Я стоял перед дверью белой виллы — в чистых штанах, новых кедах, пахнущий шампунем — и не мог решиться нажать на звонок. Была суббота. Кьеры, по ходу, уже встали. За витражным стеклом мелькали иногда смутные тени, один раз послышался детский плач.
Наконец я собрался с духом и надавил на круглую кнопку. В глубине дома затренькало. Я быстро пригладил волосы и постарался придать морде доброжелательное выражение. Зашлепали тяжелые шаги, витраж потемнел, качнулся внутрь, и я оказался нос к носу с Марком. Блин, никогда еще дверь не захлопывалась передо мной так быстро!
Я подождал немного, отер вспотевшую ладонь о штаны и позвонил снова. Изнутри послышались недовольные голоса, и мне открыли во второй раз. На пороге стояла София с игрушечным жирафом под мышкой. Зверь был лиловый с оранжевыми пятнами.
— Джек! — завопила она и схватила мою ногу в объятия. — Почему ты не приходил?
— Я приходил, — оправдывался я. — Только ты была в садике.
— Дурацкий сад! — она грохнула невинного жирафа об пол. — После него мы ужинаем, а потом меня даже гулять не отпускают!
— Жизнь — боль, — согласился я.
— София, кто там? — из коридора показалась мать Лэрке с пальцами веером. Ногти поблескивали свежим темно-бордовым лаком.
— Это Джек, — радостно сообщила София.
Маман смерила меня оценивающим взглядом.
— Я одноклассник Лэрке, — заторопился я с объяснениями. — Она дома?
Глупый вопрос. Сверху как раз донеслись фортепьянные аккорды.
— София, — велела мать, — скажи сестре, к ней пришли.
Мелкая поскакала к лестнице, остановилась на нижней ступеньке и завопила во всю силу легких:
— Лэ-эрке! К тебе пришли-и!
В ухе у меня стрельнуло. Костлявое лицо маман передернулось:
— София, разве я просила тебя орать? Поднимись наверх и скажи это ей. Понимаешь? Скажи.
Но сверху уже завопило голосом Лэрке:
— Кого там еще принесло? Я занимаюсь! Ведь сказала же: мне не мешать!
Хлопнула дверь. Снова зазвучали аккорды. Маман махнула накрашенными руками:
— Ну что ты там стоишь, сквозняк устраиваешь? Заходи. Ты же слышал? Она в своей комнате, — и исчезла в глубинах дома.
— Если дверь не заперта, пригнись, — посоветовала София, поднимаясь вслед за мной по лестнице. — Сестра подушками кидается.
— Знаю, — вздохнул я.
— Будь смелым, — мелкая похлопала меня по руке. — Если что, я прикрою, — и взяла жирафа наизготовку.
Я робко постучал. Вместо ответа — гаммы. Тронул ручку двери — заперто. Попробовал позвать:
— Э-э, Лэрке? Это я, Джек.
Гаммы.
— Да кто ж так стучит-то?! — София сунула мне жирафа. — Подержи Виктора, — развернулась, прижалась к двери спиной и принялась колотить в нее пятками.
— Открывай, чудище домашнее! Джек тут!
Гаммы оборвались. Дверь распахнулась, и мелкая упала бы внутрь, если бы я не успел ухватить ее за руку.
— София! Какого черта… — Лэрке увидела меня. С плюшевым жирафом в охапку.
— Найс, — прокомментировала она, все еще хмуря брови. — Ладно, проходи, раз пришел.
Дверь за моей спиной тут же закрылась, приглушая возмущенные вопли младшей сестры:
— Эй! Виктора отдайте. Воры!
Лэрке выхватила у меня жирафа, швырнула его в коридор и снова заперлась на ключ.
— Достали уже, — она плюхнулась на крутящийся стульчик. — Месяц до конкурса, а мне репетировать не дают. То одно, то другое. Дурдом!
— Э-э, может, я тогда пойду? — я неуверенно шагнул к двери.
— Нет уж, — Лэрке ткнула пальцем, указывая мне место на кровати. — Раз пришел, сиди. Рассказывай.
— Что рассказывать? — я присел на краешек.
— Ну, — она пробежала пальцами по клавишам и взяла пару драматических аккордов, — как ты?
