Они носили чехословацкую форму, из серой шерстяной ткани. На голове серая кепка, в виде цилиндра с козырьком, у которого на затылке широкая полоска, которую можно отворачивать и прятать от холода уши. Серый мундир с накладными карманами на груди, а на плечах маленькие пришитые погоны из такой же шерстяной ткани, застёгивающиеся на пуговичку.
Мундир заправляли в штаны, с прошитыми стрелками, а в широкие бренчики, заправлен солдатский советский ремень.
Переодевание, наверное, было задумано для того, чтобы если в руки душман попадёт убитый разведчик, то операцию можно свалить на церандой.
Померили серые костюмы из чехословацкой шерсти, высокие кепки с длинным козырьком и положили обмундирование в вещмешки. После обеда погрузились на свои БМПэшки и поехали в Газни на аэродром.
По приезде на аэродром сразу же расположились на отдых, а отцы-командиры побежали «ставить» дело. Кто-то мучительно старался заснуть, но в десанте было жарко, а под БМПэшкой очень шумно. Поэтому кто-то разговаривал, а хохлы играли в карты и тарахтели, как базарные бабы. Всю дорогу припирались друг с другом или «наезжали» на кого-нибудь, но при этом парни были весёлые и отходчивые, «великие аферисты», сало найдут из-под земли, даже в мусульманской стране, брагу поставят на чём угодно. В драке надёжнейшие союзники, на помощь придут по первому сигналу, и всё снесут на своём пути.
Я разговаривал с Пашкой из Киева, он был дембель-осенник и тосковал по дому, рассуждая вслух, куда ему податься на гражданке. Интересно рассказывал про Киев и про раздолья вокруг Днепра. Парень он был крепкий, занимался до армии штангой и каратэ, но характер у него был миролюбивый. Мне всегда нравилась его спокойная решительность.
С наступлением темноты переоделись в форму церандоя. Через некоторое время погрузились в десанты БРДМов батальона охраны аэродрома, которые частенько патрулировали газнийские улочки, и поехали в город. Нам предстояло высадиться в Старом Газни, в глухом полузаброшенном районе. Духи в Старом Газни злющие и время от времени поднимали восстания, пытаясь захватить власть в городе, но каждый раз наш полк прочёсывал этот продушманский район города и восстанавливал законный порядок.
Мы долго ехали, петляя по тёмным ночным улочкам, в одном месте БРДМы притормозили и, переодетая в форму церандоя, разведрота высыпала в тёмный переулок. Техника тут же ушла. Меня поставили во главе цепочки, и мы, крадучись, перебежками по несколько человек, перебежали в следующий переулок. Фонарики зажигать категорически запрещено. Наконец-то добрались до нужного нам дувала. Вошли бесшумно внутрь и осмотрелись, справа от входа была узкая лестница наверх.
Я стал осторожно подниматься по ней, и у самого выхода на крышу меня отодвинули к стенке. Мимо меня протиснулись два разведчика. Вслед за ними на крышу вышел и я, мы быстро обследовали все закутки. Тихо! Пусто! Дали отмашку остальным. У входа остались два человека, а все остальные поднялись наверх. Внимательно огляделись. Изучили подходы. Расставили посты.
Это был глухой район в Старом Газни, хозяева этих дувалов давно покинули эти места, а может быть, и этот мир. Вдоль одной стены дувала шла узкая улочка, которая, пересекая пустырь, выходила на широкую дорогу. Другая стена дувала выходила на пустырь, а к оставшимся двум стенам примыкали такие же дувалы.
Разведданные говорили о том, что душманы должны встретиться около шоссе Кабул-Кондагар, пройти через город и свернуть в этот переулок, чтобы уйти в горы. И в тот самый момент, когда они завернут в проулочек, мы должны внезапно из засады их перестрелять.
Через некоторое время мне поставили задачу — установить мины МОН-50 на перекрёстке, чтобы, если душманы не свернут в проулок, а пойдут по дороге, взорвать и завалить как можно больше народу. А если свернут в проулок, взорвать и уничтожить направленным взрывом замыкание. Для прикрытия дали двух разведчиков. Мы пошли, я аккуратно разматывал катушку с тонким медным проводом, один конец которого был закручен на «кнопке», а другой конец нужно присоединить к установленным минам.
Как на грех, ночь выдалась очень светлой. На небе светила огромная луна, ярко освещая пустырь и стены близ лежащих домов, и даже в тени дувалов были хорошо различимы крепкие фигуры разведчиков. Перекрёсток был озарён лунным светом, как из прожектора. Время было около полночи, и надо было торопиться установить мины до подхода духов.
Разведчики заняли оборону в тени дувала, а я выполз на перекрёсток и в спешке стал устанавливать мины. Сначала подсоединил контакты, а потом «раздвинул ножки» и воткнул мину в твёрдую обочину дороги по направлению к перекрёстку, так чтобы при взрыве сектор поражения был как можно больше. Сердце стучало, торопился изо всех сил, т. к. был прекрасной мишенью на этой, освещенной лунным светом, обочине дороге. Вот было бы весело, если бы духи застали меня за этим занятием… Разведчики толком и прикрыть бы меня не смогли, потому что сами были бы хорошими мишенями, т. к. на дорогу выходило несколько переулочков и окна соседних дувалов.
