Мне не нужно было слышать голос Джейкоба, чтобы узнать о том, что он был тем, кто вошел в мою комнату. Я узнала его по шагам и особенному звуку, когда он открыл дверь. Если этих признаков было недостаточно, то я ощутила, как слабый аромат кожи и мускуса прорвался сквозь больничный запах антисептических растворов.
Если бы не истерика, я бы нашла способ воспринимать окружающий меня мир и без зрения, но я находилась в состоянии, которое, за неимением лучшего слова, можно назвать только истерикой. Я не могла думать и рационально мыслить. Я не знала, что он сделает или скажет, или, что может произойти, когда он вернется. Так или иначе, я сделала что-то ужасное. Я просто не могла вспомнить.
Сестра Лилит только немного говорила о браке. За короткое время, она повторила все то, о чем говорил Джейкоб. Очевидно, так жили все в «Свете». Однако, вместо того, чтобы раскрыть детали относительно моей роли в качестве жены в «Свете», она подчеркнула, что я была женой Члена Собрания. И что из-за этого мое поведение — она подразумевала инцидент — плохо отразилось не только на Джейкобе, но также и на всех женах членов Собрания. Она сказала, что остальные одиннадцать женщин были возмущены моим поведением, и вся община ждет указа Отца Габриеля. Одним из вариантов наказания все еще оставалось изгнание. Если будет выбран этот вариант, то Джейкоб также будет изгнан. Она сказала, что, хотя Джейкоб несет ответственность за мое наказание, мое поведение столько значит для сплоченности общины, что его члены с нетерпением ждут указа Отца Габриеля. Стоит ожидать последствий не только от Джейкоба, но и от Отца Габриеля. Если бы Бог не наказал меня моими травмами, то определенно последовали бы другие наказания.
Ничего из этого не было сказано перед Рейчел.
На протяжении большей части тренинга я была введена в ложное чувство безопасности, сидела рядом с Рейчел и внимательно слушала, как Сестра Лилит рассуждала об учении Отца Габриеля и убеждениях, объединяющих всех в «Свете». Я не помню вещи, которые она рассказывала, и многое казалось непонятным, но в то же время какие-то моменты казались знакомыми.
Я не дремала, хотя Рейчел подшутила, что я могла бы. Я была внимательна и ответила на все вопросы Сестры Лилит, кивая или качая головой. Я не могла объяснить это мое побуждение ничем, кроме нового желания не причинять дополнительных неудобств Джейкоба в дальнейшем. Когда Рейчел позвали, чтобы помочь с другим пациентом, она спросила Сестру Лилит, закончила ли она. Сестра Лилит сказала, что да, но она не закончила. Она выжидала, как змея в траве.
В моем нынешнем состоянии обвинения Сестры Лилит ударили меня сильно. Я не знала, как реагировать. У меня не было достаточно информации. Технически я не должна была ничего говорить, но я не знала, как реагировать. Тем, что меня расстроило, было обещание Сестры Лилит, что грядет наказание — наказание за грубое неподчинение. Затем, когда она собралась уходить, то прошептала о своем обещании вернуться утром, чтобы провести со мной больше времени наедине.
Я никак не могла понять, но за те три дня, что прошли, как я очнулась, я видела, как ускользала от меня моя настоящая личность. Каждый день, пока я сомневалась в собственной идентификации, ответ становился более ясным. Я была Сарой Адамс. Хотя я все еще хотела понять странности этого незнакомого мира, все большая и большая часть меня хотела быть Сарой, той, которую ожидал увидеть Джейкоб.
Может быть, я схожу с ума. Меня больше не заботили цвет моих волос или черты лица. Я хотела осознать состояние своей души. Как я могла стать той, кто так сильно плакал дважды за последние два дня? Но по моим щекам скользили не просто слезы. Нет, я безобразно рыдала, так сильно, что болело в груди, из моих глаз и носа текло настолько обильно, что не только мое лицо, но и моя подушка были мокрыми.
— Сара?
Я так растерялась от слов Сестры Лилит, что даже забыла о том, что здесь был Джейкоб. Когда моя кровать просела, я медленно повернулась в его сторону. Это была не храбрость, что давала мне силы, встретиться с ним, хотя, по словам Лилит, я должна была поворачиваться к его гневу. Это было сочетание стыда и долга. Я подвела его, и как его жена, я должна была узнать свою судьбу.
Мои виски гудели, но я пыталась рассуждать. Можно ли мне говорить или спросить о том, что случилось?
Нет. Я не должна задавать вопросов. Мне нужно дождаться ответов.
