В полночь, после двенадцатичасовой смены, Ли Энн вошла в белое одноэтажное кирпичное здание с четырьмя спальнями, которое раньше называла домом. Теперь, это просто помещение площадью в сто восемьдесят квадратных метров. Место, где она спала, пила ведрами кофе и разогревала в микроволновке замороженные обеды; место, где пряталась.
Как ни странно, но сегодня она впервые не стремилась сбежать сюда и затаиться. Впервые за целую вечность Ли Энн не хотела уходить с работы.
Причина заключалась не во внезапно проснувшемся профессиональном интересе. Дело было в Тони. Она десять минут каталась по больничной стоянке в поисках его машины, но безуспешно. Зачем ей хотелось его увидеть? Разве боль утихла? Сидя на диете, в кондитерскую не ходят.
Тем не менее перед уходом она отправилась проведать Никки Хант. Медсестра в отделении неотложной помощи сказала, что Никки со своей свитой перекочевала в реанимационное отделение, где ее подруга по-прежнему пребывала в критическом состоянии, но теперь у состояния наметилась положительная динамика.
Ли Энн искренне обрадовалась, что подруга Никки в порядке. Она слишком хорошо знала, как тяжело терять того, кого любишь. Ли Энн поймала себя на мысли, что вся эта история с убийством благополучно разрешится. Естественно, Тони раскроет правду, и с Никки снимут все подозрения.
Закрыв дверь и повесив ключ на крючок, Ли Энн с удивлением обнаружила, что сегодня впервые чувствовала себя почти нормально. Даже испытав боль от встречи с Тони, напомнившей обо всем, чего она лишилась, ей удалось думать о чем-то и ком-то помимо собственной потери и собственного горя. Неужели она на пути к выздоровлению?
Бросив сумочку, Ли Энн прошла через гостиную в коридор и остановилась перед дверью, в которую не входила девять месяцев. Потянулась к дверной ручке, но не смогла заставить себя за нее взяться и бросилась в хозяйскую спальню.
К несчастью, присутствие Тони, должно быть, просочилось за ней в дом. Она видела, как муж, сексуальный до невозможности, развалился на кровати королевских размеров. Во всплывшем воспоминании грудь его была обнажена, а тело ниже пояса скрывали простыни. Картинка сменилась, Тони по-прежнему был без рубашки, но теперь на груди у него лежало их золотце — шестинедельная дочка Эмили.
Глаза Ли Энн наполнились слезами. Она прижалась спиной к стене спальни, сползла на ковер, и, свернувшись клубочком, зарыдала.
Может она и была на пути к выздоровлению, но финиш еще очень далеко.
Насколько Даллас мог судить: Никки изрядно вымоталась — в основном потому, что с тех пор, как они вышли из больницы, она не сказала ни слова, — и он раздумывал, стоит ли вообще затевать разговор о Джеке и Эллен Вайс. Но такова его работа.
Ночная температура все еще колебалась около тридцати градусов, из-за чего прогулка до его машины казалась длинней. Даллас открыл пассажирскую дверь своего немного подержанного, но нового для О’Коннора, красного «Форда-Мустанга» 2008 года с форсированным двигателем. Этот автомобиль — единственная роскошь, которую он позволил себе после выхода из тюрьмы. Тогда он пребывал в полнейшей уверенности, что покончил с женщинами, и решил привнести в свою жизнь нечто сексуальное. Оказалось, что соблюдать целибат за тюремными стенами было намного проще, нежели на свободе.
— Ой, погоди секунду. — Он забросил на заднее сиденье недельный запас пустых пакетов из-под фастфуда.
— Классная тачка, — похвалила Никки, когда он отошел.
— Нравятся «мустанги»? — поинтересовался Даллас. Он не видел в ней женщину, которая могла бы увлекаться такими машинами, но парень ведь может помечтать.
Она состроила милую мордашку.
— Извини. Я даже не признаю одного из них, увяжись он за мной до дома и попроси его покормить. Могу сказать лишь, что машина с виду спортивная и красная. Поэтому я посчитала ее крутой.
Даллас усмехнулся.
