Карли каталась на машине. Вперед и назад к гавани, вперед и назад к кампусу, не останавливаясь, не в состоянии оторвать руки от рулевого колеса. Злая, беспокойная, рыдающая.
Она думала, что убраться оттуда будет достаточно. Полагала, что сможет оставить боль и горе позади и начать сначала, быть кем-то лучше. И вот все эти чувства снова с ней, и девушка снова стала Шарлотт. Они заставили ее вспомнить тот день, когда судьба, наконец, сравняла счет.
Карли была на работе на почте, когда почувствовала боль и пошла кровь. На тот момент она была на двенадцатой неделе беременности, гораздо дольше, чем в два предыдущих раза. Только три месяца беременности, но Карли уже любила своего не рожденного ребенка. Когда она приехала в больницу, ребенок был мертв, а ночь наполнилась чувством онемения от потери и кошмарами. После выскабливания Выскабливание - операция выскабливания слизистой оболочки матки для удаления патологических образований при некоторых ее заболеваниях, а также плодного яйца и его оболочек с целью прекращения беременности или при выкидыше.
следующим утром, Карли все еще пошатывалась от анестезии, и доктор поговорил с Карли и Эдрианом. Вы можете попытаться снова. Вместо того чтобы забрать Карли домой, Эдриан приехал с ней к дому ее матери, припарковался и сказал Карли, что с него хватит. Я не настолько тебя люблю, чтобы пытаться снова. Я недостаточно тебя люблю, чтобы быть рядом, пока ты горюешь. Он оставил ее свернувшейся под стеганым одеялом в ее детской спальне – месте, где она ждала, пока срастутся ее сломанные кости, где оплакивала своих погибших друзей и горела от стыда. В этот раз воздух здесь наполнился ощущением поражения.
Ее первый брак был катастрофой. Прошел год после той ночи в каньоне, когда Карли забеременела, и он чувствовал себя обязанным жениться на ней. Он ударил ее однажды – девушка подумала, что заслужила. Он ушел от нее через две недели после того, как у нее случился выкидыш.
Эдриан никогда не был хорошим мужем, но из-за одиночества Шарлотт с этим смирилась. Их первый ребенок был незапланированным, а печаль от его потери была невыносимой. Она вызвала в своей памяти похороненные воспоминания: тот последний день, их смех на горном хребте, те последние слова, что они шептали друг другу, будто ей напоминали, почему она была наказана. Эдриан не хотел пытаться снова, но острая тоска, потребность в любви и смехе снова, вцепились в Карли мертвой хваткой. Только вот она забыла, что не имеет право на счастье, не тогда, когда так много людей пострадало от ее действий.
Тебе нужно смириться, что этого больше не случится, таковы были слова утешения ее матери, когда она приехала домой и нашла Карли, когда Эдриан покинул ее. Это встряхнись-и-смирись отношение стало причиной, почему Мэрилин никогда не понимала, из-за чего Карли не может спать с зажженным светом, все еще просыпается с криком от кошмаров. Ее слова на следующее утро ударили Карли как нож. Тебе тридцать три, у тебя было двое мужей и три выкидыша. И «жили они долго и счастливо» никогда не случится, дорогая.
Карли остановилась на светофоре, зажмурила глаза, попыталась заблокировать воспоминания, но фильм начался, и осталось еще много, что предстоит просмотреть.
Воспоминания пробивались в ее разум весь день. Она была измотана, но не могла спать, не видя кровь друзей, ее детей. Кровь шести душ прилипла к ее рукам.
Раздался сигнал позади нее. Карли вырулила обратно на свою полосу, слезы влажными дорожками текли по ее щекам. Если бы она тогда села в машину, все могло бы закончиться по-другому. Но ей было некуда поехать, не к кому обратиться. Не поможет, если ты просто запрешь себя, Карли. Селина приедет с детьми. Мы подумали, что они помогут тебе чувствовать себя лучше.
Плотина прорвалась тогда.