— Нормально, — я попытался вспомнить заранее заготовленные слова, но собственные носки тайны не выдавали, как я на них ни пялился. Придется импровизировать. — Лэрке, я… э-э, пришел, чтобы сказать спасибо, — рискнул поднять на нее глаза, но она не смеялась. И не кривилась презрительно. Просто сидела с очень серьезным лицом и смотрела на меня — ждала продолжения. — И извиниться за то, что тебе пришлось возиться со мной… ну… — меня бросило в жар. — Я плохо все помню, но отчим рассказал, в каком виде ты меня привезла. Да, и еще спасибо за то, что сказала ему, что заметила, как мне дрянь эту в стакан подлили. А то мои бы мне точно не поверили.
— Твои думают, ты торчок? — Лэрке наиграла что-то гневно-трагическое.
— Ну…
— А мои думают, что я больная на всю голову, — комнату наполнили аккорды, похожие на издевательский смех.
— Но э-э…
— Все нормально. Не стоит благодарности.
Мы посидели немного молча. Ветер кидал в окно сухие листья, по крыше глухо постукивали желуди.
— А ты, — я почесал бровь, скрывая смущение, — не могла бы рассказать, что там вчера произошло? Я помню нормально только до того места, как мы с Луизой по коктейлю выпили. Потом все — как в тумане.
— Амнезия, — Лэрке кивнула, зло скривив губы. — Побочный эффект фэнтези. На это они и рассчитывали. Ты точно уверен, что все хочешь знать?
Я задумался. Потом сказал осторожно:
— Ну, в общих чертах. Да.
По словам Лэрке выходило, что весь вечер к ней поочередно клеились Бриан с Каспаром, усердно пытаясь ее напоить. Это при том, что оба как бы пришли с девчонками. («Наташа и Нана», — сообразил я). Но Лэрке взяла с самого начала бутылку пива и из рук ее не выпускала. Даже в туалет с ней ходила. Оказалось, подружку ее недавно чуть так в клубе не изнасиловали. Подлили фэнтези в стакан, пока она типа носик пудрила. Не оприходовали ее только потому, что не рассчитали дозу, и девчонка коньки прямо в клубе чуть не откинула. Ей в больничке уже разъяснили, что к чему.
— Что за подружка? — спросил я.
— Ты ее не знаешь, — Лэрке крутанулась на стуле. — Она в Копенгагене живет. Мы в чате общаемся. Так тебе дальше рассказывать или как?
Я энергично закивал.
— Чтобы отвязаться от этих дебилоидов, пошла тебя искать. А ты как сквозь землю провалился. Поспрашивала народ. Кто-то видел, что Луиза тебя почти волоком волочила куда-то упоротого в звезды. Думаю: странно как-то. Еще даже двенадцати нет. В общем, пошла искать по всем комнатам. Там парочки в основном, но в одной из спален дверь заперта. Я в нее колотиться. Не открывают, а внутри вроде как пьяный смех. Ну, я взяла тогда вазу здоровую — там в коридоре стояла — и об дверь. Сразу открыли.
В памяти у меня что-то смутно забрезжило:
— Китайская?
— Что? — Лэрке удивленно моргнула.
— Ну, ваза, — неуверенно пояснил я.
— Может быть, — она пожала плечами. — Я в этом не разбираюсь. Так вот. Вошла я, а ты на кровати валяешься задом кверху. Футболка задрана, штаны спущены. Луиза, коза драная, на ногах у тебя сидит и в корму из пистолета целится.
— Из пистолета? — жопа у меня инстинктивно сжалась.
— Татуировочного, — хихикнула Лэрке. — Они, судя по всему, как раз обсуждали, что тебе на булках наколоть.
— Я так нежен с твоим бум-бум, — пробормотал я.
— Что? — Лэрке подозрительно прищурилась.
— А? Нет-нет, ничего, — тряхнул я головой. — Просто, кажется, я начинаю что-то вспоминать. Ты сказала «они». А кто там еще был кроме Луизы?
— Бриан, Каспар и… Наташа, — чуть поколебавшись, добавила девчонка.
— Писс! И что потом?
