— Все еще снимает? — Карли села, когда Нейт забрал ее мобильник с комода.
— Две сотни странных фотографий и все еще идет загрузка, — он протянул его ей.
Экран был выключен.
— Откуда ты знаешь?
— Я проверил со своего телефона.
Это казалось логичным, что у Нейта был доступ к облачному хранилищу, но теперь, после того как Карли фотографировали пока она спала, девушка захотела, чтобы он подождал, пока она не посмотрит первой. Карли выключила свой телефон.
— Есть что-то интересное?
— Только ты.
Она нажала на экран.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты много двигаешься. Ворочаешься и поворачиваешься. Один раз даже приподнялась на локте.
— На локте?
Спокойной-то ночью?
— Это ничего не значит. Пока что нет. Посмотри с лэптопа, фотографии трудно рассмотреть с экрана телефона.
Спустившись вниз, она пролистала зернистые иконки фотографий, временные отметки обозначали те часы, которые она проспала. Около трех часов ночи ее хаотичные движения переросли в неугомонность. Нейт лег, свернувшись рядом с ней, и она проворочалась еще примерно полчаса. В три тридцать семь ночи она подняла голову от подушки, упираясь локтем в матрас, ее лицо было направлено на камеру. Целых пять минут. Она так делала и в предыдущие ночи?
Делала ли она больше, чем это, пугала себя до чертиков?
На последних снимках Нейт проснулся и обнаженным прошел к линзам камеры, он смотрел на кровать в течение пятнадцати кадров, а затем выключил камеру.
* * *
— От того, кого ты встретила? — спросила Карли, наблюдая за улыбкой на лице Дакоты, когда та читала смс.
— Да.
Она засунула телефон в карман, выглядя при этом скрытной, что было не характерно для нее.
Карли размотала шарф, тепло во дворике кафе в кампусе, наконец, проникло под ее зимнюю защиту.
— Еще не решила ничего насчет него?
— Пока что только может быть, но склоняюсь к одобрению.
— Проставляешь галочки в нужных клетках?
— Пока да.
— У него есть имя?
Дакота состроила гримасу.
— Бруно. Не смейся.
— Даже и не думала.
— Как там глаз твоего страшного соседа?
— Уже не черный. Остался небольшой розовый шрам. Карли прикоснулась к своей брови.
— Спорим, что тебе пришлось подойти поближе, чтобы рассмотреть это.
Карли заколебалась… и напомнила себе, что с друзьями нужно делиться.
— Да, я смотрела достаточно близко.
— Я знала это.
Она чокнулась своим стаканчиком с кофе со стаканчиком Карли.
— Рада за тебя. Надеюсь, ты тоже отметила ему все правильные клеточки.
— Надеюсь, что ты не собираешься спросить какие.
— Эй, нет. Должно быть, это удобно быть соседями. Никаких сложностей с тем, чтобы вернуться домой в четыре утра. Никаких ох-нет-мне-нужна-чистая-одежда ранним утром.
— Так и есть, — с этим проблем не было. — Вероятно, слишком мало сложностей.
— Ох, так ты ему отметила не все клеточки?
Ее тон все еще был несерьезным.
Карли не могла подобрать нужные слова.
— Все не так.
Она подумала о фотографиях на своем лэптопе, не о тех, где она приподнялась на локте, а о других до и после них. О двух телах, уютно устроившихся рядом друг с другом, о Нейте за ее спиной, о ее руке и ноге, перекинутой через него. Не как новые любовники, но уже устроившиеся в удобной, знакомой позе для сна. Как пара. Как она делала в другой жизни с мужчиной, который начал с того, что хотел спасти ее.
— У меня есть склонность прыгать в омут с головой.
— Предположу, что все зависит от того, куда ты прыгаешь, — сказала Дакота.
Карли задумалась, была ли двадцатилетняя девушка той, с кем можно обсудить это, но с Дакотой было легко общаться.
— Я была замужем дважды. Я не умею строить отношения. Я все испортила.
— Может, ты ничего не портила. Может, ты просто выбрала не того парня.
— В любом случае, результат один.
Дакота какое-то время помешивала свое кофе.
— Тебе не стоит прыгать в омут с головой, знаешь ли. Ты можешь, ну знаешь, проползти вперед на заднице и съехать вниз медленно.
Карлы улыбнулась. Это звучала разумно, но сможет ли она так? Она никогда не могла. А теперь? Когда она не знала, что происходит, когда была напугана, когда Нейт был единственным, несущим ей ощущение безопасности? Могла ли она осторожно двинуться вперед – когда было вероятно, что мужчина в черном может никогда и не вернуться, если Нейт останется с ней?
* * *
Нейт стоял в ее дверях с коробкой с выпечкой в одной руке и с пакетом с продуктами в другой.
— Стейк и яблочный пирог.
Карли подумала о медленном движении вперед, о том, чтобы сказать ему, что ей нужно заняться учебой, что она готова остаться в квартире одна. Но перед ней был симпатичный мужчина с едой.
— Я снова собираюсь к своей сестре завтра, — сказал он за десертом.
— Хорошо.
— Я не вернусь допоздна. Чуть позже полночи.
— Хорошо.
— С тобой будет все в порядке?
Она заколебалась, задумавшись над этим вопросом. Девушка беспокоилась из-за того, что они спят вместе, из-за того, что она боится оставаться одной, что ее потребность в нем все испортит. Но его вопрос перевернул все с ног на голову. Она не была ребенком, Карли может оставаться одна. Это было частью причины, по которой она была здесь, чтобы доказать это.
