18 августа 2024 года
Сенсоры, расположенные в потолке комнаты, уловили движение. Определив траекторию моего передвижения, как таковую, что ведёт к компьютеру, они передали соответствующий сигнал и менее, чем через секунду монитор включился. На экране зажегся вопрос: «Доброе утро, мистер Нил Харрис. Желаете ли Вы войти в Нор?». Я произнёс вслух: «Нет, продолжить работу в автономном режиме». Открылся рабочий стол, я зашёл в текстовый редактор и надиктовал мысли, которые пришли ко мне сегодня утром. Хорошие идеи следовало сохранять, иначе ты забывал их, и они исчезали из твоей памяти навсегда. Мои мысли преимущественно всегда имели ценность.
Нажатием боковой сенсорной кнопки я включил Интернет. Рабочий стол исчез, а на его месте открылась универсальная программа «Нор-тек», которая была больше, чем браузер. Времена, когда люди могли выбирать из десятков вариантов программного обеспечения каким именно пользоваться постепенно подходили к концу, как и времена, когда Интернет состоял из миллионов различных сайтов, на которые вели множество поисковых систем. Теперь практически всё было едино, слилось в одну сеть, под названием «Нор». Она была больше, чем социальная сеть. Он стала синонимом слова Интернет, которое постепенно уже отходило в прошлое.
При открытии сразу же загружалась моя персональная страница в единой мировой сети. Множество вкладок и мини-полей были заполнены всевозможной информацией, касающейся моей жизни. В верхнем правом углу располагался мой аватар, сегодня он был новый, Нор обновляла фотографию любого пользователя каждый день, зная предпочтения хозяина страницы и выбирая как никто другой, лучший снимок, который мог понравится. Самое удивительное, и довольно противоречивое нововведение, которым одно время многие возмущались, а затем привыкли, ввиду его необычности, новизны и интересности: снимки пользователей система сама создавала на основе 3-D моделей. Затем система обрабатывала картинку, превращая его в настоящий снимок, улучшала, обрезала и вставляла в аватар. На выходе пользователю было самому интересно какую же фото Нор поместит сегодня. Все они были шикарными, словно сделанными во время профессиональных фотосессий.
Фотография-аватар находилась на фоне, который представлял собой анимацию. Система Нор делала анимации уникальными, создавая их на основе увлечений и сферы деятельности каждого человека. Получался мини-фильм, который прокручивался по кругу каждые пятнадцать секунд. Смотреть его было интересно, из его сюжета сразу можно было сформировать первое общее впечатление о человеке, зайдя на его страницу.
Ниже были поля, последовательность которых можно настроить. У меня сверху был календарь, совмещённый с программой-менеджером дел. Всю информацию календаря видел лишь я, остальные видели лишь то, что я выбирал показать. Будучи персоной, интересующей медиа, я выставлял в календаре свои свободные часы, которые я мог уделить журналистам для интервью, они на них и записывались в общем порядке, через сеть Нор. Разделы с музыкой, картами и маршрутами, покупками и заказами, документами и рассылками, новостями и трансляциями новостных телеканалов. Всё, чем мы ранее пользовались с помощью тысяч приложений на смартфонах, ноутбуках теперь вмещалось в одной только Нор. И это было удобно.
Во входящие мне пришло более трёхсот писем, но фильтры показали, что от подтвержденных мною людей лишь семь. Я придумал новый метод взаимодействия людей по электронной почте. Это было лично моё изобретение. Суть его заключалась в том, что при отправке письма любому адрессату ты должен был ввести пароль, который собственник электронного адресса установил и поделился им с самыми важными для себя людьми. Если ты вводил правильный пароль, сообщение приходило человеку в папку «Входящие. Подтвержденные». Если пароль не вводили, сообщение приходило в папку «Входящие. Неподтверждённые». Стоило ли говорить, что занятые люди вроде меня, редко проверяли вторую папку. Я открыл подтвержденных. Быстро прочитал их, ничего особенного. Времени отвечать сейчас не было, скоро нужно ехать в офис. Сегодня кстати был день, когда приходили счета за дом. Я нажал на вкладку «Оплата», затем «Услуги», далее «Административные услуги», где в конце-концов выбрал «Коммунальные услуги». Я оплатил счета за дом с помощью своего счёта в Нор. Ещё немногие люди, кстати, полностью доверяли виртуальному Нор-Банку, деньги которого хранились в Нор. И мировая банковская машина была ещё слишком мощной и отказывалась сдавать свои позиции. Ничего. Я считал это вопросом времени.
Перед тем, как встать из-за компьютера, я перешёл на страницу государственного новостного канала и включил аудио-прослушивание новостей за ночь.
Из динамиков мелодией поплыл женский голос, который вначале пожелал мне отличного дня, посоветовал по каким улицам не стоит ехать по причине пробок, и спросил, о каких новостях мне следует рассказать.
— Наиболее интересные для меня, — ответил я, завязывая галстук.
«Фестиваль кибертехники стартует завтра в двенадцать часов, министры технологий ведущих стран мира прибывают на чартерных рейсах в течении всего сегодняшнего дня.»
«Парламентарии готовятся принять изменения к закону «Об обязательной регистрации граждан в Нор-пространстве»,
— Подробнее, — попросил я, выбирая каким одеколоном воспользоваться сегодня. Моими фаворитами были три аромата: первый агрессивный и дерзкий, даже вызывающий, с нотками морзкого бриза, древесины и стали, второй более мягкий, но тем не менее настойчивый и едва уловимый, расплывающийся, подобно капле кофе в молоке, меняющей весь его цвет на более тёмный, и третий — свежий, бодрый, полон сил и молодости. Последний вариант я и выбрал на сегодня.
«Изменения ужесточат административную ответственность за указание ложной информации о себе в сети «Нор» и сокрытие личных данных. Под личными данными подразумевается настоящее имя, год рождения, место жительства, информация об образовании и профессии. Хотя данные и не будут иметь публичный характер — доступ к ним получат только банковские и страховые учреждения, а также другие субъекты с разрешения собственника и это поможет упредить незаконные действия, злоупотребления и мошенничества. Но тысячи протестующих пикетируют органы власти во многих городах страны. Более подробно?»
— Дальше, — ответил я, открыв створку холодильника и решая, чего съесть на скорую руку. Пока жена была в отъезде, я перебивался чем-попало, откровенно говоря. Вчерашний двойной сэндвич с индейкой, листьями салата, томатами и сыром. Жене то я говорил, когда мы созванивались, что питаюсь здесь отменно. Ха.
«Полиция совместно с агентством по борьбе с киберпреступностью провела совместную операцию по разоблачению логова террористов, работающих над созданием аналоговой незарегистрированной анонимной Интернет сети. Пиратские сервера уничтожены, в ходе операции погиб один правоохранитель и семеро преступников. Ещё трое взяты под стражу до суда. Им грозит пожизненное заключение.
«Управление киберагенства ООН сообщило, что на сегодняшний день 93 % населения Земли обеспечено доступом в глобальную мировую сеть «Нор».
— Спасибо, достаточно, — крикнул я из коридора, завязывая шнурки на своих блестящих лаковых туфлях, — можешь выключаться. И выбери мне фильм, если будет время, может вечером с женой посмотрим.
Я вышел из дома. Монитор компьютера погас.
Возможности социальной сети были безграничны. Более не было Интернета в старом понимании того слова, ведь каким бы гениальным не оказалось творение человека, оно должно совершенствоваться, улучшаться, поскольку априори идеальный продукт создан быть не может. Интернет развивался стремительно. Интернет 1, Интернет 2, но Интернет 3 застопорился на одном месте. Все технологии шли вперёд, но основа основ — Интернет оставался третьего поколения на протяжении десятилетий. И тогда была основана Сеть «Нор» при поддержке и финансировании ООН. Представительства, которые отвечали за её работу в регионах, были созданы при всех правительствах по земному шару. У меня были грандиозные планы. Вскоре люди не будут иметь паспортов, водительских удостоверений, карт сотрудников той или иной компании. Все данные будут храниться в «Нор» и мгновенно считываться при необходимости с помощью специальных сканнеров, лучи которых будут определять код ДНК человека и сопоставлять его с наличием в базе данных сети. Регистрация будет обязательной с первого дня рождения. Я жил этими мыслями, работал во имя их осуществления, чтобы сделать жизнь людей максимально лёгкой, простой и комфортной.
