В больницу Дэйна поехала на автобусе. Внутри было битком, пассажиры гомонили, разговаривали, то и дело звонили мобильники. Повинуясь внезапному импульсу, Дэйна написала эсэмэску Максу.
Сегодня делаю аборт.
Пусть знает. Пусть его сердце колотится так же, как ее, пусть трясется от страха. Ей хотелось, чтобы он позвонил и умолял остановиться. А она бы сказала ему, что слишком поздно, следовало думать раньше, что не в ее силах прекратить все эти мерзкие разговоры в школе и что она не виновата, что так вышло.
Ее замутило. Это из-за ребенка? Или ее укачало? Или от воспоминаний о том, как они били ее, как засовывали головой в писсуары, требуя выложить им все подробности? Но все эти сплетни, что гуляют по школе, — все это ложь. Сколько ни били ее, сколько ни издевались, она не предала Макса. И сказала им лишь одно: что она любит Макса. Жаль только, что не успела сказать самому Максу.
А эти уроды сочинили гадости. Дэйна вспомнила, как пыталась выделить из нагромождения лжи те крупицы правды, которые они из нее выудили, чтобы все объяснить Максу. Но он так безжалостно смотрел на нее. Он поверил. Поверил, что это она все рассказала.
Вот и больница. Мрачное здание выглядело не оплотом здоровья и восстановления, а средоточием болезни и смерти. Дэйна положила руку на живот. Чувствует ли ребенок ее страх? Она вошла в приемное отделение и показала формуляр, который получила пару недель назад. Они позвонили ей накануне, сообщили, что на сегодня освободилось время, велели ничего не есть и не пить после полуночи. Дэйна не спала всю ночь, все думала и думала.
— Поднимайтесь на третий этаж, дорогая. В гинекологию.
Дэйна не помнила, как оказалась в лифте. Она вышла на нужном этаже, ослепленная белыми стенами, белыми дверями, белыми халатами, все вокруг было белое, точно мозг ее засыпало снегом.
— Извините, — тихо сказала она, — вы не знаете, где…
Вы не знаете, где делают аборты?
— Где гин… гин… — Почему-то никак не получалось это произнести.
— Первый коридор направо. — Медсестра вывезла молодую женщину в кресле-каталке. Лицо пациентки тоже было белым как снег, живот выступал вперед точно гора.
Дэйна протянула свой формуляр другой сестре. Та как-то оценивающе посмотрела на нее:
— Вы одна?
Всегда одна, хотела сказать Дэйна, но лишь кивнула.
— Кто-нибудь вас потом заберет?
Дэйна поняла, к чему она клонит.
— Да, мама, — соврала она.
Медсестру это вполне удовлетворило, она повернулась к компьютеру:
— Так, сейчас найдем вам койку и все подготовим.
Она повела Дэйну по отделению, мимо палат, в которых лежали женщины, многим из которых скоро предстояло рожать. Через дверь с кодовым замком они вошли в отделение, где находились сплошь молодые девушки. На стенах повсюду плакаты. Будь умнее, предохраняйся. Изнасилование — не твоя вина. Не позволяй застать себя врасплох. Всевозможные рисунки: презервативы, упаковки таблеток и какие-то штуковины, неведомые Дэйне.
Через пятнадцать минут, уже в больничном халате, она лежала на кровати и отвечала на вопросы медсестры. Среди прочего та спросила, есть ли у Дэйны парень. Дэйна покачала головой. Закончив с вопросами, сестра сообщила, что скоро к ней подойдет анестезиолог.
Через четыре часа Дэйну, измученную голодом и жаждой, повезли в операционную. По дороге она разглядывала лампы на потолке, вентиляционные люки. На руке у нее закрепили пластиковый браслет, в тыльную сторону ладони была вставлена игла с трубкой. Было больно.
Скоро все будет позади.
Еще одно сообщение Макс получил в двадцать минут шестого.
Он представлял себе, как она лежит в операционной, ноги задраны на металлические рогатины, а хирург просит у медсестры то один инструмент, то другой и продолжает рассказывать о ресторане, где вчера ужинал. Аппаратура ритмично попискивает, все идет нормально. Хирург проделывал это столько раз. Звякают инструменты, врач что-то бормочет себе под нос. Возможно, ребенка вытащат по кускам, бросят в металлический лоток. Что потом?
Дэйну помоют, отвезут в палату. Медсестра будет к ней добра или будет глядеть с осуждением. Обычно аборт делают и в тот же день выписывают, Макс читал об этом в Интернете. Она написала ему, что уже едет домой в автобусе.
Все позади.