Несмотря на все усилия, мое прошлое по-прежнему начиналось с того дня, когда я проснулась в клинике почти четыре месяца назад. Гипса больше не было и тело зажило. Но разум так и не смог ничего вспомнить. Со временем мои самые близкие подруги, Рейчел и Элизабет, поделились секретами из нашего прошлого, и Джейкоб продолжал напоминать мне о забытых воспоминаниях. Каждая история или утверждение помогли мне восстановить время, которое я не могла вспомнить, и дали мне взглянуть на мое прежнее «я».
С тех пор, как закончилось наше изгнание, и мы вернулись в "Свет", общину и нашу жизнь, когда я была с Джейкобом, публично или наедине, мои движения больше не требовали сознательных усилий — они принадлежали ему. Пока мой разум продолжал борьбу, тело охотно подчинялось. Одного лишь касания, взгляда или слова мне хватало, чтобы понять чего он ждет.
Хотя небольшая часть меня сопротивлялась, разумная часть хотела стать лучшей женой, которая только могла быть у члена Собрания. В конце концов, поддержка со стороны жен Собрания, а также то, как Отец Габриель повторно ввел нас в общину, я поняла, что мы с Джейкобом действительно были частью избранных. От мысли о том, что я все это поставила под угрозу, у меня заболело сердце.
Сразу после того, как мы вернулись в сообщество, у меня были проблемы. Часто я просыпалась среди ночи, продрогшая до костей, мое сердце бешено билось в кромешной тьме. Страхи моих ночных кошмаров включали драконов с нечистым дыханием и зубами, острыми, как лезвие, а также безликого мужчину, кричащего, чтобы остановилась в темноте.
Проснувшись однажды, я стала жертвой подавляющего чувства раскаяния — вины за то, что меня почти забрали не только от Джейкоба, но и от себя. Когда я почувствовала это, я постаралась не разбудить мужа. Обычно я выползала из его объятий, цеплялась за дальний край кровати и заглушала свои слезы подушкой.
Я знала учение Отца Габриеля, я усердно училась. Согласно его словам, после того, как исправление закончилось, согрешивший был освобожден от ответственности за грех. Так, как если бы этого никогда не случилось. Но я не чувствовала себя свободной.
Однажды ночью, когда я прильнула к дальней стороне кровати, и все мое тело сотрясалось от приглушенных криков, я почувствовала тепло Джейкоба прямо за спиной. Я замерла, не в состоянии двигаться и, боясь, что он расстроится. Вместо этого, его руки вновь обхватили меня, и он спросил:
— Что случилось?
Я плакала слишком долго и не могла вымолвить ни слова. Все, что я могла сделать, это отрицательно покачать головой.
Осторожно он развернул меня к себе, и в темноте спросил меня о двух вещах:
— Кто ты? — и, — Кто я?
Я наклонила голову в бок, обдумывая его необычные вопросы. С заиканием, вдыхая воздух я ответила:
— Я Сара Адамс, а ты мой муж, Джейкоб Адамс.
Он нежно вытер мои щеки своими большими пальцами и потерся своим носом о мой. Тихо шепча, он сказал:
— Это все, что важно. Засыпай.
Несмотря на то, что это казалось слишком упрощенным, он был прав. Концентрируясь исключительно на нас, я свернулась в его тепле и устроила голову на его на груди. Со звуком его спокойного сердцебиения у моего уха, я заснула. Когда я проснулась на следующее утро, я вспомнила, что не смогла ответить ему в первый раз, и меня накрыло непреодолимое чувство вины и одиночества. Я ожидала выговора, больше вопросов о том, что произошло, или лекции о том, как все мои мысли принадлежали ему. Он не упоминал об этом.
В следующий раз, когда меня разбудило шипение дракона, вместо того, чтобы откатиться, я прижалась к нему и вспомнила его вопросы. Когда я чувствовала его ровное дыхание на моей голове, я напомнила себе, кем была я, и кем был он. Вскоре я снова заснула. Со временем драконы исчезли.
