его движением. Из-за плотных деревянных резных дверей, оббитых железными узорами, глухо доносились мужские и женские голоса, удалые переливы балалайки, звон серебряной и хрустальной посуды.
— Ждите, — коротко бросил он им и, с усилием приоткрыв дверь, исчез за ней. На мгновение скоморохи громко услышали весёлые звуки застолья и почувствовали густой, дурманящий запах еды, винных паров и каких-то благовоний. Двое крепких, рослых стрельцов, охранявших дверь, безразлично смотрели на них. Последние переглянулись и улыбнулись друг другу. Один Ратмир стоял в маске грустного Арлекино. В этот момент дверь опять приоткрылась, и вновь в узенький коридор ворвались звуки и запахи шумного богатого царского застолья. В проёме двери показалась красная от напряжения физиономия боярина Фёдора Басманного, ведавшего в тот день всеми музыкантами и потешниками. — Эти что ли итальянские потешники? — недовольно прошептал он стоявшему за его спиной бородатому опричнику, окинув презрительным взглядом скоморохов. — Что такие неказистые? Получше не могли найти? Ну, да ладно, леший с вами, проходите вон туда в ближний угол. Сейчас девки допляшут, и вы начнёте следом представлять, — прошептал он скоморохам. Те, молча, просочились в дверь, из-за которой доносились оглушительные звуки происходящего веселья…
Скоморохи оказались в большом зале с высокими овальными сводами. Выкрашенные в жёлтый цвет стены зала были разрисованы цветными замысловатыми узорами. Горевшие ярким огнём толстые белые восковые свечи находились прямо над головами пирующих, на подвешенных цепями к потолку тяжёлых медных подсвечниках. Вдоль стен были расставлены большие деревянные столы, накрытые искусно вышитыми скатертями. Сами столы ломились от обилия еды, выложенной на золотых и серебряных блюдах. Серебряные же и хрустальные кубки пенились заграничным рубиновым вином и ядреным русским сбитнем. В маленьких, отливающих серебром стопках, прозрачной слезой отдавала пшеничная водка. Куски жареного мяса всех сортов аппетитно румянились, обложенные янтарно-оранжевыми и ярко-жёлтыми дольками привезённых из южных стран апельсинов и лимонов. Огромные пироги, украшенные искусно испечёнными листочками, цветами и журавлями, источали необыкновенно вкусный аромат мясных, грибных и прочих начинок. Выложенная на длинных подносах отварная и жареная рыба разных сортов была украшена овощами, зеленью и красными раками с янтарными большими виноградинками в клешнях.
Сгрудившись за широкой колонной в правом углу большого зала, скоморохи с нескрываемым изумлением оглядывались вокруг себя. Ратмир, стоявший в грустной маске Арлекина, казалось, был спокоен и безразличен к происходящему. Лишь чей-то внимательный взгляд мог бы заметить, с какой живостью его серые глаза разглядывали присутствовавших в зале людей.
Вот он несколько секунд рассматривал людей, сидевших за самым большим столом, находившимся на возвышении около центральной стены. Стол был покрыт белоснежной скатертью, украшенной золотыми кистями по краям, и заставлен сплошь золотой посудой со снедью и напитками. В центре стола сидел сам Великий государь — царь Иван Четвёртый. На голове у него была богато украшенная драгоценностями соболиная шапка. Поверх неё была надета золотая корона с острыми, длинными зубцами. Он то и дело обтирал рукавом обшитого золотыми нитями кафтана взмокший от духоты лоб и, кидая внимательные взгляды на важных гостей, сидевших за соседним столом, что-то шептал на ухо четырнадцатилетнему сыну — царевичу Ивану, сидевшему по левую руку от него. Второй же царевич — сытый, одиннадцатилетний Фёдор, сидел рядом с братом. Он, зевая, посматривал по сторонам, явно скучая от всего происходящего. За спиной царя стоял один их двух толмачей-переводчиков, позванных на данную ассамблею, Дениска Матвеев. Свободно владея итальянским, немецким, татарским и арабским языками, он справно переводил царю все речи, с которыми выступали здесь приглашённые гости.
По правую руку от царя сидела его жена — двадцатитрёхлетняя Мария Темрюковна. Темноволосая, темноглазая красавица в украшенной драгоценными каменьями тоже соболиной шапке, натянуто улыбаясь, зорко следила за правой стороной зала, где за столами трапезничали и изображали веселье приглашённые бояре. Последние явно чувствовали себя не в своей тарелке, стараясь не встречаться с ней взглядом. Царица же нехотя ковырялась золотой вилкой в своей золотой тарелке, пытаясь при этом расслышать хоть что-нибудь из того, что шептал своему сыну государь. Стоявший за их спинами стольник Василий Хомутов внимательно следил, чтобы на этот стол подавали только проверенные блюда и напитки. Также за царским столом сидели наиболее приближённые лица государя, среди которых Ратмир тут же узнал боярина Саврасова Луку Дементьевича. Последний сидел с озабоченным лицом, и, казалось, мало обращал внимания на происходящее в царских палатах. Митрополит Филипп, сидевший рядом с ним, также безрадостно ковырялся вилкой в своей тарелке, искоса бросая взгляды на веселившихся бояр. За их спинами не спеша прохаживался сам Малюта Скуратов со своим племянником — молодым невысоким Богданом Вольским. И у самой стены стояли, словно вросшие в стену, здоровенные опричники с пистолями наперевес.
Прямо перед царским столом на свободной площадке статные, румяные девки под балалайку выплясывали «Лебедушку». По кругу с ними, забавляя народ ужимками и неуклюжими прыжками, с шутовским колпаком на голове и с бубном в руках кружился придворный царский шут — князь Осип Гвоздёв. Стоявшие по краям площадки, щедро заставленные разнообразной снедью, столы занимали послы разных государств со своей свитой и приглашённые государем сановники.