— Ну что, — Лэрке пожала плечами, — стала я вопить, так что музыку перекрыло. Парни на меня, а я в них вторую вазу. Ну, их две было. Потом бутылку с пивом взяла — ее на столике оставил кто-то — и об стенку. А там уже народ стал на шум подтягиваться. Вот они и сбежали. Я тебя в охапку и на воздух. Сначала в скорую позвонила, но там представляешь, придурки такие, говорят, если симптомов прередоза нет, то машину они не вышлют. Надо просто дома отлежаться. Или чтобы я сама к ним тебя везла. Ну, я такси вызвала и к тебе домой — все быстрее, чем до Силкеборга. Вот. Я правильно сделала?
— Конечно! Ты… ты просто супергерл! — я почувствовал, как губы растягиваются в глуповатой улыбке.
— Да нет, — Лэрке вздохнула. — Просто ты — дурак.
Я снова уставился на свои носки. Будто там появилось за это время что-то новое!
— Одного не понимаю, — пробормотал я наконец. — Ладно, я. Каспар решил со мной поквитаться, Наташа, по ходу, тоже. Луиза — подружка Наны, девонки Каспара, тут все ясно. Но ты-то тут причем? Понимаешь, я, кажется, слышал там кое-что, пока мордой в матрас валялся… И что случилось с твоим парнем? Вы так и не встретились?
— С каким парнем? — Лэрке смотрела на меня так, будто я был с другой планеты.
— Ну тем… — я совсем запутался. — Луиза сказала, она тебя пригласила, потому что какой-то чувак из интернета тебе стрелку на пати забил.
— Чувак из интернета… — она перевела взгляд в окно. Скукоженный коричневый лист метался на ветру, будто подвластный палочке безумного дирижера. — Я пришла на вечеринку, потому что Луиза сказала, там будешь ты.
Я понял, как чувствует себя человек, настигнутый лавиной. В одно мгновение мир четок и ясен, солнышко сияет, снег блестит, ты снизу, гора сверху. В следующий миг на тебя летит снежная масса со скоростью курьерского поезда, и вот ты уже сверху, гора снизу, солнце взрывается у тебя в башке, а лет через дцать кто-то находит твой замороженный труп. Мир непредсказуем.
Я ущипнул себя за руку. Блин, больно. Значит, не сплю.
— Луиза хотела, чтобы мы оба пришли на пати, — я пытался рассуждать вслух. — Выходит, и травануть нас хотели обоих? Все равно не пойму: тебя-то зачем?
Лэрке возвела глаза к потолку:
— Джек, ты правда такой наивный или притворяешься?
Я подумал об Адамс, орущей Лэрке вслед: «Психичка!» Злобные взгляды в ее сторону, перешептывания за спиной.
— Наверное, я навиный, — признался я. — Знаешь, в старой школе у нас просто все было. Что не так — дал в зубы. Не понял человек — дал по яйцам. Ясность, блин.
— В зубы у тебя и сейчас еще неплохо получается, — заметила Лэрке. — Собираешься в понедельник продолжить или как?
Я почесал в затылке.
— Не хотелось бы. Потом проблем не оберешься.
— Это хорошо, — одобрила Лэрке. — Потому что я хочу предложить кое-что получше.
Я так на нее выпучился, что глазам больно стало. Мдя, правду говорят, в тихом омуте… А девчонка соскользнула со стульчика, подошла ко мне и уселась рядом.
— Смотри. В понедельник едем в школу вместе. Как придем на историю, сразу садись ко мне за парту.
— А Бриан? — проблеял я. Остановись, лавина, остановись!
— О нем не беспокойся, — пообещала Лэрке. — Надо им дать понять, что мы вместе, ясно? И что у нас все — зашибись. Это будет лучшая месть, поверь мне. Ничто так не достает идиотов, как знание того, что их враги счастливы.
И тут меня накрыло. Гора снизу, я сверху, солнце светит прямо в глаз. Вот Лэрке кричит, толкая меня с мостков в воду: «Ты не он!» Вот она же улыбается, гладя лошадиную морду: «Ей нравятся люди, которые нравятся мне». Вот смотрит на меня строго от доски, водя указкой по плакату с клитором. Тяжело дыша, я положил дрожащую ладонь девчонке на бедро и качнулся вперед.