Хотя я знала, что должна поговорить с Джейкобом о моих кошмарах и чувстве вины из-за несчастного случая, мое мужество сделать это уменьшалось с каждым днем. В конце концов, если бы я следовала учению Отца Габриеля, то рассказала бы Джейкобу тотчас. Я была знакома со штрафами за неповиновение, я испытала их на себе не раз.
Только после того, как несколько ночей подряд я провела без сна, в то время как мы были одни в нашей квартире, Джейкоб снова спросил меня о том, что случилось. Он подвел меня к дивану и спокойно потребовал ответов.
— Сара, я ждал, чтобы ты сама рассказала мне. Очевидно, ты не сделаешь этого. Я не знаю почему, но я хочу получить ответы. Скажи мне, почему ты плачешь каждую ночь?
Я сделала глубокий вдох, желая сказать правду, но, несмотря на это, я боялась его реакции.
— Все началось с кошмаров. Кажется. — Попыталась объяснить я. — Они меня разбудили, но потом, мне кажется, это было чувство вины. — Моя грудь вздымалась. — Я все еще не могу поверить, что рисковала всем, тобой и нашими друзьями, взяв твой грузовик. Я не понимаю, зачем это сделала. Не думаю, что хотела, но, очевидно, я это сделала. — Из уголка моего глаза выкатилась слеза.
Он поднял мой подбородок. То, как он смотрел, обнажало мои чувства. Его нежные карие глаза обращались не только ко мне, но и к моей честности. Я не отводила взгляда. Плененная его объятиями, я нуждалась в том, чтобы он увидел мою искренность. Затаив дыхание, я ждала, пока его взгляд не сузится, а голос не станет безэмоциональным.
— Что говорит Отец Габриель об исправлении? — Его глаза все еще искали мою честность, в то время как тон оставался полон эмоций.
Я выдохнула.
— Я знаю. Да. Я помню, что мы были изгнаны, а теперь мы вернулись. Я знаю, что это должно уйти. — Неспособная опустить подбородок, я опустила глаза и зажала губу между зубами. Я призналась и теперь все, что я могла сделать — ждать наказания, которое я заслужила из-за того, что усомнилась в учении Отца Габриеля.
— Сара, это не то, что должно уйти. Оно уже ушло.
Я кивнула, и мое тело задрожало.
— Я верю, только…
Он поднял мои сжатые руки и раскрыл кулаки палец за пальцем, пока не смог поцеловать мои ладони. Затем большим пальцем он мягко высвободил мою губу.
— Почему ты так напряжена?
— Потому что я знаю слова Отца Габриеля, но я ими не живу. Если бы я следовала его учению, у меня не было бы этих мыслей, и я не знаю, что ты собираешься сделать.
— Как ты думаешь, что я должен сделать?
Мое сердце сжалось, и ужин, который мы только что съели встал комом в моем желудке. Я ненавидела, когда он спрашивал меня об этом. Эти простые вопросы возвращали ответственность обратно ко мне. Я её не хочу. Пусть она лежит на нем. Снова я пыталась опустить подбородок, но безрезультатно. Я вздохнула и добавила это к моим прегрешениям.
— А еще я утаила кое-что от тебя. Я не рассказала тебе кое о чем, что произошло несколько недель тому назад.
Его хватка на моем подбородке усилилась.
— Я не хотела, чтобы ты волновался, — поспешно добавила я.
— И давно ты себя так чувствуешь? Просыпаешься среди ночи, и ни разу не сказала мне об этом?
Я покачала головой.
— Не с той ночи, когда ты спросил меня, кто мы. Ну, только один раз, и тогда я сделала, как ты сказал: я напомнила себе о нас и осталась рядом с тобой. С тех пор ни разу.
Джейкоб выдохнул.
— Сара Адамс, о чем это тебе говорит?
— Что я должна быть наказана за то, что не сказала тебе раньше?
Его ладони скользнули по моим рукам, двигаясь вверх-вниз призрачным мягким прикосновением.