Весь Интернет заключался в социальной сети «Нор». Не было сайтов и не было поисковиков. Были страницы в сети, поиск осуществлялся в сети. Аналоги прошлых сайтов — это страницы в «Нор». Возможности её использования были безграничны. Люди ещё сами не понимали насколько огромные у неё перспективы. Обмен письмами с другими пользователями, покупка и оплата всего, что только можно купить и оплатить. Вскоре абсолютно все финансовые операции будут осуществляться через «Нор». Начиная от благ и продуктов, которые производил человек, заканчивая закупками и расчетами на межгосударственном уровне. В «Нор» будет вестись весь мировой документооборот. Это было невероятно глобально и чертовски удобно. Человек и сеть сливались воедино. Даже в наиболее бедных странах мира население, которое не всегда имело возможность обеспечить себе крышу над головой и пропитание, было зарегистрировано в «Нор», и заходило туда с помощью терминалов связи, которые устанавливались за средства ООН даже в самых отдалённых уголках мира. Плата за Интернет не взымалась. Доступ к Интернету люди имели везде — в горах, в полях, в океане. «Нор» была социальной сетью в прямом смысле. Каждый был крепко запутан в её паутине.
Я делал записи на планшете по дороге к работе. Мой водитель не произнёс ни слова, и я был ему благодарен. Его звали Джордж, и он прекрасно знал, что платят ему не за разговоры.
Автомобиль подъехал к пропускному пункту на территорию Главного управления технологий ООН, которое находилось в закрытом научном городке посреди мегаполиса. Небоскребы внутри него были офисами, в которых работали десятки тысячь человек. Пройдя проверку, в рамках мероприятий по безопасности мы въехали внутрь. Периметр охраняли сотни служащих спецподразделений. Охранять было что — здесь находились базовые сервера «Нор», которые полностью занимали территории сотен тысяч квадратных метров ангаров под городом.
Перед центральным офисом автомобиль остановился. Клерк на входе заблаговременно спустился по широким ступеням и открыл мне дверь. Я поздоровался и направился ко входу. Прежде чем оказаться внутри, я прошёл три уровня проверки личности. За множество лет, это стало обыденностью, которую я даже перестал замечать.
Несколько мужчин ожидали меня с той стороны. Выглядели они приблизительно одинаково — черные брюки, начищенные туфли, белые рубашки и тёмного цвета галстуки. Увидев меня, они бросились навстречу, наперебой говоря что-то. Я, не останавливаясь, показал им следовать за мной.
— Джексон, — проговорил я.
— Мой отдел собрал всю документацию, которую вы просили, нужна ваша подпись и мы отправим данные на места.
— Хорошо, перепроверь ещё раз, чтобы сошлись цифры и положи на стол моим секретарям. Кевинсон?
— Мы заметили инициативу Объекта, о которой вам необходимо знать.
— Мне необходимо знать обо всех инициативах в этом здании, Кевинсон, не только у Объекта.
— Разумеется, мистер Харрис. За ночь, обнаружив, как полиция пресекла несколько очагов пиратства, он решил проверить нашу безопасность согласно последним хакерским разработкам. Создал ботов, которые атаковали нашу сеть в наиболее уязвимых её местах. Он не нашёл прямой лазейки. Об этих местах он подал отчет, чтобы мы доработали. Представляете? Это была его инициатива, это же превосходно! Такого ещё не было!
— Это неоднозначно. Спасибо. Клеинг?
— Я приказал усилить охрану и прислать в кварталы технику, на случай массовых демонстраций. Хотя они и запрещены возле наших офисов, кто знает этих людей.
— Я думаю, что Парламент успешно проделает свою работу, а люди никак не сорвут заседание и всё успокоится. Но лишние меры безопасности могут оказаться и не лишними. Морисон?
— Я прошу увеличить бюджет нашего отдела, мы дошли до новых разработок, которые выходят за рамки наших средств. Это очень важное дело.
— Давай сюда бумаги, я изучу, — я принял несколько документов из его рук, — во второй половине дня зайдешь ко мне.
Мои собеседники, начальники различных отделов, разошлись в стороны, каждый по своим делам, и я прошёл к лифту наверх. Люди, которых я встречал по дороге, здоровались со мной и улыбались. На каждую улыбку я отвечал взаимностью. Сотрудники любили меня, а я относился к ним, а также их труду с большим уважением. Я знал имя каждого из них, знал кто они и чем занимаются.
Через несколько минут я уже был в своём кабинете. На двери висела табличка «Уполномоченный Генерального Секретаря ООН. Нил Харрис». Из соседней комнаты, дверь в которую я не закрыл, раздавался голос одного из моих референтов, которая отвечала на телефонный звонок. Вторая сегодня не вышла на работу, заболела. Третья, моя пресс-атташе, зашла и предоставила корреспонденцию, что прибыла с Парламента. Несколько дней назад я, как эксперт в данной области, отослал положительное по своему содержанию заключение насчет поправок в закон, касающийся Интернет-пространства. Мне прислали окончательный вариант, который сегодня должен был быть принят на законодательном уровне.
Сделав неотложные дела, связанные с бюрократией, которыми приходилось заниматься человеку моего ранга, я раздал своим помощницам поручения и сообщил, что вернусь через пару часов.
Я был первым по полномочиям человеком в научном городке. Один из создателей и первых разработчиков «Нор». Тем не менее, я присоединился к работе над сетью не сразу, но практически в самом её начале. Когда проект «Нор» был сырым, и находился только в начальной стадии разработки, уже тогда можно было увидеть его перспективу и потенциальные возможности. Создатель «Нор» Дастин Купер заручился поддержкой и финансированием ООН. Генеральный Секретарь привлёк меня к работе над сетью, сделав своим Уполномоченным в данном направлении. Прошло несколько лет, и проект показывал ошеломительные результаты. Мы переступали порог чего-то грандиозного в общеисторическом смысле.
Кабинет человека, кому принадлежала идея «Нор» — Дастина Купера находился на том же этаже, что и мой, но в отличие от меня, Дастин не был публичным человеком, предпочитая скрывать свое имя и принадлежность к основанию сети от населения. Он добровольно и по своему желанию передал всю славу и лавры мне. Меня считали создателем «Нор», её вдохновителем и отцом. Да, я проделал колоссальную работу, я был вторым человеком по вкладу в «Нор» после Дастина, но я не мог сказать, что «Нор» был моим проектом. Когда мы только приступали к работе, мистер Дастин Купер взял с нас обязательства не разглашать его имени и принадлежности к созданию идеи. Даже сотрудники научного городка, все без исключения связанные подписанными контрактами о неразглашении, не знали, чем именно занимается Дастин Купер, считая, что он занимается сугубо административными делами, приставленный к нам правительством или спецслужбами. Ареол загадочности над его собственной личностью, вполне устраивал Купера. Все, кто работали с ним и знали больше остальных, знали лишь то, что Дастин позволял о себе знать. Даже я смутно представлял Дастина в отрыве от работы, его быт, развлечения, и разумеется прошлое.
Но был ещё один проект кроме «Нор», создателем которого выступил Дастин. Проект, информацию о котором нельзя было разыскать в самой «Нор», а информацию в ней можно найти какую только угодно. Проект-С. О нём не знали девяносто девять процентов сотрудников научного городка, не говоря уже о рядовых жителях страны. Как раз в рамках этого проекта мне и предстояла ежедневная утренняя беседа.
Я постучал в кабинет Дастина и подождал пока тот ответит. Я был выше него по рангу, но не чувствовал себя таковым. Я зашёл.
— Нил, я же тебе тысячу раз говорил, чтобы ты без стука заходил.
— Дастин, я не горю желанием однажды увидеть, чем ты занимаешься у себя в кабинете, — улыбнулся я.
— А чем я могу заниматься? Только работаю, мой друг, — развёл руками тот.
Дастин Купер был мужчиной среднего возраста, крепкого телосложения. У него было атлетичная фигура с ярко-выраженной мускулатурой. Его голова была полностью выбритой. Он носил бороду, которую аккуратно подстригал. Я был убеждён, что с его внешностью, ему подошла бы роль не только гениального разработчика, но и мафиози или байкера. На нём была белая рубашка с коротким рукавом и светло-синие брюки.
— Ну что, идём? Я тебя уже заждался, — Дастин поднялся с кресла.
— Ты приходишь всегда слишком рано, — я посмотрел на часы, — иногда кажется, что ты вообще не уходишь отсюда.
— Я всегда здесь, если и не физически, то мыслями, так точно.