О, Господи! Ожидание было хуже, чем осознание своей судьбы. В тишине Джейкоб удерживал мой подбородок, пока убирал ограничитель с кровати. Он присел, его нога прикоснулась к моей руке, он нежно вытирал мое лицо, убирая следы моего упадочного настроения уже во второй раз за последние два дня. Я ожидала наказания, но в считанные мгновения его тихая поддержка дала мне силу. Сдерживая рваное дыхание, я дрожала, пробуя осознать его противоречивые реакции.
Вместо наказания, его большие руки приносили нежность. Вместо холодного гнева, его тело снова передало мне тепло. В сильном и сдержанном голосе звучало сострадание.
— Здесь больше никого нет, ты можешь говорить. Что случилось? Почему ты плачешь?
Я вдохнула воздух, чтобы остановить рыдания. Он крепко держал мой подбородок, а я в это время сравнивала его действия и слова Сестры Лилит. И они не совпадали.
Хотя я поняла, что была полностью в его власти, что-то взывало к моему сердцу. Из внутреннего хаоса я услышала голос. Он мягко прошептал: Поверь в себя. Ты сильнее всего этого. Всегда будь честной.
— Сара, не заставляй меня повторяться. Ты расстроена. Часть моих обязанностей — это помогать тебе. Я не могу помочь тебе, если ты не расскажешь мне, что случилось. Тебя расстроила встреча с сестрой Лилит?
Быть честной… Я кивнула.
— Дай мне услышать тебя, — сказал он с нажимом. — Комиссия знает, что ты говоришь. Я попросил, чтобы твоя речь ограничивалась только общением со мной. Я скоро узнаю, было ли мое ходатайство удовлетворено. — Он замолчал. Когда я не ответила, он повторил снова, второй раз с большим нажимом, чем раньше. — Сара, говори.
Ты сильная…
— Я так запуталась.
Джейкоб обхватил мои щеки и притянул ближе к своему лицу, пока наши носы не столкнулись. Он спросил:
— Что случилось? Почему ты запуталась?
— Я не понимаю, что происходит. Я не помню, что случилось или что я сделала, но она сказала, что это что-то ужасное… — мой голос дрожал.
Наклонив мою голову вперед, Джейкоб поцеловал мои волосы.
— Послушай меня.
Кивнув, я попыталась оценить его ответ, но его голос был мягким и нежным.
— Говорить тебе о том, кто ты и что сделала совсем не забота Сестры Лилит. Ты — моя ответственность. И мы пройдем через это вместе.
— Но Собрание. — Мои фразы обрывались из-за затрудненного дыхания. — Я поставила под угрозу твое положение, и она сказала, что я опозорила всех жен Собрания.
— Она сказала тебе это?
— Да, и то, что мы можем быть изгнаны… я даже не понимаю, что это значит, но весь твой труд в Собрании и Отец Габриель… — я глотнула кислорода, который не задерживался в легких. — Прогонит нас.
— Когда она говорила, ты вербально реагировала на нее?
Моя голова начала двигаться из стороны в сторону, как только он начал задавать вопрос.
— Нет. Я ни с кем не разговаривала, ни с кем, кроме тебя.
— И она сказала все это перед Рейчел?
— Нет, Рейчел пришлось уйти. Сестра Лилит сказала это, когда мы остались одни.
Руки, которые все еще держали мое лицо, напряглись, но голос его оставался спокойным и успокаивающим.
— Конечно, она это сделала. Она не знала, что ты способна повторить это мне. Не волнуйся. Я только что был на Собрании, с Комиссией и Отцом Габриелем. И откровенно говоря, я не думаю, что нас могут изгнать.
Я накрыла его руку своей.
— Ты расстроен. Я чувствую это.
Он снова поцеловал мои волосы.
— Я расстроен, но не из-за тебя. Ты помнишь мужа Сестры Рейчел?
— Я ничего не помню, но она говорила о нем. Его зовут Бенджамин.
— Брат Бенджамин. Все мужчины заслужили титул, — поправил он. — И да, если ты не помнишь его, то, вероятно, не помнишь, что он тоже в Собрании. Ты заметила, что Рейчел стыдилась тебя?
— Нет. Она нет, но почему? Почему Сестра Лилит сказала это?
Он отпустил мои щеки, и его палец прикоснулся к моим губам.
— Никаких вопросов.
Я снова опустила лицо и выдохнула.