— Это говорит о том, что ты должна была сказать мне раньше, но нет, это не об исправлении. Это об учении. Мысли приходят и уходят, но замыкаться на них губительно. Ты позволишь им уйти, просто поделившись ими со мной. Если бы я наказывал тебя за твои мысли, разве ты делилась бы ими со мной?
Я не думала об этом.
— Несчастный случай, — продолжал он, — закончился, и теперь, когда ты поделилась своим чувством вины, все кончено. Я хочу все в тебе, — он дотронулся до моей щеки, — даже если это причиняет боль и заставляет тебя плакать. Отдай все мне. Когда оно станет моим, я не позволю ему причинить тебе боль, и не нужно больше извиняться за то, что было в прошлом. Забудь, как будто этого никогда не было.
Кивнув, я припала к его груди. Хотя, на мой взгляд, наша история была короткой, когда его руки обвились вокруг моих плеч, я знала, что я там, где должна быть. Моих прежних сомнений больше не было.
Мы шли через храм, Джейкоб замедлялся или останавливался, чтобы поговорить с другими последователями, а я замедлялась и останавливалась с ним. Когда мы пришли в комнату, где жены членов Комиссии и Собрания собрались для молитвы, он прикоснулся к моей руке, и я взглянула на него сквозь ресницы. Когда мои светло-голубые глаза встретились с его, мое сердце наполнилось его молчаливым сообщением. Я могла не помнить начало нашей совместной жизни, но мы нашли дорогу обратно. В переполненном коридоре, его карие глаза, слегка приподнятые вверх уголки губ, и пожатие его руки говорили больше, чем слова. Мерцание замши в его глазах и сдержанная улыбка говорили мне, что он любит меня, а хватка на моей руке предупреждала, чтобы я думала, прежде чем говорить. Я не нуждалась в предупреждениях, потому что у меня не было ни малейшего желания или намерения заслужить его наказание.
Хотя я хорошо выучила уроки Отца Габриеля и знала свое место, моя постоянная любознательность была моей погибелью. Независимо от того, как сильно я старалась, были моменты, когда мой рот начинал высказываться, прежде чем мой мозг мог это предотвратить.
Одиннадцать женщин, собравшихся в комнате, в которую я вошла, были моими сестрами, равными сестрами при Отце Габриеле. Все жены Собрания принесли для меня значительную жертву, когда состригли свои волосы. Честно говоря, это тоже было проявлением поддержки Джейкоба. Без согласия их мужей этого никогда бы не случилось.
Когда я огляделась, я была рада, что волосы у всех нас отросли. Большинство из нас могли, по крайней мере, собрать их у себя на затылке, но, тем не менее, я никогда не забуду их подарок. Когда мы собирались вместе, мы показывали свою привязанность объятиями, пожатием рук или теплым приветствием. Хотя жены Комиссии не отрезали свои волосы, они также приветствовали меня без оговорок, даже Сестра Лилит.
Отец Габриель учил прощать и забывать. Именно это Джейкоб сказал, чтобы я сделала с Братом Тимоти и Сестрой Лилит. Хотя я простила, забыть это было не так просто. Я не только помнила, я также задавалась вопросом, почему их не наказали за такое ко мне отношение. В конце концов, Джейкоб сказал, что это не их постановление. В тот вечер, когда я произнесла вслух этот вопрос, мой муж показал отличный пример моего ума, не контролирующего мой язык. Как только я задала свой вопрос, он повис в воздухе, как облако, и я сразу поняла, что это неправильно.
— Сара? — Сказал Джейкоб, используя свой безэмоциональный тон и прищуренный взгляд. — Кто ты такая, чтобы оспаривать решения Отца Габриеля?
В прошлом он сказал мне не становиться на колени; жена члена Собрания не должна стоять на коленях. В первый раз, когда он упомянул, чтобы я встала на колени сама эта идея казалась мне непостижимой. Все же четыре месяца спустя, когда его голос и глаза делали выговор, у меня было почти непреодолимое желание упасть на колени. Это не значит, что я молила о пощаде, милосердие было в его власти. Это означало, что его простые подсказки наполняли меня чувством стыда, когда я понимала, что снова подвела его. Вместо того, чтобы становиться на колени, я с уважением склоняла свою голову и, с закрытыми глазами просила прощения, — Извини. Ты прав, я не в праве подвергать сомнению решения Отца Габриеля.
