Услышав, что Джейкоб проводил доктора Ньютона до двери, я ожидала от него объяснения, что имел в виду доктор, говоря о моем обучении.
Я останусь наедине с Сестрой Лилит? Элизабет или Рейчел будут рядом? По некоторым причинам я подозревала, что эти штучки были только для женщин. Я помнила это или только подозревала?
Вместо того, чтобы поговорить со мной, Джейкоб только возобновил свое хождение. Вперед и назад, по четыре шага. Хотя он по-прежнему делал большие шаги, его обувь не давила на пол с той силой и интенсивностью, как прошлой ночью.
Раз, два, три, четыре — поворот, раз, два, три, четыре — поворот…
Я легла на спину и снова попыталась вспомнить, надеясь на что-то, зацепку, крошки… ничего. Я не могла понять, как я могла добровольно приехать в это место, место, где я не знала, как бороться с этими тенями. Я еще удивлялась, почему хотела пройти обучение и делала ли это раньше. Все ли делают это? Если я обучалась ранее, почему делаю это снова? Я пыталась очистить рассудок, чтобы ни о чем не думать, в надежде, что что-нибудь придет на ум. Ничего не приходило.
Я никак не могла осмыслить происходящее. Все здесь знали меня. Каждый знал о моем прошлом… все, кроме меня. Я не была готова столкнуться с реальностью, что должно было стать проблемой для меня.
Время шло, и слезы бесшумно скользили из-под повязки вниз по моим щекам. Даже это казалось неправильным. Я не плакса. Опять же, может, я была плаксой.
Я не пыталась остановить слезы. Они были моим бессловесным обращением к мужу, моей невысказанной просьбой о поддержке. Мне нужно больше, чем его борьба за меня в присутствии других. Я нуждалась в нем, он был нужен мне, чтобы помочь, когда мы были наедине, чтобы объяснить, почему это все казалось неправильным. Бездумно я стерла слезы и поклялась не лить их понапрасну. Чем дольше они падали, тем больше я понимала: мои слезы не имеют значения. Ничего не имело значения.
— Сара.
Потерявшись в своих собственных мыслях, я вздрогнула, когда рядом со мной прозвучал голос Джейкоба. Я не слышала, когда он перестал ходить. Я не сдвинулась и не повернулась в его сторону. Было слишком поздно. Меня больше ничего не заботило. Если проявление слабости было необходимо для того, чтобы привлечь его внимание, то мне не нужен он или его поддержка.
Вместо этого я хотела уйти… уйти туда, где я не была бессильна, где у меня был бы голос, уйти в место, которому я принадлежала. Я не знала, где это. Все, что я знала с возрастающей уверенностью, что это место точно не здесь. Здесь я была в ловушке.
Мое влажное лицо опустилось к моей груди, а мои слезы превратились в рыдания, каждый всхлип глубже, чем раньше. Крики не из моего горла, но из моей души, пожирали меня. Каждый всхлип оседал глубоко в сердце, разрывая его на части, я плакала за украденное чувство собственного достоинства.
Под этим натиском, мое сердце не могло биться в нормальном ритме, оно больше не билось в моей груди, лишь глухой повторяющийся звук отдавался эхом в ушах. Без его устойчивого ритма я бы перестала существовать. А потом я поняла… это уже произошло. Меня больше не существовало.
Настоящая Я ушла.
Я вздохнула, но не смогла выдохнуть весь воздух из легких. Мое сердце, мои легкие… внутренне я исчезала.
Ограничитель кровати рядом со мной опустили. Джейкоб поднял руку, но я не чувствовала его прикосновения. Даже его слов не было слышно. Я слышала только звуки собственных криков. Кровать сдвинута, но там, где наши тела соединялись, не было никакого тепла. Я больше не принадлежу себе. Джейкоб держал чужую руку, чужую ногу, прижимался к чужому бедру. Мои причитания становились все громче и громче.
Кто был этот отчаянный человек?
Сара.
