Глава 35
Толян и компания
Петр Макарович подъехал к Васильевке, но так и не придумал, что скажет бабе Ане и как будет ее расспрашивать. Задача перед ним стояла нелегкая. Он тяжело вздохнул:
— Ладно, как-нибудь справлюсь.
Проселочная дорога плавно перешла в пыльную улицу. Утро было в полном разгаре. По деревянным тротуарам торопились по своим делам люди. Клавдия уже открыла магазин, возле которого стояла небольшая группа деревенских сплетниц. Они увидели подъезжающую машину и с любопытством разглядывали выглянувшего в открытое окно участкового.
— Что стоим, бабоньки? Кому на этот раз косточки перемываем? — поинтересовался Парфенов.
— А тебе, Макарыч, и перемываем. Ну, что там с внучкой бабы Ани? Нашли?
— Пока нет. Вызвали из района кинолога с собакой, сейчас она в лесу следы ищет.
Услышав разговор, из магазина выглянула пышногрудая Клавка. Она облокотилась на дверной косяк и молча слушала разговор. Рано утром она уже видела Макарыча у себя дома, а недавно в магазин заходила Варвара, соседка бабы Ани, которая рассказала не только о пропаже Надежды, но и о грабеже на даче и даже об убийстве. Все эти страсти произошли только за одну ночь. Варвара плакала от страха, что ее драгоценный бестолковый сыночек Толян окажется замешан в каком-нибудь преступлении.
— Темнят они с Юрком что-то, ох чувствую, что темнят, — шептала Варвара подружке, боязливо оглядываясь на дверь, в которую в любую минуту могли зайти покупатели.
— Почему ты решила, что они могут быть замешаны в преступлениях? — спросила ее Клавдия, распаковывая коробку с новым товаром.
Варвара не успела ответить, как прибыла машина с хлебом. Пока продавщица принимала товар и подписывала накладные, она присела на подоконник и погрузилась в горькие мысли.
— Варя, — окликнула ее Клавдия, раскладывая на полки только что привезенный хлеб, — очнись! Почему ты думаешь, что твой Толик замешан в преступлениях?
Запах свежей выпечки будоражил обоняние и приглашал к завтраку, но в то же время вызывал приступ тошноты. Не мешало бы поесть, но Варвара не могла проглотить ни кусочка: от бессонной ночи и переживаний у женщины пропал аппетит. Несчастная мать, вырастившая такого желанного, но совершенно бесполезного сына, заплакала.
— Клав, все ведь на это указывает. Это они с Юрком Надежду в лес увели и там бросили. Их ночью Макарыч два раза допрашивал.
— Ну, и что. Подумаешь допрашивал! В кутузку же не увез?
— И вправду не увез. Спят сейчас в сарае, как младенцы, будто и не ходили никуда.
— Вот видишь. Если бы Петр Макарович заподозрил их серьезное участие в преступлениях, дома бы не оставил, с собой забрал. Какой вывод можно сделать?
— Какой? Я сейчас ничего не соображаю.
— Да простой. Твои дурачки — рядовые свидетели. Их, конечно, полиция еще не раз допрашивать будет, но в преступлении пока не подозревает. Иди домой, поешь и отдохни. Потом легче станет. А вообще, ну, что за молодежь пошла! Натворили делов и спят себе, а мать с ума сходит, — от возмущения всплеснула руками Клавдия и хотела еще что-то добавить, но дверь магазина открылась и на пороге появились первые покупатели.
Варвара махнула рукой подруге и пошла домой.
И вот теперь Клавдия стояла в дверях, слушала разговор Макарыча и окруживших его женщин и думала, во что выльется вся эта история. Участковый, заметив ее, кивнул, но спрашивать ничего не стал. Он сел в машину и поехал в сторону дома Варвары. Местные болтушки с любопытством наблюдали, к какой избе повернет уазик.
— Бабы, вы с магазин пришли что-то купить или поболтать? — окликнула их Клава, желая отвлечь внимание сплетниц от машины Макарыча. — Если хотите поболтать, то шагайте к остановке, сядьте на скамеечку и болтайте, а мне здесь нечего проход загораживать.
— Ладно, Клав, ты не сердись. Сама понимаешь, таких случаев у нас в деревне еще не было, вот и болтаем, — миролюбиво ответила одна из женщин.
— Точно. Жалко же и бабы Алину внучку, и Юрка. Вон его жена как плачет! — поддержала ее другая.
— А Толика Нефедова не жалко? — все еще сердито проворчала продавщица и развернулась, чтобы зайти в магазин.