К счастью, тем вечером я отделалась лишь его тоном и пристальным взглядом. Хотя Джейкоб был, вероятно, более снисходительным и терпеливым, чем многие из других мужей, с момента моего пробуждения я заслужила наказание ремнем Джейкоба в общей сложности три раза. Никогда, кроме того момента после моего пробуждения, он не ударял меня рукой, и никогда преднамеренно он не вредил мне. Он ясно дал понять, что дисциплиной не злоупотребляют, и, хотя каждый раз, когда моих нарушений было больше, чем одно, его исправление никогда не превышало пяти ударов плетью. Этого было более чем достаточно, чтобы напомнить мне о том, что нужно стараться усерднее.
Когда мы все присели для молитвы, я заметила, что Дебора, одна из жен Собрания, вздрогнула. Это было не так уж заметно. Однако, так как мы все испытали это на собственном опыте, мы были способны поймать тонкие признаки исправления. Каждый раз мы оказывали поддержку, напоминая нашей сестре то, что Рейчел напомнила мне после моего первого наказания — в моей новой памяти или в новом прошлом, как мне нравилось думать об этом, — благодарить Бога и Отца Габриеля за мужа, который любит жену достаточно, чтобы исправлять.
Однако, когда Дебора села в свое кресло, я поняла, что мои мысли ошибочны, и мне нужно было снова признаться Джейкобу. Вместо того чтобы сказать ей, чтобы она была благодарна, я хотела сказать, чтобы она поговорила с одной из жен Комиссии, и я удивилась, почему они этого не заметили.
Когда я смотрела на сестер по Собранию, мой внутренний голос сказал мне, что у Деборы все по-другому, чем для большинства из нас. Мало того, что она недавно родила прекрасного сына, она вернулась на работу и работала по шесть часов в день в клинике с Рейчел. Сестра Эстер однажды упомянула по секрету, как трудно оставить своего ребенка и вернуться на работу. Однако, другого выбора не было. Таковым было правило Отца Габриеля: все дети с пятинедельного возраста днем должны находиться под его руководством. Меня беспокоило то, что Дебору даже, когда она была она беременной, часто наказывали. Брат Авраам использовал не только ремень, но часто её щеки или глаза были в синяках. Этих визуальных доказательств было больше, чем я могла сосчитать.
Женщины не должны были подвергать сомнению решения Брата Авраама, но спустя то недолгое время моего знакомства с Деборой, которое я помнила, мне было трудно поверить, что она непослушна. Честно говоря, она была тихой и милой, и теперь, когда родился ее сын, Филипп, она была уставшей. Время от времени, во время службы, я наблюдала за Братом Авраамом. По правде говоря, не потому, что я просто беспокоилась о Деборе, он также пугал и меня. Хотя я знала, что Джейкоб никогда не допустит, чтобы ко мне прикасался кто-то другой, я чувствовала себя неловко с Братом Авраамом. Если мои инстинкты меня не подводили, Дебора чувствовала то же самое. Когда другие успокаивали ее и напоминали, чтобы она молилась, она говорила правильные слова. Тем не менее, чего-то не хватало.
После молитвенной встречи Элизабет, Рейчел и я отправились по коридору к нашим мужьям. Пока мы шли, я потерла кончики пальцев, задаваясь вопросом, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к этому странному ощущению. Раз в месяц все последователи прижимали подушечки пальцев к специальной молитвенной губке. Символически это устраняло нашу индивидуальность, делая нас всех равными частями семьи Отца Габриеля. Хотя мы были избранными, наше поведение являлось примером для других последователей. Это было не больно. Просто ощущалось странно.
Когда мы направлялись в зал Собрания, к нам подошла женщина-последовательница с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу. Хотя кое-что в ней привлекло мое внимание, я не помнила, что видела ее раньше. Опять же, как жена Собрания, я была довольно изолирована.
