Глава 9
Сегамачо.
— Что там, что? — забеспокоился Сегамачо, который из-за спины друга ничего не успел рассмотреть.
— Серега, глянь.
Котыч опять навел фонарь на незнакомку, и его друг увидел распахнутые, как для соития, голые бедра с темным, блестящим влагой треугольником посередине. Бордовая юбка была закинута на грудь женщины. Трусы белели рядом.
— Серега, что это? — дрожащим голосом спросил он друга.
— А я почем знаю. Проверь, дышит или нет.
Котыч наклонился ниже, и в нос ему ударил сильный запах алкоголя. Он протянул руку к шее, чтобы потрогать пульс. И тут женщина, открыв глаза и посмотрев на мужика, как ему показалось, вполне осознанно, вдруг заорала на весь лес:
— Черный во-о-рон, черный во-о-рон…
Мужики подскочили, как ужаленные.
— Что за…, — выругался с перепугу Котыч и уронил фонарь. Тот покатился в кювет, оставляя светлый след, а затем погас. Они остались в кромешной тьме.
Женщина все кричала и размахивала руками, потом со стуком уронила их на землю и опять затихла.
— А чтоб тебя! — выругался снова Котыч. — Вот ведь как напугала, зараза, — он присел и стал шарить в траве.
— И не говори! Думал, в штаны тут же наложу, так передрейфил, — поддержал его Сегамачо, пытаясь найти фонарь с другой стороны. Рука его неожиданно наткнулась на теплое женское бедро. Он провел ладонью немного выше, коснулся пальцами кучерявых волос, и его сознание как будто взорвалось.
Что случилось дальше, он так и не понял, одно только крутилось в мозгу: если сию минуту он не поимеет эту пьяную бабу, непонятно, как оказавшуюся ночью в лесу, то просто сойдет с ума. Он стал лихорадочно расстегивать ремень.
— Ты что делаешь?! — в ужасе воскликнул Котыч. — Совсем ума лишился?
— Костян, отстань. Она все равно ничего не соображает, — захлебываясь слюной, шептал Сегамачо, стаскивая с ягодиц штаны. Он снял с головы кепку, вытер ее влажный треугольник, краем сознания вспомнив о гигиене, и с коротким всхлипом вошел в теплое лоно женщины.
Все закончилось через две минуты. Помутнение как началось, так же быстро и прошло. Сергей Иванович, пожилой уважаемый человек, деревенский участковый, неуклюже поднялся с земли и, боясь взглянуть на друга, стал одеваться и отряхиваться.
Котыч молча смотрел на него и не верил своим глазам. Он вообще отказывался верить в то, что произошло на обочине. Все было так неожиданно и стремительно, что ничего сказать или сделать он не успел.
— Ну что уставился? — сердито проворчал Сегамачо. — Кто-то ее уже до нас оприходовал. Я не первый. У тебя сто лет уже бабы не было. Давай, пока есть возможность.
— Я не ты, так сорваться не могу. Я брезгливый. А ты, Серега, молодость вспомнить решил, когда не пропускал ни одной юбки? Тебе не противно?
— Теперь противно, а пять минут назад будто переклинило, — он на секунду замолчал, потом продолжил. — Ладно, прекращай меня воспитывать, волосы на себе рвать точно не буду, их и так уже не осталось.
Пылкий порыв улетучился, яростно бьющееся о грудную клетку сердце успокоилось, и начало приходить осознание сделанного, а с ним и чувство вины. Сегамачо наклонился, чтобы поднять брошенную кепку. Он посмотрел на нее удивленно, постучал о колено, желая стряхнуть прилипшие стебельки, и отшвырнул подальше. Потом нагнулся к женщине, натянул юбку на колени и, убрав прядь с лица, стал похлопывать по щекам, чтобы привести в чувство.
— Серега, ты что делаешь?