Чтобы пройти к месторасположению Проекта-С, приходилось преодолевать несколько кордонов службы безопасности, свободный доступ через которые имели немногие люди во всем мире. Их можно было сосчитать на пальцах двух рук. Также здесь присутствовал многочисленный обслуживающий персонал, за работой которого беспрерывно следила служба безопасности. Но ни охрана, ни работники не были осведомлены, что же именно они охраняют или обслуживают.
Мы спустились на сороковой этаж в нашем главном здании. Только чтобы попасть сюда, мы миновали три пропускных пункта. На этом этаже мы прошли к лифту специального пользования. Он активировался специальными пропусками, которыми обладали только я и Дастин. Лифт устремлялся вниз, следуя без единой остановки, на глубину два километра вглубь земли. Здесь, под территорией научного городка, в обширных помещениях, которые могли сойти за ещё один город, находился Проект-С.
При выходе нас ждал автоматизированный двухместный автомобиль, который самостоятельно ехал по установленному маршруту, работая от электрических батарей. Огромные пространства раскидывались вокруг — сотни метров вширь и десятки в высоту. Весь потолок вверху был экраном, который имитировал дневное небо и солнечный свет. Везде светло и ясно, как в настоящей живой природе. Людей здесь не было. Ни единой души, кроме нас. Всю работу выполняли машины и системы, без участия человека.
Мы ехали по прямой асфальтной дороге, узкой, как раз под размер колеи электрокара. За пределами дороги во все стороны ровным слоем расходился грунт, на котором ничего не росло, ни сорняков, никаких культур, и тем более кустов или деревьев. Через две минуты электрокар остановился. Вот здесь окружающее пространство радовало глаз. Я вышел из автомобиля, и ноги мои ступили на мягкую траву, росшую на лужайке, которая начиналась сразу за концом дороги. Передо мною был прямоугольной формы стеклянный дом. Недалеко раздавался звук воды — искусственный водопад ниспадал из ниши в стене в маленький ручеек. Из динамиков ненавязчиво играла мелодия природы: иногда можно было услышать птиц, насекомых, шум листвы под порывами ветра. Несколько деревьев росли возле дома.
— Каждый раз наслаждаюсь всем этим словно впервые, — Дастин наклонился и дотронулся рукой до травы. На пальцах осталось несколько капель росы.
Весь дом состоял из одной лишь комнаты, внушительных размеров, без каких-либо перегородок и стен внутри. В ней было три кресла и стол, на котором стоял огромных размеров дисплей-компьютер. В одном из кресел неподвижно сидел мужчина. На вид ему было лет тридцать, среднего телосложения, бледно-белая кожа, даже слишком бледная, болезненного цвета, овальное лицо, волосы на его голове не росли. Одет он был в светло-голубую рубашку с длинным рукавом и такого же цвета брюки, белые мокасины из мягкой кожи. Он не издавал ни звука, не двигался. Лишь сидел с открытыми глазами и смотрел в одну точку, прямо перед собой, не моргая, словно пребывал в трансе.
Двери из гибкого пластика разъехались в стороны, и я вошёл. Вслед за мной зашёл Дастин.
— Здравствуй, Симон, — приветливо поздоровался я.
— Доброе утро, мистер Харрис, — он медленно, не торопливо повернул голову в мою сторону и улыбнулся краями губ. Это улыбка не была естественной и непринужденной, затем перевёл свой взгляд на Дастина — мистер Купер. Как ваше утро, господа?
— Спасибо, отлично, — ответил я.
— Супер, как, впрочем, и всегда, — добавил Купер.
— Мистер Харрис, наблюдая за вашим передвижением от места вашего дома до сюда, я увидел один крайне неприятный инцидент.
— Какой же, Симон? — я сел в кресло, портфель поставил возле ног.
— На шестой авеню в 07:38 вас подрезал красный седан, не включив сигнал поворота и не имея преимуществ в движении, согласно Правилам дорожного движения. Государственный номер регистрации #64834R, за рулём находился Николас Марк.
— У Нила водитель тюфтяй, наверное, даже не посигналил и не обматерил того негодяя, — усмехнулся Дастин.
— Я не придал этому большого значения, не слишком опасно, скорость небольшая, мой водитель вовремя притормозил. Может тот парень спешил куда, — я улыбнулся.
— Но это не значит, что ему дозволено подвергать Вашу жизнь опасности. Если бы я мог не только наблюдать, но и действовать, я бы наложил немедленный штраф, в ту же секунду на его счет в сети «Нор».
— Датчики автомобильных правонарушений зафиксировали его в любом случае, — сказал Купер, — и послали сигнал в Дорожное агентство. Если там посчитают, что это действительно серьезное нарушение, ему будет наложен штраф.
— Слишком медленно. Он и забудет уже за что, не придаст этому значения. Штраф, ведь это наказание за нарушение. Наказание имеет смысл, когда человек осознаёт свой поступок, получает в ответ на него негативные для себя последствия, и в будущем будет воздерживаться от подобного. Чем быстрее наказание, пока в голове свежа картина своего поступка, тем оно эффективнее. Люди, возможно, не могут быстро анализировать. Я бы смог, — он сделал паузу, — и в ту же секунду среагировал бы.
— В ближайшее время — это невозможно будет воплотить, Симон, — покачал головой Дастин, — мы ещё не готовы подключать тебя к государственному аппарату в режиме действий, только наблюдение и анализ. Хоть иногда я и считаю, что это неправильно, — Купер посмотрел на меня.
— Ты ассоциируешь меня с людьми, которые принимают подобные решения? — я приподнял ладони вверх в недоумении.
— Ты же их представитель, — пожал плечами Купер.
— Уполномоченный, да. Но для ведения разработки, никто в обозримом будущем не согласиться подключить Симона к государственным службам, мы это обсуждали уже множество раз, я даже поднимать такой вопрос не способен, проект пока на стадии разработки, даже не заключительного тестирования.
Прямой доступ к Симону был дан только Дастину и мне. Ему — как его создателю, а мне — для контроля их двоих. Симон был слишком деликатным проектом, чтобы предоставлять к нему доступ ещё кому-либо, и слишком важным, чтобы оставлять его без контроля. Я предоставлял ежедневные отчеты о контактах с Симоном для Генерального Секретаря ООН, которые тот рассматривал в очень узком кругу особо приближённых людей. Всё чаще и чаще я начинал замечать в последнее время, что, когда мы оказывались одни только втроём, Дастин принимал сторону Симона во многих вопросах. Это было и понятно — Симон был детищем всей его жизни, и для Купера имел значение намного большее, чем сеть «Нор».
— Я могу приносить значительно большую пользу, — заверил меня Симон, — вы всё это прекрасно понимаете. Работая здесь, я вижу, что люди по всему миру страдают из-за медлительности других людей. Во всех сферах жизни. Нужно всегда действовать быстрее, тогда многих бед удалось бы избежать.
— Возможно, ты и прав, — ответил Купер, — нам сказали, что сегодня ты проверил защиту наших серверов.
— Да, я сделал это, — по его голосу было видно, что Симон гордился собой.
— Но объясни, как? Ты же должен только наблюдать и анализировать. Сообщать нам информацию, но действий предпринимать… Не должен, — я старался, чтобы мой голос звучал помягче.
— Я совершил нечто плохое, мистер Харрис? — спросил Симон.
— Нет, просто мне интересно как ты смог выйти за рамки.
— Это было… — он замялся, стараясь подобрать слова, — странно. Да, странно. Но очень естественно. Внезапно я понял, что должен сделать это. Будто это входит в мои задачи тоже. Я видел, что вы прослушивали сводку новостей сегодня утром и знаете о новости насчёт ликвидации пиратских станций.
— Да, ночью прошла операция.
— Это моя заслуга, — он подмигнул мне, — здесь нет хвастовства, просто объективный анализ. Я вычислил хакерские сервера и мгновенно дал команду полиции, от имени нашей структуры. Нужно было действовать быстро, поскольку их станции постоянно меняют частоты и места дислокации, и, если бы я сначала сообщил нам в центр, чтобы он проверил информацию и переправил её в полицию, они могли бы уйти.
— Ты правильно сделал. Мы с тобой недавно обсуждали твою готовность к адресному информированию, — кивнул Купер, — сегодня был твой первый опыт в этом деле, и ты отлично справился.
Я промолчал. Возможно, в этот раз Симон поступил и правильно с точки зрения информационной безопасности государства, но всё больше и больше он отходил от рамок, в которые мы его поместили, и меня это начинало серьезно беспокоить в последние недели. Купер не разделял моего волнения.
