Её голос дрожал и рвался. Сдавленный в задыхающейся груди, звук его не мог осилить ночной тишины.
Но на отчаянный изнемогающий голос ответил знакомый голос верного слуги:
— Барышня… Что с вами?..
— Ко мне, Жозеф! — крикнула Матильда.
Но в эту минуту страшный старик схватил её за руку и, наклонив к ней своё отвратительное лицо с пылающими злобой глазами, прошептал повелительно:
— Спи… Сейчас же спи, проклятая…
— Помогите!.. — лепетала Матильда, вырываясь из рук страшного старика. — Ко мне, Жозеф!
— Я здесь, барышня…
Матильда увидела, как из кустов выбежала фигура молодого негра, жениха её горничной. С высоко поднятым колом, очевидно выхваченным из первого попавшегося цветника, кинулся он на державшего её старика. Но одна из тёмных теней, мелькнувших перед её глазами, внезапно шагнула вперёд по направлению к подбегавшему молодому мулату. Матильда видела, как блеснула в лучах месяца яркая сталь кинжала и исчезла в груди её верного слуги.
Несчастный упал, и вместе с ним, точно поражённая тем же ударом, упала и Матильда — на руки подбежавшего лорда Дженнера.
Когда Матильда открыла глаза, она увидела себя в роскошно отделанной комнате, похожей на бонбоньерку. Ни окон, ни дверей в комнате не было, — она освещалась спускающейся с потолка драгоценной серебряной электрической люстрой.
Матильда тяжело вздохнула и поднялась с постели. Вдруг, неизвестно откуда, появилась молодая красивая женщина еврейского типа, одетая, как одеваются европейские горничные в хороших домах.
— Я раздевала вас, сударыня, — произнесла она на французском языке, без примеси местного наречия, по которому легко узнать каждую креолку. — Я помогу вам одеваться, если вы не предпочтёте выкушать кофе в постели…
Матильда с изумлением глядела на эту женщину, так неожиданно явившуюся. Каким образом вошла она в комнату, несмотря на то, что в ней не было ничего похожего на дверь?.. А, между тем, она очутилась здесь, внезапно выйдя из-за кровати, окружённой роскошными драпировками из дорогих кружев под серебряной парчой, затканной голубыми бархатными цветами.
Матильда ответила коротко, что хочет сначала одеваться и попросила воды для умывания.
Красивая горничная сейчас же подошла к большому зеркалу, кажущемуся вделанным в стену, в чеканной раме из серебряных плодов и листьев. За один из этих плодов дернула она справа налево, потом сверху вниз, и громадное зеркало бесшумно повернулось на невидимых петлях, как настоящая дверь, за которой оказалась прелестная уборная, с серебряной ванной и туалетными принадлежностями из дорого хрусталя, оправленного в золотую филигрань. Ни дверей, ни окон в этой комнате не было. Она рознилась от первой только тем, что стены её казались сделанными из сплошных зеркал, а пол уложен плитами с художественно нарисованными группами живых цветов.
Молча позволила Матильда одеть себя в новое тонкое бельё и в лёгкий пеньюар, украшенный кружевами. Неизвестная горничная ловко причесала её роскошные волосы. Затем Матильда вернулась в первую комнату, которая оказалась уже убранной. На небольшом круглом столе посреди комнаты приготовлен был роскошный завтрак, чай, кофе, шоколад, холодное мясо, паштеты, фрукты и печенье.
Матильда, опускаясь в мягкое кресло, почтительно придвинутое ей искусной горничной, сказала:
— Вам, вероятно, запрещено отвечать на мои вопросы, но, быть может, вы имеете право сказать мне, как вас зовут? Горничная пожала плечами и улыбнулась.
— Моё настоящее имя вам безразлично. Вы можете называть меня, как вам угодно.
— Хорошо… В таком случае, я буду называть вас Луизой, — ответила Матильда, припомнив имя горничной своей подруги, леди Дженнер.