— Сам не видишь, что ли? На дворе ночь, баба лежит посреди леса, в любую сторону несколько километров до первого жилья. Надо тетку поднять на ноги. Не бросать же ее здесь.
— Мы так с ней полночи провозимся.
— Котыч, я, разумеется, сволочь последняя, что воспользовался беспомощностью бабы. Но ты не лучше меня. Ты предлагаешь ее в лесу оставить?
— Хорошо, мы ее заберем. А куда потом денем?
— Давай отвезем к какой-нибудь базе отдыха: там, среди людей, не пропадет. А в лесу еще неизвестно, что с ней будет.
Котыч нехотя согласился. Он поднял двумя пальцами грязные трусы и хотел натянуть их на ноги женщины, но увидел, что они разрезаны посередине. Он стоял и растерянно смотрел на две половинки, оказавшиеся в его руках.
— Какая-то мразь, похоже, ее изнасиловала.
От слова «мразь» Сегамачо дернулся, как будто его ударили. Он знал, что до конца жизни не простит себе этой неожиданной слабости, но повернуть время вспять уже не мог. Чтобы убрать дурные мысли из головы, он ринулся к машине и открыл заднюю дверь. Воротившись на обочину, схватил женщину под мышки: к ногам боялся прикасаться. Все еще ошарашенный Котыч молча подцепил ее за лодыжки, и они подняли женщину с земли. От резкого движения юбка незнакомки опять поехала наверх, оголив светлую кожу. Сегамачо судорожно сглотнул.
— Котыч, держи ноги ровнее.
— Не командуй, как могу, так и держу.
Они донесли ее до машины, положили на заднее сиденье. Котыч снова натянул юбку на ноги незнакомки. Потом сбегал за трусами, которые бросил на землю. Поднял их палочкой, посмотрел и отбросил в кусты.
— Куда повезем? — глухо спросил Константин, садясь за руль.
— По той дороге, откуда на грунтовку сворачивали, я видел там одну базу отдыха. Вернемся назад и оставим ее у забора. Охрана и камеры слежения там есть, кто-нибудь обязательно заметит.
— Так ведь и нас заметят. Еще решат, что это мы с ней такое сотворили. От этих слов Сегамачо опять стало плохо.
— Тогда близко подъезжать не будем. А вообще-то не знаю. Сориентируемся на месте.
Котыч с трудом развернулся на узкой дороге, уазик опять трясло по камням и песку, пока машина не оказалась на асфальте. Действительно, через пару километров показался забор санатория.
— Костян, тормози, надо осмотреться. Если оставим ее здесь, до ворот далеко, охрана не увидит.
— А куда пойдем?
— Может, пронесем ее вдоль забора поближе?
— Нет, это не вариант.
Они склонили головы друг к другу, пытаясь найти верное решение, и не заметили, что женщина за их спинами уже не спала. Она лежала тихо, открыв глаза, и слушала разговоры мужчин. Взгляд ее еще не был осмысленным, но и алкогольный угар полностью уже не владел ее сознанием.
— Мужики, есть водичка? — хрипло спросила она.
От раздавшегося за их спинами сиплого голоса друзья невольно вздрогнули, оба резко повернулись, чуть не стукнувшись лбами:
— Вот зараза! Напугала как! — рявкнул Сегамачо.
— Сердце того и гляди из груди выпрыгнет, — добавил Котыч.
— Пришла в себя — значит, бродяжка, — подал ей бутылку с минералкой Сергей Иванович.
— Я чо тут делаю? — опять просипела баба, с трудом выпрямилась и с громким бульканьем стала пить воду. Потом громко икнула и выдавила из себя, — здорово!
— Чего здорово? Не знаем, что ты здесь делаешь, в лесу тебя нашли.
— В каком лесу?
— В этом, что вокруг.
— А-а-а, — баба почесала голову, опять прихлебнула воду, — а все равно хорошо.
— Куда ж тебя отвезти?
— Не знаю, а где я?
— Опять двадцать пять. В лесу, недалеко от озера.