Наконец-то воткнул вторую мину. Посмотрел по сторонам. Над улицей висела зловещая тишина. Оттолкнулся от пыльного откоса и шумно сбежал по нему в тень дувала, за что тут же получил «внушение» от разведчиков. Ходить тихо, было культом, этому учились и даже форсили, ходя мягко, по-кошачьи. По этой походке всегда издалека узнаешь разведчика. Отходим.
Пустырь не пересекаем, а обходим вдоль стен, выскакиваем в узкий переулок и протискиваемся в узкую входную дверь в дувал. Вокруг никого. Внутри около дверей пост. Тихо поднимаемся на крышу и докладываем командиру, что всё прошло нормально. Я беру в руки кнопку, и начинаем ждать.
Бой обещает быть жарким и беспощадным, и поэтому начинаешь «накручивать» переживания. А что, если не сработают мины? А если их больше и они вооружены гранатомётами, тогда разнесут нас вместе с этим дувалом.
Со стороны шоссе Кабул-Кондагар донёсся сильный взрыв и интенсивная перестрелка. Не наши ли это гости? Сведений никаких. Перестрелка стихает и начинает смещаться в нашу сторону. По дороге пробегает небольшая группа душман. Оборачиваются и стреляют назад.
Вскоре всё стихло. Через некоторое время мощный взрыв озарил небо, и ярко высветил купол старинной мечети. Гулко застучал крупнокалиберный пулемёт, установленный на минарете, Мы ждём духов, но они не идут. Бой стих. На улице никого. Информации нет. Ждём. Мучительно светает.
Начальник разведки принимает решение — ждать до следующей ночи, на крыше дувала. По улице начинают ходить люди. Предлагаю забрать мины с обочины. Нет! Через некоторое время мины нашли дети. Нач. разведки приказывает оторвать провода. Отрываю. Дети напуганы, но смотрят, как провода побежали по земле и запрыгнули на крышу дувала. МОН-50 это мощное оружие, способное поразить всё живое на расстоянии 50 метров в секторе поражения. На изогнутый пластиковый корпус, наполненный пластидом, наклеены мощные стальные осколки, и оставлять такое оружие духам было недопустимо. Но оставалось подчиниться и ждать.
Скрытно наблюдать становилось всё труднее и труднее. Наконец-то нас заметили, и люди, шедшие по дороге, показывали пальцем на наш дувал, и что-то говорили друг другу. Смысла сидеть дальше не было. Мы стали вызывать бронетехнику. Скоро она появилась, но никак не могла обнаружить тот переулок, где мы держали оборону. Они проносились мимо по дороге. Начальник разведки безуспешно пытался им объяснить, где им надо свернуть, но БРДМы во главе с танком в очередной раз проскочили мимо нашего проулка. Решили выйти им навстречу.
Вышли на улицу. Бронетехника где-то застряла, а народ останавливался посмотреть на такое чудо. Группа русских крепких парней в сердце Старого Газни, переодетая в форму церандоя. Стала собираться толпа, народ угрожающе улыбался. И наконец-то появился танк, а за ним БРДМы. Разведчики стали грузиться в десанты БРДМов, а я выбрал себе танк и легко взобрался на башню. Колонна тронулась.
Мы ехали по узким улочкам почти вровень с крышами дувалов. Изредка нам попадались навстречу спешащие куда-то афганцы. Протиснувшись сквозь узкую улочку, выскочили на широкое шоссе и поехали в сторону аэродрома. Навстречу бежали небольшие лошадки, запряжённые в нарядные, расписные и украшенные стекляшками и блестящими висючками кибитки. Кто-то гнал в город гружёных осликов. Шли просто и даже бедно одетые люди, но они улыбались и махали нам руками вслед. Да, в этот раз охота на духов не удалась, но война продолжалась. Мы продолжали ходить в засады. Сами попадали в капканы и с большими потерями уносили ноги, но чем больше теряли друзей, тем беспощадней относились к врагам. Охота на духов продолжалась.
Газни. 1984 год.
Весь полк ловил дембеля, который не хотел ехать домой.
Причина по тем временам, из ряда вон. За время службы он здорово «подсел» на наркотики, и теперь боялся вернуться домой, туда, где достать дозу было огромной проблемой. В Советском Союзе об этом и не слышали, я сам и мои товарищи попробовали эту гадость, только здесь, в Афганистане. Разве что, солдаты, призванные в армию с югов, знали, что это такое.
Видно друзья помогали дембелю скрываться. Его кормили, и делились с ним анашой и героином.
Полк выстроили цепочкой и прочесали все закоулочки, но его не нашли. На него устроили засады, и только спустя некоторое время его поймали, и посадили на губу. Там переодели и под охраной, отвезли в Кабул, а оттуда в Союз.
