Броуди остановился и принюхался. Моющее средство. Он захлопнул дверь и сбросил сумку с плеча.
— Стоп! Ты что делаешь?
Он представил маленького Макса, стоящего на стуле у мойки, в розовых резиновых перчатках до локтей, с щеткой для посуды в руках, а вокруг летают мыльные пузыри. Как он ни пытался, ему было невероятно сложно думать о своем сыне как о молодом человеке, почти мужчине.
— Опять у тебя тут бардак, пап. Так нельзя жить.
— Очень даже можно. — Броуди ощупал стол в поисках стакана. — Что ты сделал со всеми моими вещами?
— Помыл. Убрал. — Макс слил воду из мойки и вытер лужу на столе. — Так нельзя, папа. Тебе нужно как-то приспособиться. Ты ведь уже много лет назад ослеп.
— Я же все-таки выжил, нет? — Если бы он знал, куда Макс убрал всю посуду, он бы просто сбросил ее на пол, чтобы показать, насколько ему плевать на порядок. — Ты как твоя мать. Когда мы были вместе, она все время приставала ко мне с тем же.
— Мама приставала, чтобы ты прибрался? — Макс рассмеялся. — Да она в жизни ни к чему дома не притрагивается. Все делает Марта, а еще к нам каждую неделю приходят сто уборщиц.
— Я знаю, сын, я хорошо знаю твою мать. — Броуди вздохнул и прислонился к стене.
— Но ты же ее уже столько лет не видел.
— Да. — Броуди не признался, что слушает повторы шоу Кэрри в Интернете. Он снова и снова вслушивался в звук ее голоса, вспоминая их общую жизнь, спрашивая себя, почему все так вышло. — Она не счастлива, да? — Броуди протянул руки и дотронулся до лица сына. — Ты красивый парень, Макс. Я горжусь тобой.
Макс отстранился.
— Я… Я не знаю, счастлива она или нет. Мы мало разговариваем.
— А ты? Ты счастлив?
— Не знаю. Да, наверное. — Голос Макса был слишком ровным.
— Как дела с той девушкой?
— Я тебе уже говорил. Нет никакой девушки.
— Ну, значит, все женщины, которых ты сюда приводишь, пользуются одинаковыми духами.
— Я не привожу сюда женщин. — Макс с силой захлопнул дверцу буфета.
Броуди схватил сына за руку:
— Макс, почему ты не хочешь поговорить со мной? Почему я чувствую, что между нами пропасть?
— Ты тут ни при чем, это я виноват. — Макс высвободил руку и направился в гостиную; Броуди пошел следом. — Просто вся эта фигня, которая происходит… всегда происходила.
Броуди услышал, как скрипнул стул.
— Я не такой, как все, и поэтому все так фигово…
— Она тебя бросила?
Тишина. Было слышно только, как дети играют снаружи на галерее.
— Нет, — наконец ответил Макс.
— Она встречается с кем-то другим?
— Заткнись, ладно?
— Но все из-за нее, да? — Броуди счел молчание знаком согласия. — Знаешь, когда я жил с твоей матерью, мне постоянно хотелось повеситься.
— Тогда почему ты на ней женился?
— Потому что она была ни на кого не похожей.
Именно из-за этой непохожести он влюбился в Кэрри. И именно из-за нее они расстались. Кэрри определила их брак как одно сплошное и непреодолимое разногласие, а Броуди не стал спорить. Сейчас он сожалел о том, что так легко сдался. Тогда он решил наказать себя и переехал в Вестмаунт. Чтобы всегда помнить, что же он потерял.
— Твоя девушка… она тоже непохожая? — Броуди знал ответ, но хотел услышать его от Макса.
— Почему вы с мамой расстались? — вместо этого спросил сын. — Из-за того, что она стала знаменитой?
Броуди рассмеялся.
— Думаешь, она бросила занудного профессора математики с его маленькой зарплатой ради своей звездной карьеры?
— Типа того.
— Твоя мать всегда была и остается самостоятельной женщиной, Макс. Она любит все держать под контролем, а когда… — Подобрать слова было трудно, но он хотел, чтобы Макс хотя бы отчасти понял. — А когда она чувствует, что теряет контроль, она пугается и старается сбежать. Чтобы избавиться от этого чувства.
— Так она что, потеряла контроль над тобой?
Броуди снова рассмеялся.
— Возможно, — сказал он, вспомнив день, когда зрение окончательно отказало ему, когда погас свет. — Моя слепота и для нее тоже стала ударом. Мы с ней буквально оказались в разных мирах.
Броуди попытался представить своего сына, как он вот сейчас сидит напротив, как напряжено его лицо, как сосредоточен взгляд.
— Но я не настолько ослеп, чтобы не видеть, что происходит с тобой, сын, поэтому предлагаю тебе выложить мне все за пиццей. — Он надеялся, что тогда Макс хотя бы еще на пару часов останется у него. Его беспокоило, что Макс стал реже приходить.
— Нет, спасибо, пап. Мне еще уроки надо сделать.
Ответ неверный, подумал Броуди.
— Мне хотелось бы с тобой поговорить.
Броуди чувствовал, что напряжение возрастает, и ждал, когда плотина прорвется.
— Поговорить?! — заорал вдруг Макс. — Поздновато для разговоров! — Он застонал, и сердце Броуди сжалось. Раздался грохот — Макс что-то перевернул. Броуди вскочил и попытался нашарить сына, но споткнулся.
— Макс, не надо…
Снова стук переворачиваемой мебели, невнятные вскрики. Броуди удалось схватить край рукава Макса.
— Пожалуйста, Макс, успокойся. Давай поговорим. Я знаю, в твоей жизни много всякого дерьма… (Что-то ударилось об стену.) Я знаю об этих парнях…
— Ни фига ты не знаешь! Ты слепой! И всегда был слепым!
Хлопнула входная дверь. Макс ушел. Броуди, спотыкаясь, пробирался через перевернутую мебель. Наклонился, пошарил по полу. Порезал палец о битое стекло. Закурил. Поискал пепельницу и, найдя, пробрался к окну. Закрыл глаза. Ничего не изменилось. Можно их больше не открывать.