Главный инспектор Мастерс считал, что боль в груди, которая появилась после того, как Кэрри и Лиа покинули участок, — это обычная невралгия от несварения. Отец Макса и его ассистентка уехали, и Мастерс и Марш попытались хоть как-то утешить женщину, которая прежде никогда не нуждалась ни в чьих утешениях. Внезапно его партнерские отношения с Кэрри превратились в отношения между полицейским и жертвой преступления. Погиб мальчик. Сын знаменитой матери. Женщины, с которой полиция давно и тесно сотрудничала. Эфирное время, что Кэрри предоставляла лондонской полиции, да еще и специальные репортажи каждые три недели были просто бесценны с точки зрения раскрытия преступлений. К тому же, если быть до конца честным, Мастерсу нравилась атмосфера телестудии. Работа с Кэрри имела много плюсов.
— Полная катастрофа, — сказал Алан Марш, когда Лиа вывела из комнаты тень, которая была когда-то Кэрри Кент.
— Катастрофа для нашего участка, — резко сказал Мастерс. — Кровь из носу, нам нужно поймать ублюдков.
Он помассировал грудь. Несварение тут ни при чем, понял он. Вероятно, это сострадание.
— Я должен снова поговорить с вашей дочерью, миссис Рэй.
По привычке он предъявил удостоверение. Женщина на него даже не взглянула.
— Она что, еще не все сказала? Дэ-эйна! Полицейский опять пришел.
В гостиной на диване развалился мужчина. В ногах у него растянулся пес. Больше сесть было некуда. Тут сзади раздался голос Дэйны:
— Здравствуйте.
Казалось, она почти рада его видеть.
— Дэйна, я хотел бы еще раз с тобой поговорить. — Он взглянул на мужчину, который, похоже, не собирался двигаться с места. — Может, пройдемся?
— Ладно.
Глядя, как она натягивает куртку, которая ей явно мала, Мастерс спрашивал себя, смывается ли вообще черная подводка с ее век. Он заметил, как девушка ласково, но твердо отказала младшей сестре, которая просилась пойти с ними.
— Взрослые разговоры, Лорелл, — сказала она, погладив девочку по голове.
Они шли по улице. Макияж придавал ее лицу суровость, которой на самом деле не было. Черные волосы спереди были коротко подстрижены, но сзади падали на плечи неровными прядями, некоторые были выкрашены в оранжевый цвет. Ногти короткие и грязные, пальцы желтые от никотина.
— Хочешь сигарету? — Сам Дэннис не курил, но всегда держал в кармане пачку.
— Да.
— Я знаю, что тебе тяжело об этом говорить, но мы должны прояснить все факты, пока твои воспоминания еще свежи, — объяснил он, давая ей прикурить.
Дэйна кивнула и затянулась.
— Ты — наш единственный свидетель. И это твой шанс оказать Максу последнюю услугу.
Она шмыгнула, помолчала, затем сказала:
— Да, вы правы. Что вы хотите знать?
— Начни со вчерашнего утра. Перед тем как ты встретила Макса…
— Я зашла купить чипсы. — Она замолчала, как будто ждала, что он ее отругает. — Я прогуливала. Ненавижу биологию, потому что эти девчонки со мной в одной группе.
— Где ты купила чипсы? — Он старался идти помедленнее.
— В ларьке недалеко от школы. Все туда ходят.
— Что было потом?
— Я вернулась в школу. Хотела сесть где-нибудь на школьной ограде и поесть. Дождаться Макса. Он тоже не любил биологию.
— Итак, ты сидела на ограде?
— Ага. Там все курят. Учителям по фигу.
— Долго ждала?
Дэйна подумала.
— Минут десять, наверное. Я не успела съесть все чипсы.
— Макс сел рядом с тобой?
Она раздавила окурок носком ботинка.
— Ага.
— Какое у него было настроение? Я слышал, что он… немного не вписывался в коллектив.
Дэйна горько рассмеялась.
— Немного чего?
Мастерс не ответил. С минуту они шли молча. Мастерс злился на себя. Идиот.
— Вы просто не понимаете, да? — наконец спросила Дэйна. — Не понимаете, как это все устроено. Как ведут себя другие подростки и вообще как это — быть другим.
— Когда-нибудь ты мне расскажешь. А сейчас я хочу знать, что случилось в пятницу. Итак, ты сидела на ограде, ела чипсы, а потом?
Дэйна глубоко вздохнула.
— Потом появились они. Внезапно, вроде как ниоткуда.
— Кто?
После разговора Мастерс собирался отвезти Дэйну в участок. Если она расскажет всю правду сейчас, в личной неформальной беседе, то есть шанс, что затем даст и официальные показания.
— Банда. Восемь, девять, может, десять человек. И начали наезжать на Макса.
— Ты, должно быть, испугалась?
Камеры наблюдения зафиксировали только пять подростков.
— Да.
— Что они говорили и делали?
Дэйна вдруг словно опомнилась.
— Не знаю. Типа, насмехались над ним.
— Почему?
Она остановилась и повернулась к нему:
— Он только в пятницу умер, понимаете? — Губы у нее мелко подрагивали.
— Вот. — Дэннис протянул ей еще одну сигарету.
— Да все как обычно было. Хотели отобрать у него деньги. И телефон. Они все время над нами издевались.
— Он отдал им то, что они хотели?
Дэйна запнулась, потом заговорила:
— В этот раз нет. Поэтому… — Она выдохнула дым. — Поэтому все так и закончилось. Они просто подходят и требуют все им отдать, понимаете?
Мастерс кивнул.
— Значит, Макс отказался отдать им телефон. А вы оба в этот момент сидели на ограде?
— Нет, конечно. Они сразу, как подошли, выбили чипсы у меня и стащили нас оттуда. У меня ссадины на ногах остались.