— В каком лесу?
— Кажется, она еще ни бельмеса не понимает, — тихо сказал Сегамачо другу.
— Ну и что делать будем?
— А давай, как запланировали. Только теперь она сама ножками до ворот дойдет.
— Верно.
— Слушай, мы привезли тебя к санаторию, там люди, иди к ним.
— Ага.
— Сейчас я тебе помогу выбраться из машины и покажу дорожку, по которой надо будет пойти.
— Ага. А водичку дашь?
— Дам, дам, не переживай. Договорились?
— Ага.
— Сегамачо со скрипом и оханьем вылез из машины, открыл заднюю дверь и, стараясь не смотреть женщине в глаза, потянул за рукав футболки. Та вывалилась на дорогу, но на ногах устояла.
— Вот и ладненько, — приговаривал Сегамачо, — а теперь, голубка, по асфальту ножками вперед топай, аккурат к базе отдыха и придешь.
— Ага.
— Вот заладила — ага и ага. Туда иди, прямо, говорю.
Он повернул женщину, которая сначала пошла не в ту сторону, лицом к будке охранника и легонько подтолкнул, чтобы придать ускорения. Еще несколько минут они наблюдали за ее пьяной находкой, но, убедившись, что женщина, медленно переставляя ноги, все же шла к воротам, мужики облегченно вздохнули. С чистой совестью они развернулись и направились к грунтовке.
— Ну, слава богу, избавились, — тихо проговорил Сегамачо.
Но Котыч ему ничего не ответил. Он больше молчал, погруженный в свои мысли. Из головы не выходило то, что он недавно увидел на обочине. Сколько лет он дружил с Серегой, думал, что знал о нем все, даже размер трусов, а тут такое… Он расстроенно покачал головой.
Сегамачо понимал, о чем молчит друг, но прерывать его мысли не хотел. «Как же так, а? — посыпал он себе голову пеплом. — Сколько лет держался, а тут, словно бес попутал. Главное, на кого запал! На пьяную и грязную бабу, которую до меня еще неизвестно сколько сволочей трахнуло».
Мужчина сцепил челюсти, чтобы преодолеть нестерпимое желание помыться. Казалось, что он вывалялся в самом вонючем дерьме и теперь никогда не отмоется от этой мерзости. «Нет, лучше об этом не думать, лучше не думать», — убеждал он себя и, желая отвлечься, переключил внимание на другое.
— Котыч, куда все-таки направляемся?
— Да здесь, на Лесном и останемся. Проедем пару километров подальше от дома отдыха, чтобы к нам претензий не было.
— Ну ладно.
Дальше они ехали молча. Между деревьями показался просвет, и в луче фар тускло блеснула вода. Машина выехала на большую поляну. Впереди было озеро.
— Ну что, здесь остановимся или еще поищем? — спросил Котыч.
— Тормози. Посмотрю, можно ли к берегу близко подойти.
Сегамачо вытолкнул грузное тело из машины, достал из багажника болотные сапоги, надел и пошел к водоему.
Друзья прекрасно знали, что в теплое время года Лесное сильно зарастает. Подойти близко к воде трудно, поэтому озеро плохо подходит для поплавочной рыбалки. Рыбаки больше используют лодку, хотя и здесь было неудобство: озеро, несмотря на то что находилось среди лесов, было плохо защищено от ветра, и любое, даже незначительное дуновение, поднимало волну.
Лодка у друзей была, лежала рулоном в багажнике у Котыча и терпеливо ожидала своего часа. Однако возиться с ней, учитывая то, в какую передрягу они попали, им не хотелось. Сегамачо подошел к береговым кустам, раздвинул заросли и пригляделся. По воде то там, то тут расходились круги: играла рыба.
Он вернулся к машине, из которой друг уже выгружал вещи. Котыч решил остаться на этом месте. «Какая разница, где рыбачить? — мрачно думал он. — Настроение уже испорчено. Посидим здесь, а если рыбы не будет, домой вернемся». Занятый мрачными мыслями, он не услышал голоса Сегамачо.
