С замершим сердцем Дэйр водил лучом фонарика, высматривая малейшее движение, которое бы выдало местоположение Энджи, но из-за плохой видимости и ветра, безостановочно гнувшего и трепавшего ветки и траву вокруг, это казалось просто нереальным. А определить, где Энджи, по одному только голосу не удавалось: тот был настолько слаб, что буквально тонул в шуме дождя. Возвещая об очередном приступе грозы, ударил гром; нужно найти Энджи, причем быстро, чтобы успеть спрятаться.
С самого отъезда из лагеря Дэйр искушал судьбу молниями. Только последний дурак поскачет верхом в грозу. Выходит, он и есть тот самый дурак. Точно, дурак дураком. Любой мало-мальски здравомыслящий человек отыскал бы укрытие, но Дэйр упорно ехал вперёд, всю дорогу сражаясь с конем. Должно быть, благоразумия у жеребца было больше, чем у хозяина; молодой буланый отказывался мириться с непогодой и успокаиваться, наоборот — с каждой минутой нервничал все сильнее. И как тут сосредоточиться на поиске, когда почти все внимание занимало управление лошадью. Он снова посветил фонариком из стороны в сторону, часто моргая из-за жалящего дождя и кляня каждую каплю. Внезапно взгляд зацепился за бледный отсвет совсем у земли, и Дэйр скользнул лучом вниз. Там виднелось что-то небольшое и грязное, похожее на зверька… Он пригляделся и в сердцах чертыхнулся, не веря своим глазам.
Не зверек, нет. Энджи. Она сидела съёжившись, с каким-то странно перекошенным лицом, будто, черт побери, пыталась улыбнуться. Явно что-то серьёзное случилось, поскольку в обычных обстоятельствах скорее рак на горе свистнет, нежели Энджи одарит его улыбкой.
Он резко натянул поводья, из-за чего конь заартачился. Но чертова скотина сопротивлялась всему, чему только могла, с того момента, как Дэйр выехал в грозу. Отчего вдруг станет слушаться теперь? Пока Дэйр расчехлял ружьё и спешивался, накативший волной адреналин привел тело в боевую готовность. Обмотав поводья вокруг низкой ветки дерева — конь был слишком норовист, чтобы приближаться на нем к Энджи, — и успокаивающе похлопав здоровяка по шее, Дэйр в четыре больших шага подскочил к девушке.
— Куда тебя ранило? Что за чертовщина творится? — рявкнул он, опустившись перед ней на колено. Освещая фонариком, он осмотрел её с головы до ног. Крови Дэйр не увидел, но Энджи была покрыта таким слоем грязи, что разглядеть можно было разве что артериальное кровотечение. Рядом с ней он заметил набитые седельные сумки, а в руках она стискивала такое заляпанное грязью ружье, что то скорее походило на клюшку, чем на огнестрельное оружие. Если бы пришлось стрелять, то ей серьезно не повезло.
И хотя Энджи беспрестанно била дрожь, трясло так, что зуб на зуб не попадал, она вдруг выхватила фонарик и выключила его.
— Нужно уходить, — голос был хриплым и срывающимся, но решительным. — Свет… наша позиция.
В Дэйре точно щелкнул переключатель: слово "позиция" могло означать только одно — неприятности. Он немедленно огляделся вокруг, оценивая опасность, выискивая причину, заставившую Энджи больше мили ползти прочь от собственной стоянки. И хотя сердце тяжело ухало в груди, в голове Дэйра царили ясность и ледяное спокойствие.
Не увидев ничего, кроме деревьев, скал и земли, терзаемых дождём и ветром, он, тем не менее, остался настороже. То, что он не замечал угрозы, вовсе не означало, что ее не существовало. Его чутье и выдержка были выкованы в боях, и никакая мирная жизнь не могла притупить его инстинктов. Теперь до самой смерти Дэйру не избавиться от способности улавливать малейший сигнал об опасности. Именно это его шестое чувство тотчас подсказало, о чем именно говорила Энджи. Кто-то — вероятно, тот самый ночной стрелок, — выслеживал ее. Дэйр до последнего надеялся, что стреляла именно Энджи, но она уж точно не промахнулась бы, а значит, скорее всего, была мишенью, а не стрелком.
