Его голос был шепчущим рычанием. Он доносился сквозь тьму, обволакивая ее как морозный ветер. Он был близким и далеким, позади и внизу. Она не могла ждать дольше. Наружу и вверх. Ее кончики пальцев встретились с прохладным металлом, ее ладони сжались вокруг него. Затем ее ослепил обезоруживающий, режущий по глазам свет.
От шока ее левая рука сорвалась. Лишь на долю секунды, пока ее тело висело над бездной, а в мыслях уже падала туда. Паника взорвалась в ее мышцах. Ее костяшки пальцев врезались в кирпич, большой палец отогнулся назад, а на локте порвалась кожа. Затем ее рука была вновь вокруг перекладины, тело прижато к стене, а сердце билось об ребра.
Она повернула лицо к свету. Он не был там, где она ожидала, не совсем там, на краю рядом с ней, но был близко, в трех или четырех быстрых бросках. Все, что она могла разглядеть в нем, было сгорбленным торсом и конечности в луче света. Худощавый, гибкий, тихий, как ягуар, готовящийся к нападению.
Это напугало Карли больше, чем летальное падение, и прежде чем она подумала о том, как карабкаться, она уже делала это, подтягивая свой вес вверх, тянулась к следующей перекладине. Она включила фонарь на своей голове. Она знала где была. Также хорошо она представляла, куда собирается идти. Она содрогалась от страха и утомления, но двигалась, как будто бриз, дующий вверх, подталкивал ее. Туннель, в который она направлялась, был темным прямоугольником на верху, когда бездна внизу наполнилась светом.
― Двигайся, ― приказала она себе сквозь сжатые зубы. ― Двигайся. Двигайся.
От его ног, идущих по металлу, раздался звенящий звук, он отбивал более быстрый ритм, чем она. Свет его фонаря светил впереди нее, как будто был сетью, наброшенной на нее, ждущей верного момента, чтобы потянуть ее вниз.
― Твои ноги горят, Карли? Ты ощущаешь, как они наполняются молочной кислотой?
Его голос рикошетил от стен. По нему нельзя было сказать, насколько он близок, только то, что едва запыхался. Она хватала воздух, с широко открытым ртом, ее грудь была слишком тесной, чтобы наполнить ее воздухом. Она замедлилась, чувствовала, будто пробиралась через толщу воды.
― Почти там, ― сказал он.
Это был не голос Говарда. Она не знала, чей он.
С руками на верхней перекладине, с головой над входом в туннель, она посмотрела вниз. Свет был ослепляющим. Она могла видеть руки на перекладинах в его свечении. Дюжина шагов вниз и все приближается. Сделай это, Карли. Сделай это сейчас.
Бросок вбок, ее бедра врезались в пересечение балок. Она выбросила ногу, попала коленом в туннель и протолкнулась вперед на изоляцию. Когда она отталкивалась другой ногой от лестницы, рука сомкнулась на ее лодыжке. Жесткая, сильная. Он носил перчатки. Его пальцы плотно обернулись вокруг нее. Это была ее здоровая лодыжка, она брыкнула ей. Он оказался быстр, сцепив ее ноги наручниками, чтобы она не могла ими трясти.
― Хорошая девочка, ― сказал он.
В его голосе сквозила улыбка. Снисходительная, с превосходством.
― Пошел ты.
Тело за пределами света поднялось повыше, нижняя часть его торса показалась на виду, руки и ноги собирались залезть в туннель. Одетый в черное, во что-то облегающее, наподобие гидрокостюма. Тянущее ощущение на ее лодыжке сместилось, когда он двинулся. Она хотела стряхнуть его со своей ноги. Кроме того он был на краю, это может сбросить его и ее вместе с ним.
Он продолжал держаться за ее лодыжку, пока карабкался внутрь, толкая ее спиной к стене, располагаясь напротив, непринужденный, с одним коленом, поднятым вверх, как на импровизированной встрече на полу. Он повернул голову назад, и она увидела его лицо на свету.
― Это ты.
― И вот мы тут, ― сказал Стюарт.
Стюарт, университетский исследователь, аптекарь частичной занятости, странный нищий парень, который пытался произвести впечатление. Он расстегивал пижамы Карли, прикасался к ее телу. Накачивал ее наркотиками, делал фотографии. Она хотела взбеситься, хотела наброситься на него с ногтями. Но не сделала ничего из этого, тяжело дышала и смотрела на него.
― Так значит, ты обнаружила мое исследование, ― сообщил он.
