Дэннис Мастерс снова свел парней в одной комнате. Паршивцы сидели за столом, пиная друг друга и переругиваясь. Наверное, считают, что выглядят от этого более крутыми. В действительности же даже не дашь их пятнадцати-шестнадцати лет.
— Ну что, припомнили что-нибудь интересное? — На часах десять сорок. Его смена закончилась три часа назад. Хотя он так и не был дома с окончания предыдущей. Или еще раньше? Он сбился со счета. — Например, кто убил Макса Квинелла?
Подростки молчали.
— Но вы же там были, верно?
— Не-а.
— А что, если я говорил кое с кем, кто может подтвердить, что вы там были? — Дэннис хотел узнать побольше об Уоррене Лэйне.
Переглянувшись, мальчишки дружно пожали плечами. Именно из-за таких вот переглядываний Мастерс и решил допрашивать их вместе.
— Это неправда, — сказал Дрисколл сквозь зубы.
— Даже если мой свидетель готов дать показания в суде?
— Ага, — сказал Сэммс, которому придала духу смелость товарища. — Мы, блин, никого не трогали.
— А если мой свидетель — Уоррен? — Мастер в упор посмотрел на Оуэна.
Парень побледнел и опустил глаза.
— Если он чего и сказал, то он, сука, врет. Ни хрена он не знает.
— Вы являетесь членами банды? — спросил Мастерс.
— Да все сейчас в бандах, — ответил Оуэн Дрисколл. — А иначе, понимаете… — он чиркнул пальцем по горлу, — кранты иначе.
Мастерс кивнул.
— Как называется ваша банда?
Парни снова переглянулись.
— Чем скорее вы мне скажете, тем скорее выйдете отсюда.
— У нас есть права вообще-то. — Сэммс пнул ножку стола. Посыпалась краска.
— Правда, что ли? — удивился Мастерс и повернулся к Джесс: — Еще час в камере, детектив. — Он направился к двери.
— Подождите… — Дрисколл вскочил. — «Бегущие по лезвию». Вот как мы называемся. Но мы никого не трогаем, ясно?
Мастерс развернулся и быстро подошел к столу.
— Сядь, живо. — Он опустился на стул напротив парней. — «Бегущие по лезвию», значит. И у вас у всех есть ножи, да?
Парни окаменели. Другого ответа и не требовалось. Разумеется, их обыскали, когда привезли, но при себе они ножей не держали. У них, конечно, было достаточно времени, чтобы выбросить оружие или спрятать его дома, прежде чем их увезли в участок. Он вспомнил, как в прошлом году по его рекомендации провели амнистию. В полицейские участки принесли тысячу триста ножей. Он тогда копался в куче смертоносного металла палкой от швабры. Вероятно, часть этого оружия к моменту амнистии уже успела побывать в деле.
— Зачем? Зачем вам ножи? — Конечно, он знал ответ, но не мог понять его.
Сэммс и Дрисколл посмотрели сначала друг на друга, потом на Мастерса.
— Потому что без них мы трупы, — сказал Дрисколл. — Вот и все.
Было очень поздно, но Мастерс решил позвонить Кэрри. Он до сих пор не мог поверить, что ее сын мертв. Он не был знаком с мальчиком, да и его отца сегодня увидел впервые. Он пару раз оставался ночевать у Кэрри, но она выпроваживала его либо до, либо после того, как Макс уходил в школу. Теперь его мучило странное чувство вины. Как будто он вторгся в чужую семью, когда позволил страсти втянуть себя в короткий и бурный роман с одной из самых знаменитых женщин Англии. Хорошо хотя бы, что эта неудачная любовная история не помешала ему и Кэрри продолжить сотрудничество.
Телефонный звонок заставил его вздрогнуть от неожиданности. Обработаны материалы с уличных камер наблюдения, и ему стоит взглянуть на записи.
— Сейчас спущусь.
Мастерс уже давно толком ничего не ел и не мог вспомнить, когда в последний раз спал. Он остановился у кофейного автомата в коридоре, сунул деньги, нажал кнопки, но машина не сработала. Пнув ее от души, он пошел дальше.
Двое детективов отсматривали записи с камер, установленных вокруг школы.
Мониторы слабо освещали темную комнату.
— Что-то есть? — Мастерс придвинул себе стул.
— Вроде того, — ответила Деб Карри. Она перемотала запись назад и пустила на замедленной скорости. В правом нижнем углу кадра было указано время: 10:34, 24 апреля 2009 года. То есть сегодня утром. Или уже вчера, подумал Мастерс. — Видите? Пять подростков бегут по направлению от школы сразу после убийства. Они засветились на всех камерах от Боттл-роуд до Эктон-лейн. Я их отследила до самого вокзала Хэрлсден.
