— Ни в одной комнате цвет гардин не подходит к цвету обоев. Сам покупал гардины?
— Дело холостяцкое…
— Ну что ты за мужчина, если женщины сбегают от тебя?
— Одна-единственная и ушла. А гардины и в самом деле из предыдущей квартиры. Я могу новые купить. Поможешь мне выбрать и повесить?
— Этого еще не хватало!
— Извини. Но мне очень приятно, что ты пришла.
— Не верю.
— Честно.
— Если ты ждал меня, мог бы хоть цветы на стол поставить.
— Да… как же я не додумался до этого… прости.
— Ты не верил, что я приду.
— Как же не верил? Видишь, вино на столе, домашний хлеб и…
Я вышел, достал из холодильника банку с рыбой — все-таки застыла! — и поставил рядом с хлебом:
— И угорь.
Она подошла к столу, но пока не садилась.
— И правда, угорь. Ой, как здорово хлеб пахнет! Как всегда, мамой испечен?
— Мама давно в могиле. Теперь хлеб печет сестра.
— А пахнет так же хорошо.
Она взяла ломоть хлеба, приложила его к губам, ее ноздри вздрагивали. Она была красивее, чем годы назад.
— Налью тебе вина, Лийна?
— Естественно. Почему ты налил так мало? Полный бокал!
Она жадно выпила бокал почти до дна.
— Не смотри на меня так. Я не пьяница.
— Я так на тебя смотрю потому, что ты красивая женщина.
— Ах… дай мне теперь угря. Я, кажется, за все эти годы и не ела угря.
— Пятнадцать лет.
— Сам ловил? Очень хороший угорь. Я спросила: сам ловил?
— А как же, сам.
Я рассказал ей, как вместе с другом детства Яко ловил этих угрей. Как мы тускло-золотым августовским вечером гребли к дальнему островку с надеждой в тамошней заводи с песчаным дном поймать вместе с угрями и больших язей. Как поздно вечером, уже лежа на водорослях, излучающих летнее тепло, мы не могли уснуть, вспоминая давнишние рыбалки и ушедших больших рыб, глядя на сверкающие в высоте звезды, слушая мягкий шепот дальнего Ряймераху… Как мы ночью проснулись не от шепота, а от шума, как в нарастающем шторме бросились к лодке, которую волна уже била о камни. Как много было рыбы, ведь нарастающий шторм расшевелил воду и по-тревожил угрей и язей. Как внезапно сломалось одно весло, но предусмотрительный Яко захватил запасные весла. Как мы часа два, потные и усталые, с пылающими от мозолей ладонями, гребли к дому и прибыли в свою бухту как раз до начала первого большого августовского шторма.
Лийна слушала меня, глотая куски угря, кусая хлеб, запивая вином. Когда я закончил, Лийна сказала:
— Я и не знала, что ты такой мужественный мужчина.
И было ясно, что она не поверила в мои байки. Я налил ей еще вина. Я сказал:
— А теперь ты расскажи, как ты живешь.
Именно тогда зазвонил телефон. Я видел, как Лийна вздрогнула и вино выплеснулось на скатерть. Был ложный звонок. Лийна сказала:
— Ты мог бы выключить телефон?
— Могу. Чего ты боишься? Что муж позвонит?
Я засмеялся, кажется, слишком громко и не к месту. Но Лийна все же была смущена.
— У тебя ревнивый муж?
— Перестань, пожалуйста…
— Он ведь и не может сюда позвонить.
— Налей мне еще вина. Очень хорошее вино.
— Все-таки расскажи, где ты живешь, как живешь…
— Зачем? Пятнадцать лет ты не проявлял ко мне никакого интереса.
— А теперь интересуюсь.
— Что это теперь изменит?
Она смотрела на меня большими карими глазами, в которых исчезли усмешка и надменность. Я сказал:
— Эта розовая блузка удивительно идет тебе. Она подчеркивает твою красоту.
— Это блузка дочери, если хочешь знать.
— У тебя есть дочь?