Однако его "внутренний радар", обычно предупреждавший о слежке мурашками по коже, молчал. Вдобавок память подсказывала, что горы в этой части весьма скалистые. Выходит, при такой плохой видимости заметить свет фонарика можно только подобравшись очень близко. Выслеживать кого-то в такую погоду — бесполезное дело, к тому же Энджи находилась в стороне от тропы. Вернее, даже не тропы, а скорее направления с наименьшими препятствиями. Дождь и самого Дэйра сбил с дороги, потому он и сделал крюк. И слава богу.
Ладно, всему своё время. Сейчас Дэйра больше беспокоило, что Энджи сразу не ответила на его первый вопрос. Еще ему не нравилось, как она накренилась в сторону, словно вот-вот упадет. Он обхватил ее рукой и прислонил к своему поднятому колену.
— Тебя ранило?
Энджи дышала глубоко и прерывисто, как доведший себя до предела человек. Ее голова мотнулась в сторону.
— Нет. Правая лодыжка.
— Перелом или растяжение?
Еще один судорожный вздох.
— Не знаю. Растянула, я надеюсь.
В любом случае, идти она явно была не в состоянии, а он не сможет о ней позаботиться до возвращения на базу. Дэйр быстро оценил их положение. Требовалось предпринять сразу несколько шагов, причем почти одновременно, но в первую очередь — усадить ее на лошадь. Узнать, что произошло, уделить внимание ее лодыжке и позвонить по спутниковому телефону можно будет уже после того, как Энджи окажется в безопасности. Из-за гребанной погоды от мобильника сейчас все равно никакого толку.
— Ладно, давай посадим тебя на лошадь, — спокойно проговорил Дэйр, закинув ружье на плечо, чтобы освободить руки. Подхватив ее левой рукой под колени, а правой — под спину, он поймал равновесие и рывком поднялся вместе с драгоценной ношей. Дэйр почти выпрямился, как вдруг почувствовал покалывание, точно сотня пауков побежала по голове и дальше по всему телу. Все волоски на коже стали дыбом.
— Дерьмо! — едва успел выругаться Дэйр и рухнул вниз, распластавшись на мокрой земле поверх Энджи, словно веря, что таким образом защитит ее от удара молнии.
Вспышка оглушила их. Казалось, свет должен быть всего лишь светом, но этот разразился ещё и звуком, взрывом чистой энергии, ощущения от которого — точно тебя с размаху опрокинули на лопатки. Молния и гром пришли одновременно, ударили разом, словно великан топнул гигантской ногой. Земля содрогнулась, что вселило в Дэйра смутную надежду: если он еще что-то чувствует, значит, они не поджарились. В ушах звенело, нос жгло от избытка озона, и вдобавок ко всему раздавалось паническое ржание лошади.
— Дерьмо! Черт! — он скатился с Энджи, заставляя тело подчиняться, хотя в голове всё гудело. Конь с круглыми от ужаса белками стоял на дыбах и что есть мочи рвался с привязи. Первую пару футов, обретая равновесие, Дэйр преодолел на четвереньках, и этих критических секунд хватило, чтобы случилась новая беда: с дерева упала ветка. Небольшая. Однако, сорванная порывом ветра, она прилетела из темноты словно камень из рогатки и хлестнула животное по шее и груди.
Буланый взбесился. И прежде, чем Дэйру удалось подскочить к его морде и ухватиться за поводья, дернул мощной шеей, вырвался и ускакал. Обычно, пробежав с десяток метров, лошади останавливаются, но обезумевший от ужаса жеребец понесся прочь и мгновенно исчез в ночи.
— Проклятье! — проревел Дэйр. — Безмозглый придурок!
Он не знал, кого имеет в виду — себя или коня, но твою ж мать, теперь придется идти пешком, а треклятый телефон остался в седельной сумке, и вызвать помощь не удастся, даже когда небо прояснится. Может, конечно, метров через сто конь остановится, но в темноте при такой погоде все равно ничего не разглядишь. Да и вряд ли эта скотина притормозит, скорее всего будет мчаться до тех пор, пока не выдохнется. Оставалось надеяться, что жеребец не оступится и не свернет себе шею.