— Джек! — ее радужки — синий лед. — Что ты делаешь?
Меня будто выкинули на мороз, как нагадившего щенка. Я руку отдернул, скрючился так, чтобы выпуклость в джинсах незаметна была, лепечу чего-то:
— Я это… типа репетирую.
Она мне волосы на затылке взъерошила, смеется:
— Уверена, в понедельник у тебя все получится.
Короче, выскочил я оттуда в помятых чувствах и не пойму — то ли голова в облаках, то ли в жопе. А тут еще София — на лестнице меня поджидала.
— Ну как? — и смотрит на меня с важным видом. — Целовались?
— Нет, то есть почти, то есть… — тут я соображаю, с кем разговариваю. — А тебе не рано еще про такое спрашивать?
Она только фыркнула:
— Подумаешь! Да я в саде уже со всеми мальчишками перецеловалась. У меня и кэрсте есть. Только я его скоро брошу.
— Э-э… почему? — я так офигел, что забыл, как спускаться по лестнице.
— Маленький он еще, — вздохнула Лэркина сестрица и устремила на меня томный взгляд.
— Мне это, — я судорожно ухватился за перила, — бежать пора.
— А когда ты снова придешь? — пискнула София мне в спину.
Я ломанулся в дверь. Даже с маман забыл попрощаться. Домой еду, ветер в морду. Пытаюсь соображать. Это что же у нас теперь будет с понедельника? Счастье вместе или голодные игры? Я как-то быть в роли Пита не очень хочу. Да и не выдержу такого просто.
— Все это плохо кончится, Джек, — сказал я себе и наддал ходу. — Все это очень плохо кончится.
Последняя неделя перед осенними каникулами стала для меня пыткой. Я ощущал близость Лэрке кожей. Ходил, как в жару. Стояк у меня случался по нескольку раз за урок. Даже математика гребаная не помогала. Даже уравнения и Медведев нудеж. Я только и думал о том, как бы Лэрке ничего не заметила, и от этого становилось только хуже. На переменах иногда сбегал в сортир, но когда возвращался, достаточно было ей взять меня за руку, и все начиналось по новой.
Томас за нас радовался. Наташа набрала пяток кило за неделю — трескала булки-чипсы и бросала на нас такие взгляды, что от них лампочки перегорали. Луиза и остальные ходили, как пришибленные. Наверное ждали панцирей. Не знали, что их не будет. Лэрке отчиму наврала, что фэнтези мне подлили незнакомые ребята. Типа просто подшутить хотели. Такой вариант меня очень даже устраивал — не хватало еще, чтобы Сева в мои личные дела лез.
А в четверг, когда мы ехали в школу, Лэрке вдруг спрашивает ни с того, ни с сего:
— Джек, слушай, у тебя знакомый татуировщик есть?
Я вильнул колесом:
— Если ты на Луизу намекаешь, то…
— Да я не про то! — она поправила капюшон, чтобы дождь не затекал в лицо. — Мне настоящий мастер нужен. Ты же из Силкеборга. Вот я и подумала, может, знаешь там кого?
Я покосился на торчащий из капюшона покрасневший нос:
— А ты что, хочешь тату наколоть?
— Нет, Джек. Я хочу салон ограбить! — она фыркнула сердито. — Так ты знаешь кого или нет?
— А ты в курсе, что до восемнадцати лет… — начал было я, но меня оборвали:
— Да, в курсе. Это незаконно. И что? У моего брата две татушки уже, посто предки ничего об этом не знают.
— Вот его и спроси, — предложил я.
Она глянула на меня, как на слабоумного, и покатила молча дальше. Я напряг извилины. Вообще-то у Мемета был двоюродный дядя, или как это там назывется, который владел салоном. И мастером он вроде слыл неплохим. Если бы Мемет с ним поговорил, может, тот и взялся бы за малолетку. По знакомству.
— Вообще-то, — я нагнал Лэрке, — знаю я кое-кого. Только придется сначала позвонить. А тебе когда надо?
Она покосилась на меня из-под капюшона и заявила:
— Вчера.
