Дневник Анны Лестер
Запись 2. Апрель 2008
Адам заболел. Сильный жар, озноб, тошнота. Мне кажется, он простудился. Предложила поставить ребакт — ему-то можно. Странно посмотрел на меня, но согласился. Сейчас спит. Давно уже спит. Я даже волнуюсь. Уж очень давно спит.
Проснулся. Лихорадка прошла. Но что-то не так. Не могу понять, что.
Рассказал, что во сне говорил с отцом. И не может понять, в самом деле говорил или приснилось. Идри сказал, что мы идём не туда. Что надо спуститься ниже и повернуть назад. Прямо на 180 градусов повернуть. И тогда мы выйдем куда нужно. Я была бы рада подсказке. Но что если это всё-таки просто сон?
Дневник Роальда Ругге (выдержки)
5 октября 1993
Начались проблемы. Вернер заболел. Вчера ночью он вдруг закашлялся, да так, что его несколько раз вырвало кровью. Дрейк осмотрел его, сделал анализы. Никаких вирусов или бактерий. Дали антибиотик, изолировали до утра. Ребакт пока решили не тратить, посмотреть, не поможет ли а/б. А В. ночью взбесился и разодрал медицинскую палатку. Рычал, глазные яблоки вращались независимо друг от друга. Странные симптомы. Какой-то неизвестный нейровирус? Дрейк не знает. Вкололи транк., подействовал как-то странно. Не сразу. И не полностью. Никогда не видел, чтобы человек под такой дозой ещё дёргался.
Утром проснулся вроде бы вменяемым. Вольф распорядился вести его дальше связанным. Подчинился. Но смотрит на нас как-то нехорошо. Или мне уже мерещится?
Нашли спуск на 4, но сегодня остались на месте. Спускаться с таким Вернером Вольф не рискнул.
Апрель 2008
Айви, сидя на полу с собранным рюкзаком на коленях, с опаской косилась на копошащегося среди кучи снаряжения Адама. Тот был всё ещё очень бледным, но выглядел странно довольным и даже, как ей казалось, слегка улыбался и напевал, собирая вещи. Вот как теперь отличить хорошее самочувствие и расположение духа у напарника от лёгкой формы помешательства?..
А никак. Не кидается — пока не кидается — и будь рада.
— Идём? — жизнерадостно спросил щеночек, поднимаясь на ноги и закидывая на плечи рюкзак.
— Ты чего такой довольный? — не выдержала Айви, глядя на него снизу вверх.
— А чего мне недовольным быть? — удивился Адам. — Вот вчера я недоволен был, да… Ни попить, ни поесть. А сегодня наелся как следует, сил прибавилось, не тошнит — жизнь прекрасна! Пойдём уже!
— Да уж, и правда — как мало человеку для счастья надо! — фыркнула Айви. — Пойдём… Пока жизнь опять плохеть не начала.
— Что у нас по направлению? — бодро поинтересовался Адам.
— Примерное я вычислила, — сказала Айви с сомнением. — Но по сути уже понятно — выдержать его мы не сможем. Поэтому просто идём куда идётся. И надеемся на случай или на помощь.
— То есть ты… Не доверяешь моему сну? — тихо уточнил Адам.
Айви остановилась и, прищурившись, уставилась на парня.
— А ты сам доверяешь, что ли?
— Не знаю, — Адам сник. Погас, как фонарик, в котором разрядилась батарея. Айви сообразила: он-то верит, что отец приходил поговорить с ним и помочь… А она своими сомнениями — здравыми сомнениями! — разбивает эту веру.
— Ну ладно, давай проверим, — неохотно выговорила она. — Всё равно не знаю, куда идти. Так почему бы и не попробовать пойти назад?
— Давай, — Адам снова повеселел.
Айви стало не по себе — ещё больше не по себе, чем было до этого. Если окажется, что якобы указанный ему отцом путь заведёт их в какую-то ловушку, парень, даже если выживет, явно окончательно утратит почву под ногами. А он и так…
— Смотри! — вскрикнул вдруг щеночек и чуть не вприпрыжку поскакал вперёд.