Дэннис наклонился к экрану, чтобы получше рассмотреть. Все в капюшонах.
— Лица есть?
Подростки бежали очень быстро, даже при замедленном воспроизведении их фигуры были размыты.
— Нет. По крайней мере, четко не видно ни одного. Я отправила несколько кадров экспертам, может, что и получим. И запросила материалы с камер наблюдения на вокзале, но их доставят только завтра.
Мастерс кивнул.
— Вот эта куртка, с белыми полосками на рукавах… Я только что познакомился с ней довольно близко. Пусть кто-нибудь узнает, где такие продают и много ли их в районе. Идентифицировать этих парней — лишь полдела, надо еще доказать, что они имеют какое-то отношение к убийству Макса.
Лег Мастерс в три часа утра, но через пять минут снова вскочил и заходил по комнате. Сна ни в одном глазу. Он раздумывал, спит ли она и можно ли ей позвонить? Лежит ли она одна в своей кровати, рыдая, или плачет в объятиях кого-то близкого? А может, крадется по лондонским улицам, зажав в кулаке нож, готовая собственными руками вершить правосудие.
Нет, скорее всего, решил он, Кэрри сидит одна, уставившись в стену. В руке у нее стакан воды. Иногда она делает глоток. Она ничего не ела со вчерашнего утра. Со стороны кажется, что она спокойна и полностью контролирует себя, однако в голове у нее бушует хаос из безумных мыслей, обвинений, раскаяния. Конечно, она думает и о возмездии. Дэннис Мастерс хорошо знал Кэрри и был уверен: она не успокоится, пока не найдет того, кто убил ее сына.
«Моя жизнь идеальна, — сказала она ему однажды, когда они лежали в постели. — Я сама сделала ее такой. И никому не позволю ничего в ней нарушить».
Кэрри держала в руке стакан воды и изредка делала глоток. Была глубокая ночь. Несколько часов назад она настояла на том, чтобы все ушли. Когда рядом находились люди — Лиа, полиция, Броуди, а потом еще и эта женщина, Фиона, — все было слишком по-настоящему, слишком больно, слишком невыносимо.
Оставшись одна, она придумала собственную реальность. Сначала она вообразила, что проснулась от того, что у нее скрутило живот, — и это чистая правда, все ее внутренности словно сжали в кулак, — поэтому она приняла таблетку и теперь сидит у окна, наслаждаясь прохладным ночным воздухом. Затем она представила себя маленькой девочкой, которая не может заснуть от волнения в ночь перед Рождеством.
Следующая ложь, которую она придумала, была связана с Броуди. Вот она ждет его возвращения после недельной конференции в Штатах и не может уснуть, зная, что скоро он, такой красивый, ухоженный, подтянутый, теплый, будет лежать рядом с ней. И даже если они не займутся любовью, потому что он вернется уставшим, они прижмутся друг к другу, обнимутся и станут думать о том, как им повезло, что они вместе, что у них есть Макс, прекрасный дом, хорошая работа. И разве их жизнь не идеальна?
Кэрри вдруг затрясло.
Макса убили. Ее сына убили.
Нет ничего идеального. И никогда не было.
Когда она открыла глаза, было светло. Шея затекла, все тело ныло. Она все-таки заснула прямо в кресле. Потом она вспомнила.
В кухне она очистила банан. Взглянула на часы. Шесть пятьдесят. Обычно к этому времени она уже успевала провести двадцать минут на беговой дорожке, принять душ, выпить кофе, съесть фрукты, тост — или что там приготовила Марта — и сесть за компьютер, чтобы проверить почту и подготовиться к шоу… таким было ее вчерашнее утро. Но все вышло из-под контроля.
— Почему?! — крикнула она, швырнув остаток банана в стену.
Лорейн Пламмер. Ее сына ударили ножом на улице, когда тот пытался помочь пожилому человеку, которого только что ограбили. Кэрри помнила, что она тогда подумала: «Мне так повезло, а вам нет». Она всегда мысленно старалась провести границу между своей жизнью и жизнью героев шоу. Но разве есть что-то плохое в том, чтобы радоваться своему благополучию?
Звук открывающейся двери. Кто это? Броуди вернулся с работы… или Макс из школы?
Черт.
— Ох, дорогая, — послышался взволнованный голос Марты в холле. Она вошла в кухню, протянула руки: — Дорогая моя, я только что узнала. Передали в новостях по радио. Мне до этого никто не сообщил.