К её великому удивлению, случайно произнесённое имя произвело странное впечатление на неизвестную женщину, как будто даже испугав её.
— Луиза… — повторила она. — Почему Луиза? Матильда с изумлением подняла голову.
— Почему это имя так пугает вас, моя милая? Горничная хотела ответить, но в эту минуту где-то вдали раздался серебристый звук колокольчика, и она быстро произнесла:
— Меня зовут… До свидания, сударыня. Если я вам понадоблюсь, потрудитесь придавить вот этот золотой гвоздик. Это звонок ко мне.
Серебряный звук колокольчика повторился, и девушка быстро побежала в уборную, захлопнув за собой зеркальную дверь.
Одним прыжком очутилась Матильда у этого зеркала, в надежде увидеть, куда уходит горничная. Но пока она отыскивала подвижную ветку плодов, потайную дверь, замаскированную так старательно, та уже успела бесследно исчезнуть. Напрасно Матильда рассматривала стены обеих комнат, исследуя каждый гвоздик. Ей так и не удалось найти, каким образом вошла к ней так таинственно исчезнувшая горничная.
Всего неделю прожила Матильда в своей роскошной темнице, окружённая всеми удобствами.
Страшная это была неделя, наполненная мучительной борьбой с гипнотизёрами масонской шайки, поочерёдно испытывавшими своё искусство на девушке, противопоставившей могуществу тайной науки, сковывающему тела, превращая их в игрушку чужой воли, духовную силу верующей христианки, надеющейся на чудо Господня милосердия…
И Господь не оставил верующую душу и даровал ей силу противиться всем ухищрениям сатанистов, ставших тюремщиками несчастной Матильды.
Пересказать душевное состояние бедной пленницы не так легко. Хотя и подготовленная сообщениями «чёрного чародея», раскрывшего Лилиане и Матильде тайну существования страшного союза, объявившего войну христианству и мечтающего о водворении служения диаволу на всём земном шаре, несчастная Матильда всё же не могла дать себе ясного отчёта об ужасающем могуществе и о громадности планов масонов-сатанистов.
Только очутившись в их руках, заглянула дочь маркиза Бессон-де-Риб в страшную пропасть, в которую стремится человечество, не замечающее опасности.
С заключённой, уже не могущей вырваться из рук своих похитителей, тюремщикам нечего было церемониться. Спокойно и хладнокровно пояснил Самюэль Ван-Берс девушке, что она обладает редкой восприимчивостью к гипнотизму, и что её способности ясновидения доставили ей честь привлечь внимание вождей масонства. Он предложил ей повиновение и жизнь в роскоши, взамен двух-трёх сеансов в месяц.
— Никогда! — воскликнула Матильда. — Ни за что не соглашусь я служить орудием дьявольских козней… вашей гнусной шайки. Вы можете меня убить, но заставить меня подчиняться — не можете, потому что Господь поддержит меня и даст силы для борьбы с вашими колдунами-чернокнижниками…
— Это мы ещё посмотрим! — ответил страшный старик, скрипнув зубами, и злой огонь, сверкнувший в его впалых глазах, показался Матильде отблеском адского пламени.
Но всё же она не изменила своего решения. Несмотря на леденящий ужас, сковывавший её сердце, Матильда боролась, и боролась успешно…
Это была борьба невидимая, фантастическая, невероятная. Сквозь непроницаемые каменные стены проникала струя магнетического тока, окутывая несчастную девушку невидимой сетью, более крепкой, чем шёлковые верёвки. Иногда Матильда чувствовала, как невидимые путы связывают ей руки и ноги, как чужая воля пытается овладеть её телом, вытесняя из него её собственную душу.
Тогда Матильда прибегала к защите Единого, могущего помочь ей Отца Небесного. Против могущества сатанистов-гипнотизёров громко призывала она помощь Божию и с трепетом восторга убеждалась, что опутывающие её невидимые узы ослабевают, что тело снова повинуется её собственной воле, что ужасный враг принуждён отступить ещё раз…
Но вместо побеждённого занимал другой. Новая воля, сильнейшая и упорнейшая, снова пыталась побороть ослабевшую, измученную прежней борьбой девушку.