Дэннис представил место преступления, понял, о какой ограде идет речь. Она находилась метрах в трех от того места, где убили Макса. И забрызганные кровью чипсы валялись рядом с телом.
— Они вас обоих стащили?
— Да. Макса за руки, а меня за волосы.
Мастерс покосился на оранжевые пряди. Надо будет проверить отчет о вскрытии — есть ли на руках синяки.
— Потом они окружили нас. Один схватил меня за зад. Меня трясло. Я дико испугалась.
— Представляю. — Не надо больше ничего спрашивать. Пусть просто говорит.
— Вдруг появился нож. Они сказали, будто слышали, что Макс любит подраться, и что они хотят это проверить. Знаете, такой нож-бабочка. Я не заметила, кто его достал. Раз — и он уже есть. Как в фокусе. — Она быстро затянулась, потом еще. — Но я не думала, что они пустят его в ход. Они всегда только угрожают, ну и все такое.
— Так ты их знаешь? — Дэннис не хотел ее прерывать, но этот вопрос задать необходимо. — Они и раньше вам угрожали?
— Да сколько раз. Но я не знаю, как их зовут.
— Они учатся в вашей школе?
— Может быть. Только после всего этого они в школу вряд ли пойдут.
— Но ты могла бы их опознать?
Дэйна пожала плечами. Она выглядела абсолютно несчастной.
— Ha них были капюшоны. Лиц почти совсем не видно.
Дэннис кивнул. На записи то же самое.
— А что на них было надето, помнишь?
— Ничего особенного. Тренировочные штаны. Белые. Куртки с капюшонами. У одного были полоски на рукаве.
В участке он покажет ей снимки. Вечер предстоит долгий. Но в одном Мастерс не сомневался. Дэйна Рэй не вернется домой, не дав показаний или четкого описания убийц Макса.
Мать пришла в ярость, узнав, что Дэйна не сможет приглядеть за Лорелл вечером. Они с Кевом, как обычно, намылились в паб.
— Мы каждый вечер ходим в паб! — разоралась она, когда полицейский сказал, что забирает Дэйну в участок и ей стоит сопровождать дочь. — А эту куда девать? — Она указала на Лорелл, которая возилась на полу с псом. — Я же не могу ее оставить.
Но Дэйна знала, что именно так мать и поступит.
Дэннис Мастерс разрешил ей называть его по имени. От этого Дэйна вдруг ощутила собственную значимость, и на недолгое время чувство это немного потеснило тоску. Уходила она под аккомпанемент скандала между матерью и Кевом, как всегда — из-за денег. На сковороде шипели консервы, по дому лился ужасный запах. Как хорошо, что можно отсюда уйти, хоть ненадолго. После смерти Макса дома стало совсем невыносимо. Горевать по нему в полицейском участке даже лучше, чем горевать по нему дома. Здесь всем на нее наплевать. А этот полицейский за последние двое суток уделил ей больше внимания, чем ее собственная мать за всю жизнь.
— Что это? — спросила она в машине.
— Рация, — ответил Мастерс. — Чтобы я мог связаться с другими детективами.
— То есть музыку не послушаешь?
Максу наверняка бы понравилось ехать в полицейской машине. Дэйну никогда не арестовывали, но другие в школе часто хвастались, что провели ночь в камере за пьяную драку или наркотики.
По дороге Дэйна обдумывала, что скажет в участке. Дэннис уже объяснил ей, что придется снова рассказать все с начала до конца ему и другим детективам, а он будет записывать ее показания. Они еще и диктофон включат, чтобы ничего не перепутать. Она сжала кулаки так сильно, что пальцы онемели. Из динамиков донесся чей-то голос. Дэннис ответил, но она не поняла, о чем они говорят.
— Не верю, что он умер, — пробормотала она.
Дэннис молчал. Она решила, что он, наверное, не услышал, но он вдруг произнес:
— Я тоже.
Дэйну оставили с женщиной, поначалу показавшейся ей бесчувственной крысой. Но уже через несколько минут Дэйна передумала.
— Меня зовут Джесс Бриттон. — Женщина обняла Дэйну за плечи и повела по коридору. — Я детектив, как и Дэннис. Хочешь горячего какао? Надеюсь, автомат работает.
— Спасибо.
На самом деле ей хотелось не какао, а покурить. Они с Джесс были одного роста, отметила Дэйна, исподтишка разглядывая свою опекуншу. Интересно, есть ли у нее пистолет. Черные узкие брюки и белая блузка придают ей строгий вид, хотя это и не полицейская форма. Из-за короткой стрижки она немножко похожа на мужчину, хотя очень хорошенькая.
Они остановились посреди коридора — серый линолеум, серые стены, — и Джесс засунула две монетки в автомат с напитками. Пахло дезинфицирующей жидкостью, как в школе по понедельникам. Джесс пнула автомат, и он выдал пластиковый стаканчик, полный какао с пенкой. Стаканчик обжигал пальцы. Дэйна сказала спасибо и даже улыбнулась, но ей уже стало не по себе от здешней атмосферы. Дэннис сказал: «Будет трудно, но ты справишься». Что же ей предстоит?
— Сюда, Дэйна. — Джесс открыла дверь в комнату, которая была больше, чем весь нижний этаж их дома. — Садись. Остальные сейчас придут. Мы просто еще раз пройдемся… ну, по событиям того утра.
Дэйна молча смотрела на эту элегантную женщину с рацией у пояса и золотой цепочкой на шее. Хотела бы она стать когда-нибудь такой, как Джесс. Стать женщиной, на которую все смотрят и думают: «Хочу быть такой, как она».
— Можно закурить?
Джесс открыла окно:
— Только в окно.
Дэйна похлопала себя по карманам:
— Ой, у меня нет сигарет.