— А что его, оболтуса, жалеть! Дерьмо, оно и есть дерьмо! Хоть бы его посадили, мать, не оглядываясь, пару лет поживет как человек, да и в деревне спокойнее будет.
— Ладно, прекращайте разговоры, не ваше это дело! — сердито прикрикнула еще раз на женщин Клавдия. — Становитесь в очередь. Кто первый?
Петр Макарович притормозил у забора бабы Ани. Машину поставил в тени раскидистого дуба, который вытянул свои ветви на дорогу. День обещал быть жарким, садиться в душный и прогретый солнцем уазик не хотелось. Участковый не успел постучать в калитку, как дверь сразу открылась. Старушка с надеждой смотрела на него, прикрывая ладонью глаза от солнца.
— Ну, что, Макарыч? Нашли мою Надюшку?
— Пока не нашли, баба Аня, но точно могу сказать, что еще ночью она была жива.
— А ты почему тогда ее не ищешь?
— Тут дело такое, Анна Васильевна, — официально обратился к бабке участковый, — поговорить мне с вами надо.
— О чем? Ты вон Толяна с Юрком пытай, а я ничем помочь тебе не могу, — набросилась на него баба Аня.
— С мужиками я уже разобрался, а вот с вами еще не все вопросы раскрыл. Вы позволите пройти?
— Что-то мне милок страшно стало. Ты чего, как неродной, ко мне обращаешься? Я же тебя с малых лет знаю. Ну, проходи, коли надо, — баба Аня раскрыла пошире дверь и пригласила Макарыча в дом.
Не успел участковый дойти до крыльца, как во двор вбежала, тяжело дыша, Варвара.
— Петр Макарович, как дела? Что-то новое узнали?
— Заходи, соседка. Макарыч поговорить со мной задумал, наверняка, я главный убивец, — горько пошутила бабушка, — мне одной страшно с ним оставаться, вдруг новость плохая совсем меня доконает.
Участковый тяжело вздохнул, но согласился, что во время его разговора с бабой Аней будет присутствовать соседка. С одной стороны, это хорошо: если со старухой случится приступ, будет рядом помощник. А с другой — дерьмово. При чужом человеке бабка может не захотеть раскрыть всю правду о своей внучке.
Они прошли в дом. Участковый огляделся. Обстановка скромная и ветхая. Одну стену занимала древняя печь, через закопченный бок которой тянулась большая трещина. У окна расположился колченогий стол, покрытый цветастой клеенкой с круглым прожженным пятном в центре. Видимо, кто-то поставил на него кастрюлю или чайник, забыв подложить защиту. Рядом стояли три табуретки, краска на которых давно облупилась и висела клочьями. В стене напротив зиял дверной проем, наполовину закрытый ситцевой шторкой.
«Совсем бабка обнищала, — подумал участковый, посмотрев на бедное убранство дома, — и помочь некому. Надежда — молодая девка, но, кажется, на бабушку ей наплевать». Он достал свою папку и занес в блокнот напоминание, чтобы рассказать о бедственном положении старухи главе деревни, а тот уж поймет, как организовать помощь.
— Проходи, Макарыч, садись. Что узнать у меня хотел? — бабка засуетилась, обмахнула по старинке сиденье табурета и поставила его перед Парфеновым. Может, чай будешь?
Участковый с опаской сел на предложенную табуретку, которая угрожающе заскрипела, посмотрел на грязный чайник и мутные стаканы и отказался от угощения. Варваре приглашение было не нужно. Она села напротив участкового и обратилась во внимание.
— Баба Аня, ты только не волнуйся, но мне нужно, чтобы ты в подробностях рассказала мне о своей внучке.
— А что еще надо? Я уже все рассказала, о чем ты спрашивал.
— Здесь такое дело, что поисковая собака, которую мы вызвали из района, обнаружила следы твоей внучки на месте убийства рыбака, — как ни пытался Макарыч, смягчить информацию, она прозвучала для бабки, как гром с ясного неба.
— Какого убийства? — побледнела Анна Васильевна и схватилась за сердце.
Варвара забегала по кухне, открыла маленький холодильник, заглянула в комнату. Наконец она нашла флакон с корвалолом и быстро стала капать настойку в стакан. Она с жаром набросилась на Макарыча, обвинив растерявшегося мужчину в бестактности. Когда баба Аня немного успокоилась, наступила неловкая пауза. Участковый смотрел на двух расстроенных старых женщин и не знал теперь, как начать разговор. Тишину нарушила баба Аня.
— Я знаю, Макарыч, о чем ты меня хочешь расспросить, — тихо сказала она, — я расскажу тебе мою историю, только спаси внучку, она ни в чем не виновата.