― Не разговаривай со мной. Не разговаривай со мной! ― прокричала Карли.
Она подперла комодом дверь спальни, села в углу и наблюдала за картинками из своей жизни, мелькающими на стене. Девушка слышала голоса, крик ребенка, голоса ее матери и сестры, требующих, чтобы Карли вышла и поговорила. Она смеялась в ответ. Какого х*я они от нее ожидают?
Пока они бормотали на кухне, Карли держала в руке маленькие пилюли. Много. Думала о том, как запрокинет голову, высыплет их себе в рот, почувствует, как ее тянет в сон, темный и молчаливый. Она сидела так долгое время. Уставшая. Ощущающая невыносимую боль. Безвольная. Какой она и была с тех самых пор, как покинула тот уступ и сказала себе, Давай же, все хорошо.
Офицер полиции вытащил ее из этого. Тони Физермил. Она училась с ним в школе, он жил вниз по улице. Мэрилин позвонила ему, рассказала, что видела таблетки и скотч в сумке Карли.
Тони Физермил вышиб дверь так, будто совершал рейд на лабораторию мета Метамфетамин – синтетический наркотик.
. Затем приехали медики. Да, она приняла таблетки. Несколько, две, три, может больше, она не могла вспомнить.
В этот раз больница стала облегчением. Она имела свою собственную комнату, где был персонал, который о ней заботился, люди с мягкими руками и голосами, которые успокаивали ее, когда она плакала. Они прощупали ее живот и решили, что нет опасности. Скотч был выдумкой ее матери, и оказалось, что она проглотила всего три таблетки, и ей нужно было просто поспать. Девушка не могла вспомнить, решила она не пить их больше или просто уснула, размышляя об этом.
Она попросила оставить ее там и пробыла там неделю, отдыхая, отказываясь принимать посетителей, кроме Лиама, ее психолога. И пока она говорила, осознала, что сделала с ней судьба. Три души за три души. Она забрала у нее то, что Карли забрала у других. Обрубила многообещающие жизни, разбила семьи. Тринадцать лет спустя счет сравнялся. Она заплатила свою цену.
Лиам говорил о том, чтобы она, наконец, простила себя, довольный ее прогрессом. Но дело было не в прощении, а в том, чтобы выйти из тюрьмы. Той, что она создала для себя, когда полиция решила, что в смертях в каньоне нет ее вины. Как только дела с полицией были улажены, не осталось никакого смысла оставаться в Бердене. У нее ушло пять месяцев на переезд. Ей было необходимо собраться с силами после выкидыша и эмоциональной травмы, нужны были деньги, чтобы начать новую жизнь. Когда дом продали, она сделала самую положительную вещь после того, как покинула тот каньон, – купила себе квартиру. И теперь она была здесь.
В действительности, она была в кампусе, заезжая на свою парковку автоматически. «Попытка суицида» не была среди курсов, на которые она записалась, сказала она себе. Учителя и полиция не обменивались информацией, по крайней мере, такого рода. Все, что кто-либо знал о ней, это то, что она переехала откуда-то с запада и пока не выбрала себе бизнес-идею. Она была Карли Таунсенд, а не ущербной, виновной, тревожной Шарлотт.
Она выключила двигатель. Пропустила два занятия, пока была в полицейском участке. Прошло уже десять минут с начала третьего, и то, что она опоздала не останется незамеченным. Девушка посмотрела на свое лицо в зеркале заднего вида. Ее глаза были красным и опухшими, она выглядела как Шарлотт в плохие дни. Ее позывом было уехать домой, поплакать еще, потеряться в сожалениях, вернуться к старым привычкам, но она встретилась с взглядом в зеркале. Иди в класс. Будь лучше. Не облажайся.
Учитель оторвался от белой доски, когда Карли шагнула в класс.
― Рад, что вы решили присоединиться к нам, Карли.
Улыбнуться оказалось легче, чем она ожидало.
― Не удивительно, что мне пришлось ждать водопроводчика три часа, половина из них здесь.