Господи, что она мелет! Одна надежда, что половину те не расслышат, а половину сочтут за бред сумасшедшей.
— Да! — говорю я громко. — Недаром мы беспокоимся о вашей судьбе.
— Да перестань ты, — говорит она, — там никого нет.
Говорит достаточно громко. Меня буквально бросает в жар. Она всё погубит. И всех. То есть себя и меня.
— Нельзя ли ещё чаю? — Всем видом я призываю, чтобы она опомнилась, замолчала.
— Неужели ты всю жизнь будешь трусить? Даже если б все они стояли тут рядом, неужели нельзя сделать шаг? Пойми, мы предназначены друг для друга. А они… пусть они разбираются между собой.
Она наливает мне чай.
— Кажется, у вас жар, — говорю я, — надо смерить температуру.
— Нет у меня никакого жара, — отвечает она, — и на улице никого нет. Не бойся.
Я резко встаю и шагаю к двери. Уже открываю, бросаю:
— Туалет в саду?
— Да, за беседкой.
Я вырываюсь в холодную темноту и замираю, прислушиваясь чутко. Тишина. Затем я медленно иду к беседке, останавливаясь время от времени. Беседка пуста. Я всматриваюсь в кусты. На белом их чёрное плетение выделяется чётко. Обхожу дом, всматриваюсь в светлую полену снега. Она чиста, никаких следов. Холодно. Но я успеваю обойти весь сад. Снег девственно чист, кусты и деревья немы. Вдали только лает собака. Осталось сбегать к калитке. От неё к дому только мои следы. Я возвращаюсь.
— Там в самом деле нет никого. Зачем ты меня разыграла? А, впрочем, кто знает. Может, кто и проник. В конце концов, я не следопыт. Снега не так много, есть голая земля.
— Нет, нет, — говорит она, — никто не подслушивал. Я знаю.
Я раздражаюсь.
— Всё это знаю, знаю! Почему я должен верить? И что за дурацкий розыгрыш, если так?
— Я тебя испытала.
— Ах, вот как! — восклицаю я. — Нашла подопытного кролика! Учителя литературы! Браво, прекрасно! А с прежним ты тоже экспериментировала? Бедняга бежал без оглядки.
— Перестань, — говорит она, — там было другое.
— И снова я должен верить?
— Да. Ты должен мне верить.
— Однако у тебя самомненье, — бормочу я.
Молчанье.
— В конце концов не забывай о цели моего визита. Это официальный визит. Тебя видели в церкви. Как думаешь, кто?
— Мало ли… — отвечает она.
— Узнали, во-всяком случае. Не помог платок. Эх, если бы знать! Тогда было бы проще действовать. Во всяком случае, есть варианты.
Я начал развивать план, который пришёл в голову только что, в доме.
— Я в самом деле видел бабку Матрёну и даже собирался провожать её в церковь. Такая ситуация могла возникнуть и у тебя. Придумаем бабку, придумаем ситуацию. Они поверят!
— Делай, что хочешь, — сказала она равнодушно.
— Но надо согласовать! Мы должны говорить одно!
— Я вообще не буду с ними разговаривать.
— Тебя исключат из комсомола.
— Откуда? — спросила она.
— Но ты комсомолка!
— А…
— Или нет? Я запутался, чёрт возьми. Ты вступала? Маслов говорит, что ты комсомолка.
— Не помню.
— Послушай, в конце концов так нельзя. Ты можешь морочить голову мне, но не им! Тебя могут исключить даже из школы!
— Мне всё равно.
— Но мне не всё равно! — Я вспыхнул.
— Какое это имеет значенье? — Она чуть зевнула. — Меня много раз исключали. Из школ, гимназий, сколариумов… и прочих там заведений…
— Прекрати! — я стукнул ладонью но столу. — Сколько можно шутить! Не для себя стараюсь, в конце концов. Пойми же, дело серьёзно! Не забывай, зачем я пришёл. Меня послали! Я должен им дать ответ, объяснить!
— Это так важно? — спросила она.
Я только развёл руками.
— Хорошо, хорошо, — согласилась она, — что я должна говорить?
Я начал повторять. Она рассеянно кивала головой.
— Ты поняла? — спрашивал я. — Запомнила? Как зовут эту бабку?
— Матрёна…