Стюарт носил теплоизоляционный костюм, плотно облегающий стройное и на удивление мускулистое тело, спереди шла длинная застежка молния. На его ногах были подходящие ботинки, у его длинной, вытянутой шеи было что-то, выглядящее как сложенный капюшон. Мужчина в черном, которого она видела в лофте.
― Жалко, ― произнес он. ― Ты была превосходной.
Она сглотнула, у нее участилось дыхание, она пыталась сфокусироваться на этом.
― Постоянные хорошие отклики, ― сообщил он. ― Особенно, с дериватами растений. У меня были большие надежды на тебя, как на долгосрочного испытуемого. Ты разочаровала меня в наши последние сессии, все же. Первоначально я винил себя. Я подумал, что мог переоценить эффект от бензокаина, но ты его не принимала, не так ли?
Карли наморщила лоб.
― Бензодиазепин. Твои снотворные.
Он наблюдал за ней, улыбка расцвела на его губах.
― Нет, ты не принимала их. Тем не менее, я должен был спросить. Не учитывая эту аномалию, как ты нашла это?
Она продолжила хранить молчание.
― Нашла что?
― Опыт.
― Ты накачал меня наркотиками и издевался надо мной.
― Меня интересует реакция субъекта, когда есть возможность, ― продолжил он. ― Я не знаю, что насчет тебя, но я обнаружил, что определенные опыты со сном просто срывают крышу.
Он приподнял брови, ставя под сомнение их общий опыт.
Он все еще держал ее за лодыжку. Она хотела сломать ему нос своей ногой, но его веселый, обыденный тон наполнил ее страхом.
― Ты причинял вред людям, ― тихо сказала она.
Кивок, согласие.
― Были некоторые потери. Такова природа любого эксперимента.
Эксперимента? Потери? Карли ощущала пустоту сбоку, его руку, плотно сомкнувшуюся на ее коже, и задалась вопросом, станет ли она его следующей потерей. Задвигая поглубже свой ужас, пытаясь припомнить что-нибудь, что, она надеялась, сойдет за гениальное высказывание, она сказала:
― Я надеюсь, что ты не считаешь меня потерей, просто потому что я все узнала. Я была напугана раньше, вот почему боролась с тобой. Но теперь я понимаю.
Он моргнул, кивнул, а его рот приоткрылся. Она подумала, что это хороший знак, пока не услышала безразличие и жесткость в его голосе.
― Хорошая попытка, Карли.
― Нет, послушай. Я могу помочь. Я могу дать тебе мои реакции.
Он пришел в раздражение, оскорбленный и презрительный.
― Я слышал твои реакции, когда ты трахалась со своим засранцем соседом. Как похотливое животное в зоопарке. Только вот тебе нравится быть сверху, не так ли, Карли? В чем мать родила и, мчась во весь опор.
Она резко отвернула лицо.
― Да, я наблюдал. Я думал сделать фотографии, но предпочитаю создавать сцены самому. Ну и как, нравится твоему соседу в больнице?
Она нахмурилась, снова смотря на него.
― Он стал постоянно наведываться в твою постель, так что я подумал, что небольшой разговор в тихом переулке может дать мне немного времени, чтобы исправить твои дозировки.
― Это был ты?
Нейт пострадал из-за нее?
― И друг. Это не только моя заслуга, мои руки не годятся для такого рода работы. Впустую потраченные усилия, теперь я вижу.
Рывок за ее лодыжку пришел без предупреждения. Стюарт потащил ее по изоляции, будучи достаточно близко, чтобы ударить ее кулаком по лицу и наклонил свою длинную шею, пока его лицо не было рядом с ее. Улыбаясь, веселясь.
― Похоже, что это будет передозировка.
Она оттолкнула его руки, ударила его в грудь, осознавая, что за ее локтем находится черная пропасть. Она повысила голос, надеясь, что звук долетит до квартир.
― Нет!
Он ударил ее по лицу, сильно. От удара она упала на изоляцию. Девушка ощутила, что он рассек ей щеку. Он не улыбался, когда заговорил.
― Не сопротивляйся, Карли. Больно не будет.
Он усилил хватку на ее куртке, подтягивая ее вверх.
― Нет, нет.
Она вырвалась, увидела пустоту и оказалась снова схвачена. Никто не поверит, что я покончила с собой.
Это была ложь, но, в любом случае, она ее проговорила, надеясь, что Стюарт не видел ее медицинские записи.
― Люди верят в то, что им скажут. У водителей случаются аварии. Старые леди путают свои дозировки.
Его лицо было так близко, что она могла ощутить его дыхание на своей коже. Это было не в первый раз, но теперь между ними горел свет. Она могла видеть бледные вкрапления в его карих радужках, и она не была под действием наркотиков.
― Водители. Ты имеешь в виду Талию.