Джесс покопалась в ящиках стола, выудила пачку:
— Лови.
Дэйна прикурила и как можно дальше высунулась наружу.
Полицейские просто спросят ее про пятницу, вот и все. Она расскажет им, что произошло, и ее отпустят. Остальное — дело полиции, верно? Все будет хорошо. Только вот Макс так и останется мертвым, а ее жизнь без него снова превратится в полное дерьмо. По щекам покатились слезы.
Прекрати, дура, велела себе Дэйна.
Расскажи им, что случилось. Просто расскажи.
Неужели это так трудно? Неужели ты не хочешь, чтобы этих подонков посадили? Макс бы этого хотел. Так им и надо за все, что они сделали.
— Пора, дорогая. — Джесс похлопала ее по спине. Дэйна в последний раз затянулась и выбросила окурок на улицу. — Начнем.
Джесс села за стол в центре комнаты. Вошли Дэннис и еще двое полицейских. Один из них приходил с Дэннисом к ней домой.
— Ну что, наслаждаешься чашечкой нашей лучшей бурды? — спросил Дэннис.
Никто не рассмеялся.
— Не такая уж бурда. — Вообще-то Дэйне действительно понравилось какао.
— Дэйна, мы собираемся записывать этот разговор на бумаге и на диктофон. — Дэннис обвел коллег взглядом.
— Ладно. Как хотите.
— Тебе может временами казаться, что мы снова и снова задаем одни и те же вопросы, но сейчас расследование находится на очень важном этапе, и мы не хотим ничего упустить.
Дэйна тоже не хотела, чтобы они что-нибудь упустили. Не хотела, чтобы эти сволочи продолжали наслаждаться жизнью на свободе. Макс умер. А он не сделал ничего плохого. И она тоже. Они просто болтали, курили, обнимались, дружили… ну и все такое.
— Я постараюсь помочь вам, — громко сказала она. — Я хочу, чтобы вы их поймали. Я помогу. — Она глотнула какао. Никакая это не бурда.
Кэрри не могла находиться дома. Повсюду вещи Макса. Ужасная еда, которую он запихивал в холодильник, а она обычно выбрасывала, его зубная щетка в ванной, его куртки в прихожей, его велосипед в гараже. Пусть Марта этим займется. Кэрри никогда не найдет в себе сил, чтобы убрать все это. И дело не только в том, что он умер. Уж она-то перевидала достаточное количество осиротевших семей, чтобы понимать: со временем она очнется и у нее появится шанс на какое-то подобие нормальной жизни. Нет, дело было в том, что он не должен был умереть. Дело было в ней и Броуди, в их равнодушии и невнимательности, в их вине…
— Отвези меня к дому этой девочки. Я хочу ее видеть.
— Кэрри, я не думаю…
— Ладно. Я сама сяду за руль.
— Это тоже плохая…
— Лиа. Ты помнишь, когда мы учились в университете, умер мой отец?
Лиа сжала руль. Они медленно продвигались по запруженным улицам.
— Да. После похорон тебе было очень плохо. Ты пыталась притвориться, будто тебе все равно.
— А я ведь его даже не любила.
— У тебя были психологические проблемы. Я старалась помочь тебе справиться с ними.
— Да. — Кэрри резко повернулась к Лиа. — Да, ты сидела со мной ночи напролет, мы обсуждали мое детство снова и снова, ты пыталась помочь мне понять, что же я делала не так, почему отец не замечал меня. А потом ты поехала вместе со мной туда, где я жила, устроила так, чтобы нас пустили в старые офицерские квартиры. Чтобы я попыталась вспомнить… Вспомнить, что же я делала неправильно.
— Но, Кэрри, ты все делала правильно. И теперь ты это знаешь.
— Да, да, конечно. Неужели ты не понимаешь, Лиа? Сейчас то же самое. Только в этот раз я все же сделала что-то не так. И если я не пойму, что именно, я не смогу жить.
Лиа согласилась, что ничего плохого не случится, если они проедут по району и попробуют найти дом этой девочки.
— Посмотри на них, — сказала Кэрри, словно впервые в жизни видела неприкаянных подростков. — Ты только посмотри на них.
— Просто дети, Кэрри. Люди. Такие же, как ты и я, просто им меньше повезло в жизни. Это не их вина.
Слова Лиа задели Кэрри за живое. Впервые после смерти Макса она почувствовала что-то, кроме горя.
— При чем тут везение, Лиа?
Она много раз произносила эти самые слова на шоу. В последний раз они были обращены к несчастной женщине, которая жаловалась на то, как тяжело быть матерью пяти детей от пяти разных мужчин. Первого ребенка она родила в пятнадцать.
— При чем тут везение, когда речь идет просто о том, чтобы не спать с кем попало? — отрезала Кэрри, когда женщина принялась сетовать, что ей не везет в жизни. — При чем тут везение, если вы прогуливали школу, вместо того чтобы получать образование? При чем тут везение, если вы просто пренебрегаете собственными детьми и даже не даете себе труда выйти из дому, чтобы поискать работу, любую работу? Но в чем мне действительно повезло, — Кэрри почти жалела, что произносит эти слова, — так это в том, что, выйдя из студии, я смогу забыть и о вас, и об этом наркодилере, с которым вы живете. А вы, дорогая моя, не сможете. До конца ваших дней.
Зрители в студии аплодировали и свистели, и, как это часто бывало, Кэрри не знала, кого они освистывают — ее за безжалостность или гостей. Но ее это не трогало. Реакция зрителей в студии означала, что шоу получит хорошие рейтинги, а только это и требовалось.
— Это где-то здесь. Видишь вон то дерево?
Лиа притормозила, но на улице никого не было, лишь какие-то ребятишки палками гоняли по земле шуршащий пакет.