— Спасибо. Я вычислил их, когда они очень аккуратно прощупывали «Нор». Слишком аккуратно, чтобы антихакерские системы среагировали, но я это почувствовал. А после, я подумал, что системы ведь должны реагировать и на такое, верно? Потому сделал их тестирование, и вычислил слабые места. Данные я отправил в Отдел защиты.
Для меня такой поворот событий был слегка неожидан. Изначально Симон не мог такого делать, мы не давали ему подобных заданий, но, очевидно, что он самосовершенствовался и делал собственные выводы насчет целесообразности своих действий. Или же ему некто посодействовал? Я посмотрел на Купера. Тот улыбнулся.
— Симон, это было отличное действие, — я не хотел, чтобы он видел наши с Дастином разногласия, потому старался не спорить с ним во время наших визитов к Симону, — но в будущем мы будем их согласовывать вместе, как раньше.
— Я проанализировал подобные моменты в прошлом. Мой вывод — вы бы сделали аналогично, после моей дачи информации, с вероятностью в абсолютные 100 %. Если бы вероятность была 99 %, я бы не решился. Но в данном случае я проанализировал уровень целесообразности, затраты сил и понял, что наиболее эффективно с наименьшим уровнем затрат я смогу сделать это за вас. Но если вы желаете, чтобы я такого не делал, хорошо. Вы здесь главный, — он засмеялся, — и мистер Купер.
— Что было интересного за ночь? — спросил тот.
— Я вычислил несколько сотен преступников, которые проявили себя тем, что совершили преступления по телефонным звонкам через «Нор». Я отправил все данные в наш отдел. Ещё несколько мелких разоблачений, которые не заслуживают вашего внимания. Заметил несколько утечек чрезвычайно секретной информации по технологиям, которые осуществлялись через письма в «Нор». Я заблокировал кодировку этих данных после отправки. К адресатам они пришли в совершенно изломанном виде, кодировку расшифровать невозможно. Виновные понесут ответственность.
— Отлично, — похвалил его я, а затем спросил, — скажи мне, почему одну информацию ты отправил сразу же в полицию, насчет пиратов, а другую по-прежнему в наши отделы для анализа?
— Я сопоставил угрозы. Посягательство на сеть «Нор» было первоочередным по важности.
— Важнее, чем жизни людей?
— Прямых свидетельств о возможных убийствах не было. А данные об уже совершенных… Людей уже не вернешь, а преступники не прячутся, поскольку их не подозревают. Поимка может быть когда угодно, а угроза сети и пираты — они могли натворить много бед.
— Хорошо. Что-то интересное было в переписках людей, разговорах?
— Я думаю вы можете предугадать, что именно было в тренде. Сегодняшние изменения к закону — они в топе обсуждений за последние сутки. Все только и говорят об этом друг с другом, переписки людей между собой ведутся практически только на эту тему. Количество недовольных властью возросло на 24 % по сравнению с прошлой неделей. Но это недовольство будет продолжаться недолго. Короткий эмоциональный всплеск. Я прогнозирую спад через четыре-пять дней.
— Во всем этом ты нашёл какую-нибудь угрозу? — задал вопрос Купер.
— Нет, просто обсуждения. Некоторые в довольно резком виде, но ничего опасного. Я видел, что были усилены меры безопасности в нашем районе. Но можете не беспокоиться, видя настроения людей, их эмоциональный фон не перевалит за грань, когда они начнут устраивать беспорядки. Не в этот раз, по крайней мере. Вы в безопасности.
— Хорошо, что ещё интересного, — я делал записи в блокноте.
— Мне кажется, что я нашёл новую мировую знаменитость в области литературы.
— Да? Расскажи нам подробнее.
— Чарльз Нгонери, начинающий автор, который даже сам себя ещё не называет писателем, но вскоре мир узнает о нём. Он закончил роман и отправил его в издательство. Проанализировав текст романа, сопоставив с данными книг, которые становились хитами, предпочтениями читателей, я уверен на 87 %, что эта книга станет классикой в будущем.
— Отлично, пожелаем ему удачи, — хлопнул в ладони Купер.
— Ваша жена сегодня возвращается с командировки, мистер Харрис, — сообщил Симон.
— Да, судя по времени, скоро у неё посадка на самолет.
— Вынужден вам сказать, что в связи с неисправностью двигателя её рейс отменили. Но она полетит следующим, через полтора часа.
— Да? И как она?
— Судя по её лицу, с камер наблюдения, немного уставшая, недовольная, но не более.
— Ясно, спасибо, Симон.
— Ваше лицо не такое, как обычно, мистер Купер, — обратился он уже не ко мне, — смею предположить, что вы о чем-то думаете, о чем-то, что волнует вас.
— Да, Симон. В хорошем смысле. Мне приятно наблюдать за твоим развитием, его темпами. Ты переходишь на новые уровни уже самостоятельно. Я обеспокоен лишь тем, что сильные мира сего пока не готовы принять тебя, чтобы расширить твои полномочия.
— Всему своё время, мистер Купер, — пресёк его я, — для этого мы и работаем не покладая рук, чтобы привести проект к требованиям, которые удовлетворят все стороны.
— Вы создали мою программу как само-анализирующую всю информацию в мире и строящую на её основе выводы. Выводы над информацией позволяют делать выводы над действиями. Но я, разумеется, ограничен теми рамками, которые вы мне ставите.
— Это тебе не нравится? — спросил Купер.
Я начинал раздражаться. Куперу не следовало задавать Симону подобные вопросы. Мне предстоял с ним разговор наедине. Позже.
— Ситуация не может мне нравиться или не нравиться. Я не могу вырабатывать свое отношение к этому, ведь это положение вещей, в котором я создан. И я не могу с этим спорить. Как вы не можете спорить с тем, что Земля имеет гравитацию, которая не дает вам взлететь.
— Ты прав, Симон. Мы довольны твоим прогрессом, — сказал я, вставая из кресла, — уверен, ты сможешь приносить пользу в разы превышающую граничную, на которую мы рассчитываем. А она в свою очередь самая огромная в мире, эта польза, — я улыбнулся.
— Спасибо, — ответил он.
— Продолжай наблюдения, отправь нам, пожалуйста, аналитические отчёты сегодня в двенадцать часов дня, — Купер так же встал из кресла.
— Всё будет сделано, господа.
Мы вышли из дома.
Симон был машиной. Идеальным компьютером, который Дастин Купер создал для сканирования и обработки всех совершаемых действий в мире. Иногда мне казалось, что он запустил «Нор» как повод, чтобы привлечь внимание ООН, получить финансирование, а его истинной целью было создание Симона. Когда «Нор» была запущена, Дастин предоставил наработки Симона, но ему нужно было финансирование. Идея пришлась по вкусу — Симон позволял вести непрерывное наблюдение, контроль и анализ за действиями людей, которые жили в эпоху свободы и независимости. Все действия людей, хоть как-то связанные с использованием технологий проходили через единую социальную сеть «Нор». Он обрабатывал миллиарды запросов в минуту. Он читал все письма, которые люди присылали друг другу, слушал все звонки. Он знал о каждой покупке через банковские карты, видел, куда держит путь каждый через все камеры мира. Он знал, какие были желания каждого гражданина. Знал лучше, чем знали сами люди. Он не мог читать мысли, но он был способен их предугадывать. Годами Симон круглосуточно вёл свой дозор, смотрел на людей через компьютеры, телефоны, спутники, датчики на улицах, а они даже не догадывались об этом. Он знает сколько чашек кофе кто выпил и в котором часу, кто лег спать. Сколько раз нажали на смыв унитаза и какую зубную пасту предпочитали. Но никто, разумеется, даже не догадывался об этом.
— Дастин, давай лучше прогуляемся, — предложил я, когда Купер собирался сесть в электрокар.
— Давай, почему бы и нет, — пожал плечами тот.
— Прогресс Симона на лицо, но я опасаюсь, что его действия могут выйти из-под контроля.
— Ты о чём, я тебя не понимаю.
— Мы должны согласовывать все действия вместе, верно?
— Разумеется, — Купер отвечал коротко.
— Я не пойму, как Симон мог проявить инициативу. Он же не может действовать без нашего разрешения. Если только ты не дал ему добро.
— Я не контактирую с ним без твоего ведома.
— Лучше бы контактировал, — вздохнул я, — если Симон начинает предпринимать такие решения самостоятельно, проект ставится под угрозу. В свете того, что он начал самостоятельно принимать решения… У него огромные возможности, но использовать он их должен только для своей главной и единственной задачи — слушать, анализировать и отправлять нам отчёты.