Она тоже про него узнала, и он попытался избавиться от нее?
Он опустил голову.
― Это была новая смесь. Очевидно, она ей не очень подошла.
Гнев, который она чувствовала предыдущими ночами, пойманный внутри нее в ловушку, жег ей кожу, и она плотнее сжала челюсти.
― И Элизабет?
― Я сказал тебе, что ей не понравится более сильное лекарство.
Он отошел от нее, будто спор был закончен, и она пойдет с ним по собственному желанию.
Она широко выкинула руку и ударила его сбоку по голове костяшками пальцев.
― Ты ублюдок!
Стюарт качнулся в сторону. Она пошла за ним, толкая его обеими руками, снова ударила его, сильно схватила его за подбородок.
― Ты ублюдок! Ублюдок!
Он держал руки у головы, как щит. Карли встала на колени и бросилась вперед. Она не знала, как бить, ее это никогда не интересовало. В ударах, которые она наносила, не было навыка, но они ударяли его по горлу и по острым костям. Он смеялся, как и в ее лофте. Она попала кулаком ему по зубам, и у него пошла кровь.
Затем воздух покинул ее легкие. От колена, которым он ударил ее в живот, она поднялась вверх и отлетела. Вытянутой вперед рукой Карли попала на пересечение балок и почувствовала ничто позади кончиков ее пальцев. Она отпрянула назад, остановленная стеной из брусьев за ее спиной.
Пальцы Стюарта сомкнулись вокруг ее лодыжки снова. Кровь, покрывала его губы, зубы были обнажены в зловещей улыбке. Он не отрывал от нее глаз, когда встал на корточки, двигаясь к ней, с головой, прижатой к дереву сверху. Рука на ее ноге перемещалась вместе с его движениями, двигаясь вверх, отодвигая ее колено шире и в пустоту. Карли сильнее прижалась к брусу.
― Тогда будет по-твоему, Карли. Забудь про передозировку.
Он посмотрел через край.
— Не так легко объяснить, если дело до этого дойдет, но моя работа здесь будет в безопасности.
Он свернул руку в кулак на передней части ее куртки.
Под ней, сердце Карли громко билось. Край бездны. Она была здесь прежде. С друзьями, смеясь и будучи в ужасе. Давай же. Все хорошо. Она убила их и хотела умереть. Она жаждала этого долгое время, но она была только сломлена – кости, сердце, ум. Она была на другом краю в своей спальне в доме ее матери, с таблетками в руке, сломленная тогда тоже, недостаточно сильная, чтобы умереть, так или иначе.
«Вот опять», ― подумала она.
Горе и стыд, как и прежде. Элизабет была мертва, а этот мужчина обнажил Карли – ее сломленность, ее страхи, ее тело. Она пришла сюда на этот уступ, она сделала этот выбор, но то, что произошло, не было ее ошибкой. И от этого другие вещи загорелись ярко внутри нее.
Ярость, ненависть, возмездие. И, когда Стюарт поднял ее от стены, собираясь с силами, чтобы перекинуть ее за край, она почувствовала, что они стали острыми как ножи. Острыми как воспоминания, которые открыли ей глаза. Фотография на ее холодильнике была старой, но Карли была сейчас в том моменте, потная, усталая и в предвкушении. Той, кем она была раньше, которая пыталась спасти ее друзей, которая пережила морозную ночь на утесе. Три лица улыбались вместе с ней: молодые, загоревшие на солнце, полные бесстрашия. Полные жизни. Они приняли риск, все из них, и Карли осталась жить с последствиями. Она провела тринадцать лет, желая все исправить.
Может, это изменило ее. Может, этого было достаточно, чтобы изменить конец. Может, она знала все то, что имело значение.
Она позволила своим рукам упасть, опустила их на изоляцию, как будто это было последним ощущением, которое она почувствует. Выставила колено и врезала им по груди Стюарта.
Оно попало ему по правой стороне грудной клетки. Не достаточно сильно, чтобы вырубить его, только лишь, чтобы лишить равновесия. Он вскинул руку, чтобы поймать себя, зацепившись за край выступа туннеля, проваливаясь в бездну, и когда он подтянулся, когда вес его плеч оказался на выступе, он осознал свою ошибку. Карли увидела вспышку тревоги в его глазах. Он подтянулся к ней, пытаясь схватить ее за куртку, за ноги. Он подтянул вверх ногу, перекинул ее через уступ, когда тот обвалился. Из его горла вырвалось рычание, раздался скрежет от его ногтей, карабкающихся к ней по дереву. Кончики его пальцев до белого впились в край.