— Спросим у детворы? — предложила Лиа. — Странно, что они гуляют одни. Совсем ведь мелюзга. — Она опустила стекло. — Эй! Привет! Знаете, где живет девочка по имени Дэйна?
Четыре пары глаз уставились на нее. Три мальчика и девочка, все не старше шести лет. Девочка выставила палку. Лиа показалось, что она собирается атаковать «мерседес».
Кэрри перегнулась через Лиа:
— Слушайте, я дам вам пятьдесят фунтов, если вы покажете мне дом Дэйны.
Девочка выступила вперед.
— Я покажу.
— Забирайся в машину, — Кэрри открыла заднюю дверцу.
— Кэрри, так нельзя! — Лиа в ужасе наблюдала, как девочка проворно залезает в машину. Палку она взяла с собой.
— Куда? — спросила Кэрри, обернувшись.
Девочка ткнула пальцем и пискнула от восторга, увидев, что ее приятели гонятся за машиной на велосипедах.
— Это далеко? Ты знаешь номер дома?
— Здесь, — вдруг сказала девочка и, наклонившись вперед, просунула голову между передними сиденьями. От нее пахло чем-то до отвращения сладким.
Лиа припарковалась.
— Неужели ты туда зайдешь?
— Конечно.
Кэрри собралась поблагодарить девочку и дать ей деньги, но та уже вылезала из машины. Они проехали всего метров сто.
— Мне придется идти одной?
Лиа вздохнула:
— Нет, конечно, хотя я не понимаю, чего ты хочешь добиться.
Кэрри вылезла из машины. Девочка уже исчезла.
У стены дома лежало несколько букетов в оберточной бумаге. Кэрри с удивлением тронула один и вскрикнула.
— О боже… О боже, ты только посмотри.
Лиа заперла машину и подошла к Кэрри:
— В чем дело?
Все головки у цветов были срезаны. Букет был просто пучком стеблей. Лиа обняла Кэрри за талию.
— Макс тут ни при чем. Ты просто сейчас все воспринимаешь слишком близко к сердцу.
— Ты следующая, — прочитала Кэрри записку, прикрепленную к бумаге. — Лиа, что это значит?
Лиа развернула второй букет. На землю посыпались листья крапивы, сорняки и еще какая-то дрянь. Все это было обернуто мокрой туалетной бумагой и воняло.
— Мило, — сказала Лиа, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — Чего только люди не бросают на улице. Вот идиоты. Должно быть, детки резвятся.
Кэрри закрыла глаза. Она уже собиралась порвать записку, но вдруг подумала, что нужно бы отдать ее Дэннису, и аккуратно положила в сумку.
— Кэрри, думаю, нам не стоит… — начала Лиа.
Но Кэрри уже стояла на крыльце.
— Да? — Дверь открыла женщина в джинсах и футболке. Лицо раздраженное. За ее ногами пряталась девочка. Та самая, что показала дорогу.
— Ой, это ты, — удивилась Лиа.
— Она опять напакостила? — Женщина положила руку девочке на голову и развернула ее в сторону от двери. — Что вы хотите?
— Там у стены лежит…
— Что там еще лежит? — Женщина выставила голову на улицу, стараясь разглядеть, о чем речь.
— Вы знаете, кто это оставил? — спросила Кэрри.
— Ясное дело, нет. Здесь всякое дерьмо бросают. — Она собиралась уже закрыть дверь.
— Подождите. Дэйна дома?
Женщина скривилась.
— Я так и поняла, что вы из полиции. Опять пришли про убийство спрашивать? Опоздали. Ее уже увезли. Давно уже. Этот, как его, Мастерс. Да пусть хоть насовсем ее оставит, мне-то что. Она все равно валяется целыми днями у себя в комнате, ни хрена от нее не добьешься.
Кэрри оглянулась на Лиа, та вздохнула. Они вернулись к машине. Злобный голос все еще звучал у них в ушах.
К радости Мастерса, Дэйна повторила свой рассказ. Здесь, в участке, девушка вдруг словно повзрослела. Судя по всему, она полностью осознала, насколько важны ее показания.
— Они все не отставали. Стало понятно, что сейчас что-то произойдет. А потом вдруг возник нож, словно из ниоткуда.
— Ты смогла бы опознать этот нож, если бы мы его нашли? — спросил Дэннис.
— Думаю, да. Такой, знаете, нож-бабочка.
— Значит, парень с ножом стал угрожать Максу?
Дэйна задумалась.
— Ну вроде бы. Они все угрожали, я же сказала. А потом все стало совсем ужасно.
— В каком смысле?
Дэннис наблюдал за лицом девушки. Ему не хотелось заставлять ее переживать все это снова, но иного пути не было.
— Ну, они стали толкать нас, потом бить. Убежать мы не могли. Что мы им сделали? Просто ели чипсы и… и болтали.
— Тот парень с ножом, он ударил им Макса?
Лицо Дэйны внезапно словно закрылось. Она молчала.
— Дэйна. Ты видела, Дэйна? Это был он?
Девушка в упор посмотрела на Мастерса.
— Да. — Ее глаза наполнились слезами. — Снова и снова, — прошептала она, вцепившись в край стола. — Нож вонзился в него, и все закричали, кроме Макса… Нож вошел очень быстро, а вышел медленно. А когда… когда он понял, что натворил, он вроде как должен был делать это опять и опять. Как будто у него не было выхода.
— А Макс?
Дэйна покачала головой.
— Он просто стоял. Его глаза стали какими-то другими, и он все смотрел на меня, как будто хотел что-то сказать. А кровь хлестала. — Дэйна уронила голову на руки. — Он упал на колени, а потом на землю.
— А когда убежали те парни?
Дэйна подняла голову.
— Он уже лежал на земле. Я закричала, и они тоже закричали. Потом они побежали, когда поняли, что случилось. Можно закурить? Мне нужна сигарета.