— Сестра Элизабет, — сказала блондинка.
Элизабет кивнула на Рейчел и меня, когда приветствовала женщину.
— Сестра Мэри, так приятно вас видеть. — Поскольку Элизабет и Брат Люк работали с новыми последователями, она, казалось, знала почти всех. Женщины-последователи нередко приходили к ней с вопросами. Хотя я не была новым последователем, я понимала, как нужно помогать женщинам с разъяснением.
Не желая мешать, Рейчел и я отошли в сторону. Элизабет потянулась к руке Сестры Мэри и что-то тихо сказала, в ответ Сестра Мэри кивнула. Я наблюдала, как рыжие волосы Элизабет упали мягкими волнами с ее плеч, закрывая губы и сохраняя разговор конфиденциальным.
— Она очень хороша в том, что она делает, — прошептала Рейчел.
Я кивнула.
— Могли ли мы встречаться раньше с Сестрой Мэри?
— Да, в клинике.
Мои глаза распахнулись.
— В клинике? Она болела?
— Нет, это было… когда она только приехала. Ну, знаешь… чтобы убедиться, что она здорова и у нее нет каких-либо болезней из тьмы.
— О, да, это имеет смысл. — Я заметила, как Мэри закусила нижнюю губу и улыбнулась. — Я не знаю почему, но она выглядит знакомой.
Рейчел засмеялась.
— Я знаю почему.
— Неужели?
— Да, разве ты не видишь этого?
Я взглянула на Мэри в последний раз, она вытерла слезы и кивнула Элизабет.
— Не совсем, но должна признаться, я восхищаюсь ее волосами.
Рейчел постучала по моей руке.
— Она выглядит так же, как и ты, даже ее волосы.
Я вдохнула.
— Неужели они были такой длины?
— Были, и будут снова. Мне понравилась короткая стрижка. Было забавно сменить прическу.
Прежде, чем я смогла ответить, вернулась Элизабет, и мы продолжили путь в зал Собрания.
Все члены Собрания жили в одном здании в похожих квартирах. Единственными различиями были цвет и расположение мебели, хотя не похоже, что вариантов было много. Пространство внутри общины было ограниченным, но у нас было все то, что нужно. Никто не сомневался. В конце концов, даже Отец Габриель жил так же, как мы.
По словам Элизабет, наши квартиры были больше, чем у обычных последователей. Работа Элизабет и Брата Люка означала, что они часто посещали последователей в их домах. Будучи женой Собрания, я тоже должна была помогать женам последователей, которые находились под руководством Джейкоба. До сих пор я встречалась с ними только в храме. Но ходить к ним и помогать понять слово Отца Габриеля, было ответственностью, которую я имела честь снова исполнять, и одной из причин, по которой я так старательно училась.
Когда мы вернулись к нашему дому, Брат Бенджамин попросил, чтобы Брат Люк и Джейкоб зашли к нему в квартиру. По тому, как они посмотрели друг на друга, я предположила, что они хотели обсудить кое-что, касающееся их встречи. Независимо от того, что это было, нам не расскажут детали, особенно, если это было кое-что, что, по их мнению, должно обсуждаться конфиденциально. Прежде, чем они ушли, Джейкоб сказал другим:
— С вашего разрешения, дамы могут подождать нас вместе в нашей квартире.
Я закусила губу и ждала, было кое-что, о чем я бы тоже хотела поговорить. Как часть избранных, мы должны были быть осторожны с тем, что делали или говорили публично.
Братья Люк и Бенджамин согласились.
— Располагайтесь, — сказала я, когда две мои лучшие подруги вошли в мою квартиру. — Хотите что-нибудь выпить?
Рейчел говорила о чем-то, когда я делала кофе и размышляла о том, как поднять вопрос о Деборе. Если бы дело касалось только Рейчел, я бы не колебалась, но иногда Элизабет жестко придерживалась правил.
— Элизабет?
Она подняла взгляд и протянула свою чашку.
— Спасибо.
— Что-то случилось? Ты выглядишь отстраненной. — Я посмотрела на Рейчел, которая пожала плечами.