Я боялся, что Мемет сменил телефон. Или что он вообще не захочет со мной разговаривать. Но он снял трубку почти сразу и даже голос мой узнал. Вывалил на меня поток новостей. Оказалось, новый парень, тот самый, черный, Яя, подбил пацанов обнести школу. Ну они ночью стали компы вытаскивать через окно, их кто-то заметил, стукнул в полицию. Яю и Ибрагима сразу сцапали, а Мемета с Микелем с собаками искали и повязали в сарае для спортинвентаря.
— Прикинь, мэн, Микель вообще пересрался страшно. Вспомнил, как тебя та шавка тогда чуть не загрызла. Так скулил в этом факинг сарае, что нас бы и без собак нашли! Эх, как нам тебя не хватает, бро…
Яю должны были теперь судить, ему уже пятнадцать исполнилось. Ибрагиму грозила спецшкола — по ходу, на него родаки совсем махнули рукой.
— А у тебя-то как? — подошли мы наконец к вопросу, которого я так боялся.
— А у меня… у меня теперь девушка есть, — сообщил я, после чего мне пришлось минут десять рассказывать о Лэрке.
— Так ты поэтому запропал, бро? — заключил Мемет. — Ладно-ладно, я все понимаю. Слышь, а ты уже духовку ей прочистил? Как там, горячо?
Я поспешил перевести разговор на дядю.
— Его зовут Сами, — сообщил я Лэрке на следующей перемене. — Можно записаться на завтра, но он берет жабу[1] в час.
— Давай номер, — она вытащила свой смартфон.
— Это так не работает, — объяснил я. — Набрать его придется мне. Тебя он не знает.
— У-у, русская мафия, — она сделала большие глаза.
— Типа того.
Моего звонка Меметов дядя уже ждал. Я быстро обрисовал ситуацию и передал трубку Лэрке. К разговору особо не прислушивался, понял только, что вроде они спорили о чем-то — о цене торговались, что ли? Поэтому для меня стало неожиданностью, когда девчонка вернула мне айфон и заявила:
— Завтра придется прогулять три последних урока. Нам надо успеть на автобус в 11.15.
— Нам?!
— Ну да. Этот Сами сказал, что без тебя со мной и разговаривать не будет. У него что, раньше были проблемы с полицией?
Я подумал о том, откуда Мемет с такой легкостью доставал траву. Да, пожалуй, мне придется поехать с Лэрке.
— Слушай, а ты уверена, что хочешь это сделать? В смысле, тату — это же не переводная картинка. Она не смывается.
— Вот именно! — заявила девчонка и вздернула носик. — Завтра уматываем сразу после физики. И никому ни слова. Даже твоему Паровозику.
Мы сидели в атобусе. Дождь усердно поливал окна, дорогу и лес вокруг. Я смотрел на профиль Лэрке на фоне запотевшего окна. Она казалась целеустремленной и сосредоточенной, как будто ей предстояла важная миссия, которую нельзя было провалить.
— Слушай, а почему такая срочность? — поинтересовался я, чтобы разбить монотонный усыпляющий гул мотора. — В смысле, если захотелось тебе тату, чего ты раньше меня не спросила?
— Потому что дурой была, — Лэрке ковырнула обшивку сиденья впереди. — Доверчивой дурой.
— Я ничего не понял, — признался я грустно.
Она выдернула из обшивки синюю нитку и посмотрела на нее так, будто ее длина определяла длину жизни.
— Я тебе говорила, что готовлюсь к конкурсу? Он в начале ноября. Мать обещала, что я смогу остаться дома на каникулах, чтобы репетировать. И вот позавчера она мне заявляет, что я еду вместе с ними в Швецию! Они там собираются жить в каком-то мохом поросшем домике в лесу. Ближайший инструмент на расстоянии сотни километров! Целую неделю! — она грохнула кулаком по спинке сиденья. Блин, хорошо, что оно было пустое.
— Э-э, я все равно не очень понимаю, причем тут тату, — признался я.
— Чего тут непонятного? — воззрилась на меня Лэрке. — Я татушку эту давно задумала, деньги копила просто. Но если ее сегодня сделаю, а дома мать вроде как «случайно» увидит, она взбесится и точно меня дома оставит.
Я пораскинул мозгами.
