— Что?
— Вот ты тупой, бля! По-честному, говорю!
— Понял, извини.
— Так вот, если честно. Что ты можешь дать этому ребенку? У тебя нет постоянной работы. Да, ты лабаешь какие-то идиотские письма по интернету, астрологические прогнозы, что ли, ха-ха, и тебе даже чуть денег за это платят, но, во-первых, это не постоянная работа, а сдельная. То есть уверенности в завтрашнем дне у тебя нет, а во-вторых, в сравнении с моей зарплатой это ничто!
— Сколько же ты получаешь? — смиренно спрашиваю я.
— Две штуки евро, — выпрямляется он, — и хозяин на стройке говорит, что еще немного, и будет две с половиной. У меня есть вид на жительство. Я практически уже португалец. А ты, бля, никто.
— А я, бля, никто, — соглашаюсь я.
Матвей слезает со стула и становится у меня между колен. Я прижимаю его за плечи к себе.
— Типа трогательно, — говорит леопард-на-левой-мышце, — но давай продолжим говорить как разумные люди.
— Точно, — киваю я.
— В общем, у тебя нет будущего, у меня оно есть. Вдобавок, ты выпиваешь, — безжалостно продолжает он.
— Выпивал, — поправляю я.
— Какая разница? — пожимает он плечами. — Где гарантии, что ты не начнешь это делать снова?
— Гарантий нет, — подумав, говорю я.
— А я о чем, — подмигивает он. — В общем, ребенку по-любэ…
— Что?
— Бля, тупица! Ребенку по-любому будет лучше со мной, понял? Тем более, что он мой ребенок.
— Я буду бороться, ты понимаешь? Экспертиза, например.
— Да какие проблемы. Только она тебя разорит. Это раз. И ты реально можешь облажаться после ее результатов. Два. Отдай мне мальчика. Это мой сын.
Я признаю, что он смотрит на Матвея с любовью.
Приносят коньяк, и он ставит одну рюмку ближе ко мне. Матвей не выходит из окружения моих негнущихся уже конечностей. Я задумчиво дышу ему в макушку.
— Да ты не волнуйся, — говорит леопард-на-бицепсе, — выпей.
— Ага, — говорю я, беру коньяк и едва не отпиваю, но вовремя ставлю рюмку на стол.
— Догадливый, — смеется он.
— Где-то за углом, — улыбаюсь я, — члены попечительского совета с трубочкой для экспертизы?
— Что-то вроде, — улыбается он. — Нотариус.
Пожилой мужчина в костюме за столиком в углу приветливо машет рукой. Да они все сбрендили. Мы смеемся. Все, кроме Матвея.
— Я уже не боюсь, — вдруг говорю я.
— Молодец, — хвалит он, — мужик!
— Был бы ты на сто процентов уверен в том, что у тебя выгорит, — говорю я, — тебе бы этот фокус с бухлом не понадобился.
— Ну да, — улыбается он.
— Значит, ты не уверен, — уточняю я.
— Если честно, — признается он, — уверен, просто думал, что так будет быстрее.
— Это как, — спрашиваю я, сразу оговорившись, — прости за тупость?
— Да ладно, — машет он рукой. — Просто если бы ты выпил, мы бы решили вопрос быстрее. А так придется повозиться.
— Он не твой сын, — вопросительно говорю я.
— Я говорил с матерью Оксаны, — уклоняется от ответа он, — она не против того, чтобы я забрал мальчика.
— Сука! — вырывается у меня.
— Че, бля?! — приподнимается он.
— Я про мамашу! — досадливо говорю я.
— А-а-а, — говорит он, — ну да, если честно, то да, сука. Тем не менее, она за. Ты, говорит, вообще с катушек съехал. Да и работы у тебя постоянной нет.
Я благодарю Бога за то, что леопард-на-бицепсе появился не в разгар нашей с Матвеем нищеты. Тогда уволочь от меня мальчика не стоило бы ему ни черта. Теперь же мы поборемся.
— Я понимаю, — пристально смотрит на мои руки он, — о чем ты думаешь. Ты ж не такое говно, как мы все считаем.
— Спасибо, — кланяюсь я.
— Ну да, — нехотя говорит он, — иначе она не жила бы с тобой, да? Что-то человеческое в тебе осталось. Любовь, например, к пацану. Только, если она есть, ты поймешь, что ему и вправду лучше будет уехать со мной.
— На жалость пробить не получится, — мотаю головой я.
— Хорошо, — удивительно легко соглашается он, — вернемся к голосу, бля, разума. Мамаша Оксаны за то, чтобы тебя лишили родительских прав. Настоящий отец мальчика я. Попечительские советы у нас сам знаешь, какие. За деньги они его пропишут и девочкой, и внучкой короля Людовика Тридцатого.
— Тридцатого Людовика не было, — машинально поправляю я.
— Какая на хер разница, — машет он рукой. — Кстати, выпей уж, если на то пошло. Нотариус ушел. Не бойся.