Джесс встала и принесла пепельницу. Про окно она даже не вспомнила.
— Значит, как только Макс упал, парни убежали.
Дэйна кивнула.
— Куда они побежали?
— Не знаю. К воротам, наверное. Я не смотрела. Я пыталась помочь Максу. Я ничего не могла сделать. Он умирал у меня на глазах. Я вызвала «скорую» и старалась вспомнить, как оказывать первую помощь.
— Ты все сделала правильно, дорогая, — сказала Джесс. — Мы опросили очень многих в школе. Никто не видел, как именно это случилось, но несколько человек видели, как убегали парни. А теперь подумай хорошенько и скажи вот что: возможно ли, что они покинули территорию школы каким-то другим путем?
Дэйна нахмурилась. Мастерс сердито взглянул на Джесс. Что она делает? Ведь она практически в открытую сообщила Дэйне, что ее показания расходятся с другими свидетельствами.
— Джесс хотела спросить: ты уверена, что они выбежали из главных ворот школы?
— Ну да.
— А тот парень, что ударил Макса ножом, он все еще держал его в руке, когда убегал?
— Наверное.
— Они что-то сказали напоследок?
Дэйна всхлипнула, закашлялась.
— Ну, они не стали прощаться, если вы об этом.
Дэннис почувствовал себя глупо. Конечно, он имел в виду другое.
— Дэйна, ты помнишь еще что-нибудь?
— Один из них крикнул «смываемся».
— Ты сказала, что они издевались над вами, били тебя и Макса, — снова вступила Джесс.
— Да. Очень сильно.
— Куда они тебя ударили?
— По ногам. По голени.
— У тебя есть синяки?
Дэйна помолчала, потом ответила:
— Не знаю. Я не смотрела.
— Можешь подтянуть штанины?
Дэйна медлила.
— Это нам поможет, — сказала Джесс.
Дэйна наклонилась и задрала штанину на одной ноге до колена.
— Вот здесь. И на другой ноге тоже.
Мастерс поймал взгляд Джесс и качнул головой, давая понять, что не нужно давить.
— Я не вижу синяков, — сказала Джесс. Дэйна принялась грызть ногти. Потом взяла сигарету из пепельницы, стала разминать.
— Но ноги у меня до сих пор болят.
Дэннис поерзал на стуле. Он боялся, что своими вопросами Джесс может все испортить.
— Просто синяков не осталось, — сказал он, пытаясь разрядить обстановку, — так бывает.
Он чувствовал, что Дэйна вот-вот запаникует. Девочка кивнула:
— Ага.
— Но ты же сказала, что они тебя избили, — продолжала упорствовать Джесс.
Господи боже, подумал Мастерс.
— Давайте сейчас забудем про побои, ладно?
Однако ни Джесс, ни Дэйна не обратили на него внимания.
— По-вашему, я вру?
— Нет, просто хочу все выяснить. Это важно. Ты сказала, что они тебя сильно избили. Но я не понимаю, почему же тогда нет синяков.
— Не знаю. Может, и не очень сильно. Я реально стараюсь все вспомнить. Правда. Я хочу, чтобы вы их поймали. Мой лучший друг умер.
Джесс перелистнула блокнот.
— Давай немного вернемся назад, Дэйна. Я хотела бы знать, кто был врагом Макса, а поскольку ты его лучшая подруга, ты наверняка знаешь.
Дэйна засмеялась, и тут же брызнули слезы. Это была истерика. Она начала шарить по карманам в поисках платка, не нашла, и Джесс протянула ей коробку салфеток.
— До вас просто не доходит, да? — Дэйна высморкалась. — Нас никто не любил, понимаете? Все были нашими врагами. Все нас ненавидели.
— Ты говоришь «нас», Дэйна. Значит, тебя все ненавидели до того, как ты познакомилась с Максом?
— Ну конечно. Нас ненавидели одни и те же люди. Получилось, Макс как будто унаследовал эту ненависть от меня, потому что стал моим другом. Он же недавно пришел в нашу школу. А я провела там уже несколько лет, и все успели понять… понять, что я другая, не такая, как они. Что я фрик. — Она с отвращением выплюнула последнее слово.
— Почему? — спросила Джесс. — Почему другие школьники над тобой издеваются?
Дэйне не нужно было обдумывать ответ.
— Потому что я другая. Я не в банде, я не быдло, и я не эмо. Все же любят навешивать ярлыки.
— Так кто ты? — спросила Джесс.
Дэйна пожала плечами и покраснела.
— Да просто… я.
— А Макс входил в какую-то группу? — вмешался Дэннис.
— Нет. Он же пришел из этой странной школы. Она была частная и стоила целое состояние. Не думаю, что он особо о ней рассказывал, но слухи все равно гуляли. И это было, ну, как масло в огонь. — Дэйна сглотнула. — Он хорошо учился и все такое. Он умный, но это же зоопарк, а не школа.
— Значит, можно сказать, он был одиночкой?
Она кивнула.
— Мы просто хотели, чтобы нас оставили в покое.
— Что Макс любил, Дэйна? Чем он занимался в свободное время?
Нужно составить портрет Макса. Он не мог спрашивать об этом Кэрри — чувствовал, что она просто не выдержит расспросов. Так что пока придется обойтись показаниями Дэйны. Его задача — выудить любые сведения о Максе. Интуиция подсказывала: что-то здесь не сходится. Вот только что…
— Он любил проводить время в… он любил загадки.
Мастерс отметил, как девушка оборвала себя на полуслове.
— Какие загадки? Судоку?
— Нет. Ну, не совсем загадки. Скорее конкурсы. Он постоянно участвовал в конкурсах.
— И что-нибудь выигрывал? — Вот и еще одна причина, по которой Макс должен был чувствовать себя неудачником.
