Пресса создавала и создаёт или гул славы вокруг избранного имени, или засасывающую тину бесславия, или, наконец, окружает писателя непроницаемой стеной молчания. Последнее подобно погребению заживо. Такому погребению обрекла в своё время пресса талантливую писательницу Елизавету Александровну Шабельскую, автора романа «Сатанисты XX века».
Почему?
Ответ на этот вопрос читатель найдёт, прочитав роман Е.А. Шабельской, а заодно получит ясное представление и о том, в чьих руках и какого направления была подавляющая масса периодических изданий, руководившая общественной мыслью России в предзакатный период жизни великого государства.[1]
Роман Шабельской начал печататься в газете Скворцова «Колокол» в 1911 г. Оттиски из газеты составили затем объёмистую книгу, поступившую в продажу в 1912 году. Странна судьба этого издания «Сатанистов»: оно исчезло из обращения, едва появившись в продаже, но, несмотря на такое блестящее распространение, осталось почти неизвестным русскому читателю.
И газеты, за исключением изданий патриотического направления, составлявших каплю в море российской прессы, обошли книгу гробовым молчанием. В этом, конечно, наличие особой системы. Чья-то тёмная воля обрекла книгу на уничтожение, а автора её — на забвение.
Между тем роман Шабельской заслуживает самого широкого внимания. Это не только увлекательное, легкое по форме беллетристическое произведение, а книга, раскрывающая перед читателем глубочайшие тайны и сущность самой зловещей в мире организации, всюду проникающей, на всё влияющей и стремящейся к захвату мирового владычества — организации масонов.
У автора «Сатанистов» — глубокие знания тайн этой организации, настолько глубокие, что стали явно опасными для руководителей масонства. Хотя и изложенные в форме романа, они задевают сокровеннейшие стороны жизни зловещего ордена.
Распространение этого романа в христианской среде многим бы открыло глаза на страшную перспективу, подготовляемую темной силой миру, И, В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, России…
И по мановению масонской руки книга скупается своими и предается уничтожению, а пресса, находившаяся в той же масонской руке, хранит о ней гробовое молчание…
Такова в прошлом участь не одной Шабельской, а почти всех противников иудо-масонства, выступавших против него с пером в руках.
Достаточно вспомнить сравнительно недавнюю смерть от голодного истощения талантливейшей писательницы Крыжановской (Рочестер). Книги её расходились в громадном количестве, но пресса молчала о ней с безграничным упорством. Издатели, печатавшие без разрешения автора труды покойной, наживались на ней, ничего не платя за это… В конце концов, писательница, всю жизнь боровшаяся с тёмной силой, физически, наконец, была уничтожена ею.
А в более давнем прошлом (в 1878 г.) — В.Р. Трофилов, написавший блестящий как в художественном исполнении, так и по литературной концепции роман «Грозная нечисть»?
Ни о романе, ни об авторе давно и помина нет. И книга, и писатель точно смыты с лица земли.
Книге Шабельской угрожала такая же участь. Экземпляр романа (оттиск из газеты «Колокол»), которым пользуется наше издательство сейчас, оказался чуть ли не единственным в Европе и был привезен в Ригу из Испании.
В этом сказался Промысел.
В открытой борьбе, ведущейся сейчас между христианским миром и заклятым врагом его — масонством, выход в свет и широкое распространение книги Е..А… Шабельской — явление немаловажное.
Книга эта — орудие пропаганды, в лёгкой увлекательной и захватывающей по интересу форме разоблачающее сущность темной силы, открывающее читателю путь к освобождению от её зловещего влияния и приобщающее его к Свету…
Для этой цели и воскрес он из заживо погребённых тёмной силой — роман «Сатанисты XX века».
Л. Кормчий, г. Рига, апрель 1934 г.
…Сейчас переиздается Валишевский, его исторические романы. Это злобный поляк, ненавидевший Россию. Чему он учит? Тому же, что и маркиз де Кюстин… Давайте лучше переиздадим книгу Шабельской «Сатанисты XX века»… В 20-е годы расстреливали за книгу Шабельской. Критики и аналитики должны уже изучить все уроки XX века. Какие процессы оказались разрушительными для России? И в государственности, и в экономике, и в культуре…
В «новой демократической Эрэфии» уже давно пахнет серой.