Джейкоб обращался к ней, к Саре. Он называл ее по имени, пытаясь успокоить. Его слова звучали, но я не слышала. Его тембр был успокаивающим, но я не могла успокоиться. Это было не важно, потому что он говорил не со мной. Он разговаривал с женщиной на грани паники, женщиной, которая охотно жила жизнью подобострастия. Женщиной, которая могла существовать в этом странном и ужасном месте.
Это была не Я! Я не хотела ничего отсюда. Я не была этим человеком. Это была какая-то ошибка, ужасная ошибка. Сара и Я были двумя разными людьми, так или иначе, я должна была заставить его понять это. Я не знала, кем я была, но без сомнения, я была не Сарой.
С мимолетным вздохом, воздух, наконец, нашел свой путь в мои легкие. Глубокое дыхание на мгновение остановило рыдания, хотя звон в ушах продолжался. Мое дыхание принесло резкую боль в спине. Это была боль, которую Брат Тимоти назвал расплатой за мои грехи.
Гнев разжег такой костер, что я чуть не умерла. Я не совершала никаких грехов. Возможно, Сара совершала, я ее не знаю, и меня это не волнует. Единственный грех, о котором я вспомнила, это то, что я позволила другим определять свое будущее, доминировать в моей жизни и над моим телом. Холодный озноб прошел сквозь меня, и кислый привкус наполнил мой рот, когда я вспомнила недавний осмотр доктора Ньютона. Я не могла увидеть их лица, но они были, и он, и Джейкоб стояли, прикасались и осматривали мое обнаженное тело. Это казалось неправильным, почти аморальным. Эти люди проповедовали жизнь без греха, они обвинили меня в грехах, пока ожидали, что я подчинюсь их насилию.
Другая резкая боль в боку укрепила мою вновь обретенную решимость. Та, кем я действительно была, еще не ушла, пока что. Я должна бороться. Но я не могла сделать это в одиночку. Мысленно я потянулась к Саре: она и я едины. Я не она, но мне нужно ее тело, чтобы спасти себя. Я не могла больше оставаться в этой ловушке. И не должна была.
— Сара, хватит, — заботливый тон Джейкоба пропал. Он схватил меня за подбородок.
Я вырвалась из его хватки.
Моя свобода была недолгой, и Джейкоб схватил мой подбородок крепче, чем прежде.
— Я — твой муж. И ты выкажешь мне уважение!
Сильно тряхнув головой, я вырвалась на свободу. Если бы я хорошо подумала, то поняла бы тщетность своего протеста, но в тот момент я ничего не соображала. Я словно проживала чужую жизнь.
— Не трогай меня! — я кричала, слепо толкая его неподвижную грудь с новым притоком сил. Желание говорить вернулось так легко, что я не думала о его предупреждении и последствиях. Слова вырывались из меня, все громче и громче. — Стоп! Я не Сара! Я не твоя жена! Я не знаю тебя! — каждое утверждение снимало вес беспомощности в моей груди. — Мне здесь не место! Вы все сделали неправильно.
Мою правую щеку ужалила его пощечина.
Это заставило меня замолчать, я прикрыла щеку и отвернулась. Боль утихала, пока я ожидала следующего шага Джейкоба. Мне стал ясен мой просчет. Кем бы я ни была, в моем текущем состоянии, я была в его власти — их власти. Моя нижняя губа была плотно зажата между зубами, из горящих глаз текли новые слезы, оставляя след стыда. Впервые я была рада повязке, которая прикрывала мои глаза. Я хотела бы использовать ее в свою пользу, прикрыться ею, и заблокировать мир вокруг себя. Я хотела попытаться заблокировать его.
Но я не могла. Я почувствовала, что он крепко держал, сжимая мой подбородок, притягивая мое лицо к своему. Обед, который я съела ранее, превратился в ком в моем желудке.
— Ты. Сара. Адамс. — Джейкоб говорил каждое слово отдельно, как будто, если он произнесет их медленно, то это окажется правдой. Он продолжал держать мое лицо мучительно близко к своему, пока сделал глубокий вдох. Его выдох обжег мои влажные щеки. — Твои разговорные ограничения возобновятся, но, во-первых, поскольку ты, видимо, не способна говорить, повторяй за мной, — Какого черта? — Меня зовут Сара Адамс, — продолжил он.