Дэйна поерзала на стуле. Покосилась на сигареты, и Джесс пододвинула к ней пачку. После долгой паузы девушка вновь заговорила:
— Он никогда не выигрывал. Ну, может, раз ручку получил.
Мастерс кивнул. Так и есть. Парень просто хотел сбежать от реальности.
— Он любил музыку, машины, компьютерные игры?
— Да. Немного. Он любил читать, как и я, и мы иногда ходили в кино. И однажды он приготовил для меня пасту.
Дэйна выглядела совершенно разбитой, ее мир был разрушен.
— А еще эти парни из дома его отца. Они вечно прикапывались к нему, когда он ходил к отцу. Наезжали на него, что он таскается по их территории.
Мастерс вздохнул. С таким он сталкивался ежедневно.
— Они когда-нибудь его били?
— Однажды… Однажды отобрали у него компьютер. Он хотел подарить его мне.
— Хотел подарить тебе компьютер?
— Ну, знаете, старый. — Дэйна покраснела.
Ясно, подумал Дэннис. Кэрри, видимо, собиралась его выбросить.
— Еще что-то было? Макс носил при себе нож?
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Дэйна прошептала:
— Нет. Не было у него никакого ножа.
Дэйна сбежала бы, но ноги словно парализовало. Словно кто-то залил башмаки свинцом, перерезал сухожилия.
Черт бы их побрал. Она прислонилась к стене. Через окно в туалете не протиснуться, да и высоко. Почему она должна отвечать на все эти идиотские вопросы? Снова и снова одно и то же. Почему они не могут просто оставить ее в покое? Макс умер. Его не вернешь.
— У тебя все нормально, дорогая?
Снова эта Джесс. А ведь сказала, что подождет в коридоре.
— Да. Еще пять секунд. — Дэйна отмотала туалетной бумаги и высморкалась. Вышла из кабинки, вымыла руки.
— Я знаю, это было тяжело, но теперь уже все позади.
— Мне можно уйти?
— Да, на сегодня мы закончили. Я отвезу тебя домой.
Дэйна тотчас почувствовала прилив сил.
— Не надо. Я сама дойду. Тут недалеко.
— А ты…
Но Дэйна уже не слышала. Она пронеслась мимо стола дежурного офицера, у которого дожидался своей очереди на допрос очередной подозреваемый. Дэйне показалось, что она узнала парня, когда он скользнул по ней мутным от наркотиков взглядом. И вот она уже на улице, летит со всех ног, словно ее выпустили из заключения.
Первым делом нужно отдать все это барахло в коробках, что лежит в хижине, на благотворительность. Нечего полиции копаться в обломках жизни Макса. Их это не касается. От бега закололо в боку, и Дэйна остановилась, уперлась ладонями в колени, постояла так, пытаясь выровнять дыхание. Рядом притормозила большая машина.
— Тебя подвезти?
Лицо Кэрри Кент скрывали огромные темные очки. Она сняла их. Глаза были красными, опухшими. Бледные щеки ввалились, губы тонкие, серые. Если бы она не заговорила, Дэйна ее ни за что бы не узнала.
— Куда?
— Ко мне домой, — сказала Кэрри. — Лиа нас отвезет.
Мысль о том, что она окажется в мире, где жил Макс, что его мать позаботится о ней, что она поедет в ее большой шикарной машине, внезапно утешила Дэйну. Хижина подождет.
— Хорошо. Я поеду.
Она открыла тяжелую дверь и забралась в машину. Заклепка на башмаке корябнула бежевую кожу обивки.
— Я была у тебя дома. Твоя мать сказала, что ты в полиции.
— Да. Они хотели, чтобы я рассказала им, что произошло.
— Я тоже этого хочу. Но сначала давай доедем до дома. — И она оглянулась на Дэйну.
В ее глазах только горе, подумала Дэйна. Она видела такие же глаза в зеркале каждый день.
Дэйна в изумлении оглядывалась по сторонам. А ведь это только гараж.
Кэрри нажала какие-то кнопки на одном пульте, на другом, ввела код, потом они поднялись по внутренней лестнице из непонятного белого материала. Дэйна в жизни не видела ничего подобного. Почти как белое стекло, подумала она, с опаской наступая своими тяжелыми ботинками на полупрозрачные ступени.
— Сюда, — сказала Кэрри.
Дэйна почувствовала на плече руку той, второй женщины, подтолкнувшей ее в нужном направлении. Наверное, прислуга.
— Вот черт! — не удержалась Дэйна, когда они вошли в огромный белый холл, в конце которого находилась еще одна винтовая лестница.
Все тут было из белого мрамора или какого-то другого белого камня, и повсюду шизанутая мебель странной формы, столики с огромными вазами, полными белых цветов. Цветы, наверное, искусственные, подумала Дэйна, а вслух произнесла:
— У меня дома все не так.
Кэрри слегка улыбнулась, сняла куртку и повесила на закругляющийся конец перил.
— Макс никогда не рассказывал, ну, обо всем этом.
— Поэтому я и хочу поговорить с тобой, Дэйна. Хочу узнать… про тебя и Макса. Он мне про тебя тоже не рассказывал, но мне кажется, вы были близки.
Они вошли в кухню, еще один образец минимализма и лаконичных линий, с блестящими шкафами и гладкими каменными столешницами. Помещение сияло чистотой. Дэйне тут же вспомнилась собственная кухня. Все там пропахло прогорклым жиром, на котором мать жарила для Кева картошку. Этот мерзкий жир тонкой пленкой покрывал на кухне все. Даже потолок.
— Макс был хорошим другом.
У Дэйны внезапно закружилась голова, но она не знала, можно ли ей присесть. Несколько табуреток на блестящих ножках с виду были такие хрупкие. Она оперлась о каменную столешницу, но тут же отдернула руку, испугавшись, что заляпает сияющую поверхность.