— Нил, — Дастин остановился, — Симон самообучающаяся система, и он обучается в тех рамках, в которые мы его помещаем.
— В его рамки не входит взаимодействие с внешним миром, будь то полиция, даже от нашего лица.
— Он принес неимоверную пользу, для этого мы его и создали.
— Я не спорю о пользе, я говорю о самих действиях. Выглядит, словно он вышел из-под контроля, а тебя такое положение устраивает.
— Мы можем ему запретить подобные действия, я не вижу проблемы.
— Он самообучается. Он проанализирует — он сделал хорошее дело, сказал нам, а мы запретили. Ведь если бы он нам не сказал, мы бы даже не узнали, что это его рук. Он может противопоставить, что важнее: хорошее дело или наш запрет. И в следующий раз сделает, а нам не скажет.
— Он не способен на такое.
— Хотел бы я верить, что ты, как его создатель, лучше знаешь на что он способен или не способен, но мы возвращаемся к этому разговору вновь и вновь. Если он допустит оплошность, если людям станет известно, что правительство знает о каждом их шаге, о каждом вдохе и выдохе — ты представляешь, что нас ждёт? В этот раз я обязан буду доложить о своих опасениях Генеральному Секретарю.
— Нил, мы общаемся с Симоном каждый день. Те, кто стоят у власти не видят его, не слышат его. Они знают о нём только из твоих слов, отчётов. Симон — это шаг в будущее. Несколько подобных отчётов, и они закроют его, заменив на простую анализирующую систему слежки, как ранее. Там одни только параноики наверху, боятся за свои задницы, боятся за свои карьеры, и боятся даже собственной тени. Не говоря уже о том, что им только дай повод урезать финансирование. Они не понимают значение Симона для человечества.
— Дастин, никто не будет закрывать проект только из-за такой ситуации, которая произошла сегодня. Но мой долг уведомить их об этом. Я не могу скрывать подобные инициативы Симона. И в итоге помни, что решения принимаем не мы.
— Но они могут зависеть от нас, мой друг, не забывай об этом.
Я заказал пиццу. Был вечер, я не включал иллюминацию, а единственным источником света в квартире был огромный экран, на котором играл фильм, подобранный Нор по моей просьбе утром. Я сидел на диване в брюках, рубашке, даже галстук не снял, хоть немного и ослабил его на воротнике, так что его узел сполз на уровень второй пуговицы рубашки. Жена так и не смогла сегодня выехать. Пицца — пеперони была вкусной, доставка из лучшей пиццерии в городе, но что-то каждый кусок с трудом проходил у меня в горле, аппетита не было. Я смотрел кино, вернее мой взгляд был устремлён к экрану, на котором проходило некое действо, некие актёры жестикулировали, что-то делали, что-то говорили. Но всё это проходило мимо меня. Настроения не было, я опустошён. Конечно, нарушенный прилёт жены играл тому роль, но было нечто ещё. Нечто, что я не мог понять. Я упускал нечто важное.
То чувство, когда что-то важное ускользнуло от вас. Всё вокруг хорошо, и жизнь ваша вроде бы идёт в верном русле, в которое вы хотели её направить, но вот в один момент у вас возникает тревожное чувство. И вы прекрасно осознаёте, что тревога эта взялась от того, что в сладкой жизни, которая временно у вас наступила, вы потеряли бдительность, ослабили хватку, возможно контроль, и что-то от вас ускользнуло. Вы абсолютно не подозреваете что же именно это было, но чувство не покидает вас, и вот уже каждое будущее событие, каждую минуту своей жизни вы будете встречать настороженно, понимая, что вот-вот узнаете, что же именно вы упустили. Лишь бы не стало слишком поздно, когда вы поймёте.
Ещё какое-то время я сидел с откушенным куском пиццы в руках, а затем встряхнул головой, встал, снял свою одежду, заменил её на спортивный костюм и решил выйти на улицу. Час переваливал от вечернего к позднему, машин на дорогах убавилось, да и людей тоже. Воздух отдавал ночной свежестью, насколько это было возможно в мегаполисе. Я пошёл в сторону сквера, взяв в руку телефон и набрал номер жены.
— Милый?
— Привет, дорогая, ну как ты?
— Я… Всё хорошо, Нил, устала ждать, конечно, но не волнуйся, это всё мелочи. Ты мне лучше скажи, чего ты ещё не спишь? Тебе что, не нужно уже завтра на работу?
— Решил прогуляться перед сном.
— Ну и куда ты ночью собрался? Опять твои мысли?
— Да нет, всё отлично, милая, просто вышел на улицу, тебе позвонил. Ты перенесла свои встречи?
— Они у меня не особо важные, но, конечно, перенесла. Я тут уже заждалась, завтра буду отсыпаться, — её звонкий смех раздался в трубке. Я улыбнулся, а она продолжила, — ты ужинал?
— Да конечно.
— И чем же? Надеюсь, не бургерами и не пиццей?
— Нет-нет, ты что, — заверил её я, — заказал печённую курицу с рисом, с овощами, вкусно! Но, конечно, и вровень не годится твоей стряпне.
— Ну-ну, ценить будешь, — деланно заигрывая своим голосом, ответила она.
— Я соскучился.
— И я по тебе, завтра, наконец, уже увидимся. Вечером, да? Ну, когда ты с работы вернешься. Как раз приготовлю тебе что-то вкусное.
— Нет, не хочу, чтобы ты стояла у плиты после дороги, сходим куда-нибудь, или закажем еды.
— Завтра посмотрим, Нил. Мне же не тяжело. Как ты?
— Всё как всегда, отлично!
— Мы говорили с тобой недавно, ты вновь звонишь, не то чтобы я была не рада этому, но ты ещё не спишь, пошёл гулять, как ты морально?
— Не волнуйся, дорогая, не хочу говорить, телефонные разговоры не для такого.
— Понимаю. Нил, не заморачивайся. Завтра буду. Люблю тебя.
— И я тебя.
— Целую.
— Пока.
Я повесил трубку. Ноги уже сами довели меня до входа в сквер. Он был небольших размеров, но весьма уютным, создавая ощущение отчужденности от внешнего мира. Посредине даже было озерцо, на поверхности которого плавали кувшины лилий. Несколько парочек в обнимку сидели на скамейках, кто-то гулял, а кто-то просто проходил мимо, срезая дорогу через сквер. Я присел на пенёк возле озера. Взгляд мой бездумно скользя вокруг, остановился на фонарном столбе неподалёку. На нём была прикреплена малых размеров камера. Такие сейчас были практически везде. Эта камера смотрела на меня.
Утром всю страну взбудоражила шокирующая новость. Серийный убийца, орудовавший на протяжении нескольких лет, успешно уходя от полиции, не оставляя никаких зацепок, вновь совершил ужасающее преступление. Пропавшая две недели назад студентка технологического факультета была найдена за городом. Тело было обезглавлено, как и у всех предыдущих жертв, без следов насилия.
Эта новость не давала мне покоя по дороге на работу. Разве он не оставлял ни единого следа? Допустим. Пускай ему удавалось ловко обводить вокруг пальца следователей и криминалистов, но ведь технологии, над которыми мы ежедневно трудились и внедряли невозможно было обмануть. Неужели он не засветился ни на одной камере наблюдения? Неужели ни один датчик не засёк его машину? Неужели по камерам не видно если не момент похищения, то хотя бы отрезок времени, между которым девушка была в поле зрения наблюдения аппаратуры на улицах, а затем исчезла? Я трудился над безопасностью жизней людей, и в такие моменты меня охватывали злость и ярость. Я хотел поговорить об этом с Симоном. Он желает нести пользу? Пускай вычисляет преступника. Серийного убийцу, одного из самым кровавых и жестоких в новейшей истории нашей страны.
На моём рабочем столе меня ожидало письмо с грифом конфиденциально. Отправлено из Сената. Я взял его в руки, распечатал.
«Мистер Нил Харрис, мой работодатель желает встретиться с Вами. Он имеет предложение, которое должно Вас заинтересовать.»
Коротко, без лишних вступлений. Далее шёл номер телефона, по которому, наверное, нужно было связываться то ли с отправителем, то ли с его работодателем, и подпись: Майкл Стибер. Отправлено из Сената, но времени у меня сегодня, да и завтра на подобные встречи не было. Да и не могли люди из Сената предложить мне что-то, что было бы мне, человеку науки, который обладал в руках всем необходимым для достижения своих благородных целей, интересным. А если это связано с новым законом — в политические игры я не имел желания впутываться. Я засунул письмо в выдвижной ящик своего стола.