Мой окаменевший обед из желудка подкатил к горлу. Я не говорила, держа губы плотно закрытыми. Его хватка на моем подбородке передвинулась на мой затылок, нежно наклоняя за мою шею вперед.
Его тон превратился в угрожающий шепот, когда он говорил сквозь стиснутые челюсти.
— Мое. Имя. Сара. Адамс. Не заставляй меня повторять твои инструкции.
Мои зубы отпустили своего пленника, и дыхание заставило меня заикаться.
— М-меня зовут Сара Адамс.
Хотя его рука осталась, ее давление ослабло.
— Я — жена Джейкоба Адамса.
Я проглотила слезы, пробуя солоноватую жидкость. Я сказала его слова, но это не значит, что я им поверила.
— Я жена Джейкоба Адамса.
Он отпустил мою шею, и его руки сместились, чтобы смахнуть слезы. Хотя его намерение могло быть нежным, я дернулась при контакте.
— Сара, не отдаляйся от меня. Я не хочу тебя наказывать. Причинять тебе боль никогда не было моей целью.
Я замерла, задержав дыхание и сосредоточившись на оставшихся неподвижно ладонях после того, как он вытер мои слезы.
— Наши роли понятны. Как твой муж, я являюсь главой нашей семьи. С таким званием приходит ответственность. Ты — моя ответственность. Твое поведение отражается на мне. Как думаешь, как это выглядит, когда мужчина не может контролировать свою жену? Когда мы говорили наши обеты, ты обещала чтить и повиноваться.
Хотя я не хотела отвечать, невольно моя голова стала еле-еле поворачиваться из стороны в сторону. Если бы он не держал меня за щеки, то даже не заметил бы этого, но он держал, и заметил. С возрастающей громкостью Джейкоб сказал:
— Сара? Ты уже ослушалась меня, когда говорила. Объясни, почему ты качаешь головой.
— Это неважно, — сказала я, мой голос был почти шепотом.
— Неважно?
— Я не хотела качать головой, — соврала я. Я не помнила клятвы, я не могла себе представить, что сказала это. Люди действительно еще говорят обеты?
— Но ты покачала. Ты хотела покачать головой, и теперь ты врешь. Ты понимаешь, что ложь — это грех, не так ли?
Боже мой! Я кивнула, не желая продолжать этот разговор. Сейчас я не хотела никаких разговоров. Я хотела вернуться в то время, где я не говорила, где не говорили мы оба.
— Нет, Сара. — Он снова заговорил медленно и спокойно. — Сейчас мы говорим. Ты должна ответить голосом. — Когда я заколебалась, он добавил, — Ты будешь отвечать словами.
Он это серьезно?
— Я очень устала. Я думаю, что, когда ударилась головой в аварии, это отразилось на моей памяти. События размыты. — Я снова опустила подбородок. — Пожалуйста, позволь мне поспать. — Мне было нужно в туалет, но я не собиралась просить его о помощи. Может быть, Рейчел или Элизабет вернутся, или медсестра, которая приносила обед. Дебра.
— Не сейчас. Ты не ответила на мой вопрос.
— Твой вопрос? — я не могла вспомнить его вопрос.
— Врешь. Ты помнишь, что такое ложь, не так ли?
— Да, я знаю, что ложь — это грех.
— Что происходит с грешниками?
— Они попадают в ад?
— Это был вопрос? — он взял меня за руку. — Если да, тогда грешники после смерти отправляются в ад. Я говорю о том, что происходит с грешниками до того, как они попадают в ад. Я говорю о том, что происходит, когда грешники живы. Ты моя жена, и моя обязанность держать тебя подальше от греха. Как мне это сделать, Сара?
Из-за сухости во рту говорить было трудно. Я действительно не знала, чего он от меня хотел, но на данный момент я бы сказала, что угодно, лишь бы заставить его уйти.
— Джейкоб, мне очень жаль. Я не буду грешить.