— Ты так намекаешь не грузить тебя рассказами, что у моей малышки под капотом?
— Грузи. Только не жди от меня умных ответов. — Она зевнула, и даже в темноте Даллас смог разглядеть усталое выражение на лице клиентки. Темные круги под глазами стали заметнее. — Моему механику приходится опускаться до таких терминов, как «фиговина» и «ерундовина», потому что иначе я ничего не понимаю.
Никки проскользнула мимо него и опустилась на кожаное сиденье. Даллас замер, уставившись на пассажирку. То ли поздний час тому виной, то ли факт, что они впервые остались наедине, но О’Коннор еще сильнее ощущал ее физически. Он мог думать только о том, как привлекательно она выглядит, сидя в его сексуальном «мустанге». Никки Хант не обладала типичной глянцевой красотой, но и всего лишь хорошенькой соседской девчонкой ее не назовешь. У нее такой свежий, цветущий, — он вспомнил, какой была на ощупь попка, когда он поднял ее обладательницу на руки — аппетитный вид сексуальной кошечки, вызывающий мгновенный стояк.
Даллас закрыл дверь, прежде чем клиентка заметила, как у него распирает ширинку. Иисусе, да что с ним такое? Эта девушка под запретом.
Обойдя «мустанг», он устроился за рулем и повернулся к Никки. Откинувшись на подголовник, она глядела в потолок. Повисло напряженное молчание.
— Сомневаюсь, что ты способна ляпнуть откровенную глупость, — заметил Даллас.
Никки повернулась к собеседнику.
— Ты забываешь, что я художница, а наша братия известна своими странностями.
— К тому же ты блондинка, — поддразнил он. Затем перегнулся через пассажирку и схватил ремень безопасности. С такого близкого расстояния, всего в паре дюймов от ее лица, он уловил легкий фруктовый аромат и поймал себя за разглядыванием женских губ. Кровь привычно загудела. Отодвинувшись, он протянул пряжку.
Никки пристегнулась.
— Я дала тебе карт-бланш относительно художников. — Поправив ремень безопасности, она снова посмотрела на Далласа. — Но шуток про блондинок это не касалось. — Легкая улыбка тронула глаза, но на большее у Никки просто не хватило сил. Она обмякла, и дрогнувшие веки опустились.
Даллас завел машину и дал ей прогреться. Урчание двигателя вернуло его к мыслям о сексуальных кошечках. Пристальный взгляд снова переместился на задремавшую спутницу, и все установки о запретах вылетели в трубу. Ее глаза были по-прежнему закрыты, и О’Коннор позволил себе насладиться видом. Он внимательно изучил ее профиль. Слегка разомкнутые губы заставили его вообразить все те вещи, которые она могла творить этим ртом. Перевел жаркий взгляд на груди, заполнявшие верх робы, и невольно вообразил все те вещи, которые мог творить уже собственным ртом.
Даллас стиснул руль и поборол желание отдернуть штанину.
— Знаю, ты устала, но мне нужно задать тебе пару вопросов.
Никки открыла глаза.
— Задавай.
Прежде чем все внимание снова перетянули на себя женские прелести, Даллас выдал вопрос:
— Почему вы с Джеком встречались в ресторане?
Никки так быстро отвела глаза, что Даллас не сомневался — вопрос ей не понравился.
— Вы решили снова сойтись? — тупо спросил он.
Она уставилась на свои колени.
— Нана обожает кулинарные шоу. После всего, что она для меня сделала, это единственное, чем она разрешала ей отплатить. При мысли, что я ее подведу…
Даллас ждал продолжения. Когда его не последовало, он признался:
— Я не догоняю.
Никки подняла на него глаза.
— Я ей не родная. Когда Нана согласилась меня принять, он принес ей результаты ДНК-экспертизы, чтобы показать, что я не от него. Оказалось, что я ей даже не родная внучка. Он сказал Нане, что если она примет меня, то потеряет его.
Даллас наблюдал, как она прикусила губу.
— Кто ей это сказал?
— Мой отец. Или кем я его считала до той ночи.