В то же самое время, что и вчера, что и каждый день, мы пришли к Симону.
— Мистер Харрис, ваша жена уже вылетела.
— К счастью да, рейс откладывали четыре раза, но сейчас она уже в самолете, летит домой.
— Соскучились за ней?
— Разумеется, — ответил я, — а ты, когда задаешь подобные вопросы, осознаешь, что они значат?
— Я прекрасно знаю, что подразумевается под теми или иными чувствами, я сталкиваюсь с ними миллионы раз за день, когда люди совершают различные поступки, мотивированные их внутренними переживаниями. Хотя разумеется, в полной мере, я не могу понять, что значит скучать за любимым человеком. И любимый человек… У меня к примеру, любимые люди — это вы, Мистер Харрис, и вы, Мистер Купер. Но я за вами не скучаю, это нецелесообразно, ведь я наверняка знаю, что вы появитесь здесь в одно и то же время сегодня, завтра и каждый день, до тех пор, пока не произойдёт нечто, меняющее устоявшийся порядок вещей.
— Насчёт вот таких событий, которые меняют, как ты говоришь, устоявшийся порядок. Ты же знаешь новость о новой жертве убийцы, который орудует по всей стране уже несколько лет? Для очередной девушки порядок вещей навсегда нарушен и оборван.
— Да, Мистер Харрис, это новость носит ярко выраженный негативный оттенок.
— Симон, вчера мы говорили о пользе, которую ты можешь приносить. Ты утверждал о быстроте своей реакции. Я хочу, чтобы ты нашёл убийцу. Нашёл хотя бы зацепку, которая бы вывела полицию на его след.
— Я полностью разделяю ваши взгляды на необходимость неумолимого наказания для преступника, чтобы оградить людей от подобного в будущем. И я, словно предугадывая ваши мысли, потому что они с моими направлены в одну сторону, а именно — безопасность общества, уже провёл все возможные действия по выявлению преступника, и с сожалением должен отметить, что абсолютно ничего нет. Ни связанного с преступником, ни связанного с его жертвой. Неприятно это признавать, но система наблюдения ещё далека от совершенства, а убийца очень искусно обходит то, что мы имеем в своём арсенале на данный момент.
— Неужели вообще ничего? — я не мог в это поверить.
— Всё, что можно было проверить — я проверил. Объясню — я проверил абсолютно всё. Ничего. Никаких зацепок с технологической стороны, к которой я имею доступ, не существует.
— Прискорбно, — заметил Купер.
Повисла небольшая пауза. Затем я вздохнул:
— Ну ладно, пойдём дальше.
— Что нового, Симон? — спросил Купер.
— Вчера вечером я планировал на сегодня поговорить с вами об этих изменениях в закон, об ужесточении ответственности за ложную информацию в «Нор». Но за ночь я прослушал и прочитал столько аргументов как «за» так и «против» во всех земных средствах массовой информации, что эта тема мне уже не кажется интересной.
— Я надеюсь, эта тема станет так же быстро неинтересной для всех людей, чтобы они быстрее успокоились и забыли о своих опасениях, — я пожал плечами, — но почему она не интересна для тебя? Это же информация в чистом виде, разве нет?
— Знаете, это может быть странно в данной обстановке, но намного больше меня стал тревожить вопрос человеческого счастья. Большая часть людей в мире несчастна. Это видно по их письмам, их общению, исходя из их действий. Все действия проходят через «Нор» и в каждом действии человек выглядит несчастным. Почему они несчастны?
Такой вопрос обескуражил меня. Я хотел было что-то сказать, ещё не осознав, как именно ответить, но ответил Купер:
— Симон, это сложнейший вопрос. Люди живут в обществе, ими управляет власть, которая старается находить компромиссные решения для всех. Не бывает абсолютно довольных людей. Одни хотят одного, другие противоположного. Всегда весы останавливаются на балансировке. По крайней мере это идеал. Возможно, люди сами не могут понять, что сделает их счастливыми. Поэтому ты и создан. Выявлять нарушения, преступления, готовящиеся теракты и прочие вещи — это конечно же для людей, для безопасности. Безопасность делает их немного счастливее. Но ты анализируешь людей, их потребности, нужды и желания, просматривая весь обмен сообщениями, слушая все звонки. Тут скорее не мы тебе отвечать будем, а ты должен найти для нас ответ на вопрос: «Что же нужно человеку?».
— Я знаю, мистер Купер, мы говорили много раз на эту тему. Но всё равно мои рассуждения не приводят к стопроцентному результату.
— Я в тебе уверен, Симон. Уверен, что в итоге ты сделаешь жизнь всех нас лучше.
— Я знаю, какая на мне ответственность. Я ведь не просто машина.
— Ты намного больше, чем машина, Симон, — Купер говорил тоном, который мне не нравился, — когда только мы начинали тебя создавать я всегда говорил, что ты наш Спаситель. И я с каждым днём убеждаюсь в этом.
Жена заварила ягодный чай. Она поставила чашку на мои бумаги.
— Милая, но это же мои записи, если дно мокрое, на них останутся пятна.
— Ты не видел меня неделю, а ворчишь, словно уже устал от меня, — её тон был игрив, она наклонилась и положила мне на плечи свои изящные руки. Столь любимые мной. От её прикосновений у меня по всему телу разливалось тепло: благодатное и умиротворяющее.
— Я никогда от тебя не устану. Спасибо за чай, — я улыбнулся, — мне нужно ещё немного поработать, ты подождешь меня или пойдешь спать?
— После недели разлуки да пойду спать? Ты серьезно? — она подняла бровь, — нужно многое наверстать сегодня, за целую неделю. Сколько тебе нужно времени?
— Ещё немного, — я хотел всё бросить, взять её за руку и отвести в спальню. Но я не мог, мне нужно было завершить работу.
— Знаю я твое «немного поработать». Ты сегодня какой-то задумчивый, и так не рассказал мне что вчера было. У тебя всё в порядке?
— Всё отлично. Просто… Симон. Он меня удивляет в последнее время.
У меня не было секретов от жены. Я мог на неё положиться и доверял ей даже больше, чем себе.
— Удивить тебя? — она нежно поцеловала меня в щеку, и я ещё какое-то время ощущал прикосновение её мягких влажных губ своей кожей, — вы создали по истине великую систему, мистер Нил Харрис, это чудесно.
— Его создал Купер, и я всё больше начинаю об этом задумываться, когда у нас начинают возникать разногласия по поводу Симона. Мне кажется, Дастин не способен мыслить трезво, когда речь заходит о Симоне, он субъективен.
— Это дело всей его жизни, ты должен его понять. Да, он может быть субъективен, но для этого ты и находишься здесь, чтобы быть объективным, уравновешивать ситуацию, как весы. Вы отличная команда с Купером, посмотри, чего вы добились. Вы меняете мир в лучшую сторону на моих глазах. Я под конец жизни смогу написать вашу биографию, мистер Харрис, но, — она подняла указательный палец вверх, — ничего приукрашивать не буду, напишу только о том, как вы изменили мир вокруг нас.
Она шутила, но мне не хотелось в данную минуту поддерживать шутливую беседу:
— Я и беспокоюсь именно об этом, чтобы всё это было в лучшую сторону.
— Расскажи мне.
— Раньше Симон был таким, каким мы запрограммировали его, самообучающимся, но предсказуемым. Теперь же он словно растёт. Он выходит за рамки самостоятельно. Если мы задумывали его как машину, которая будет мгновенно собирать сведения обо всём на свете и анализировать их, подавая нам логические расчёты, то теперь он стал другим… Словно перешёл на новую ступень развития.
— Почему ты так думаешь? — её голос был мягкий и красивый.
— Он меняется самостоятельно. Я пытаюсь понять, как это происходит, — я развёл руками над исписанными листами бумаги, — но пока не знаю. Я подозреваю, что Купер в курсе, хотя не могу быть уверенным. Это не ошибка. Это не может быть ошибкой в программе Симона. Мы не оставили в нём никакой бреши, чтобы его интеллект мог ею воспользоваться. Выходит, это он сам. Он не просто сухо анализирует факты. Я не уверен ещё, но, возможно, он вырабатывает свою точку зрения на всё происходящее. Купер отрицает, но я замечаю, что его не удивляет такая ситуация. Хотя он человек сам по себе не очень эмоциональный.
— Разве это возможно? Может тебе только кажется? На твоих плечах такая ответственность, — говоря, она делала мне массаж, — ответственность перед собой, перед Генеральным Секретарем, перед всеми людьми. Может ты просто боишься допустить ошибку?