— Ничего, — сказала Элизабет. — Я поговорю об этом с Люком.
— Ты всегда рассказываешь ему все, что говорят тебе женщины? Как то, о чем ты разговаривала с Сестрой Мэри?
Она кивнула.
— Я должна. — Ее поразительные зеленые глаза переходили от Рейчел ко мне. — Я имею в виду, мы работаем вместе. Например, если Сестра Мэри расскажет мне то, что должен знать ее муж, тогда это сделает Люк. — Она пожала плечами. — В любом случае, это зависит от Люка.
— Но, если она сказала тебе это по секрету? — спросила я.
Голова Элизабет двигалась назад и вперед.
— Сара, ты знаешь, что не может быть никаких тайн или секретов, независимо как ты это называешь, между женой и мужем.
Я кивнула:
— А что если не все браки похожи на наши?
— Что ты имеешь в виду? — спросила Рейчел.
Я присела на другом конце дивана от Элизабет, подтянула колени к груди и обернула юбку вокруг ног.
— Я имею в виду, что если некоторые мужья заходят слишком далеко в дисциплине? — Я выдохнула. — Хорошо, я просто скажу. Я беспокоюсь о Деборе.
Рейчел кивнула, в то время как губы Элизабет вытянулись в прямую линию неодобрения.
— Почему, — я многозначительно спросила свою подругу, — Элизабет, разве плохо, что я беспокоюсь об этом?
— Беспокойство — это твое право, но ты должна поделиться этим с Братом Джейкобом и молиться. А не сплетничать.
Я подула на кофе, помогая ему остыть.
— Во-первых, я не сплетничаю. Если быть точной, я не рассказала вам ничего такого, о чем вы не знаете. И, во-вторых, я говорила об этом Джейкобу.
— Говорила? — спросила она удивленно.
— Да, и это снова случилось.
Рейчел стала необычайно тихой.
— Рейчел? — Спросила я. — Дебора работает с тобой. Как ты думаешь, мои опасения беспочвенны?
Она помотала головой, и затем, смотря на Элизабет, сказала:
— Я поступила так же, как Сара.
— И что сказал Брат Бенджамин?
— Он сказал молиться и поддерживать Дебору.
Я поставила свою чашку на столик и снова присела на диван.
— Не думаю, что она счастлива, как мы. Я имею в виду, я понимаю, что Джейкоб глава нашего дома. Я даже принимаю его наказания, но я также знаю, что он любит меня, и я люблю его.
Элизабет и Рейчел обменялись загадочными улыбками.
— Что? — спросила я.
Рейчел похлопала по моему колену.
— Ничего. Мы просто счастливы слышать, что ты сказала об этом.
Я сморщила нос.
— Разве это не очевидно? Я имею в виду, между тобой и Братом Бенджамином, и тобой с Братом Люком. — Я улыбнулась Рейчел. — Даже когда Брат Бенджамин упоминает о тебе в лаборатории, его глаза полны обожания.
Щеки Рейчел вспыхнули, и она опустила взгляд.
— Это очевидно, — сказала Элизабет с улыбкой. — Но также это приятно слышать.
— Но это так, — продолжила я. — И это не очевидно между Деборой и Братом Авраамом. Я имею в виду, ты видела их вместе? Я думаю, она боится его, и я не заметила обожания или любви, исходящих хоть от одного из них.
— Сара! — Сказала Элизабет, — Ты можешь беспокоиться и говорить о Деборе, но ты не можешь предосудительно говорить о Брате Аврааме.
Я выдохнула, не способная или не желающая держать язык за зубами, даже если это означало мое собственное наказание.
— Мы — жены членов Собрания. И мы собираемся бездельничать и только ждать того момента, пока Дебора окажется в клинике, не как медсестра, а как пациент?
Рейчел вздохнула:
— Это уже произошло.
— Что?! — спросила я, одновременно со мной Элизабет воскликнула:
— Рейчел!
— Элизабет, ты слышала Сару. Она здесь. Полностью. Она должна знать.