— Вы встречались? — спросила Кэрри.
Она наливала воду в чайник. Во всяком случае, Дэйна решила, что это чайник. У них дома воду кипятили в старом уродце со свистком. А этот больше похож на инопланетный прибор.
— Думаю, можно и так сказать.
Ей показалось, что Кэрри вздохнула. Да и понятно. Дэйна уже сообразила, что для Макса, жившего в этом роскошном дворце, она была неподходящей парой. Интересно, Макс тоже чувствовал себя здесь грязным? Он ведь столько времени проводил в доме своего отца и в хижине.
— Мы целовались.
Кэрри закрыла глаза.
— Он меня любил, — упрямо сказала Дэйна.
— А ты его любила?
— Да! Но… — Она запнулась, вспомнив, с кем разговаривает. Пусть они были не в эфире, а Кэрри не накрашена и без микрофона, но это не значит, что она не использует любое ее слово в своем шоу. То, что было у них с Максом, никого не касалось.
— Как вы познакомились? — Кэрри села на один из табуретов и жестом предложила Дэйне последовать ее примеру.
— В школе. На английском. Это наш любимый предмет.
— Ясно.
Казалось, Кэрри удивлена. Дэйна догадалась, что та ничего не знает о жизни Макса, что ему нравится, а что — нет. Но ведь и ее мать о ней, Дэйне, тоже ничего не знает. Мать вряд ли в курсе, в какую школу она ходит, что уж говорить о любимых предметах.
— У нас получаются хорошие сочинения. Получались. — Она не собиралась возвращаться в школу.
— Макс раньше ходил в приличную школу, — сказала Кэрри. — Ему не стоило ее бросать.
— Думаю, он все равно бы умер! — вырвалось у Дэйны. — То есть я хочу сказать, что некоторые вещи не изменить.
— Макс с детства считал, что лучше всех все знает. Даже когда был совсем малышом. — Кэрри коротко рассмеялась, а Дэйна подумала, что смех сейчас совершенно неуместен. Она огляделась в поисках пепельницы, заранее зная, что Кэрри Кент, разумеется, не курит и лучше об этом даже не заикаться.
— Он угощал меня всякой вкуснятиной, — сказала Дэйна. Она уже заметила огромный встроенный холодильник и представила, как Макс выбирает, что бы взять на пирушку в хижину или на пикник у канавы. Копченый лосось, фуа-гра, вареные утиные яйца, неведомые фрукты, на вкус как сладкая плесень. Они пробовали все это и смеялись, наслаждались вкусом или морщились от отвращения, целовались и курили.
— Он мог бы делать все что угодно. Поступить в Оксфорд, Кембридж, поехать учиться в Штаты.
— А он этого хотел? — Дэйна с подозрением посмотрела на прозрачную стеклянную кружку, которую протянула ей Лиа. В горячей воде плавало что-то зеленое.
— При чем тут хотел или нет?
Дэйна подумала, что это не ответ на ее вопрос, но тут же признала, что она тоже часто должна делать то, чего ей делать совсем не хочется.
— Мне часто приходится возиться с младшей сестрой. — Она попробовала напиток. Он был мятный на вкус и очень горячий. — А мне не всегда этого хочется.
Лицо Кэрри было очень белым, как и все вокруг. Волосы она, похоже, давно не расчесывала.
— Кто это был, Дэйна? Пожалуйста, скажи, кто убил моего сына.
Дэйна сделала большой глоток и обожгла рот. Она посмотрела в глаза Кэрри, ощущая себя гостьей на ее шоу. Теперь она понимала, почему люди выбалтывают этой женщине свои самые сокровенные тайны. Даже сейчас, не в лучшей своей форме, Кэрри Кент излучала силу, которой тяжело было противостоять.
— Я не знаю. Правда, не знаю. Там было много парней, целая банда, и все в капюшонах, все произошло так быстро. Я пыталась помочь Максу. Может, я должна была сделать больше, но я…
— Как долго? — холодно спросила Кэрри.
Дэйна нахмурилась, не понимая, что она имеет в виду.
— Как долго Макс умирал?
Дэйна вспомнила лицо Макса. Да, он знал, что умирает.
— Не долго, — прошептала она.
Ее затрясло. Судорога стиснула голову, волной сбежала по шее, скрутила плечи, ввинтилась в позвоночник, охватила руки и ноги. Все тело стало словно чужое, Дэйна подумала, что сейчас ее вырвет.
На нетвердых ногах она подошла к стеклянной стене, отделявшей идеальный дом от внешнего мира. Прижалась к холодному стеклу лицом. Разрыдалась.
Колени подогнулись, и она сползла на пол.
Кто-то поднял ее. Перед лицом возник стакан с ледяной водой. Рядом она ощущала чье-то тепло.
Мать Макса. Часть Макса.
Он был везде.
Его мать держала ее в объятиях и тоже рыдала.
Горе объединило их — Кэрри Кент, женщину из идеального мира, и Дэйну, девочку из трущоб.
Кэрри убрала волосы с лица Дэйны.
— Я его любила. Правда. Ужас в том, что он, похоже, этого не знал. — Под глазами у нее залегли глубокие тени. — Я так рада, что у него был кто-то, кого он любил.
Дэйна скорее почувствовала конец этой фразы, которую Кэрри не договорила. Даже если это такая девушка, как ты.
Она ни за что не смогла бы сделать это одна. Почему-то ее присутствие помогало, как будто они вместе просто ждали, пока Макс вернется из школы. Кэрри вошла первой, хотя больше всего ей хотелось втолкнуть Дэйну в комнату, захлопнуть дверь и оставить ее наедине с призраками. Эта девочка, очевидно, была близка с ее сыном, но Кэрри ее совсем не знала, и от этого было легче — как будто она просто наняла кого-то, чтобы прибраться в доме.