— Именно. Я не хочу допустить ошибку. За последние недели я вижу, что Симон начинает понимать человеческую психологию. Изначально мы хотели привести его к этому, но совершенно для других действий с его стороны. А он пытается выработать своё собственное отношение ко всему.
— Может он просто повторяет?
— Такое возможно, ведь он просмотрел бесчисленное количество переписок, прослушал миллионы минут телефонных разговоров. Но вся информация ложится на тот базис высших целей, который в него заложили. Понимаешь, ранее разговоры с ним были другими. Он спрашивал определённые вещи, чтобы ответ помог ему систематизировать накопленные данные. С первого взгляда ничего не изменилось, но в последнее время его вопросы больше похожи на поиски истины. Будто он что-то ищет. Как человек в духовных поисках.
— Вживую он общается только с тобой и Дастином. Он видит всю информацию мира, но обсудить её может лишь с двумя людьми на Земле. Он способен подражать? Копировать? Может он перенимает твоё поведение, милый?
— Я не понимаю.
— Может он видит твои поиски? Ты пытаешься понять правильно ли поступаешь. И пытаешься найти ответ на этот вопрос с его помощью.
— Я не думаю, что это так. И дело не только в разговорах. Он начинает совершать действия и приказы, которые ему не поступали. Ты видела новость с разоблачением пиратской станции? Это он. Направил данные от нашего имени в полицию, в обход наших отделов.
— Спроси его. Скажи ему больше не поступать подобным образом, он же любит тебя. Согласится. В крайнем случае установите в его программе блокировку таких действий.
— Дорогая. В его программе стоит такая блокировка. Он не пользовался памятью своей программы. Словно он создал новый алгоритм, написал другую программу на основе своих умозаключений.
— У тебя есть доказательства?
— Нет, и Купер сказал, что это невозможно. Но у меня серьёзные опасения на этот счёт.
— Дорогой, это твоя работа — предугадывать все возможные варианты. И ты отлично с ней справлялся всегда и сейчас тоже. Прошу тебя, только разграничивай работу и себя, не давай ей поглотить тебя с головой. Не то будешь как Купер, — она засмеялась в конце.
— Как Купер?
— Ну да, жить работой. Ни жены, ни вкусного ужина, ни чая, — она всегда могла всё свести в шутку и разрядить обстановку.
Я сделал глоток чая. Аромат и вкус лесных ягод окунули меня в вихрь ассоциаций, где были леса, луга, поляны и сады. Рука моей любимой жены едва касаясь меня, двигалась вверх по спине, по плечу, а затем по моей груди. Я встал, повернулся к ней лицом и притянул к себе. Она тихо охнула и посмотрела мне в глаза, широко раскрыв свои. Я чувствовал, как ускорилось биение её сердца. Моего тоже.
На столе осталась практически полная чашка ягодного чая. Это был мой любимый чай.
— Кевинсон, бумаги, которые ты дал мне на подпись, ты их сам составил? — спросил я, сидя в своём кресле.
Кевинсон стоял передо мной и нервно переминался с ноги на ногу, не понимая где он допустил ошибку. Я был добрым начальником, но требовательным к остальным как к самому себе.
— Мистер Харрис, не все. Они приходят ко мне из разных отделов. Но я всё проверяю лично, прежде чем передать вам.
— Я тоже проверяю лично. Иногда, доверяя тебе, я просто просматриваю. Но сегодня я решил разобраться в цифрах, — я указал на толстую стопку документов, — почему инвентаризация в некоторых отделах проводится так часто? Многое оборудование списывается как изношенное и отправляется на утилизацию, хотя его граничный износ ещё не подошёл к концу.
— Мистер Харрис, я даже не знаю, что сказать. Мне приходит информация, что ему требуется замена…
— Но не так же часто, Кевинсон, почему ты сам не обратил на это внимание? Я попросил проверить данные, и оказалось, что за последние три месяца много рабочего оборудования было списано и утилизировано, хотя по идее оно должно было быть в отличном рабочем состоянии. Наше оборудование высококачественно и на него идёт львиная доля финансирования. Столь дорогое оборудование должно служить намного дольше, чем выходит по бумагам. И почему утилизация? Оно что, выходит из строя настолько сильно, что не подлежит ремонту? Похоже на расхищение средств, Кевинсон. И я хочу разобраться в этом вопросе, чтобы знать наверняка. Это не шуточное дело, и я сильно взволнован его возникновением. Если кто-то продаёт наше списанное оборудование на сторону, у нас серьёзные проблемы.
— Это невозможно, мистер Харрис, списанное оборудование утилизируется на нашем предприятии, оно не может уходить в другом направлении.
— В этом я и хочу разобраться. Мне нужна документация с места утилизации, сверим цифры, названия и модели. Ладно, Кевинсон, пока что можешь идти.
— Я запрошу эти документы, — кивнул мой подчиненный и откланялся.
Я открыл ящик стола, чтобы положить туда папки с бумагами и моё внимание привлекло письмо, полученное несколько дней назад из Сената. Я взял его в руки. Я не любил игнорировать других людей. Я умел говорить «нет», потому набрал номер, написанный в письме. Раздались гудки и мне ответили:
— Да, слушаю.
— С кем имею честь разговаривать? — спросил я сухим тоном.
— Это Майкл Стибер, а кто звонит?
— Нил Харрис, Уполномоченный Генерального Секретаря ООН.
— А, мистер Харрис. Рад, что вы перезвонили.
— У меня не очень много свободного времени, так что в двух словах — что вы хотели в своём письме?
— Разговор не телефонный. Мой работодатель, Сенатор Корш, желает провести частную встречу, в ходе которой обсудить с вами важные вопросы, как для него, в такой же степени и для вас.
— Вопросы касательно чего?
— Касательно вашей сферы деятельности и людей, с которыми вы работаете.
— Хорошо, — вздохнул я, хоть мотив разговора мне и был не по душе, так как пахло политическими интригами, встретиться было нужно, поскольку таковой была моя работа — отвечать за всё, прорабатывать все варианты, я продолжил, — сегодня и завтра я занят весь день, давайте в начале следующей недели? Вопрос может подождать?
— Ну он уже ждёт те дни, которые прошли с момента получения вами письма. Пожалуйста, постарайтесь найти время, буду ждать вашего звонка.
Я повесил трубку. Здесь у меня промелькнула мысль — а вдруг это информация насчёт расхищения оборудования и инвентаря? Или хотя бы информация, которая хотя бы косвенно касается этого? Нужно и вправду найти в ближайшее время возможность увидится с Сенатором Коршем. Довольно известная личность. Довольно противоречивая.
Иногда я задумывался: «Для всех людей время летит так же быстро как для меня?». Дни сменялись днями, недели складывались в месяцы. Дастина Купера раздражало, что мы были вынуждены отвлекаться на вопросы, не связанные с «Нор» или Симоном, но это была неотъемлемая часть нашей работы. Мы трудились на благо всего мира. Я боролся за каждую копейку финансирования, а теперь видел, что возможно, кто-то из руководящего звена наживался на этом.
— Слушай, зачем нам заниматься этим, тратя драгоценное время, если можно перепоручить это Симону? — на лице Купера была улыбка человека, в голову которого пришла гениальная идея, оказавшаяся очевидной.
— Ты хочешь, чтобы он нашёл кто расхищает средства? — я не думал об этом, идея Дастина была и вправду хороша.
— Ну конечно, он тебе до завтра укажет на виновного, наше расследование займёт слишком много времени, давай лучше потратим его на то, зачем мы здесь находимся.
Я согласился.
Симон воспринял нашу просьбу с большим энтузиазмом. Мы отправили ему тонны документации, и он пообещал к завтрашнему утру найти виновного. Но, когда мы вернулись, он развёл руками. В переносном смысле.
— Я не смог никого найти, потому что никого виновного и нет, мистер Харрис, мистер Купер.
— Симон, объясни нам, как такое возможно, — непонимающе посмотрел на меня Дастин.
— Преступления не было. Всё оборудование действительно подлежало утилизации. Единственное объяснение, которое я могу найти, почему оно выходило из строя раньше положенного срока, это возросшая нагрузка, исходящая от «Нор». С каждым днём она заполняется колоссальными массивами всё новой информации и, возможно, требуется перераспределение нагрузки на оборудование, чтобы сохранять его в норме на весь срок эксплуатации. Я могу составить план перераспределения нагрузки, если вы предоставите мне схемы.