— Так почему ты просто не осталась с матерью? — спросил он, почти боясь, что заходит слишком далеко.
— Ты не понимаешь. Он не хотел разводиться с мамой. Просто не хотел меня. Сказал, что больше не желает меня видеть. — Голос задрожал, и у нее как будто сперло дыхание. — Нана заявила ему, что мне шесть, а ему двадцать шесть, и ему будет легче справиться, чем мне.
Даллас представил, как маленькой Никки с огромными голубыми глазами и ангельским личиком пришлось услышать все эти вещи от человека, которого она считала отцом. Внутренности скрутило. Что за человек мог так поступить?
— Нана предпочла меня собственному сыну. — Никки сжала лежавшие на коленях руки. — И единственное, что она мне за всю жизнь позволила сделать — заплатить за дурацкий кабель. — Никки вздохнула. — Так что ответ «да». — Она встретилась с Далласом взглядом. — Я пошла туда, чтобы сказать «да».
О’Коннор опять не врубился, потому как думал о ней шестилетней.
— Ах, ты про ресторан.
Она кивнула.
— Или лучше будет выразиться: я шла туда в надежде сказать «да».
— Сказать «да» чему?
— Джек хотел, чтобы мы помирились. Но мы встретились и…
— И что? — подтолкнул Даллас.
Она выглянула в окно.
— Я думала, что у меня сохранились… какие-то чувства. Я не ждала, что все будет как прежде, но решила: этих остатков будет достаточно. Тогда я смогла бы оплатить кабельное Наны. Смогла бы выдать зарплату Эллен. Жизнь бы наладилась.
— Что же произошло?
— Я ничего не почувствовала, — продолжила Никки. — Во всяком случае, не любовь. И теперь…
Она быстро провела кончиками пальцев по лицу. Даллас напрягся, увидев ползущую по щеке слезу. Учитывая все свалившиеся на нее неприятности, бедняжка имела полное право немного поплакать.
«Только не дай ей разрыдаться». Этого он не вынесет.
— Теперь Джек мертв и я ужасно расстроена, что подвела Нану. Мне тошно от того, что я была последним человеком, с которым мой бывший муж разделил ужин, и при этом я испытывала к нему лишь злость и обиду. Хочу сказать, если бы я знала, что он скоро умрет, я бы…
— Ты не виновата. — Они сидели в неподвижной машине под урчание двигателя и звук работающего кондиционера, гоняющего холодный воздух.
— Умом я это понимаю. — Она прикоснулась к голове и переместила руку на грудь. — Но не сердцем. В смысле, если бы я знала, то вела бы себя помягче. Не заказала бы пиво. Мне вообще пива не хотелось.
Он мысленно переварил ее слова и задал вопрос:
— А что такого в заказе пива?
Она не ответила, просто продолжила:
— Дождалась бы хлебной тарелки. И, Господи, не совала бы пальцы в его гамбо, только чтобы ему досадить.
Даллас слышал вину в ее голосе.
— Разве не ты мне рассказывала, как застукала его со своей помощницей в собственном кабинете?
Никки кивнула.
— Так вот, по-моему, это намного хуже, нежели засовывать пальцы в его гамбо. Этот парень еще чертовски легко отделался.
Она уставилась на Далласа, широко распахнув глаза и прикусив губу.
— Я не хотела… — выдохнула она. — Извини.
— За что? — Наклонившись ближе, О’Коннор убрал со щеки белокурую прядку и задержал ладонь на лице. И снова был поражен, до чего же Никки мягкая. Он провел подушечкой большого пальца вниз до подбородка.
— Ты не спрашивал об этом… Обычно я не… бормочу. Ну только наедине с собой. Над этой дурной привычкой я работаю.
Никки взяла его за запястье и отодвинула руку, давая понять, что ему не стоило к ней прикасаться. «И хорошо», — сказал Даллас себе. Не следовало пересекать эту черту. Просто у нее был такой вид, будто ей нужно…
Никаких оправданий. Она под запретом.
О’Коннор провел ладонью по лицу.
— Ты всегда так строга к себе?