— То есть ты одна дома будешь целую неделю?
Она закатила глаза к потолку:
— Я репетировать буду, Джек! А ты что, никуда не едешь на каникулы?
Я покачал головой:
— Отчим должен работать всю дорогу.
— А чего вы с мамой вдвоем не поедете? — удивилась Лэрке.
Я сделал вид, что рассматриваю что-то на дороге впереди:
— Да ма без него никуда не хочет.
«В последнее время она вообще ничего не хочет, — добавил я про себя. — Кроме своих таблеток».
Татуировок у Сами прибавилось с тех пор, как я видел его в последний раз. Особенно доставляла морда демона на весь бритый затылок. Пока я ждал Лэрке в кресле, мне все казалось, что это чудище пялится на меня кровавыми выпученными зенками.
Обрабатывали ее часа четыре. Я к такому не был готов. Думал, наколют ей быстро звездочку там или сердечко, и все, свободен. Оказалось, она заказала портретную татуировку, по фотографии. Послала фотку Сами по мейлу. Он спросил только:
— Это ты на фото, нет? Или младшая сестра?
— Я, — Лэрке отвернулась и стащила майку через голову.
У меня аж дыханье сперло. Вцепился ногтями в кресло. Повернись! О, боже, нет, лучше не надо!
— А пацан кто?
— Я не хочу об этом говорить, — она легла животом на кушетку. Так и не повернулась. — На правой лопатке колите. Нормально будет?
Пока Сами накладывал копирку, я все пытался рассмотреть, кто же там, на рисунке. Но на бумажке были только невнятные контуры, а сама фотка лежала так, что, как я шею ни тянул, различить ничего не смог. Нет, брат ее это точно не может быть. Лэрке этого гавнюка на дух не переносит. Тогда что за пацан? Может, тот самый, который не я? Или Джастин тире Джей? Ага, это нормально, тратить несколько тыщ, чтобы на спине у тебя красовался мертвец! Сколько времени Лэрке вообще на это дело копила? С детсада, что ли?
Засвистела тату машинка. Из своего кресла я видел кожаную кушетку, ноги в светло-голубых джинсах, белую кожу над ними там, где ее не заслонял Сами. Блин, вот бы мне оказаться на его месте! Касаться этой гладкой длинной спины, проводить пальцами по позвонкам — и не схлопотать подушкой или еще раз услышать, что ты дурак.
Лэрке лежала совершенно спокойно, только пальцы в носочках иногда поджимала — по ходу, когда ей было больно. Сами же трещал всю дорогу, и что удивительно — Лэрке молчала-молчала, и вдруг начала болтать с ним, как никогда не болтала со мной. Из-за свиста машинки, отдававшегося в ухе, я слышал не все, но кое-что разобрал.
Оказалось, что предки Лэрке собираются разводиться вот уже года три. Что у ее матери есть любовник, и отец знает об этом. Что отец всегда хотел завести собаку, но не мог, потому что у маман аллергия. Что брат проводит в фитнесе по три-четыре часа в день и сидит на стероидах. Что скорее всего, его отчислят из гимназии до конца года. Что предки отказались возить ее в музыкальную школу, после того, как преподавательница из Брюрупа сказала, что не может больше Лэрке ничему научить. Что старушка-учительница умерла на прошлое рождество. Что Лэрке прошла отборочный тур на конкурс молодых музыкантов «Играй за жизнь», но родителям все равно. Они считают, что музыка — это блажь, на жизнь ею не заработаешь, разве что станешь звездой. Но для этого нужен талант или связи, а у их дочки, конечно, ни того, ни другого нет. Что Лэрке сделает все, чтобы победить на факинг конкурсе и доказать обратное. Даже если брат-придурок снова вывернет ей пальцы. Даже тогда она будет играть.
В общем, часа через полтора я вышел покурить. У сигарет был горький вкус. Я представил себе Лэрке на крутящемся стульчике, пытающейся взять аккорд распухшими посиневшими пальцами. Мне захотелось избить Марка еще раз. И на этот раз вмазать шаром от петанка прямо по виску.
[1] Жаба — «тысяча» на датском сленге. Слово «жаба» Tudse звучит похожу на «тысячу» Tusindе.