— Это большое обещание. Это не твое бремя. А мое. Это моя забота смотреть за тем, чтобы ты жила добродетельной жизнью. Моя забота — исправлять тебя, когда ты совершаешь ошибку. Вот почему я дал тебе пощечину. Это наказание, наказание за неподчинение, исправление твоей вспыльчивости.
Он снова ласкал мою щеку.
— Тебе решать, Сара. Так было всегда. Если ты будешь подчиняться моим правилам и правилам Отца Габриеля, не будет необходимости в наказании. Правила препятствуют тебе совершать грех. Ты же не хочешь быть грешницей, не так ли?
Я покачала головой, не понимая, почему его слова повлияли на меня.
— Нет, не хочу.
Джейкоб поднял конец моей косички, и его тон стал мягче.
— Нам нужно многое обсудить, и ты сказала, что устала, но сначала. — Он замолчал. — Сейчас около трех часов дня. Тебе нужно снова сходить в туалет?
Блин. Я ненавидела, что нуждалась в нем или ком-либо другом для таких элементарных потребностей. Я кивнула.
— Сара? Мы говорим, значит скажи.
— Да, да.
Кровать сместилась, когда Джейкоб отпустил мою руку и встал. Его шаги переместились на правую сторону моей кровати. Что-то дернулось, и я поняла, что он возится с моей капельницей.
— Я видел, как их подключать и отключать много раз, — сказал он. — Но не уверен, что знаю, как они делают это. — Что-то лязгнуло. — Здесь тормоз на колесах. Я думаю, что смогу нести тебя и перемещать капельницу одновременно.
Я ожидала его предложения держаться за него, но не знала, как работало ограничение речи. Он скажет мне, когда этот режим будет восстановлен? Вместо того, чтобы говорить, я ждала, пока он откинет одеяло. Холодный воздух напомнил мне о докторе Ньютоне и его осмотре, и меня передернуло.
— Джейкоб?
— Да?
— Могу я сказать тебе кое-что?
Он убрал мои волосы со лба. Повторяющиеся движения начинают напоминать мне, как кто-то гладит собаку или кошку.
— Ты всегда была откровенна со мной.
Всегда? Как давно это было? Я закусила мою нижнюю губу зубами.
— Зачем ты это делаешь? Ты не планировала быть откровенной?
— Нет, я была честна. А то, что касается доктора Ньютона, я не знаю, что должна была сказать.
— Ты хотела поговорить. Должно быть что-то, что ты бы хотела мне сказать.
Я обдумывала свои слова. Наконец я ответила:
— Я не помню его. Вот и все. А должна? — мой пульс подскочил. Я не помню, доктора Ньютона или кого-то еще, но это не то, что я хотела сказать. Я бы хотела сказать, что доктор Ньютон заставил меня дрожать, что он, или Брат Тимоти, или Сестра Лилит, мне не нравились, но смогу ли я? Я могу быть честной?
Его руки двигались за моей спиной и под ногами.
— Я собираюсь поднять тебя.
Я хотела кивнуть, но передумала и ответила:
— Я готова.
Когда он поднял меня, я вдохнула, сжав зубы. К тому времени, как я выдохнула через боль из-за моего ребра, он заговорил, и его грудь завибрировала его глубоким голосом. Я пропустила часть того, что он сказал.
-. . в течение многих лет. Я не знаю, почему ты не помнишь его. Какие другие вещи ты не помнишь?
Он опустил меня на пол, и направил мою руку к ручке. Ранее я узнала, что ручка скользит вдоль ванной комнаты, служа поддержкой меня у душа, раковины, туалета.
— Можешь оставить меня одну?
— Нет.
Какого черта? Мои плечи напряглись, я искала адекватный ответ. О, у меня был ответ — просто я не думала, что мой муж оценит его. Слова, которые крутились на кончике моего языка, наверное, были тоже греховными.
— Сара, ты не настолько сильна, чтобы двигаться самостоятельно. Я сказал тебе, что причинить боль никогда не было моей целью, и я в ответе за тебя. Ты помнишь, что я это говорил?
— Да.
— Очень хорошо. Вот увидишь, твоя память восстановится. — Мудак, ты сказал это несколько минут назад. — Я уверен, что ты все вспомнишь со временем. А сейчас тебе нужна моя помощь. Я не хочу, чтобы ты упала или поранилась. Дай мне помочь тебе.