Нация практически добровольно превратилась в население. Население — в «электорат», одержимый всеми мыслимыми бесами. Опустошённые, алчные, мечутся бывшие русские люди в сатанинских играх, устраиваемых по навязанным им правилам. Телевидение, нелепые войны, адские условия не-жизни ритуально вытачивают из русского народа последнюю кровь… Полубезумные в настоящем, мы напрочь забываем прошлое и лишаемся последней надежды на будущее. Грех в лакированном обличье гедонизма поглощает остатние светлые уголки наших душ.
Но и при всём том народ наш остаётся лучшим из существующих в мире, погрязшем «в злате, перхоти и жире». Наша добрая страна остаётся последней надеждой всего, что есть на свете умного и добротолюбивого.
…Мы представляем Вам, читатель, грандиозную эпопею, которая являет собою одновременно и визитную карточку уходящего века, и его надгробье.
Находка полного текста романа Е.А. Шабельской — одно из многочисленных добрых деяний русского подвижника — писателя и историка Петра Паламарчука, — безвременно ушедшего из нашего скорбного мира в 1998 году.
Встретившись с ним, уже тяжко болевшим, незадолго до его ухода, автор этих строк был поражён широтой издательских планов, сформированных Петром Паламарчуком во многом благодаря его давнему авторитету среди русских, относящихся к благородным первым волнам эмиграции.
Сейчас, по прошествии двух лет после той встречи, думается, все знавшие его и его корреспонденты испытают радость от того, что хотя бы часть невысказанного духовного завещания этого замечательного человека реализована благодаря усердию его друзей и, в первую очередь, вдовы.
Тем же заблудшим или злоискательным, но по-своему несчастным ловцам чёрных кошек в тёмной комнате, заметим следующее.
Княгиня Шабельская-Борк при создании романа опиралась на донесения резидентов лучшей в мире разведки — разведки императорской России. Сто и более лет назад враги России, а, значит, и рода человеческого, выглядели более контрастно на фоне мира, по преимуществу неподдельно христианского. И формы их зловещей деятельности были ещё не столь приглажены «цивилизацией», нежели теперь. Поэтому сам дух того времени и вполне понятная тревога за судьбы мира и его центра — России — объясняет бескомпромиссную интонацию автора, тем более женщины, тем более православной.
Век для истории — миг. И актуальность романа «Сатанисты XX века», к нашей скорби, обсуждению не подлежит.
Тайные камлания в штаб-квартире ООН, почти открытая мировая власть Трёхсторонней комиссии и «бильдербергов», регулируемые войны века (все без исключения), всеохватность «масонского билета» — доллара, налоговые метки, подготовка к очередному восстановлению храма Соломона, торговля человеческими органами, тысячи пропадающих без вести в «мирное» время женщин и детей, явно сатанинская символика телезаставок, товарных и фирменных знаков, пропаганда расового и религиозного всесмешения, навязывание миру порабощающей теории «холокоста», порочная и всемирная деятельность Голливуда, и в целом поставленная на поток пропаганда самого гнусного порока под эгидой фальшивых «общечеловеческих ценностей», — в конце XX века тысячи и тысячи самых разнообразных, крупных и мелких, признаков «сатанизации» мира стали привычными для большей части человечества.
Но «кара Господня» уже совершается, и бездумие «ветхого человека» ей не только не помеха, но и залог её неизбежности.
Роман «Сатанисты XX века» в этом смысле напоминает скрижаль, на которой высечено послание миру конца столетия, — скрижаль со знаменитыми огненными словами «Мене, текел, фарес» («ты взвешен и найден слишком лёгким»), ставшими предупреждением Бога разнузданному царю Валтасару.
Вводя в научный и культурный оборот заведомо неординарное произведение и потому обходясь без комментариев и «сглаживающей» правки, мы заранее отказываемся от бесплодных дискуссий с подлецами, желающими видеть Россию покорно домирающей, а русских — единственным народом в мире и в собственной стране, не имеющим права на сопротивление, даже духовное.
Подвиг писательницы не оценён, имя — забыто, пророчества — сбылись.
Так восстановим же справедливость по нашим силам!