Я наклонила голову.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что я здесь… полностью?
— Я имею в виду, что ты вернулась на сто десять процентов. Когда ты восстанавливалась после аварии, мы не хотели тебя обременять.
— Я не понимаю. Почему мы не можем помочь ей, пока не поздно?
— Потому что, — начала Элизабет, — Брат Авраам тоже член Собрания. Если бы он был последователем, как брат Адам, было бы по-другому.
— Кто такой Брат Адам? — Рейчел и я спросили в унисон.
Элизабет замотала головой.
— Забудьте, что я говорила об этом.
Шестеренки в моем мозгу закрутились.
— Брат Адам — муж той женщины, которая разговаривала с тобой, Мэри?
— Это не то, что я могу обсуждать. — Ее зеленые глаза смотрели прямо на меня. — Забудьте, что я упоминала об этом.
— Погодите, давайте порассуждаем гипотетически, — я сделала паузу. Когда она не ответила, я продолжила, — женщина-последователь приходит к тебе и говорит по секрету, что у нее проблемы с мужем. Назовем это так. Он оскорбляет ее. Затем ты рассказываешь об этом Брату Люку и просишь его сходить туда?
— Гипотетически, да, — сказала Элизабет.
— Так в случае с Деборой, что если она что-то расскажет жене куратора, могла бы жена этого члена Комиссии рассказать мужу, а потом он мог поговорить с Братом Авраамом?
— Теоретически, — сказала Рейчел. — Но подумай, кто мог бы быть куратором Брата Авраама.
У меня было четверо на выбор: Братья Рафаэль, Даниэль, Ной, или Тимоти.
Я знала, что Брат Даниэль не закрыл бы на это глаза, и я работала с Братом Рафаэлем. Он всегда был добр ко мне. Я мало знала о Брате Ное, за исключением того, что Джейкоб рассказывал мне, что он работал с финансами "Света". Когда новые последователи приходили к "Свету", они продавали все свое имущество из тьмы, и жертвовали деньги, чтобы помочь купить запасы. У меня остался один вариант, Брат Тимоти.
— Либо Брат Ной, либо Тимоти. Я думаю…
Рейчел кивнула.
— Без согласия Брата Тимоти, проблемы, даже если они озвучены Деборой, и Сестра Лилит донесла их мужу, к отцу Габриэлю не дойдут. Ничего нельзя сделать. — Она посмотрела на Элизабет, а потом снова на меня. — Будет лучше, если ты ничего больше не скажешь. Этот вопрос поднимали около года назад, и ты, вероятно, не помнишь…
Я помотала головой.
— После того, когда она стала пациенткой. Он не сделал ей ничего хорошего. Все стало еще хуже.
В ужасе я повернулась к Элизабет.
— Это случается с такими, как Мэри, если ты говоришь Люку?
— Гипотетически? — спросила она.
Я кивнула.
— Иногда, но обычно нет. Последователи уважают мнение и решения членов Собрания. Мнение Люка имеет большой вес. Обычно он может помочь в этой ситуации.
— Но, если Джейкоб помогает Брату Даниэлю с последователями, которых он курирует, разве не Брат Авраам помогает Брату Тимоти?
Они обе кивнули.
— Таким образом, если последователю не повезло с назначенным куратором…?
Элизабет кивнула.
— Тогда у них остаются только Люк и я. Мы просто должны следовать правилам, но мы все еще можем помочь.
Я сделала глоток своего кофе.
— Ух ты, Элизабет, я не представляла, как тяжела твоя работа. Я больше никогда не буду жаловаться на работу в лаборатории.
Рейчел рассмеялась.
— Эй, ты жаловалась на работу с моим мужем?
— Нет, — сказала я, улыбаясь. — Мне действительно нравится работать с ним и Братом Рафаэлем. Они очень терпеливые, и Дина тоже. Она была великолепна.
Они обе кивнули.
— Она одна из нас. Мы держимся вместе.
Я вздохнула.
— Я бы хотела, чтобы мы могли помочь Деборе. Я все еще беспокоюсь.