Расстояние, которое всегда существовало между двумя женщинами, исчезло: Марта преодолела его, обняв Кэрри за плечи. Какие, оказывается, сильные у нее руки. Как ей хорошо в этих руках.
— Не надо… — сказала Кэрри, хотя на самом деле она хотела лишь одного: чтобы Марта обняла ее покрепче и не отпускала, пока не утихнет боль.
Марта тут же отступила:
— Прости. Просто я подумала…
— Я знаю. Я знаю. — Кэрри выдвинула табурет и села.
Марта засуетилась, налила воду в чайник, включила, достала чашки. И не переставая качала головой.
— Уже известно, кто это сделал?
— Пока нет. — Она не сможет жить, если убийц не найдут.
— Я тоже потеряла сына. — Голос Марты звучал так, как будто для того, чтобы произнести эти слова, ей понадобилось все ее мужество, как будто боль подтачивала ее изнутри все эти годы.
Кэрри молча смотрела на нее. Говорить сил не было.
— Мой мальчик родился мертвым. Это было много лет назад. Он был со мной только те девять месяцев, что я его носила. Он родился с открытыми глазами. Так что сначала нам показалось, что все хорошо. — Марта почти рассмеялась. — Он все время пинался, все эти месяцы. А потом… ничего.
Две женщины, которых разделяла разница в возрасте, состоянии, внешности, положении в обществе, были теперь связаны общей болью. Кэрри никогда не думала, что Марта пережила такую потерю. Она ощутила сострадание, но лишь на секунду, а потом ее снова захлестнуло бесчувственное отчаяние.
Марта обошла стол и взяла руки Кэрри в свои.
— И не вздумай плакать одна. Я здесь, поняла? Я перееду. Макс был хорошим мальчиком. Очень добрым. Он бы хотел, чтобы я была сейчас с тобой. Макс любил, когда я бывала дома.
— Любил?
— Конечно. Иногда тут было так пусто и одиноко, и я видела, как он радуется. Радуется, когда, возвращаясь домой, видит меня на кухне.
Господи. Как же перенести чувство вины?
— Меня вечно не было рядом, даже когда я была нужна ему.
— Ты хорошая мать.
Обе понимали, что на самом деле Кэрри не была хорошей матерью, но сейчас лучше притвориться, что это не так.
— Я приготовлю тебе чаю.
Кэрри кивнула. Зазвонил ее мобильный.
— Дэннис, — сказала она в трубку. — Нет, я не спала.
Она поставила босые ноги на перекладину табурета. В ее мозгу пронеслась мысль, что она сделала педикюр, когда Макс был еще жив, что ногти покрасили в розовый цвет, когда ее сын еще дышал.
— Правда? Ты их арестовал? Почему нет? — Кэрри выпрямилась. — Нет, как ни странно, я не знаю, чем займусь, детектив! Что предложите? Небольшой отпуск, а может, недельку в спа-отеле? А может, лучше просто на работу вернуться и забыть обо всем? — Она задохнулась от гнева. Мастерс что-то ответил. — Просто поймай убийцу моего сына, Дэннис. — Кэрри выругалась в трубку, затем с силой швырнула ее на стол.
Весь следующий час она плакала.
Марта настояла на том, чтобы Кэрри переоделась. Принять душ сил не было, но чистая блузка, удобные льняные брюки и мягкий свитер позволили ей хоть на несколько секунд вспомнить, каково это — жить нормальной жизнью. Той жизнью, которая теперь казалась чем-то недосягаемым.
— А теперь, дорогая, съешь вот это. — Марта придвинула к Кэрри тарелку с яичницей и тостом. Кэрри уставилась на еду, будто она была отравлена. — Ты ведь понимаешь, что тебе нужны силы, Да? — У локтя возникла чашка с чаем. Марта решительно добавила туда сахар.
Обычно Кэрри не пила сладкий чай. А сейчас ей вдруг стало стыдно от того, что она не замечала, как добра Марта.
— Спасибо. — Она начала есть, преодолевая тошноту.
— Что они говорят? Что они делают?
— Вчера они допросили двух мальчиков в участке.
— Это хорошо.
— Но они их отпустили. — Кэрри вонзила ногти в ладони. Боль была как наслаждение. — Они поймали их, а потом отпустили.
— Но, дорогая, может, это были не те мальчики. Может, они просто знают что-то важное, а? — Марта хотела накрыть ладонь Кэрри, но та отдернула руку.
— Еще они нашли запись. Группа парней бежит от школы. Их зафиксировала камера наблюдения. Сейчас они пытаются обработать изображение, чтобы получить лица.