— Джейкоб, я не так хороша в этом. Я действительно не могу вспомнить, почему я была в твоем грузовике, или почему со мной произошел несчастный случай. Я не могу вспомнить ничего, что происходило более чем три дня назад. Кроме того, я чувствую, что не очень хороша в этих правилах. Я не понимаю, почему ты женился на мне, зачем я здесь, в «Свете»… Я не подхожу на роль жены члена Собрания. Ты просто должен позволить им изгнать меня, прежде чем ты, в конечном итоге, потеряешь все, чего добился. Я не та, кем ты меня считаешь. — Рыдания прошли, но слезы продолжали течь.
Джейкоб поднял мои руки и поцеловал костяшки пальцев. Слабая улыбка коснулась моих губ, когда я вспомнила, как он сделал то же самое сегодня утром. Оборачивая свои руки вокруг моих, он начал:
— Сара Адамс, ты моя жена. — Он говорил это не так, как, когда просил меня повторять за ним. На этот раз в его голосе звучала мольба. — Я женился на тебе, и ты вышла за меня. Я бы сделал это снова с еще большим удовольствием. Для меня большая честь быть членом Собрания, но я также удостоился чести быть твоим мужем. — Он наклонился, и наши лбы соприкоснулись. — Этот путь не будет легким, но никогда не сомневайся в том, кому ты принадлежишь и с кем ты. Я не знаю, что бы я делал без тебя, и я молюсь, о том, чтобы никогда этого не узнать.
— Мы поклялись в нашей преданности к «Свету» и Отцу Габриелю, но перед этим мы клялись в любви друг другу. Если мне придется начать с самого начала и пересказать всю нашу жизнь снова, чтобы помочь тебе вспомнить, я сделаю это. Я сделаю все, что нужно, для того, чтобы помочь тебе вспомнить. Сара, я бы снова женился на тебе. — Мое сердце забилось сильнее. — Сара, ты выйдешь за меня?
Я не могла говорить, потому что его слова проникали все глубже и глубже в мое сердце. Мои слезы высохли. Там, наверное, уже ничего не осталось. Однако, ком в горле продолжал расти, мешая мне ответить. Мужчина, который держал мои руки, и подтверждение его любви переполняли меня. Несмотря на все мои недостатки, он заявлял о своей преданности мне и нашему браку. Я потерялась в его руках, в окружении его мужественного запаха. Я подумала о том, заслуживала ли я его неизменную любовь. Я не знала.
И затем я вспомнила голос: Поверь в себя. Я бы поверила, даже если я не заслуживала любви Джейкоба в прошлом, я заслужу ее в будущем. Потому что впервые, часть меня хотела этого.
— Сара?
Я подняла на него свои невидящие глаза, оставив лишь шепот между нашими губами.
— Да, Джейкоб, думаю, я бы вышла за тебя снова.
Наши руки были все еще соединены, и наши губы слились воедино. Его губы твердые и требовательные, сейчас были мягкими и сговорчивыми. Его поцелуй дарил и брал в равных частях, вызывая бурю эмоций глубоко внутри меня. Моя душа больше не плакала от стыда; мое тело кричало от желания. Без размышлений, я добровольно сдалась мужчине с горячими губами. Его поцелуй пробудил меня, мое тело, и мою тоску. Я не сомневалась, что этот мужчина наполнял мои дни и ночи невероятной страстью. Только один поцелуй, и меня больше не интересовало, каким был мой муж в спальне, я знала это. Он был мужчиной, который бескомпромиссно завоевывал и щедро одаривал.
Когда наши губы разомкнулись, Джейкоб спросил меня с улыбкой в голосе:
— Тебе уже лучше?
— Да, спасибо. — Спокойное тепло разлилось по моему телу, когда я подумала о том, что он сказал, когда нашел меня плачущей. Он сказал, что поддерживать меня — это часть его ответственности. Я до сих пор не могла осмыслить все то, что происходило вокруг, но моя жизнь становилась яснее. Я принадлежала ему. Да, он наказывал меня, но также он делал вещи, которые помогали мне чувствовать себя лучше. — Джейкоб?
— Да?
— Я не помню ничего из нашего прошлого, не хочу врать тебе и говорить, что помню. Но у меня есть ощущение, что мы не те, кто мы есть. Но мы же не станем обманывать друг друга, верно?
— Честность — лучший вариант.
— И еще кое-что, — сказала я.
— Продолжай.