— Чёрт тебя, да погоди ты!.. — Айви рванула за ним. Что там ещё…
Адам затормозил на пороге очередного святилища и обернулся. Глаза его горели восторгом — видно было даже сквозь очки. Айви подошла ближе и направила луч фонаря в широкий дверной проём.
— Ох ты!..
Это святилище отличалось от всех, что они видели раньше. Здесь не было статуй людей или эорда. Этот зал был посвящён Незримым.
Адам, задрав голову и стиснув фонарь двумя руками, переходил от одного постамента к другому. На шестиугольных каменных колоннах высотой примерно в два с половиной метра стояли, сидели, лежали скульптуры самых причудливых форм, изображающие существ, неописуемых в своей отвратительности и при этом вызывающих ощущение почти нестерпимой, преступной гармонии.
Многоглазые головы, многопалые конечности. Головы гладкие и покрытые выростами — щупальцами, волосами? Тела шарообразной формы, тела вытянутые наподобие сосиски, тела плоские, как листы картона… Разнообразие форм поражало, но некоторые общие черты можно было заметить абсолютно у всех существ: разрез глаз — миндалевидная форма, изящно приподнятые внешние уголки; тонкие «пальцы» с тремя фалангами — хотя количество самих пальцев могло варьироваться от трёх до шести, причём у одной особи на разных конечностях могло быть различное их число; и странное, необъяснимое сходство «выражений лиц». Все статуи, кого бы они ни изображали, словно смотрели на пришельцев сверху вниз с сочувствием и отеческой снисходительностью.
Адам надолго замер у одной из колонн. Айви подошла ближе и посмотрела вверх. На шестиугольной площадке лежало что-то вроде улитки-слизня с тремя парами конечностей по бокам — две трёхпалые и четыре четырёхпалые «руки» свисали по бокам колонны, будто неведомое существо устало и бессильно припало к камню постамента. Яйцеобразной формы голова с четырьмя глазами, узким безгубым ртом и четырьмя выростами на месте носа была приподнята так, будто существо вынырнуло из дрёмы, разбуженное каким-то шумом снизу.
— Идри, — полувопросительно произнесла Айви.
— Да, — шёпотом отозвался Адам. — Вот так он обычно… Со мной и гулял. Прилепится к стенке и смотрит на меня сверху… — парень вдруг стянул маску и очки. — Слушай, а правда, чего ради мы до сих пор в масках ходим? От галлюциногенных газов они всё равно не спасают. А каких-то ядовитых газов тут нет.
— А чего это ты решил именно сейчас её снять? — насторожилась Айви.
— Так он попросил, — Адам беспомощно оглянулся через плечо. — Говорит, давно меня не видел, попросил показать лицо…
— Он с тобой говорит? — Айви ощутила, как по загривку прокатилась холодная волна, и отступила от колонны. — Вот прямо сейчас?
— Ну да. Говорит. Сказал, что рад видеть.
— Я не слышу, — Айви старалась, чтобы её голос звучал нейтрально, не напряжённо — но понимала, что ни черта у неё не получается.
— Сейчас, — сказал Адам не своим голосом. И Айви услышала.
— Сложно распознать истину. Сложно поверить себе. Опасно верить себе. Но и не верить опасно.
На эордианском. Глухим голосом со странным тембром. Голос исходил не от Адама. Он шёл… Отовсюду.
Айви шарахнулась от колонны и едва не сшибла спиной стоящий позади высокий канделябр.
— Осторожнее! — вскрикнул Адам. — Не бойся! Всё хорошо!
Но Айви не слушала — она пулей вылетела из святилища и остановилась, со всхлипами переводя дыхание, только шагах в тридцати от входа.
— Ну чего ты, — Адам показался в проёме, укоризненно глядя на неё. — Они ведь к нам по-хорошему…
— По-хорошему? — взвизгнула Айви. — Как к лабораторным мышам? Пока до нас очередь на опыты не дошла, можно и покормить, и погладить?!