Воздух в комнате был немного затхлый. Пахло нестираной одеждой, заветрившейся едой. Кэрри щелкнула выключателем и сощурилась — не от яркого света, а от вида всего того, чего больше не было в ее жизни, — чего никогда не было в ее жизни.
— Большая комната, — сказала Дэйна. — И неприбранная, — добавила она со всхлипом, который в лучшие времена мог прозвучать как смешок.
— Я не заходила сюда… очень давно. — Признаваться в этом чужой девочке было легко. Она ведь, наверное, больше никогда ее не увидит.
— Как это?
— А твоя мама заходит к тебе в комнату?
На незастеленной кровати валялись пижамные штаны — штанины раскиданы в стороны. Как контуры тела на асфальте.
— Ну… иногда.
Кэрри почувствовала, что ее столкнули еще на несколько ступенек вниз с пьедестала хорошей матери. Даже мать этой девочки лучше, чем она. А им с Броуди остается взирать на сына снизу вверх, ведь он теперь на небесах.
— У тебя хорошие отношения с мамой?
Дэйна рассмеялась:
— Вот уж нет. Мы вечно грыземся.
Кэрри приободрилась. Надо бы встретиться с этой женщиной, подружиться с ней, уделить ей немного времени — нет, много времени. Но у нее нет сил. Ни на что нет сил.
— Так тяжело, — прошептала она.
Девушка коснулась ее руки.
— А у него много журналов. И книг. — Дэйна склонила голову, читая названия на корешках. — Нам нравятся… нравились одни и те же книги. — Она взяла с полки потрепанный томик «Ромео и Джульетты». — Мы читали это на уроке английского.
— Вас из-за этого травили?
Может, для обычной школы Макс был слишком умен, образован, начитан?
— Нет, конечно. На учебу всем плевать.
— Тогда почему? В чем причина? — Голос Кэрри сорвался. — Макс был хорошим мальчиком. Он не делал ничего плохого. Не носил странную одежду.
Дэйна медленно качнула головой.
— Он просто не был похож на других. Как и я.
Но ты-то жива, подумала Кэрри, подавив желание произнести это вслух.
— Он не пытался вписаться, стать своим. Мы для остальных были чужие. Враги. И они воевали с нами, хотя мы им ничего плохого не делали. Ему просто не повезло.
— Не повезло?!
Кэрри схватила пижамные штаны, прижалась к ним лицом. Она старалась уловить запах сына, но… ничего не почувствовала. В углу комнаты стояла корзина для грязного белья. Кэрри подняла крышку.
— Как будто я собираюсь их стирать, — тихо прошептала она, не глядя на Дэйну.
Дэйна жалела эту женщину, но себя она жалела еще больше. Она ходила по комнате Макса и разглядывала его вещи. Как будто он оставил ей в наследство часть своей жизни, о которой она узнала только сейчас, после его смерти, когда слишком поздно с ней знакомиться.
— Я скучаю по нему, — сказала Дэйна. — Мы вместе курили, смеялись и болтали. — Перехватив взгляд Кэрри, она поспешно добавила: — Это нормально. Все курят. Ничего страшного.
Глаза Кэрри сузились, и Дэйне показалось, что сейчас она взорвется. Но тут же все прошло. Осталась лишь глубокая печаль, такая глубокая, что Дэйне захотелось обнять ее, — желание, которого она никогда не испытывала по отношению к собственной матери.
— Может, вам присесть? Давайте сядем и вместе посмотрим на все эти вещи.
Дэйна подобрала с пола кипу бумаг. Почему он ни разу не привел ее сюда?
— Что это? — Кэрри позволила усадить себя на кровать.
— Журналы. Вырезки из журналов. А это флаеры и распечатки из Интернета. — Дэйна пролистала бумаги и протянула Кэрри несколько вырезанных анкет. — Ну, для конкурсов.
— Что?
— Он любил участвовать в конкурсах. У него прямо зависимость была конкурсная.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Дэйна наблюдала, как Кэрри листает наполовину заполненные анкеты. Почерк у Макса был неразборчивый.
— Он кучу всего… — Дэйна запнулась. Чуть не проболталась.
— Он что-то выигрывал?
Дэйна вспомнила аккуратную башню из коробок.
— Ему часто везло.
Сотни вопросов вертелись у Кэрри в голове, но она не станет спрашивать Дэйну — девочку из бедного района, которую никто не любит. Откуда ей знать?
Повисла долгая пауза.
— Это было ужасно, — наконец прошептала Дэйна. — Никогда не забуду его лицо в ту минуту.
— Думаешь, что ты теперь особенная? — Дэйна испуганно вскрикнула, когда Кэрри внезапно схватила ее за плечи и тряхнула. — Ты думаешь, что раз видела, как он умирает, раз ты была с ним в конце, то тебя он любил больше?
— Нет, я…
— Ну так вот, а я была с ним с самого начала. Я выносила его, и родила, и не спала ночами, когда он болел. Я работала до полного изнеможения, чтобы у него было все самое лучшее. Я…
— Хватит! — Дэйна вырвалась.
В голове снова замелькали белые тренировочные штаны, мигалки, сирены, крики, кровь…
Не понимая, что делает, Дэйна хлестнула Кэрри по лицу. Ярость затопила ее.
— Так получилось! — крикнула она. — Нож появился из ниоткуда. Вот и все.
Дрожа, она смотрела на Кэрри. Одна щека у той наливалась красным.
— Ты расскажешь мне, кто убил моего сына. — Каждое слово было угрозой, каждый слог — точным ударом. Кэрри сейчас не использовала ни одного из своих приемов. Но от ее голоса Дэйну пронзил страх. Кэрри дотронулась до покрасневшей щеки. — Ты расскажешь мне правду.