Санин не удивился, потому что ждал того или иного вызова от Зарудина.
- И очень желают? - шутя спросил он Дуньку.
Но Дунька, видимо, знала что-то страшное и, против обыкновения, не закрылась рукавом, а взглянула ему прямо в глаза с выражением испуганного участия.
Санин поставил лопату к дереву, снял и перетянул пояс и, по своей манере, слегка раскачиваясь на ходу, пошел в дом.
"Экие дураки... ведь вот идиоты!" - с досадой думал он о Зарудине и его секундантах, но это было не ругательством, а выражением его искреннего мнения.
Когда он проходил через дом, из дверей своей комнаты вышла Лида и стала на пороге. У нее было напряженное бледное лицо и страдальческие глаза. Она пошевелила губами, но ничего не сказала. В эту минуту она чувствовала себя самой несчастной и самой преступной женщиной в мире.
В гостиной, в кресле, беспомощно сидела Марья Ивановна. И у нее было испуганное несчастное лицо, и куриный гребень наколки растерянно свисал набок. Она тоже поглядела на Санина умоляющими, испуганными глазами, так же пошевелила губами и так же промолчала.
Санин улыбнулся ей, хотел остановиться, но раздумал и пошел дальше.
Танаров и фон Дейц сидели в зале, на стульях возле первого от двери окна, и сидели не так, как садились всегда, а поджав ноги и выпрямившись, точно им было страшно неловко в их белых кителях и узких синих рейтузах. При входе Санина они медленно и нерешительно поднялись, очевидно не зная, как вести себя дальше.
- Здравствуйте, господа, - сказал Санин громко, подходя и протягивая руку.
Фон Дейц на секунду замялся, но Танаров быстро и преувеличенно поклонился, пожимая руку, так, что перед Саниным мелькнул его подстриженный затылок.
- Ну, что скажете хорошего? - спросил Санин, замечая эту особую предупредительную готовность Танарова и дивясь тому, как ловко и уверенно проделывал этот офицер глупость фальшивой церемонии.
Фон Дейц выпрямился и придал холодный вид своей лошадиной физиономий, но сконфузился. И странно было, что заговорил прямо и уверенно всегда молчаливый и застенчивый Танаров.
- Наш друг, Виктор Сергеевич Зарудин, сделал нам честь, поручив за него объясниться с вами, - сказал он отчетливо и холодно, как будто внутри его пошла в ход заведенная машина.
- Ага! - произнес Санин, широко открывая рот с комической важностью.
- Да-с, - слегка опуская брови, упрямо и твердо продолжал Танаров, - он находит, что ваше поведение относительно него было не совсем...
- Ну да... понимаю... - быстро теряя терпение, перебил Санин, - я его прогнал почти что в шею... чего уж тут "не совсем"!
Танаров сделал усилие, чтобы что-то понять, но не смог и продолжал:
- Да-с... Он требует, чтобы вы взяли свои слова назад.
- Да, да... - почему-то счел нужным прибавить длинный фон Дейц и, как журавль, переступил с ноги на ногу.
- Как же я их возьму? Слово не воробей, вылетит, не поймаешь! - смеясь одними глазами, возразил Санин.
Танаров недоуменно помолчал, глядя прямо в глаза Санину.
"Однако, какие у него злые глаза!" - подумал Санин.
- Нам не до шуток... - сердито, точно сразу поняв что-то и густо багровея, вдруг быстро проговорил Танаров, - угодно вам взять ваши слова обратно или нет?
Санин помолчал.
"Форменный идиот!" - подумал он даже с грустью, взял стул и сел.
- Я, пожалуй, и взял бы свои слова обратно, чтобы доставить Зарудину удовольствие и успокоить его, - серьезно заговорил он, - тем более что мне это ровно ничего не стоит... Но, во-первых, Зарудин глуп и поймет это не так, как надо, и вместо того, чтобы успокоиться, будет злорадствовать, а во-вторых, Зарудин мне решительно не нравится, а при таких обстоятельствах и слов назад брать не стоит...
- Так-с... - сквозь зубы злорадно протянул Танаров.
Фон Дейц испуганно поглядел на него, и с его длинной физиономии сползли последние краски. Она стала желта и деревянна.
- В таком случае, - повышая голос и придавая ему угрожающий оттенок, начал Танаров.
Санин с внезапной ненавистью оглядел его узкий лоб и узкие рейтузы и перебил:
- Ну и так далее... знаю... Только драться с Зарудиным я не буду.
Фон Дейц быстро повернулся. Танаров выпрямился и, принимая презрительный вид, спросил, отчеканивая слоги:
- По-че-му?..
Санин засмеялся, и ненависть его прошла так же быстро, как и явилась.
- Да потому... Во-первых, я не хочу убивать Зарудина, а во-вторых, и еще больше, не хочу сам умирать.
- Но... - кривя губы, начал Танаров.
- Да не хочу и баста! - сказал Санин, вставая. - Стану я еще вам объяснять почему!.. Очень мне надо!.. Не хочу... ну?
Глубочайшее презрение к человеку, который не хочет драться на дуэли, смешалось в Танарове с непоколебимым убеждением, что никто, кроме офицера, и не способен быть настолько храбрым и благородным, чтобы драться. А потому он нисколько не удивился, а, напротив, даже как будто обрадовался.
- Это ваше дело, - сказал он, уже не скрывая и даже преувеличивая презрительное выражение, - но я должен вас предупредить...
- И это знаю, - засмеялся Санин, - но этого я уже прямо не советую Зарудину...
- Что-с? - усмехаясь, переспросил Танаров, беря с подоконника фуражку.
- Не советую меня трогать, а то я его так побью, что...
- Послушайте! - вдруг вспыхнул фон Дейц, - я не могу позволить... вы издеваетесь!.. И неужели вы не понимаете, что отказываться от вызова, это... это...
Он был красен, как кирпич, и тусклые глаза глупо и дико пучились из орбит, а на губах показался маленький слюнный водоворотик.
Санин с любопытством посмотрел ему в рот и сказал:
- А еще человек считает себя поклонником Толстого!
Фон Дейц вскинул головой и затрясся.
- Я вас попрошу! - с визгом прокричал он, мучительно стыдясь, что кричит на хорошего знакомого, с которым недавно говорил о многих важных и интересных вопросах. - Я вас попрошу оставить... Это не относится к делу!