— Не всегда. Сегодня чуть строже, чем обычно. — Никки еле заметно улыбнулась. Их взгляды встретились и замерли. Легкое подшучивание как будто переродилось в нечто другое, словно они сошлись на каком-то ином уровне. Она моргнула и посмотрела прямо перед собой.
Даллас прислушался к работе двигателя, и снова установилось напряженное молчание.
Никки вздохнула.
— Извини, просто я так устала…
— И день у тебя выдался паршивый, — закончил за нее Даллас.
— Да ну на фиг!
По какой-то причине из ее уст это прозвучало забавно, и он улыбнулся.
— Я живу в многоквартирном комплексе «Нолл», Парк-нолл тринадцать-пятьдесят. Надо проехать…
— Я знаю, где это. — Недалеко на этой же улице располагалось кладбище, где была похоронена его мать. Кладбище, куда его отец приходил слишком часто, и где сам Даллас не показывался с тех самых пор, как на его глазах гроб матери опустили в землю, а он тем временем стоял в компании судебного пристава. В наручниках.
Он выехал с парковки, и Никки отклонила голову назад. Следующий важный вопрос вертелся у Далласа на кончике языка.
— Что будет дальше? — спросила она.
О’Коннор посмотрел на спутницу.
— Как пить дать, завтра мой брат захочет с тобой повидаться и задать еще гору вопросов.
— Когда… когда мне вернут машину?
Она произнесла слова с некой горечью, и он знал почему. Наверное, Никки никогда не забудет, как увидела в багажнике тело бывшего мужа. Служа в полиции, он тоже видел вещи, которые так и не смог забыть. Нет, Джек Леон не вызовет у него бессонницу. Грызущие его кошмары были о женщинах и детях. Истории вроде маленькой Никки и ее отца. Или хуже. Некоторые рассказы, услышанные в тюрьме, до сих пор не давали ему покоя. Черт, сам факт, что он сидел за решеткой, до сих пор мучил.
— Ждать ведь придется не слишком долго?
— Смотря, как быстро криминалисты с ней закончат. Завтра спрошу у Тони можно ли ускорить дело.
Они снова замолчали, и менее чем через десять минут Даллас въехал на стоянку жилого комплекса. Когда он посмотрел на спутницу, то ожидал застать ее спящей. Никки не спала. Она сидела неподвижно, словно ее рассудок терзал некий демон. Будь Даллас проклят, если не знал о демонах.
— Где твой дом? — спросил он.
— Последний слева. — Она потянулся за стоявшей у ног сумочкой.
О’Коннор подъехал к зданию, занял парковочное место и заглушил двигатель.
— Еще один вопрос, пока ты не ушла.
Никки посмотрела на своего частного детектива.
Он не решался заговорить, но как только возросло неловкое молчание, высказался.
— Эллен знала Джека?
— Она знала о нем, но лично знакома не была. А что?
— Ты уверена?
— Да. — Никки склонила голову набок и пристально на него посмотрела. — А что?
Если не он ей расскажет, так Тони. И как сказал Тони, легче принять новости от Далласа.
— Джек мог прийти в галерею в твое отсутствие?
— Если бы он пришел, Эллен бы мне рассказала. Да она скорее погналась бы за ним со штакетиной или… — Никки прикусила губу. — Ничего плохого ему Эллен не сделала бы, это я так, болтаю. Когда его убили, она находилась в галерее. Так что даже не думай ее в чем-то обвинять.
— Я и не обвиняю, — успокоил Даллас.
Никки продолжала сверлить его взглядом.
— Тогда почему спрашиваешь, знакомы ли они?
Он крепче сжал руль.
— Парни Тони проверили сотовый телефон Джека. Ему дважды звонили с мобильного, числившегося за Эллен Вайс.
Никки затрясла головой.
— Должно быть они ошиблись.
— Это не ошибка, Никки.
Она сидела с таким видом, будто пыталась сообразить.
— Ты думаешь… Эллен и Джек встречались?
— Мы не знаем, но, по-моему, это логичное предположение.