— Ну что ж, это уже кое-что. Видишь, сколько они уже знают. Скоро они их поймают. Полиция сейчас так хорошо работает.
Кэрри кивнула, вспоминая все те истории об ошибках следствия, которые Дэннис рассказывал ей в неформальной обстановке. Чаще всего — после секса.
— Я должна поговорить с этим учителем. По английскому.
Кэрри встала, принесла сумку и ключи. Нужно приниматься за дело. Она не верила, что Дэннис и его команда доберутся до самой сути дела — до эмоций, причин, повода. Вот что, считала она, в конечном итоге приведет их к убийце Макса. Это ее стихия, то, чем она занималась каждую неделю. Только она могла это сделать.
— Марта, я бы хотела, чтобы вы остались здесь. — Она слабо улыбнулась. — И Макс бы этого хотел.
— Тогда я съезжу домой за вещами. — Марта встала и собрала со стола посуду. — Будь осторожна, дорогая.
Дэнби-террас был ничем не примечательным районом. Красные кирпичные дома вдоль кривой улочки спускались к железной дороге. И все же это место выглядело намного более ухоженным, чем улицы, окружавшие школу, которую выбрал для себя ее сын.
Припарковаться было негде, так что она бросила машину в запрещенном месте. Пусть штрафуют. Пахло кебабом и острым соусом. Кэрри замутило еще больше. Ей казалось, что она никогда не избавится от этого чувства. Адреналин, чай, гнев — все заставляло ее желудок болезненно сжиматься.
Она позвонила в дверь дома двадцать четыре. Долго не открывали, и она уже хотела позвонить снова, как на пороге появилась молодая женщина. Короткое домашнее платье, вытравленные перекисью волосы спутаны.
— Слушаю вас.
— Тим дома? — спросила Кэрри. — Тим Локхарт?
— А что вам угодно? — Голос был неприветливый. Очевидно, женщина не любила, когда в ее дом вторгаются посторонние. Поджав губы, она пристально оглядела Кэрри с головы до ног, словно узнавая, потом недоверчиво покачала головой.
— Я мама одного мальчика, которого он учит. Учил. — Кэрри не улыбнулась. Не могла себя заставить.
— Входите. — Женщина оставила Кэрри ждать в холле, а сама пошла наверх. Через минуту спустился мужчина. Лицо у него было заспанное, волосы торчали в разные стороны.
— Мистер Локхарт?
— Да. Чем могу помочь?
— Я мать Макса Квинелла.
Лицо мистера Локхарта внезапно стало каким-то пустым. Видимо, он считал, что именно такое выражение приличествует в обществе матери, только что потерявшей сына. Он сглотнул, затем резко выдохнул и с размаху опустился на коричневую софу, жестом пригласив Кэрри последовать его примеру.
— Мне так жаль, миссис Квинелл.
Кэрри не стала поправлять его. Только подумала, что всякий раз, как кто-то будет говорить ей, что ему жаль, комок боли в ее груди будет становиться все больше, больше, пока она наконец не задохнется.
— Я хочу поговорить с вами о Максе.
— Конечно. — Тим наклонился вперед. — Я вчера был на больничном, но вечером мне позвонил директор. — Он покашлял, как будто в доказательство того, что болен. — И конечно, это было в новостях.
Мимо двери прошла женщина, открывшая Кэрри дверь. Она уже успела одеться и явно желала узнать, что происходит.
— Я не смотрела. — Кэрри видела журналистов под своими окнами. Они, очевидно, ждали от нее заявления или хотя бы возможности заснять через окно рыдающую телезвезду. Лиа ответила на несколько вопросов. Дэннис закрыл все шторы и жалюзи и велел их не открывать. — Я плохо помню вчерашний день. — Она попыталась сосредоточиться. — Каким был Макс на уроках, мистер Локхарт?
Мистер Локхарт выпрямился, как будто они были в школе и он вызвал Кэрри, чтобы сообщить ей о плохих отметках ее сына.
— Он мог бы быть одним из лучших моих учеников. Макс всерьез интересовался литературой. Но…
— Но? — спросила Кэрри.
— Но он часто пропускал уроки. В этом году ведь предстоят экзамены, так что…
— Он пропускал уроки? — Кэрри была поражена. — Почему я об этом ничего не знала?
— Этими вопросами занимается директор, миссис Квинелл.
Кэрри старалась не терять нить разговора, хотя каждый вдох разрывал грудь, звук резал язык.