— Айви, Айви, — успокаивающе заговорил Адам, медленно и осторожно подходя ближе, — не надо пугаться. Они ведь не все такие. Не все жестокие… как фашисты какие-нибудь. Есть и такие, конечно. Но не все. Ведь и люди не все хорошие. Кому, как тебе, этого не знать. Но ты же от всех людей поголовно не шарахаешься…
Айви, не моргая от ужаса, смотрела, как он приближается — и отчаянно пыталась сдвинуться с места. Она понимала, со всей ясностью видела — в глазах, в голосе, в походке: к ней сейчас подходит не Адам. Но некая сила будто бы приклеила её подошвы к земле — и склеила губы, не давая вытолкнуть из себя ни звука.
— Не подходи! — зашипела она наконец — и поняла, что сказала это по-эордиански. Адам дёрнулся — и замер на месте. Ошеломлённо заморгал.
— Что?..
Айви с облегчением выдохнула.
— Ничего. Всё в порядке. Пойдём скорей отсюда.
Следующие два часа они просто молча шли вперёд — с каким-то остервенением, не экономя силы, неосознанно ускоряя шаг. Айви косилась на Адама с опаской, но и с сочувствием: после визита в святилище и «встречи» со статуей своего предполагаемого отца он выглядел пришибленным, был рассеян и явно размышлял о чём-то невесёлом. Пару раз споткнулся почти на ровном месте. В конце концов, когда впереди показалась арка очередного святилища, Айви решительно приказала:
— Побудь здесь.
Сбросив рюкзак на пол к стене, она подождала, пока Адам, не выказывая ни малейшего недовольства или удивления, усядется рядом с ним, и зашагала по коридору, не оглядываясь, но напряжённо прислушиваясь к происходящему за спиной. Адам приказа не ослушался.
Войдя в круглый зал с тридцатью тремя колоннами, Айви сразу же поняла, что поступила правильно. Здесь ждали именно её — одну.
За центральным алтарём, лицом ко входу, стояла статуя Белой Матери с вытянутыми вперёд и сложенными ковшиком ладонями. В них лежало нечто, напоминающее недоразвитый эмбрион. Айви не разбиралась в тонкостях внутриутробного развития человека, но предположила, что плод развит примерно наполовину. То есть после рождения нежизнеспособен.
Осторожно приблизившись к статуе, Айви заглянула под каменные складки капюшона.
На неё глянули печальные и понимающие глаза Джун Лестер.
Айви отшатнулась, луч фонаря метнулся вбок. Неловко ступив, она подвернула ногу и вскрикнула от боли. Крик заметался под сводами зала, искажаясь, дробясь на отдельные ноты и снова складываясь — в печальную мелодию, выводимую тоненьким женским голосом, словно кто-то плакал о давней, но ещё кровоточащей в сердце потере.
— Спи, мой лучик солнца,
спи под каменным одеялом,
искупаю тебя в моей крови,
чтобы ты стал сильным и смелым…
Айви выронила фонарь и зажала уши. Ударопрочный корпус выдержал, свет не погас, но удар металла о камень разбил наваждение. Голоса стихли. Айви опустилась на пол, нашарила откатившийся фонарь. Ощупала лодыжку — ничего страшного. Посидела с полминуты, медленно вдыхая и выдыхая. А что дальше? Посмотреть в глаза правде — или с позором сбежать?
— Мама?..
Айви поднялась во весь рост и шагнула к статуе, задрав голову — до спазма в мышцах, чтобы не позволить себе трусливо опустить взгляд.
И через несколько мгновений с облегчением выдохнула, сорвавшись на протяжный дрожащий стон.
Показалось…
У статуи было человеческое лицо, это правда. И глаза действительно смотрели печально и сочувствующе. Но она не была похожа на Джун — точнее, она была похожа на всех человеческих женщин сразу, на всех, кто когда-то терял своих детей, рождённых или так и не успевших сделать первый вдох. Одна женщина смотрела в лицо другой, которая если и не стала ещё её сестрой во скорби, то уже понимала — скоро это произойдёт.
Не задумываясь, Айви сняла перчатки, вытянула из ножен эордианский клинок и медленно провела лезвием по подушечке левой ладони. Показалось, что к руке приложили раскалённое железо, но это ощущение почти мгновенно сменилось успокаивающим холодом. Шагнув к алтарю, Айви протянула ладонь, по которой скатывались крупные тёмно-алые капли, к одному из пустых ритуальных сосудов. Пошевелила пальцами, чтобы усилить кровотечение. Постояла, наблюдая, как на дне чаши скапливается густая жидкость, почти чёрная в голубом свете алтарных свечей.