— Логичное, только если ты не знаешь Эллен. Наверняка это какая-то…
— Нет там никакой ошибки, — настаивал Даллас, испытывая отвращение оттого, что приходилось это говорить, но все равно она рано или поздно услышит.
— Может, Джек звонил в галерею, и она приняла его за покупателя. Ни за что… ни за что на свете не поверю, что Эллен и Джек водили шашни.
— Разве Джек не изменял тебе с одной из сотрудниц?
Никки нахмурилась. Большие голубые глаза больше не выглядели такими уставшими и сердито блестели.
— Не с Эллен.
— Я просто подумал, что если Джеку удалось затащить в постель одну из твоих подчиненных, он мог точно также приударить за твоей подругой…
— Мне фиолетово, что ты там себе вообразил, или, что вообразили эти долбаные полицейские. Эллен не встречалась с моим бывшим мужем у меня за спиной.
Даллас ожидал, что первой реакцией будет отрицание. Он также ожидал, что новость ее ранит, но был совершенно не готов столкнуться с безоговорочной преданностью. Тогда он вспомнил слова бабули Литтлмор: «Никки упрямится, только когда дело касается небезразличных ей людей».
Очевидно, Эллен была ей небезразлична.
— Хорошо, но будь готова, что Тони придет к выводу…
— Он может приходить к чему пожелает! Но если этим бредом он расстроит Эллен, я ему… Не знаю, что я сделаю, но уж точно не буду стоять столбом.
— Он должен с ней поговорить, — прозаично заметил Даллас, чтобы не разозлить, но подготовить к неизбежному свою клиентку.
— Об этом — не должен!
Даллас встретился с сердитым взглядом Никки.
— Послушай, не хочу тебя расстраивать, но Тони обязан задавать вопросы. Это его работа.
— Стоп! — Она подняла руку. — Извини, но… Слушай, ты был очень добр ко мне. Я всего тебя испачкала, и ты даже не разозлился, но… Я так больше не выдержу. С меня довольно. Хватит. — Никки уронила лицо в ладони и пробормотала что-то про дневную порцию дерьма. Наконец, она подняла глаза. — Спасибо, что подвез. — Полезла в сумочку, замерла и резко зажмурилась. — Гадство! Гадство! Гадство!
— Что? — спросил Даллас, но быстро догадался. — Ключей нет?
Никки посмотрела на него, большие голубые глаза блестели от слез. Она моргнула.
— Погоди. Уже двенадцатый час. Все нормально. Билли дома. Мы с ним «дружим ключами». — Она потянулась к дверной ручке. — Спасибо.
Даллас задумался, какими еще привилегиями располагали «ключевые» приятели.
Никки вышла из машины, и он выбрался следом. Она посмотрела на него поверх «мустанга».
— Не нужно…
— Мне будет спокойнее, если провожу, хорошо?
— Билли дома. В его окнах горит свет. — Она показала на угловую квартиру.
Даллас обошел машину.
— Дай тебя проводить.
Она нахмурилась, но пошла вперед. Даллас пристроился на шаг позади. Никки на него не оглядывалась, он же не мог от нее оторваться. Макушкой она доходила ему примерно до плеча, и в росте, по его прикидкам, едва добирала до метра шестидесяти пяти. Никки выглядела маленькой. Уязвимой. Заинтересованный взгляд переместился к обтянутым тканью ногам, по чисто мужским причинам напомнившим, что их обладательница была без нижнего белья. Даллас внутренне застонал и решил, что ему надо поехать домой, выпить холодного пива, принять холодный душ и серьезно побеседовать со своим либидо.
— Почему она… — Никки застыла на месте. — Как…
Даллас проследил за ее взглядом и увидел приоткрытую дверь в квартиру.
— Твоя? — спросил он.
— Я помню, что закрыла ее, — недоумевала Никки. — И на замок заперла.
Даллас присел, чтобы дотянуться до кобуры на лодыжке. Никки на шаг приблизилась к двери. Он выхватил свой «смит», вздернул курок, спрятал пушку за спину и поймал Никки за локоть.
— Иди к соседям. — Он подтолкнул ее. — Сейчас же.