— Почему он пропускал уроки? Чем он занимался? Я хочу сказать…
— Да многие школьники считают, что тусоваться в парке и магазинах куда веселее, чем сидеть на уроках. Они там курят, едят всякую дрянь, балуются наркотиками.
Говорил учитель непринужденно. Он еще совсем молод — около тридцати, решила Кэрри, поэтому не забыл время, когда сам занимался тем, что перечислил только что.
— Послушайте, — продолжал мистер Локхарт, — я знаю, что он недавно поступил в нашу школу, и знаю, что ему было нелегко вписаться в новую компанию, но если это вас утешит, я скажу вам, что он все же был не совсем один. Я часто видел его с девочкой. Они вместе ходили на английский. Это еще одна светлая голова. Она пыталась уговорить его не пропускать уроки, делать домашние задания.
— Как ее зовут?
— Вообще-то обычно я не сообщаю имена учеников…
— А вы думаете, я обычно прихожу домой к учителям, чтобы обсудить успехи моего умершего сына? — Кэрри привстала, впившись в Локхарта взглядом. На секунду в ней проснулась Кэрри Кент, известная всей стране.
Локхарт кивнул и поплотнее запахнул халат на груди.
— Дэйна Рэй. Она живет где-то в районе Горс-Вэйл. Если хотите наведаться туда, советую взять провожатого.
— Спасибо. — Кэрри направилась к двери. Ей нужен свежий воздух. В этом доме так душно.
— Подождите. — Учитель встал и прошел через стеклянную матовую дверь в столовую. Стол был завален книгами и бумагами. Он перебрал стопку листов, исписанных от руки, выбрал два. — Я хочу отдать вам это. Последнее сочинение Макса. Мы проходили «Ромео и Джульетту». Я поставил ему высший балл. Его мысли… они очень глубокие и в то же время внушают беспокойство.
Кэрри взяла листки. На миг закрыла глаза, кивнула и быстро вышла. Она знала, что должно пройти время, прежде чем она сможет это прочесть.
Горс-Вэйл буквально кишел хулиганского вида мелюзгой на мотоциклах и скутерах, большинству было не больше десяти. Их матери, без сомнения, с сигаретой и пивом сидели перед телевизорами. Кэрри остановилась.
— Зачем ты это делаешь? — Голос Броуди звучал устало. Полчаса назад она заехала за ним и настояла, чтобы он поехал с ней поговорить с подругой Макса. Он отказывался, твердил, что это бессмысленно, — хотя вчера утверждал обратное. Заявил, что лучший способ справиться с болью для него — просто лежать и курить. Больше он ни на что не способен.
— Я не могу ничего не делать, — сказала Кэрри. Они шли рука об руку. — В жизни Макса было что-то, о чем я даже не подозревала.
— И тебе станет легче, если ты узнаешь сейчас? Если найдешь эту девочку?
— Если бы ты мог видеть это место, ты бы понял, что я имею в виду.
Броуди вырвал руку.
— Наверняка выглядит нормально.
— Очень похоже на ту помойку, где ты сам живешь. — Кэрри снова двинулась вперед. Она знала, что Броуди будет следовать за звуком ее шагов. — Только у тебя, в отличие от этих людей, есть выбор.
Теперь остановился Броуди.
— Ты просто не можешь смириться, да?
Галдящие рядом дети замолкли и уставились на них.
— С чем?
— С тем, что твой бывший муж живет в плохом районе. Что отец твоего сына живет в помойке.
— Глупости. — Кэрри потянула его за рукав.
— Признай.
— Тут нечего признавать.
— Признай, что тебя просто убивает, что я живу в таком месте.
Она не хотела начинать этот разговор сейчас. И вообще никогда. Но Броуди не трогался с места. Кэрри вздохнула. У нее не было сил. В обычное время она ни за что бы не уступила, но обычное время закончилось.
— Так вот зачем ты это сделал? Ты столько лет живешь в этом месте, просто чтобы позлить меня? — Она рассмеялась. — Да ты родился слепцом, Броуди Квинелл.
Конечно, он прав — ее злило, что он живет в таком месте, и еще больше злило, что там немало времени проводил и Макс. Броуди схватил ее за запястье, дернул к себе, приблизил свое лицо к ее лицу.
— Нет, Кэрри Кент, это ты — единственный слепой человек, которого я знаю. Всю жизнь правда находилась прямо у тебя под носом, но тебе недоставало ума ее увидеть. — Гнев в голосе сменился отчаянием. — В жизни нет ничего идеального. Ничего! И ты, хоть это может тебя и удивить, ничем не лучше остальных людей.
Кэрри закрыла глаза. Она не желала видеть правду.