Синие язычки пламени вдруг встрепенулись, словно в зал ворвался поток свежего воздуха. Айви вдохнула полной грудью, чувствуя себя на удивление сильной, отдохнувшей, как будто не отдавала кровь, а получала её. Перевернула ладонь, посмотрела — и уже почти не удивилась, не найдя и следа от длинного глубокого пореза.
Подняв голову, она снова заглянула в глаза Матери.
— Я всё правильно сделала, мама? — тихо спросила она. Не осознавая, на каком языке говорит.
Обойдя святилище, Айви не нашла здесь чего-то нового: те же статуи, покрывала, сосуды, свечи. Образцы собирать не стала и заторопилась назад, к Адаму, сообразив, что понятия не имеет, сколько она пробыла здесь — в некоем подобии транса, отдавая кровь.
Адам обнаружился на месте. Он дремал, привалившись к сложенным друг на друга рюкзакам. Лицо его оставалось суровым даже во сне. Айви тихонько уселась в нескольких шагах, решив не будить его, хотя и не прочь была бы достать из рюкзака конденсер и попить — всё-таки потеря крови ощущалась. Но Адам всё же проснулся, суетливо вытащил из-под спины её рюкзак и протянул ей.
— Ну что там?
— Обычное святилище, — Айви принялась увлечённо рыться в рюкзаке, лихорадочно решая: рассказать о произошедшем или лучше не надо?.. Адам, однако, учуял её смятение.
— Не совсем обычное, так? — мягко сказал он.
Чёртов Идри. Ну не мог промолчать…
— Да, не совсем, — Айви достала конденсер и наконец напилась, выиграв ещё несколько секунд на размышления. — Ничего плохого, но… — и она, время от времени косясь на ладонь, где еле заметно белел тонкий шрамик, рассказала о своем ритуальном приношении.
— Интере-есно… — протянул Адам. — Можно глянуть? — он потянулся к руке Айви. Та позволила ему осмотреть и прощупать след от пореза. — Да, любопытно… Если бы ты не сказала, что ещё четверть часа назад отсюда хлестала кровь — я бы не поверил. Шрам есть, но выглядит он старым. Многолетним.
— Значит, они взяли сколько надо и заживили рану, — устало сказала Айви. — Думаю, где-то в эордианских лабораториях сейчас празднуют. Такой уникальный образец заполучили — кровь, не заражённая ребактом…
— Да ещё и от чистого человека, — добавил Адам с улыбкой.
Айви молча покосилась на него.
— Ты что, сомневаешься? — ахнул парень, вытаращившись на командира. — Ты — тоже?..
— Не знаю, Адам, — Айви потёрла глаза, — я уже ни в чём не уверена. Вот взять того же Пауля. Ты из неполной семьи, у тебя вроде бы нет отца — юридически, скажем так. А у него? Он о семье хоть что-то говорил?
— Про мать и сестру — да, — Адам почесал затылок, — а про отца… Нет, не припоминаю.
— То-то же. Заметь: у нас всех какие-то странности с отцами. Мой — вообще один из ответственных за производство ребакта. И судя по тому, что меня так и не привили, он прекрасно знает о его свойствах. И, возможно, не дал меня привить именно потому, что хотел сохранить чистый образец…
— Да ну тебя, — Адам слабо махнул рукой, — всё-то тебе заговоры в твоей семье мерещатся… — он осёкся, но было поздно. Айви молниеносно схватила его за руку, дёрнула на себя.
— Ну-ка, ну-ка, — с весёлой злостью, отдающей истерикой, произнесла она, — что тебе известно о заговорах в моей семье… Вээр?..
— Вот именно, — спокойно сказал Адам, не пытаясь высвободить руку. — Брат. А у нас не только дети одних и тех же родителей считаются братьями и сёстрами. Тут всё сложнее…
— «У нас»? — Айви выпустила руку Адама и попыталась отодвинуться подальше.