— Ты что-то сказал? — спросил он друга, устанавливая раскладной стол и кресла с брезентовым дном.
— Котыч, вот что я думаю. Подойти к берегу можно, но если прочистить окно, будет еще лучше. Сам знаешь, сколько рыбы в такие проплешины на воде приходит.
— Темно, — с сомнением покачал головой Константин, — да и одного окна будет мало. Мы что, локтями тереться друг о дружку будем?
— А мы дальний свет включим, и ночь нам будет нипочем, — бодрым голоском пропел Сегамачо, но, увидев, что его шутка не произвела нужного эффекта, опять скис.
— Если не хочешь окна, тогда давай лодку надуем, заплывем подальше и там порыбачим.
Котыч ничего не ответил. Он задумчиво прошелся по полянке, сделал два шага к берегу и остановился. «Со мной в лодке сидеть не хочет, — предположил Сегамачо, — противно, наверное». Он тяжко вздохнул и предложил новый вариант:
— А если мы два окна очистим? Куда нам торопиться? Потом еще раз сюда приедем. Ночь длинная, успеем и по стопке выпить, и порыбачить.
Котыч нехотя согласился и полез в багажник за «кошкой», специальным приспособлением для чистки дна. Это был обычный металлический тройник с острыми концами, похожий на якорь с привязанной к ручке веревкой.
Друзья по переменке стали забрасывать «кошку» и через час очистили посреди прибрежных зарослей два небольших окна на воде. Одна заводь находилась напротив машины, а вторая — чуть подальше. Сделали там, где нашли подходящее место. Потом разбросали прикорм и решили передохнуть и заняться ночлегом.
— Палатку натянем или в машине поспим?
— Давай натянем, — опять с каким-то безразличием откликнулся Котыч, — в ней комфортнее будет.
Сегамачо достал из машины сумку с походной палаткой и передал другу, а сам, взяв топорик, пошел к ближайшим елкам нарубить лапника.
Споро натянули палатку (дело привычное, не первый раз в лесу!), слаженно приготовили дрова для костра. И вот уже весело побежал огонек по сухим веткам, найденным поблизости. Напряжение последних часов потихоньку спадало и уступало место нетерпению от предстоящей рыбалки. Мужики разложили на складном столике привезенную закуску, а за ней пришел черед и драгоценной беленькой, которая сегодня называлась «Старорусской». Выпили по пластмассовой стопке, закусили Наташкиными огурчиками, но разговор не клеился.
— Котыч, хватит на меня волком смотреть. Ну, совершил я грех, не убивать же за это, — выдавил из себя Сегамачо.
— Убивать, конечно, не надо, но такого я от тебя не ожидал. Знаешь, Серега, не могу я пока забыть: так и стоит перед глазами твоя голая задница, так и мелькает белизной в темноте.
— Ну, хочешь, врежь мне по-быстрому. Пальцем в ответ не шевельну.
— Да что с тобой, дураком, драться. Переспать с бедой надо, а там и решим, что делать будем.
— Слышишь, как плотва играет? Пошли рыбачить.
Оба замолчали и несколько минут прислушивались к звукам чащи. Тишина. Покой. Нет, назвать ночной прибрежный лес тихим нельзя: здесь и шелест листвы от ветра, и скрип деревьев, и тихий плеск набежавшей волны. Изредка слышалось жуткое уханье филина, так что невольно мурашки бежали по спине. А вот и лягушки завели нескончаемую песню. На озере плеснула рыба. Звуки эти родные, они знакомы любому рыбаку или охотнику. Ухо уже спустя пять минут перестает их замечать.
Выпив по третьей стопке за тех, кого с ними уже не было на этом свете, друзья тяжело встали и пошли каждый к своему облюбованному кусочку берега, даже не догадываясь, что разговаривают они в последний раз!