Что он делал там? Какие скорби претерпел в борьбе с недугом? Не знаю.
Но лечить его никто несобирался.
Кабул. Февраль 1984 года. Расположение роты СС (спец. средств).
Только что приехали на курсы по спец. минированию разведчики и сапёры со всех полков и дивизий 40-армии, по 6 человек от каждого. Состав спец. группы 6 человек, 3 сапёра и 3 разведчика, сапёры устанавливают минные поля, а разведчики их прикрывают. А потом в полку все вместе следят за работой сейсмодатчиков, улавливающих передвижение караванов и вооружённых банд.
Селили нас в палатки в расположении роты СС. Палатку делили на пополам, на одной стороне слева от входа располагались десантники, а справа пехота. Наряды по палатке и столовой приходилось тянуть поровну, но десантники роптали: «Чего это мы десантники должны напрягаться и обслуживать пехоту!?». Десантники предложили провести поединок между представителем десантуры и пехоты, а кто проиграет, тот и тащит наряды. Пехотинцы согласились.
Десантники со своей стороны выдвинули рослого молодого, двухметрового разведчика. Симпатичный парень, и я слышал о нём, что он успел окончить курс университета. Пехотинцы выдвинули меня, сапёра, худощавого черпака метр восемьдесят пять, среднего сложения. Были ребята и покрепче и поуверенней, но видно решили, что если зашибёт меня десант то и не жалко.
В назначенный час, в палатке произошёл этот судьбоносный поединок. Мы стояли в плотном кольце болельщиков, и даже в одежде чувствовалась разница. Десантник в новой зелено-коричневой «стекляшке», а я в выгоревшей светло-зеленой хэбэшке.
Десантник чувствовал себя уверенно, и внимательно слушал своих секундантов. Поддержка моральная у него была что надо, десантники накачивали своего бойца, зажигательными лозунгами. Пехота смотрела на меня с сожалением, типа: «Умри, если сможешь, достойно».
Быстро за нас обсудили условия боя, и остановились на том, что кто первый окажется на полу — тот проиграл. Удары без ограничений, руками и ногами.
Брейк!
Сразу же заревела группа поддержки десантника, и он ловко завертел ногами. Фух-фух-фух разрезали воздух его сапоги. Пытался убежать, но пятачок был слишком маленький. Удары свистели над головой и перед лицом, и попадали по рукам и в плечи.
Неожиданно мне удалось схватить его ногу, когда он ударил в грудь. Десант вцепился в моё х/б, и пробовал «клюнуть» меня своим лбом в лицо, но попадал в мой лоб. Какое-то время мы танцевали на 3 ногах, и вот мне удалось его повалить. Короткая борьба в партере, и мне удалось забраться сверху. Начал бить его по лицу, оглядываясь на судей, в надежде, что они остановят поединок.
Десантники остановили поединок, и предложили изменить условия боя — драться до первой крови.
Десантники подбадривали своего бойца, но он и так был в ярости и только ждал разрешающего сигнала, чтобы растоптать меня. Болельщики пехотинцы приободрились, почувствовав, что у меня есть шанс выиграть этот бой. Они хлопали меня по плечу и приободряли. Кто-то подсказывал тактические ходы, и показывал, как надо бить. Мне было не по-детски страшно, потому что десантник выглядел, как разъярённый бык. Пехотинцы подталкивали меня вперёд, к нему уговаривая: «Иди, накостыляй ему!».
Мне в тот момент больше всего хотелось позорно убежать, но пути к отступлению были отрезаны.
Снова команда: «Брейк!!!».
Десанты заревели: «За ВДВ! Порви его! Бей пехоту!».
Сорвавшийся словно бык с цепи, десантник обрушил на меня град ударов, размахивая кулаками, как мельница. С трудом, преодолевая волнение, делал шаг навстречу и выбрасывал кулаки в сторону его лица. Удары получались предательски слабыми, и он почти не чувствовал их. Его же удары обрушивались на голову сверху, на плечи, по корпусу. Было больно и страшно, но я продолжал бить, только прямыми ударами и только в голову. Наконец-то увидел кровь на его лице, и промелькнула радостная надежда, на то, что сейчас бой остановят.
Но десантники ревели и требовали мести. Пехота тоже заревела, перекрывая десантников. Я слышал поддержку, и как ребята выкрикивают моё имя, до этого мало кому известное. Десантник ускорил обороты мельницы, и стал подключать ноги. В какой-то момент мне удалось уйти в сторону, или это десантника развернуло от собственного удара, просвистевшего у меня над головой, но я оказался сбоку. Тут же нанёс несколько увесистых ударов по лицу, и чувствовал, что они достигли цели.
Десант растерялся и стал уходить в глухую защиту. Поглядывая на десантников, чтобы они остановили бой, продолжал втыкать бойцу, удар за ударом сквозь защиту. Они не торопились, но перестали кричать, и посмотрев несколько секунд на то, как избивают их бойца — остановили бой.
Пехота была довольна.