— Мне не нравится идея быть наказанной, но нравится то, как ты оберегаешь меня. Я помню, ты сказал, что я не могу спрашивать, и я бы не хотела этого, но, надеюсь, что ты будешь терпелив со мной. — Я позволила своей улыбке стать ярче. — Потому что я очень хочу быть твоей женой снова, во всех смыслах. Твой поцелуй… — Кровь прилила к моим щекам. — Ну, так как мы женаты, я, надеюсь, что могу тебе сказать это. Твой поцелуй заставляет меня желать больше, заставляет меня желать вспомнить. Я прошу прощения, за то, что случилось. Спасибо, что остаешься со мной.
— Я всегда буду с тобой. И я также буду терпелив, но и буду наказывать тебя, оставаясь терпеливым. Я говорил тебе, наказание делается не со злости, это делается для тебя. На самом деле, ты только что сказала кое-что…
Я затаила дыхание.
Он продолжил:
— Ты сказала, что не можешь спросить. Это не совсем так. Ты можешь спросить… на самом деле, многие вещи ты должна спрашивать. Я сказал тебе, что ты не можешь задавать вопросы. Вот в этом разница.
— Я не понимаю.
— Ты можешь спросить моего разрешения для вещей, которые тебе нужны или ты их хочешь. Вспомни, мы говорили о том, чтобы попросить воды, попить.
Я помнила.
— То, что ты не можешь делать — это задавать вопросы. Когда я сказал тебе, что расскажу, что произошло до аварии, но не сейчас, ты спросила почему. Этим ты поставила под сомнение мое слово. Эти истины, причины приказов, решений и даже наказаний, я не должен тебе объяснять. Как женщина, ты должна принять их, как веру в то, что твой муж или любой мужчина «Света» знает правильные ответы. Я обещаю, что никогда не буду принимать решений, которые могут нанести кому-либо из нас вред.
— Но ты… — Я тут же остановилась, сжав губы, мое сердце застучало быстрее.
— Но я что?
— Не думаю, что я вправе закончить это предложение.
— Но я…. буду наказывать тебя? — спросил он, в сущности, закончив мое предложение.
Я кивнула.
— Ты права. Обычно тебе нельзя было бы заканчивать это предложение, или начинать его, это важно; однако, чтобы помочь тебе вспомнить и, наконец, понять, необходимо сделать определенные исключения, и мой ответ — да. Да, я накажу тебя, если это будет необходимо. Наказание — не вред. Оно может нести боль, но это не вред. Вред означает физическую или психологическую травму. Зачем мне причинять вред моей жене, женщине, которую я клялся любить и оберегать?
Я этого не знала. Было так много вещей, которых я не знала. Сглотнув, я ответила:
— Спасибо. — Я дотронулась до его лица заживающими кончиками пальцев. Я изучала черты мужчины, которого мне хотелось запомнить. — За то, что любишь и оберегаешь меня. Спасибо тебе за терпение и исключения. Я знаю, что они возможны, по твоему усмотрению, но знание, что ты будешь их давать, делает меня счастливой. Я действительно пытаюсь это понять. Я хочу быть женой, на которой ты женился, единственной, которую ты желаешь.
— Я знаю, что стараешься. Ты всегда будешь единственной.
Наши губы вновь соединились. Хотя поцелуй был и недолгим, но вкус его губ смешался с установившейся между нами связью, и это вызвало новую вспышку страсти.
— Миссис Адамс, — сказал он с придыханием, — у вас есть над чем поработать, прежде чем вы станете снова моей супругой во всех отношениях, говоря твоими словами, не моими. Пока мы будем ждать, когда это произойдет, я надеюсь, ты понимаешь, что мне хочется этого также. Я не буду торопить тебя, но знай, что я этого хочу.
Я почувствовала, что Джейкоб знал способы получения желаемого. Когда он встал, мои щеки залило румянцем. Правда заключалась в том, что я также хотела этого.
— Алло? — так как я не слышала, как отворилась дверь, я решила, что Джейкоб говорил по телефону. Он продолжил, — Да, это отличные новости. Спасибо Вам… Оу? Что?… Нет, я не слышал это от него, но, до тех пор, пока в палате нахожусь я, проблем не будет … Когда?… Да, мы будем готовы… Спасибо вам, Брат Даниель.
Спустя несколько мгновений он повернулся ко мне.
— Сара, это насчет обеда, Брат Даниель только что сказал мне, что сегодня после еды тебе заменят гипс.
— Хорошо. — Это звучало так, будто мне не нужно было что-то говорить насчет этих назначений, но почему кто-то другой говорит Джейкобу о том, как за мной ухаживать? Разве эти решения не должен принимать доктор Ньютон?
Одеяло съехало с моих ног, вызвав при этом дрожь в теле от холодного воздуха.