Постоянно сосредотачивая всю силу своей воли, в вечном ожидании новой борьбы, Матильда физически изнемогла. За последние дни каждая попытка гипнотизёров усыпить её кончалась страшным нервным припадком, после которого несчастная девушка лежала целыми часами неподвижно, холодная и бесчувственная даже к магнетизму и электричеству. Если бы не правильное, хотя и крайне слабое дыхание, её можно было бы принять за мёртвую. Но часа через три или четыре Матильда снова приходила в себя, чувствуя новый прилив духовной силы, позволяющей ей продолжать страшную борьбу, успешно сопротивляясь всем усилиям масонских гипнотизёров.
В конце недели масоны признали себя побеждёнными. Со скрежетом зубовным признался сам «ребе Гершель» в том, что он может «только убить» драгоценную сомнамбулу, но не может заставить её повиноваться, не может даже усыпить Матильду.
Тогда Самюэль Ван-Берс предложил иное, «простейшее» средство сломать упорство пленницы:
— Сомнамбула нам необходима, друзья и братья, не так ли? — сказал он на распорядительном заседании, где решался вопрос о том, что делать с пленницей. — Другой, уж не говорю лучшей, но даже подобной, у нас нет, — повторил он своим глухим, но отчётливым голосом. — Следовательно, необходимо заставить эту девушку повиноваться. Надо сломить её сопротивление…
— Надо прежде всего узнать, как может она сопротивляться нам? Откуда берёт она свою силу? — озлобленно вскрикнул один из потерпевших неудачу гипнотизёров, знакомый уже читателям «чёрный редактор», доктор Бержерад.
— Пустое любопытство, товарищ, — холодно ответил Ван-Берс. — Не всё ли нам равно, откуда исходит сопротивление? Нам важен только факт невозможности сломить его. Факт этот приходится признать. Значит, надо сломить упорство этой девушки обыкновенными средствами, — теми, которые известны нам испокон веков… Отправьте её в одну из подземных темниц на хлеб и на воду, а затем поступайте смотря по надобности… Тайна сопротивления этой девушки, по-моему, в том, что она не верит в опасность своего положения. Раскройте ей глаза, убедите её в том, что ожидает её в случае упорства, — если понадобится, то покажите ей её будущую судьбу на другой и поверьте, что духовная сила, поддерживавшая её до сих пор, быстро сломается. Она уступит, как уступали другие. Ведь не первая же она и, конечно, не последняя… Не так ли, товарищи и братья? — произнёс старый голландец с дьявольской усмешкой.
Совет его был исполнен буквально.
Спустя неделю после похищения Матильду, обессиленную первым припадком, в бессознательном состоянии перенесли в одну из подземных темниц, приготовленных в изобилии под зданиями нового «храма».
Очнувшись, молодая девушка увидала себя в каменном гробу. С ужасом принялась она оглядывать свою новую темницу, так мало похожую на прежнюю. После роскошной и изящной комнаты Матильда очутилась в круглой норе, выдолбленной в цельной скале.
Размеры этой каменной клетки едва позволяли стоять посреди помещения прямо. А по окружности свод значительно спускался. Отсутствие дверей и окон увеличивало сходство этой тюрьмы с могильным склепом. На полу такой же гранит, как и на сводах над головой. Меблировки никакой, кроме узкой железной кровати, привинченной к полу, и такого же стола и скамейки. На кровати — соломенный матрац, грубое одеяло и тощая подушка. На столе — большая кружка с водой и несколько ломтей грубого маисового хлеба. Возле — листок бумажки с многозначительным предупреждением: «Берегите пищу и питьё. Это — недельный запас. Не зовите понапрасну. К вам придут только тогда, когда вы образумитесь и согласитесь повиноваться тем, кто сильнее вас»…