В те мимолетные секунды, пока все происходило, Карли представила, как все может закончиться: ее протянутая рука в мозолях, болезненная хватка, тяжелое дыхание и вытягивание, спасенная жизнь… Затем она представила все по-другому: рука и хватка, рывок в другом направлении и Карли, ощущающая невесомость падения.
Она может спасти жизнь и потерять свою.
Она может последовать за старыми друзьями в смерти или помочь новым.
Она может рискнуть и жить или умереть с последствиями.
Принимая решение, приближаясь поближе к краю, она перевела дыхание, собралась с силами и обрушила удар своей ноги. Потянувшись в вентиляционную шахту, от удара голова Стюарта дернулась назад. И, как и рухнувший уступ, его отбросило в пустоту. На кратчайший момент он летел с широко расставленными руками и ногами, прежде чем его тело не ударилось о кирпичи. У него вырвался утробный, безотчетный звук, фонарь с его головы свалился и осветил шахту, прежде чем ударился об пол и не вышел из строя.
Карли наблюдала дальше в свете своего неяркого фонарика, его темная фигура полетела, отскакивая вниз, как смятая картонная фигура человека. Она наклонилась вперед, всмотрелась через край, подождала – звука, вспышки света. Ее глаза, наконец, нашли очертания фигуры на ровном бетонном полу внизу.
Девяносто процентная вероятность фатального случая. Он был мертв. Она убила его. Она пнула его в лицо и столкнула в бездну. Риск, последствия. Потерянные жизни и спасенные, и пока она смотрела, она раздумывала, какая ядовитая смесь поднимется в ней и поглотит ее в этот раз.
Ее руки начали дрожать. Она оттолкнулась подальше от края, ее дыхание застряло в груди. Бл*ть.
Она убила его.
― Ох, черт.
Задняя часть ее руки болела от того, что она его била. Ноготь на ее среднем пальце был оторван. Костяшки были сбиты, как и локоть. Мозоли и занозы. Горячая припухлость на ее лицо от его пощечины. Она прижала ладонь к ней и ощутила, как до нее стало доходить кое-что.
Он собирался убить ее. Передозировкой или сбросить.
Стюарт. Без фамилии.
Он убил Элизабет, уничтожил жизнь Талии и ничего не чувствовал по этому поводу. Он избил Нейта. Она сделал так, что Брук упала с лестницы. Он накачивал наркотиками его соседей и фотографировал их ради своего еб*ного эксперимента. И он был мертв.
Он вместо Карли. Он вместо ее друзей.
И теперь все закончилось.
Она отвернулась от пустоты, встала на свои колени в синяках и поползла. Долгое время он ползла, у нее все болело, она была без понятия, как много вентиляций прошла. Она думала о разговоре с полицией, объяснениях и доказательствах, дискуссиях с соседями, встречах, консультациях психолога и о медиа. О последствиях.
Затем она оказалась над лофтом Нейта. Крышка была снята, свет включен. Карли посмотрела вниз, когда Нейт проковылял в поле обозрения, с лицом в синяках и опухшим лицом, из-за мужчины, которого она только что убила.
― Карли.
Его голос был не громче шепота, как будто он боялся, что она не ответит.
― Я в порядке.
Он проследил, чтобы она не упала, именно так, как он и сказал, что сделает. Помог ей спуститься через узкую дыру по стремянке и на постель, где он держал ее в объятиях, пока адреналин и шок прокатывались по ней.
Стюарт был мертв. Она была в безопасности. Она хотела почувствовать облегчение, вину или ужас от того, что сделала. Но она их не чувствовала. Она лишь видела поделки Стюарта: коробки сокровищ, спрятанные на потолке, ряды карточек, сложенные внутри, фотографии, которые она видела, и сотни тех, что наверху. Она представила лицо Кристины, когда та узнает, депрессию Брук, женщину с обувью. Она вспомнила поминки в атриуме в честь Элизабет, и как все изменится.
Карли остановила Стюарта. Она защитила людей и не хотела причинять им боль теперь.
Наконец она подняла голову от плеча Нейта и сказала:
― Ты помнишь ту первую ночь, когда мы ели еду на вынос? ― спросила она. ― У меня.
― Да.
― Ты хотел знать, что случилось. Ты сказал неважно, что бы это ни было, не имеет значения, что я сделала. Ты помнишь это?
― Да.
― Ты все еще так считаешь?
Он долго на нее смотрел, как будто пытался предугадать, что его ответ будет значить.
― Да.
Она не знала, было ли у нее право просить или будет ли это той ношей, которая будет тяготить его еще больше, но думала, что мужчина поймет.
― Если кто-нибудь спросит, скажи им, что я была тут с тобой весь день.