— Ну да, у нас, — Адам невесело усмехнулся. — Я сейчас про вторую семью, скажем так. Связь через кровь. А она может быть очень… неочевидной. Кто-то когда-то дал кому-то кровь, тот поделился ещё с кем-то, и пошло распространение. Но все, кто одной крови, слышат и понимают друг друга. Слабее или сильнее — смотря какой длинной была цепочка связей. Но тем не менее… И я могу немножко залезать тебе в голову, уж прости… — он виновато опустил голову. — Пользовался я этим всего раз или два, и то как бы ненамеренно… Он, — Адам мотнул головой куда-то в сторону и вверх, — иногда так быстро даёт распоряжения, что я не успеваю их осмыслить, чтобы решить, выполнять или нет.
— Он?..
— Ну, отец, — Адам поморщился. — Идри.
— Так получается, он может тобой управлять? — Айви стало жарко, пульс подскочил до ста двадцати, не меньше, а кисти и ступни, наоборот, будто в жидкий азот окунули.
— Нет, — Адам быстро глянул на неё и мгновенно сообразил, о чём она думает. — Ох, Айви, я не то хотел сказать… Он не так… Хотя… — он отвернулся. — На самом деле я и сам не знаю, — упавшим голосом продолжил он. — Я думаю, что моя воля свободна, но это ведь тоже может быть наведённая ими иллюзия, так ведь?
— Само собой, — осторожно сказала Айви, внимательно следя за выражением лица напарника.
— Но я уже говорил — почему-то я ему доверяю, — упрямо сказал Адам, словно с кем-то споря — с самим собой, со своим недоверчивым рассудком? Похоже, так. Сердце, ищущее отцовской любви, спорило с разумом, говорящим, что безжалостный экспериментатор не может быть хорошим, любящим отцом…
— Я понимаю, — тихо сказала Айви. — Понимаю. Я вот… тоже хочу доверять. Ох как хочу. И не могу… А так хочется, — её голос предательски задрожал. Адам обнял её за плечи. Это оказалось так естественно, так по-родственному — и ведь уже не в первый раз! — что Айви и умом, и сердцем окончательно поверила — Адам её брат. Как, каким образом, через сколь длинную цепочку крови — неважно.
«А может, в этом и есть смысл?» — подумалось ей.
Потерять родителей — и найти братьев.
Мы не одиночки. Мы не один, один и один. Нас трое. Мы должны идти плечом к плечу.
Пауль… Вернись…
Дневник Роальда Ругге (выдержки)
7 октября 1993
По-прежнему третий слой. Завтра спуск на 4.
Вернера мы потеряли. Ночью он напал на Пратта, и тот спросонья ткнул его в живот ножом.
Вольф распорядился провести вскрытие. Дрейк что-то такое при этом нашёл, что до сих пор внятно рассказать не в состоянии. Да и вообще, вскрывать друга… Вольфа я, конечно, понимаю. Надо выяснить, в чём опасность. Ну так пошёл бы и сам вскрыл! Тоже медик как-никак.
Апрель 2008
Адам, задрав голову, стоял перед постаментом и глупо улыбался.
Сверху на него сочувствующим, снисходительным и добрым, но при этом оценивающим взглядом смотрел отец.
Идри. Совсем как в детстве, на улицах города. Только маленький Адам тогда не знал, как его зовут. Но уже тогда понимал, чувствовал доверчивым детским сердечком: эта жуткая, ни на что не похожая мешанина щупалец и глаз — его самый лучший друг. Жаль, что маме о нём не расскажешь. Ей бы он наверняка тоже понравился…
И сейчас Адам улыбался, чувствуя, как по всему телу растекается щекочущее тепло, как будто утреннее солнышко пригревает макушку мальчика, который опять забыл надеть кепку, хоть мама и напомнила дважды перед выходом на прогулку. И отец ласково укоряет: «Ну что же ты, теперь напечёт голову, потом опять будешь спать полдня и много интересного пропустишь!».
— Рад тебя видеть, — сказал Адам. Молча, мысленно. Но Идри услышал.
«Я тоже, сынок», — чужая мысль коснулась разума мягко, как кисточка из беличьей шерсти. «Покажи лицо, пожалуйста. Хочу увидеть, каким ты стал. Да и вообще — здесь ваши фильтры не нужны. Они не защищают от страха, ты ведь уже понял, верно?»