Дэйр стоял, тяжело дыша и кипя от собственного бессилия, настолько злой на себя за плохо привязанные поводья, что, не нуждайся он в шляпе, втоптал бы её в землю. Он сам во всем виноват. Знал же, что буланый нервничал, следовало закрепить поводья, а не обматывать их вокруг ветки. Дэйр так торопился добраться до Энджи, что допустил беспечность, и теперь они оба по уши в дерьме. А у нее травма и…
Она не издавала ни звука.
Он похолодел, и вовсе не из-за ледяного дождя, бури или серьёзности ситуации. Бог свидетель, разряд молнии не мог пробить землю и поразить Энджи, не затронув при этом Дэйра. Но он буквально швырнул ее на землю, и, если там были камни, она могла удариться головой… Медленно, до тошноты страшась того, что может увидеть, Дэйр повернулся к Энджи.
Она пыталась сесть, перекатившись на бок и отталкиваясь руками от земли. Капюшон дождевика сполз; по тёмным, облепившим голову волосам стекала вода. Одному только богу известно, как долго Энджи ползла по гористой, едва проходимой местности. И все еще продолжала двигаться, все еще оставалась в игре, все еще не сдавалась.
У Дэйра все сжалось внутри. Он подвел ее, когда упустил жеребца. Верхом он бы за час доставил Энджи в сухое, безопасное место. А теперь ему придется нести её, и Дэйр понятия не имел, сколько времени займет дорога до его стоянки. По относительно ровной местности с рюкзаком за спиной он мог легко идти по шесть километров в час, но с человеком на плечах в этих горах? Куда там. Все может закончится тем, что он оступится со скалы и угробит их обоих. Если все-таки повезет, они доберутся до базы к рассвету — а значит, пройдёт не один час, прежде чем получится осмотреть ее ногу, прежде чем Энджи сможет согреться и обсохнуть.
Дэйр вернулся к ней и, снова опустившись на колено, помог сесть.
— Ты как?
— Не знаю. — Она слегка ошарашенно огляделась вокруг. — Чувствую себя… немного странно. Куда она… ударила?
— Достаточно далеко, чтобы мы остались в живых, и это главное.
Энджи трясло и дышала она с трудом, голос был тихим, но, слава богу, в интонации не ощущалось и намека на истерику. Может, когда-нибудь он расскажет ей, насколько благодарен ей за выдержку. Когда находишься между жизнью и смертью, истерика, неважно, мужская или женская, — а Дэйру случалось видеть бойцов, потерявших контроль над собой в сражении, — серьезно сокращает шансы на выживание.
Молнии продолжали сверкать, гром металлическим эхом перекатывался по горам. Один близкий удар они благополучно пережили, но это не означало, что им повезёт и в следующий раз. Не стоило расслабляться, опасность ещё не миновала.
— Лошадь убежала, — прямо сказал он, констатируя факт.
Энджи кивнула, едва качнув головой.
Дэйр ждал потока гневных обвинений: не может быть, чтобы Энджи Пауэлл упустила возможность указать Дэйру Кэллахану, какой он непроходимый тупица. Но она молчала, лишь дрожь усилилась. И когда наконец Энджи заговорила, её уже колотило так, что приходилось судорожно хватать воздух ртом:
— Чед… Крагмэн… убил Дэвиса. — Резкий вдох. — Стрелял в… меня. Забрал… лошадей.
Энджи прервалась, и — возможно ли такое?! — затряслась ещё сильней. Дэйр молчал, пораженный, что она не накинулась на него, а перевела разговор на более страшную тему. Сам он уже каким только идиотом себя не обозвал, потащившись верхом в такую опасную бурю, но всё равно не остановился и не повернул назад, потому что те выстрелы под покровом ночи не сулили ничего хорошего. Надо будет подумать о последствиях, но не сейчас. Сейчас самое главное — добраться до укрытия. А как только им посчастливится сделать привал, тогда уж будет время поразмыслить о стратегии и вероятностях.
