— Хорошо, сейчас поедем в твою гостиницу, и, если мы там найдем хоть сантим, тебе конец.
Он вынимает обойму из своего пистолета, вытирает его тряпкой и протягивает мне.
— Возьми-ка это, вот так, подержи, хорошенько осмотри со всех сторон.
Потом он забирает оружие, заворачивает в тряпку и протягивает обойму.
— Потрогай пули. Поняла? Теперь везде отпечатки твоих пальцев. Если ты нас обманешь, то знай, когда тебя найдут, подумают, что ты не убита, а покончила с собой. Эти отпечатки сохраняются в течение двух месяцев. Где, ты говорила, живет этот старый хрен Симон? Мы пойдем к нему, к твоему «муженьку».
— Он мой друг, он не совсем мой «муж».
— Он тебя е…?
— Нет, месье,
У патрона удивленный вид. Маленький кудрявый блондин, сам того не понимая, подсказывает мне:
— Корсиканцы не бывают педерастами.
— Возможно. Мы поедем, найдем его и проверим.
— Надо познакомиться с этим стариком. Вот развлечемся!
Такими разговорами они подзадоривают друг друга. Я проиграла. Симон рискует жизнью, и я, конечно, тоже. Я сгину где-нибудь в глубинах преступного мира. Откуда они, если не знают Симона? Мой старый друг никогда не занимался ни сутенерством, ни наркотиками.
Эти же, совершенно очевидно, имеют дело и с тем, и с другим. Разные кланы. Авторитет старого корсиканца, возможно, для них пустой звук. Они убьют нас обоих, и это я продала Симона. Бедный старик, бедный больной дедушка. Что же мне придумать, Боже мой, чтобы спасти положение? Я делаю последнюю отчаянную попытку и, опустившись на колени, умоляю патрона:
— Месье, я буду работать на вас, если хотите, я согласна.
Наступает тишина. Я нарочно обратилась именно к нему. Если он имеет такое влияние, на какое претендует его вид, то, может быть, у меня есть шанс на спасение. Он громко спрашивает:
— Вы слышали, коллеги?
— Что?
— И это она говорит нам! Она еще выбирает!
Его распирает от важности. Неужели я выиграла? Может быть, чуть-чуть. Он прохаживается передо мной с гордым видом, как петух.
— Кто теперь твой дружок?
— Это вы.
— Надо говорить «месье Антуан», повтори. Я повторяю много раз, столько, сколько он требует Он уходит куда-то и возвращается с бумагой и ручкой.
— Сейчас ты напишешь: «Мой дорогой муженек, я тебе никогда не изменю».
Ужас и комичность этой ситуации — все перемешалось.
— Вот видишь, ты сама написала.
— Да, месье Антуан.
— Будешь получать восемьсот франков в день и я тебя пошлю в Дакар. Ты не пожалеешь.
Сутенеры всегда говорят: «Ты не пожалеешь» Что у них есть, кроме мускулов и пистолетов? Что они без нас, тех, кто на них работает? Обыкновенные бродяги, воры, не способные заработать даже себе на жизнь. Они мне отвратительны, их надо давить, как тараканов.
Но я раб, Дакар — это каторга, это ужас, живой я оттуда никогда не выберусь. В ожидании утра, когда можно будет получить мои деньги, они развлекаются.
— А это забавно, транссексуал… Кто-нибудь видел, как он устроен?
— Тебе не очень-то повезло с членом, ты им пользуешься?
— Как ты это делаешь, покажи-ка нам! Ну-ка встань раком.
Я повинуюсь. Моему унижению нет предела. Они играют со мной. Один взял в руки деревянный кий и погоняет меня, заставляя на четвереньках продвигаться вперед.
— Повтори: «Я — говно!» Повтори-ка еще.
Они надо мной издеваются как могут. Меня бы, наверное, стошнило, если бы я не боялась рассердить своих палачей. Они делают вид, что играют в русскую рулетку. После этого они по очереди с презрением меня «использовали».
— Ты же ничего не умеешь, ничему не научился. Чего же удивительного, что ты не можешь снять клиента. Клиенты, небось, от тебя бегают. Сколько ты просишь на Елисейских полях? Двести франков? Лучше уж двадцать клиентов по пятьдесят франков. Ты больше полтинника не стоишь. Ты уже была в тюрьме? Нет? Транссексуалов там бреют наголо, это точно, мы сами прошли через тюрягу, знаем. Мы умеем убивать, это наша профессия.
И они болтают, болтают, хвастаясь друг перед другом.
Я только успеваю отвечать: «Да, месье Антуан, нет, месье Антуан»… Время идет, а они все разговаривают о своих ничтожных подвигах. Теперь я должна назвать им все бары, в которых бывала. При упоминании «Мандолины» наступает тишина. Это логово крупных акул преступного мира. Мои мучители сразу же тушуются. На самом деле я была там всего один раз, но я вижу, что главарь обеспокоен. Видимо, случайно я попала в цель, может быть, повезло?
Наступает утро. Они пьют кофе, мне не предлагают. Пригрозив напоследок, они уходят, оставив надзирателем кудрявого блондина. Если через час они не вернутся с деньгами, он должен меня прикончить.
Я молю в душе Бога, чтобы банк заплатил, чтобы моя подпись не вызвала сомнений. Я представляю себе служащего банка в окошечке. Боже, только бы он не слишком пристально разглядывал чеки!
Час иногда длится очень долго. Они не позволили мне одеться, мне холодно. Живот сводит от страха, дуло пистолета все время смотрит на меня.
Наконец они появляются, смеющиеся и довольные, пересчитывают купюры и заодно вычисляют количество клиентов, которых я обслуживала.
— Одевайся!
Месье Антуан объявляет.
— Если ты мне заплатишь еще штраф в пятьдесят тысяч франков, я тебя отпущу, если нет — отошлю в Дакар или уничтожу; я подумаю, что лучше.
— Но у меня нет больше денег!
— Устраивайся как хочешь, займи у подружек, у своей семьи, у своего Симона.
— Но у них нет таких денег, месье Антуан.