— Да, понял, но не знаю, как объяснить остальным.
«Просто скажи. Они поймут. Они ведь не чужие здесь».
А дальше случилось то, что происходило с ним уже не раз — и всегда оставляло двойственное чувство: его собственное сознание словно отправляли отдохнуть, заботливо желая приятных сновидений; но как в его отсутствие пользовались его телом и разумом — он помнил весьма смутно. Или не помнил вовсе. Это пугало, заставляло относиться к самому себе с недоверием и опаской — и искренне переживать за спутников.
Адам хотел доверять Идри. Отчаянно хотел верить, что для него сын — не просто плод эксперимента, возможно, один из сотен подобных ему, более или менее удачных. Но как можно на это надеяться, если ты понятия не имеешь о том, есть ли у этих существ эмоции, хоть сколько-то подобные человеческим?
Что-то привело его в чувство, какая-то короткая фраза. Приказ? Кто его отдал? И какая часть его существа послушалась этого приказа? Адам не знал. Он просто подчинился и бросился бежать подальше от святилища вслед за командиром.
Потом они долго шли молча. Адам чувствовал насторожённость Айви, а сам он был слишком подавлен, чтобы пытаться как-то развеять обстановку. Он думал о том, как же всё-таки ему воспринимать себя. Как сумасшедшего? Или как человека, которому наконец-то приоткрывается истина — хотя бы самый её краешек?..
Адам невольно усмехнулся. Да, наверно, именно так рассуждает каждый сумасшедший, когда только начинает соскальзывать в пропасть безумия. Когда балансирует на краю и думает, что скрип и скрежет под ногами ему просто мерещатся.
Плохо, плохо…
***
— Что ещё он тебе сказал? — спросила Айви. Адам думал, что разговор закончен — командир уже минут пять сидела неподвижно, молча, и невидящим взглядом смотрела в пол.
— Ну, например, что сюда не пускают случайных людей, — сказал Адам. — Что все, кто сюда попадает, так или иначе связаны с экспериментами с кровью Незримых. С тобой понятно, со мной тоже. А Пауль?
— Насчёт Пауля я могу только предполагать, — медленно сказала Айви, глядя куда-то в багровую темноту коридора. — Не буду пока ничего говорить, но… Подозреваю, что ты прав: мы все трое — братья и сестра по крови. Именно по этой тёмной крови, — она взглядом указала на рукоять эордианского меча. — Видел же — у эорда кровь фиолетовая, и у тех, кто там, на поверхности, мутировал, она тоже со временем темнела.
— Но мне же с самого детства постоянно делали анализы, — возразил Адам, — и кровь была самая обычная…
— В том и дело. Похоже, что те, кого мы ловили и убивали наверху — плоды неудавшихся экспериментов. А мы…
Адам проглотил следующий вопрос, как горсть сухого песка.
Дневник Роальда Ругге (выдержки)
8 октября 1993
С самого утра у Лестер началось сильное кровотечение. Говорил я — не надо брать женщину!
Опять застряли. Занялся разбором и каталогизацией образцов.
9 октября 1993
Лестер в норме, теперь проблемы с Вольфом. Его всё утро тошнило, причём отравиться он не мог — все едим одно и то же. В промежутках между спазмами пытался что-то сказать, но речь затруднена. Дрейк хотел поставить транк., но Лестер отговорила — может быть асфиксия рвотными массами.
Взял у меня тетрадь и написал, что ему сильно воняет. Даже если дышит ртом. Никто из нас никаких запахов не ощущает.
Часа через два прошло, но идти он не в состоянии. Опять застряли.
Апрель 2008
Что-то мешало, причиняло неудобство, настойчиво возвращало к реальности из серого марева спасительного забытья. Пауль попытался пошевелиться и хрипло выругался, неловко повалившись на бок. Оказывается, он уже чёрт знает сколько времени сидит на полу, подогнув под себя одну ногу, и она затекла до полной потери чувствительности. А сейчас её кололо тысячами иголок. Боль была почти нестерпимой, и Пауль, шипя и непечатно ругаясь, вытянул ногу и принялся её растирать, получив в результате ещё более «приятные» ощущения.