— Со мной все будет хорошо, — сообщила ему девушка, неуверенная, что это было правдой.
— Позвони, если передумаешь, — сказал ей Нейт у ее входной двери следующим утром. — Или напиши, — он поцеловал ее. — В любое время.
— Я уловила суть.
Она все еще могла ощущать на себе его прикосновения, когда смотрела, как он спускается по лестнице.
— Тебе не надо бояться, — пробормотал он ей, когда они занимались любовью на диване.
И снова в лофте, когда он поглаживал нежную плоть на ее горле, водил по изгибам ее лица своими губами. Тени воспоминаний проигрывались на задворках ее разума, пока ее тело изнывало и изгибалось дугой под ним. Страх и удовольствие, дрожь и нехватка дыхания.
Она ощущала его присутствие рядом с собой весь день, его запах на ее волосах, его голос в ушах и саднящую чувственную болезненность внутри нее. Под всем этим, как нить, связующая все вместе, находилась тревога из-за того, что может случиться в ее квартире сегодня ночью и о том, что это будет значить для нее.
* * *
Она могла слышать его ровное дыхание. Ее ужас был безжалостным и жгучим. Что-то, чего она не понимала, пульсировало глубоко в ней.
Кровать заходила ходуном. Теперь он был над ней. Она не могла видеть его, но знала. Девушка хотела открыть глаза, но те не хотели открываться, так что ей пришлось ждать. Это не займет много времени. Это она знала тоже.
Теплое, сладкое дыхание повеяло на ее шею, волосы, лицо. В ее груди родился резкий вздох, когда его рука встретилась с ее. Твердая и собственническая на ее горле. Ее дыхание ускорилось. Страх и… желание. Он тихо усмехнулся. Позабавленный, довольный. Стыд волной разлился по ней.
Он опустился, его вес прижался к ее лобку, к холмикам ее грудей. Едва открыв веки, она увидела свет и цвет, мужчину над ней. Мускулистого, с веснушчатыми плечами, порослью волос на его груди, его соски были напряжены и потемнели... Он раскачивался медленно, ритмично. Смотрел на нее.
У него было лицо. Лицо Нейта.
Она ощутила его теплый шепот на своих губах.
— Не бойся.
У нее перехватило дыхание. Страх и желание.
Влажность скользнула змеей от ее щеки до виска. Она распахнула глаза в темноте. Напряженно ища ясность.
— Я могу ощутить твой вкус.
Его язык оказался в ее ухе, скользя, пробуя, прокладывая путь внутрь ее головы. Через ее мозг, тянулся к ее памяти. Она оседлала его, задавая ритм, его синие радужки потемнели, насытились цветом и были на ней. Глаза Нейта. Руки Нейта на ней. Желание управляло толчками ее тела.
Она замерла от звука его утробного сдавленного смеха. Воспоминание умерло, она вновь оказалась под ним, в прострации, пришпиленная вниз как насекомое. Она теперь не могла видеть его лицо, но она знала. Это Нейт, она сделала это. Она привела его сюда, хотела его.
Ее желудок скрутило от отвращения. Из ее горла вырвался звук. Не слово, лишь отзвук усилия, когда она отвернула лицо прочь. Когда ее руки согнулись в локтях, а ее ногти процарапали по гладкой, толстой материи.
— Бл*ть.
В этом восклицании было удивление и встревоженность. Его тело дернулось, отпрянуло назад. Что-то тяжело упало на ее горло, вдавливая ее шею в подушку, ее челюсть захлопнулась, зубы уперлись друг в друга. Она не могла дышать, молотила руками по покрывалу.
— Бл*ть. Твою мать.
В его голосе была паника. Давление на ее горле усилилось, сокрушая ее трахею.
Она замерла неподвижно. Боялась двигаться, нуждалась в воздухе. Кровь стучала в ее ушах. На задворки разума подползал гудящий, крапчатый туман. Мышцы ослабли, будто воздух, в котором она нуждалась, растягивал их.
Когда удушье уменьшилось, лишь достаточно для нее, чтобы втянуть воздух, чтобы поднялась грудь и плечи.
Она распахнула глаза в темноте, увидела его тень. Он сидел на ней, верхом на ее тазе. Вдоль ее горла лежал прут. Ее руки будут двигаться, если она прикажет им, она ощущала это, только вот она не приказывала. Она прислушивалась к взволнованному, пугающе прерывистому дыханию.
В ее глазах теперь была не только тьма. Она моргнула от намека на свет, желая, чтобы он показал себя. Она ощущала в нем нерешительность – убить ее или изнасиловать, а может нет? Наслаждаться грубостью или поцеловать ее и сказать ей, чтобы она не боялась?
По ее венам гулял гнев. Плач, что сорвался с ее губ, был жалким.
Прут поднялся с ее горла.
— Карли? — шепот.
Она не была уверена, что может говорить, но не ответила. Пошел он нах*й.
Пальцы ощупали впадины под ее челюстью. В ее голове раздался крик: Он проверяет мой пульс! Она отвернула лицо. Резкое движение, толчок ее плеч. Затем ее руки стали бороться, цепляться, бить. Это происходило не в ее уме, она могла ощутить боль от ударов под своими пальцами.
Он хватал ее за руки, локти, запястья. Пытался удержать ее, придавить. Рыча, ругаясь. Ладонь накрыла ее лицо, повернула его набок, прижала к подушке. Она взметнула руками, набросилась на него, боролась с ним без навыков или цели, или силы.
Сражалась за дыхание, за жизнь.