Игорь ДЬЯКОВ
Зрительный зал нового венского Бург-театра блестел огнями бесчисленных электрических лампочек. Только что отстроенное великолепное здание нового придворного театра, казалось, улыбалось, чаруя красотой линий и убранства, и являлось действительно храмом искусства, достойным царственного города Габсбургов.
Под стать роскошному новому театру была и публика, наполнявшая его. Нарядная толпа дам в бальных или вечерних туалетах, с бриллиантами в волосах, с веерами в руках, затянутых в светлые перчатки, наполняла ложи первых трёх ярусов, почти все абонированные и передаваемые из поколение в поколение. Как бы рамкой для нарядных дам служили их мужья, отцы и братья, в мундирах всевозможных рангов и ведомств, в большинстве которых можно было приметить какой-нибудь особенный характерный значок вроде кусочка бахромы на талии, военных мундиров, обозначающего право приезда ко двору, то есть принадлежность к родовой аристократии австро-венгерской империи, —г самой гордой и самой древней в Европе.
Действительно, знаменитый придворный венский театр считался как бы «своим» австрийской аристократией настолько, что простые смертные в скромных черных фраках оставались всегда в неизмеримом меньшинстве.
В тот вечер, о котором идёт речь, блестящее венское общество собралось полностью в своем любимом театре, несмотря на то, что наступили уже тёплые весенние дни, манящие из длинных зрительных зал в светлый, благоухающий и прохладный Пратер, под тень распускающихся каштанов и лип. А между тем в Бург-театре шла старая, всем известная драма Грильпарцера «Геро и Леандер».
Но в этой классической пьесе дебютировали две ученицы венской консерватории, две молодые девушки, ещё не окончившие курса знаменитой «Драматической школы при национальной академии искусств», но уже успевшие обратить на себя внимание публики и строгих ценителей.
Поэтому понятен интерес венской публики, когда газеты сообщили о дебюте этих двух учениц консерватории в одной из труднейших классических пьес репертуара. Немногочисленные места, остающиеся свободными от абонементов, оказались разобранными немедленно после появления на афишах имени дебютанток. В день же представления не только верхние галереи, наполненные искренними любителями, а подчас и настоящими знатоками и ценителями драматического искусства, но даже и более дорогие места первых ярусов, абонированные аристократией, родовой, финансовой или артистической, оказались занятыми задолго до начала спектакля.
Любопытство сосредоточивалось главным образом на дебютантке, игравшей Геро, одну из лучших и труднейших ролей давнишней любимицы венской публики, Марты Нессели, более десяти лет занимавшей в Бург-театре амплуа так называемой «драматической инженю».
В сугубо консервативном театре, каким всегда был венский «Бург», где артисты и артистки повышаются и получают роли со строгой последовательностью, если и не всегда за выслугу лет, то всё же неукоснительно по табели о рангах, в таком театре факт появления никому неизвестной консерваторки, к тому же ещё иностранки по рождению, в такой ответственной роли как Геро, уже сам по себе был явлением из ряда выходящим. К тому же говорили, что Марта Нессели была до крайности обижена передачей «коронной» роли какой-то русской «авантюристке». А так как за «нашей прелестной Нессели» ухаживал некий граф Богомил Родак, человек весьма близко стоящий к интенданту ко-ролевско-императорских театров, то неожиданный дебют становился совершенно загадочным. Очевидно, неизвестная консерваторка была действительно выдающимся талантом, победившим все препятствия.
Так оно и было на самом деле. Публика, наполнявшая зрительный зал, вскоре сама в этом убедилась.
Когда занавес поднялся, открывая хорошо известную классически прекрасную декорацию древнего храма с беломраморными колоннами, обвитыми гирляндами роскошных цветов, по зрительному залу пробежал лёгкий шепот восторга и сейчас же замер. Все настороженно обратились к сцене, потому что в эту минуту должна была появиться та русская дебютантка, имя которой — Ольга Бельская — повторялось во всех гостиных, во всех кафе и ресторанах.
Сидя в «артистической» ложе первого яруса, хорошенькая и голубоглазая Марта Нессели перегнулась через барьер и устремила жадные взоры на боковую кулису справа, из-за которой обычно появляется Геро.
Вдруг неожиданно, посередине сцены, разделилась тяжелая малиновая занавесь, закрывающая главный вход храма, и на этом ярком фоне появилась высокая стройная женская фигура…