Сколько он так просидел? Он с трудом вспомнил, что вроде бы плакал… Или просто выл, кусая губы и молотя кулаком по каменной кладке стены. Он поднял руку к лицу — костяшки были покрыты запекшейся кровью, смешанной с рыжей пылью. Чертыхнувшись, он достал конденсер и кусок бинта и принялся смывать грязь.
Обработав ссадины и посмеявшись сам над собой — уже почти подох, но заражения крови всё ещё боится! — Пауль выпил оставшуюся в конденсере воду и сложил вещи в рюкзак. Надо идти. Куда? А какая, в сущности, разница? Не сидеть же на одном месте и не ждать смерти, как какая-нибудь пыльная каменная статуя недоделанного эордианца.
Шагая по коридору, Пауль несколько раз ловил себя на том, что бросает быстрые взгляды вправо-влево, ища спутников, за которыми надо присматривать, чтобы вовремя заметить признаки галлюцинаций. Как же здесь пусто… Его вдруг захлестнуло нестерпимое чувство одиночества, потерянности в недрах планеты. Ощущение километровой толщи камня над головой навалилось и придавило, будто на плечи легла настоящая мраморная плита. Пауль пошатнулся, сгорбился, но упрямо продолжил шагать. Губы противно защекотало, он раздражённо провёл рукой под носом и ошалело уставился на алую полосу на тыльной стороне ладони.
Магнитное поле? Инфразвук? Он торопливо скинул рюкзак и сел на пол. Запрокинул голову, сжав переносицу. Кровь лилась ручьём, стекала в носоглотку, и это было настолько противно, что Пауля чуть не стошнило. Он сильнее сжал переносицу и попытался усилием воли замедлить подскочивший пульс.
В висках бухало, как будто неподалёку забивали сваи под высотный дом. Во рту было горько и отдавало железом. Пауль медленно и ровно дышал, стараясь ни о чём не думать, и считал вдохи и выдохи. На тридцатом вдохе тиски, сжимающие голову, начали ослабевать.
Кровотечение прекратилось. Пауль полез в рюкзак за водой и выругался: в конденсере плескалось от силы миллилитров пятьдесят. На умывание это тратить не стоит… Он осторожно поднялся на ноги, прислушиваясь к ощущениям. Вроде бы прошло… Ничего не давит. Можно идти дальше.
Запах крови безумно раздражал, буквально сводил с ума и вытаскивал из глубины памяти самые отвратительные эпизоды из патрульной жизни Пауля. Разорванные на куски тела — в их числе и женские, и детские. Отвратительные мутации убийц: оскаленные острые зубы, кривые когти, удлинённые узловатые пальцы. Острые волчьи уши на человеческих головах и тёмно-серая волчья шерсть на изящных женских руках…
— Зачем вы всё это устроили? — неожиданно заорал Пауль, остановившись посреди коридора и запрокинув голову. — Зачем вам это всё?..
Сознание заволокла горячая красная пелена. Пауль, из последних сил удерживая себя от того, чтобы не броситься с разбегу на стену, побежал, всё ускоряясь, по коридору. Вымотаться до отупения… Задохнуться и упасть без сил…
Чего он не учёл — так это того, что падать может оказаться слишком высоко.
Когда пол под ногами исчез, Пауль с жутким воплем, странно наложившимся на чувство абсолютной умиротворённости и осознание правильности происходящего, полетел в пустоту.
Дневник Роальда Ругге (выдержки)
10 октября 1993
Наконец четвёртый слой. Здесь очень интересно. И если бы не смерть Вернера, я бы однозначно порадовался тому, что попал сюда. Мы нашли святилище с 44 колоннами, а в нём — необычные скульптуры: до этого нам попадались статуи только из чёрного и красного камня, а здесь было несколько потрясающе красивых скульптур из белого мрамора (или чего-то подобного, не разбираюсь). Что самое странное — эти статуи явно изображают людей. Но не таких, как мы, черты странно искажены. Явно другая форма костей черепа. Переходная раса?
А что если эорда произошли от людей? Вот это интересная гипотеза!
Нашли несколько книг. Начну расшифровку, не дожидаясь подъёма на поверхность. Не утерплю.