Я отпустила ручку и держала его за плечи, когда он поднял мою рубашку и спустил трусики. Моя здоровая нога напряглась, и тепло прилило к моим щекам. Если он и заметил, то ничего не сказал.
— Иди вперед, — продолжал он, — возьми меня за шею и можешь садиться.
Это так неловко. Я сделала, как он сказал. С левой ногой в гипсе, мне было не комфортно, но я оказалась там, где мне было нужно. Стесняясь, я прикрыла свои коленки рубашкой.
— Ты помнишь, что мы женаты, верно? — с некоторой игривостью в голосе произнес он, чем вызвал застенчивую улыбку на моих губах. Может, это и есть прогресс.
Я кивнула. Это была ложь, но сейчас вся моя жизнь была ложью. Мне нужно стать сильнее, прежде чем я смогу бороться с этим.
— Я вернусь в комнату, но оставлю дверь открытой. Когда я тебе понадоблюсь, позови меня.
Так можно? Слишком много для прогресса. Я дождалась, пока его шаги отдалились. Когда я была уверена, что он ушел, то покачала головой. Я не знаю, почему я это сделала. Может быть, я пыталась встряхнуть свой мозг, в стремлении сделать так, чтобы все встало на свои места, чтобы попытаться понять, как мне справиться с этой жизнью.
Недавние события пронеслись в моей голове. Улыбка от его игривости исчезла, и запульсировало в висках. Он дал мне пощечину. Мой муж действительно ударил меня. По его утверждению, это было оправданным действием. Он назвал его наказанием.
Пульс в моих висках бился в унисон с биением моего сердца. Я подняла руку к правой щеке. Кожа была нежной, но не такой нежной, как у моей левой щеки, кожа правой щеки пострадала в аварии… как давно это было?
Я была рада, что отвлекла Джейкоба от его вопроса, рассказав ему, что ничего не помню. Я побоялась ответить честно. Ведь когда я сказала ему правду, он наказал меня. Когда я подумала об этом, то предположила, что так могло быть, после того, что я сказала, и он закричал на меня. Несмотря на это, я не знала, хотела ли снова рисковать. Я верила, что в глубине души была бойцом, однако, я не была дурой. Я буду играть эту роль, пока не выясню, что делать дальше.
После того как я закончила, я позвала Джейкоба, и он помог мне добраться до раковины. Когда я повернула вентиль крана, мое горло сжалось. Я пила во время обеда, но мне хотелось еще. Так как я слепо шарила вокруг раковины, Джейкоб направил мои руки к дозатору мыла. Хотя это было не то, что я искала, я вымыла руки. Как только я закончила, я снова кинулась на поиски.
Что ты делаешь? — спросил он.
Почему его вопросы ставят меня в неловкое положение?
— Я ищу чашку. Здесь раньше была чашка, когда я чистила зубы. Я подумала, раз уж я здесь, я могу попить.
Вручая мне полотенце, он ответил:
— Если ты хочешь пить, то должна попросить.
— Но как мне это сделать, если мне не разрешено говорить. — Мой пульс участился, так как атмосфера в комнате изменилась. Я сразу поняла, что не ответила и приготовилась к большему наказанию.
Вместо этого Джейкоб сказал:
— Держись за мою шею, я собираюсь отнести тебя в кровать.
Я сделала, как он сказал и потянулся к стойке с моей капельницей.
— Если твои разговоры ограничены, то ты не должна спрашивать. Ты будешь ждать, пока я не предложу. Это касается не только питья.
Пока он нес меня обратно в кровать, я обдумывала его ответ. Зачем мне нужно спрашивать обо всем? Я не помню свой возраст, но я взрослая.
Устроившись на кровати, я глубоко вздохнула и сделала, как он сказал.
— Можно мне попить?