— Тебе действительно так будет лучше: начнешь ходить и восстановить мышцы. — Его руки проскользнули под меня, и он сказал, — Я собираюсь поднять тебя.
Я кивнула и приготовилась почувствовать боль.
— Почему ты делаешь это? — спросил Джейкоб, неся меня в ванную.
— Делаю что?
— Кусаешь губу. Это не ново. Но сейчас, без твоих глаз, я слежу за твоими губами. Я думаю, что однажды ты можешь прогрызть в них дыру. — Я начала хихикать, но снова закусила губу, когда он опустил мою здоровую ногу на пол. После того как я уже могла сама стоять на полу, я отпустила свою губу и сказала.
— Я не задумывалась об этом, но возможно это от того, что, таким образом, я пытаюсь уменьшить боль от сломанных ребер.
Он пригладил мои волосы, заправляя некоторые пряди за ухо.
— Я не хочу, чтобы у тебя болели ребра. Я не хотел, чтобы это все случилось.
Конечно, нет. Кто бы хотел, чтобы его жена попала в автомобильную аварию?
— Я знаю. На это потребуется время, но все заживет.
Он поднял мою рубашку.
— Даже с синяками, ты прекрасна. — Он неожиданно провел пальцами по моей груди, посылая мурашки вверх и вниз по коже, ловя вздох с моих губ, — Я надеюсь, что исцеление не займет слишком много времени.
Потянувшись к его плечам, я стояла совершенно неподвижно. Только звук дыхания отдавался эхом по всей ванной. С трепетом он опустил мои трусики. После того, что казалось вечностью, он поднял мои руки к ручке-опоре.
— Тебе лучше сесть, а мне лучше оставить тебя в одиночестве.
Я кивнула, интересно, было ли мое желание столь очевидным для его глаз, как его — для моих ушей.
Как только я справилась со всем, и он понес меня в кровать, я спросила:
— Будет ли просьбой или вопросом, спросить, что ты имел в виду, говоря по телефону о том, что ты будешь присутствовать? Надеюсь, это про Сестру Лилит. — Я добавила последнюю часть в надежде уйти от формулировки вопроса.
Джейкоб сделал глубокий вдох и выдох.
— Что будет допрос. Я знаю, Лилит расстроила тебя. Она больше не вернется сегодня.
— Она сказала, что вернется завтра, и мы снова останемся с ней наедине.
Джейкоб опустил меня в кровать.
— Да, она придет, и вы останетесь наедине, но я удостоверюсь в том, что она не будет обсуждать с тобой то, чего не должна. Если я вернусь завтра к расстроенной жене, такой, как ты была сегодня, то буду говорить с Комиссией, и я гарантирую, что сестра Лилит окажется в худшем положении. — Он подвернул одеяло вокруг моих ног. — Она может быть женой члена Комиссии, но она все еще женщина. И Комиссия одобрила мое ходатайство. Ты можешь говорить со мной и только со мной.
— Спасибо, — ответила я, кивнув.
— Спасибо? — переспросил Джейкоб. — Тебя устраивает такой вариант?
— Да, и, хотя мне бы хотелось поговорить с Рейчел, но, если мне можно говорить только с тобой, я не могу говорить с Сестрой Лилит, а это значит, что она может задавать только «да-нет» вопросы. Я действительно не хочу говорить ей больше, чем это, и к тому же доктор Ньютон…
— Что насчет доктора Ньютона?
Я выдохнула, надеясь, что моя честность не принесет мне беды.
— Я понимаю, что он мужчина и заслуживает уважения, но я очень странно чувствую себя рядом с ним. — Я сидела очень тихо и ждала своего наказания.
Джейкоб прикоснулся к моей щеке.
— Сара, не бойся быть честной со мной. Мне необходимо знать эти вещи, чтобы защитить тебя. — Он усмехнулся. — Возможно, настал Божий час.
Я не поняла, что он имел в виду, поэтому ждала.
— Твой вопрос, о том, что я сказал по телефону о присутствии. Это не о Лилит. Речь шла о докторе Ньютоне. Я запретил ему быть с тобой наедине во время любой медицинской процедуры. Я должен присутствовать.
Я улыбнулась и протянула к нему руки.
— Он всегда был таким? Ты защищаешь меня?
Муж прикоснулся к моим губам.
— Я защищаю тебя, но перестань. Я же не могу быть терпеливым так долго.
Его веселый тон заставил меня улыбнуться. Когда я тихо опустилась на подушки, ожидая обеда, то решила, что впервые в этой жизни чувствовала себя хорошо, и все происходящее больше не казалось неправильным.