Энджи пыталась сказать что-то еще, но — то ли оттого, что замерзла и вымоталась, то ли по какой-то другой причине, ему пока не известной, — не могла выговорить ни слова. Скорее всего, из-за мучившей её боли. И тогда Дэйр обнял Энджи, крепко прижимая к груди, словно пытаясь посредством физической близости передать часть своих сил. Он уже поступал так на поле боя, и каким-то образом телесный контакт всегда помогал. Наконец она собралась с силами и произнесла:
— Медведь.
Медведь? Слово выскочило, будто чёрт из табакерки. Дэйр быстро оглянулся по сторонам, — острый взгляд просканировал окрестности, а правая рука машинально подняла ружье, — но четырехлапой угрозы он не заметил. Да разве при такой видимости можно хоть что-то разглядеть?! Однако сейчас приходилось полагаться лишь на собственные глаза.
— Что значит медведь? — сердито бросил он.
— Он пришел… наверное, кружил вокруг стоянки… лошади с ума сходили. Набросился… на труп Дэвиса. Огромный медведь. Самый крупный из всех, что я видела… Я была там, на земле…
Она не договорила, но ему хватило и этих слов. Дэйр крепко стиснул зубы. Одно только зрелище, как рядом с тобой медведь раздирает тело человека, пусть даже мертвого, кого угодно повергнет в шок. А Энджи вдобавок знала повадки этих хищников и понимала, в какой опасности окажется, если медведь ее учует.
Зашибись. За Энджи гоняется не только убийца, теперь в уравнение придется добавить неизвестного медведя-людоеда. У Дэйра оставался только один вопрос, самый важный:
— Гризли или барибал?
— Барибал.
Дэйр охнул. Чёрт возьми, поворот — хуже не придумаешь, будто мало было бед. Гризли, конечно, дьявольски агрессивны, — эдакая циркулярная пила в зловонной шкуре, — но обычно нападают только, если им дали повод: вторглись на их территорию, близко подобрались к свежей добыче, встревожили или — хуже всего — оказались между медведицей и медвежатами. Другое дело барибалы; порой они преследуют человека по совершенно иным причинам. Пусть защитники животных сколько угодно протестуют, перекладывая вину за нападения на самих людей, но большинству тех, кто живет по соседству с этими хищниками, виднее, кто виноват. По крайней мере, в случаях с чёрными медведями.
Нужно уходить. Если в округе рыскает черный медведь-хищник, чем раньше они доберутся до базы, тем лучше.
— Давай-ка двигаться, — поторопил он. — До лагеря еще далеко. Как тебе будет удобнее, у меня на спине или на плече?
Она покачала головой.
— Ты не сможешь меня нести. Слишком далеко.
— Не будь занозой в заднице, — рявкнул он.
Терпением Дэйр, конечно, не отличался, но, если на то пошло, и особенно вспыльчивым тоже не был. К чему же это глупое замечание? Когда это Энджи не была занозой?
— Думаю, ты бы не стала ползти, если бы могла ходить, а скакать на одной ноге по горам несколько миль, даже с моей помощью, сил тебе не хватит. Повторяю, у тебя есть два варианта: у меня на спине или на моем плече. Выбирай.
Новая вспышка молнии заставила ее вздрогнуть. Трясущейся рукой Энджи отерла лицо, и Дэйр в очередной раз подумал, как близка она к пределу.
— Как будет проще для тебя? — наконец спросила Энджи, и та легкость, с которой она сдалась, красноречивее любых слов поведала ему, насколько она вымотана.
— Проще — это не главное. Не бери в голову, я уже все решил. Сначала я переброшу тебя через плечо, чтобы я мог держать ружье и в случае чего стрелять. А когда мы отойдем подальше от твоей стоянки, я понесу тебя на закорках, а ружье держать будешь ты. Как думаешь, сможешь не уснуть и выстрелить, если придется?
Ее глаза казались огромными темными впадинами на бледном лице.
— Да, да, — твердо сказала она. — Я не усну.