Он не ответил, я слышала, как он поправляет стойку с капельницей на другой стороне кровати, и почувствовала, как он поправляет мои одеяла. И как только я думала попросить снова, моих губ коснулась соломинка. Я всосала жидкость, желая протянуть руку и взять кружку, но боялась, последующего за этим, наказания. Неуверенная в том, что мне скоро представится еще одна возможность пить, я пила так долго, как он мне позволил. Как только соломинка наполнилась воздухом, он ее забрал.
— Спасибо.
— У нас есть что обсудить, но ты не получала официального разрешения говорить.
Я кивнула, ожидая большего.
— Прямо сейчас, ты можешь говорить только со мной и только когда мы наедине. Это понятно?
— Да.
— Сара, неважно, что говорит кто-то другой. Никто не имеет право отменять мои правила. Никто, кроме Отца Габриеля. Помни это.
Я кивнула.
— Это имеет первостепенное значение. — Он поднял мою руку и переплел наши пальцы. — Кто твой муж?
— Ты.
— И кто назначает правила?
Тяжесть наполнила мою грудь. Хотя мне не нравился ответ, который я собиралась произнести, я выучила свой урок или урок Сары и, не колеблясь, ответила:
— Ты назначаешь.
— Что произойдет, если ты ослушаешься меня? — его теплая рука напряглась, ожидая моего ответа.
— Ты накажешь меня. — Я ненавидела слова, которые покинули мой рот, но его губы скользнули по моему лбу, и это был правильный ответ, или, по крайней мере, тот, который ему хотелось слышать. — Пожалуйста, можно мне отдохнуть? — я не хотела больше разговаривать.
Он погладил мои волосы.
— Я верну кровати удобное для сна положение, так что ты сможешь поспать. — Пока он регулировал кровать, то сказал: — Сара, я хочу тебе только лучшего. Ответственность, которую Отец Габриель и Бог даровали мне, как твоему мужу велика. Часть этой ответственности, это твои наказания. Это только одна часть общей картины, но я хочу, чтобы ты восприняла ее всерьез. Нам не нужен еще один инцидент вроде того, что случился с тобой в этой кровати. Чтобы помочь тебе, я буду без колебаний укреплять твое повиновение. Помни об этом.
Кровать остановилась, и мои мысли вернулись к боли на щеке. Очевидно, он не колебался.
— Пока ты ведешь себя адекватно, — продолжал он, — тебе нечего бояться. Отец Габриель часто говорит, что эта договоренность является благословением для жены. Как жена ты не спрашиваешь. Поступая, как тебе сказали, ты освобождена от ответственности принятых решений. Наказание по моему усмотрению, и как только ты будешь наказана, преступление окончено. Например, сегодняшний порыв, твое непослушание с разговорами — ты наказана и дело сделано. После того, как наказание будет завершено, тебе больше не нужно чувствовать себя виноватой. Этого как будто и не было. Это благословение. Разве ты не согласна?
Хотя я была сонной, его объяснения рикошетили в моей голове. Я не согласна. Я не ребенок или домашнее животное. Тем не менее, я увидела призыв оставить все позади и двигаться дальше. А потом я вспомнила, что Брат Тимоти сказал, что только Отец Габриель мог решить, было ли мое наказание полным. Ожидание того, что еще предстоит, нервировало. Вместо ответа я спросила:
— Наказания всегда телесные?
— Видишь, что я имел в виду? Разве не лучше не беспокоиться об этом и двигаться дальше?
Сонливость взяла верх надо мной. Я не была уверена, что ответ, который я собиралась произнести, был моим или Сары, но в любом случае, по ощущениям это был самый простой способ закончить дискуссию и позволить мне отдохнуть.
— Да, спасибо.
— Пожалуйста. А теперь спи.
Я опустилась на подушку. Я не хотела думать о людях со странными семейными названиями или о руководящих органах, в руках которых была власть неведомой мне силы. Столько, сколько я ненавидела себя за попустительство любым наказаниям Джейкоба, столько же я была счастлива, что моя истерика осталась позади. Для моего здравомыслия мне нужно было засыпать с мыслью о человеке, который защищал и помогал мне. А не с мыслями о муже, которого я не могла вспомнить, и который объявил себя моим надзирателем.
Это то, что делала Сара? Это то, как она выживала?