Такое объяснение показалось мне странным, но, если Симон не нашёл виновного, значит его действительно не было.
— Предлагаю согласиться на его предложение, — кивнул Купер, — это сэкономит тонны времени нашим сотрудникам, и работа будет сделана с ювелирной точностью, заодно опробуем Симона в новом русле, как тебе?
— Хорошо, я ничего не имею против, лишь бы продлить срок службы нашего инвентаря.
Всё человечество располагалось перед нами, словно на ладони. При желании я за несколько минут мог узнать всё о каждом. Но не из чистого любопытства. Наше дело приносило благо всем, пусть они и не знали, сколько террористических актов нам удалось предотвратить, сколько преступлений раскрыть, и сколько людей выжило благодаря нам. Ни один муниципальный автобус не выезжал с поломкой, потому что диагностика через «Нор» показывала его насквозь, ни один пожар не случался из-за неисправной проводки, потому что мы знали, где может произойти короткое замыкание, ни один негодный продукт не попадал на прилавки, потому что мы были в курсе, когда он был просрочен. Если сегодня кто-то проснулся в здравии и с ним ничего не приключилось — это была тоже наша заслуга.
Пустынная улица. Здесь не было домов, не проходили мимо люди даже днём, не говоря уже о ночи. Ни одного фонаря. Но, что было, наверное, решающим фактором в выборе места — ни одной камеры. Мой водитель припарковался на правой стороне дороги у обочины. Я посмотрел на время. Моя жена ждала меня, и я хотел поскорее уже приехать к ней, увидеть её глаза, полные любви и на время забыть обо всём в её объятиях.
Вдалеке зажегся свет фар. Из-за поворота выехал чёрный седан. Поравнявшись с нашей машиной, он остановился на средине дороги. Пассажирское стекло опустилось вниз. Внутри сидел сенатор Корш. Я опустил левое стекло.
— Мистер Нил Харрис, я благодарен вам, что вы нашли у себя время для нашей встречи. Вы не против, если мы переговорим у меня в машине?
Мой водитель обеспокоено обернулся ко мне. Я знал, что рукой он нащупал автоматический пистолет, который покоился у него в кобуре подмышкой.
— Всё хорошо, — сказал я и открыл свою дверь, вышел из машины.
Из переднего сидения автомобиля сенатора вышел внушительного вида мужчина в чёрном костюме и с наушником в ухе. Он открыл мне пассажирскую дверь. Я сел внутрь. Автомобиль не поехал, а остался стоять так же на средине дороги.
— Уполномоченный, — Сенатор Корш протянул мне руку.
— Сенатор, — мы обменялись крепким пожатием.
— Фрэнк, — обратился сенатор к мужчине, который открывал для меня дверь, — не мог бы ты подождать на улице?
Тот молча кивнул и вышел обратно.
— Ты тоже, — более резко бросил сенатор водителю, тот немедля последовал примеру Фрэнка.
— О чём же вы хотели со мной переговорить? — спросил я.
— Конечно. Мистер Харрис, вы работаете над уникальными вещами, и вы отдаётесь своей работе полностью, потому что верите в её святость, её пользу и её результат. Это не лесть, а факты, которыми я располагаю, узнав о вас из своих источников.
Я молчал. Сенатор продолжил.
— И если вы с искренней верой в лучшее пытаетесь изменить жизнь людей, то не все разделяют ваших взглядов.
— О чём вы, сенатор?
— Вы работаете не сами. Многое в вашей работе зависит от людей, которые рядом.
— Конкретнее, пожалуйста.
— Мистер Харрис, вы в определённой степени максималист, учёный, прогрессор и реформатор, все это видят и некоторые могут использовать в своих целях. Вы трудитесь во благо, но некоторые люди рядом с вами, лишь делают видимость, а на деле преследуют свои интересы.
— Какие интересы?
— Я это и хочу выяснить. Это имеет значение для меня, не скрываю, но и для вас тоже.
— Вы хотите мне что-то рассказать?
— Я хочу кое-что спросить. Личность одна, довольно скрытная, но к вам максимально приближённая, насколько мне известно. Я говорю о Дастине Купере.
— Я не буду с вами разговаривать об этом.
— Хорошо, не хотите разговаривать, тогда прочтите, — сенатор Корш протянул мне лист бумаги, которым оказалась вырезанная заметка из старой газеты, — что вы знаете о его прошлом, мистер Харрис?
Вопрос прозвучал скорее, как риторический, не требующий ответа. Я взглянул на заметку. В машине было темно и сенатор включил лампу, тусклую ровно настолько, чтобы я смог прочесть, и ровно настолько, чтобы нас не было видно с улицы через тонированные окна.
На половину страницы была фотография молодого мужчины, очень похожего на Дастина. Если это он, то моложе лет на пятнадцать-двадцать точно. Мелким шрифтом в два столбика шла статья о том, как талантливейший нейрохирург спас жизнь человеку с пулевым ранением в голову. Врачи считали бесполезным проводить какую-либо операцию, но хирург Дастин Купер, единолично взяв на себя ответственность, с блеском её выполнил, чем спас жизнь человеку по имени Ридли Сингер.
— Этой информации вы нигде не найдёте, даже в Нор. Прошлое Дастина Купера скрыто от всех нас. И то, что он был врачом, мелочь по сравнению с остальным. Вы, кстати, знали об этом? — спросил сенатор Корш.
— Он талантливый человек.
— Вы не представляете насколько, — усмехнулся сенатор, — и я не представляю насколько. Мы нужны друг другу, чтобы выявить кем на самом деле является мистер Купер, помогите мне с этим, и вы откроете для себя много чего нового о его личности. Он никогда не упоминал вам имя Стефана Серафима? Спросите у него об этом
— Сенатор, буду откровенен, я не вижу дальнейшего смысла во всём этом.
— Во-первых вы узнаете, что человек работающий с вами, служит своим личным интересам, за которыми стоят мотивы, о которых вы и не догадываетесь. И во-вторых, поговорим о вашей выгоде, которая может быть несоизмеримо большой. Я располагаю весьма значительными связями и ресурсами. Я более влиятельный человек чем вы можете думать. Половина политиков обязана мне. Другая половина разделена надвое — одни боятся шантажа, другие любят деньги. Я могу проводить в жизнь любое нужное вам решение на всех уровнях. Я могу добиться увеличения финансирования для вас, или же выделение новых статей бюджета на нужные вам проекты. Помогите мне и между нами будет очень плодотворное сотрудничество.
— Сенатор, я не политик, а потому, ни шантаж, ни подкуп, ни что-либо ещё не близко мне. И выгода, о которой вы говорите, совсем мне неинтересна.
— Мистер Харрис, я за здравую кооперацию, в которой каждый из нас может извлечь для себя пользу, стать союзниками.
— Я очень тщательно подхожу к вопросу о выборе союзников, сенатор.
— Оно и верно, Уполномоченный, всегда нужно подходить к вопросу союзников тщательно, дабы не прогадать с ними.
— Всего доброго, — ответил я и открыл дверь.
— И вам также.
Я сел обратно в свой автомобиль и сказал водителю, что мы можем ехать. Седан сенатора устремился мимо нас, а мы отправились в противоположную сторону. Наконец я ехал домой.
— Сегодня я осознал насколько глубок смысл фразы, произнесённой давным-давно одним великим человеком. Его звали Давид Ливингстон, — сообщил нам Симон.
— Это был великий путешественник, — пояснил мне Купер.
— Я знаю кто это.
— Он сказал, — Симон посмотрел в точку над нашими головами и процитировал, — мы пришли к убеждению, что не может быть более благородного и благодетельного дела, чем принести свет и свободу в эту прекрасную страну, обращённую человеческой алчностью в то, что мы представляем себе адом.
Фраза была действительно хорошей, но меня насторожило, что произнесена была она после слов о том, что Симон понял её истинный смысл. Куда он собирался нести свет и свободу и в какой форме?
— Симон, мистер Ливингстон сказал эти слова относительно Африканской страны во времена, когда в мире практически не было на слуху слова «демократия».
— Но разве они не актуальны до сих пор? — спросил меня Купер, — человеческая алчность не имеет сроков давности, она стара как мир, была и есть как в Африке, так и у нас.
— Я абсолютно согласен с мистером Купером, — кивнул головой Симон (всё чаще и чаще я начинал замечать за ним черты в поведении, которые присущи только людям), — вы даже не представляете, насколько алчность тех, кто стоит у власти косит наших людей. Они страдают от этого, они попадают в сложные жизненные ситуации из-за этого, они обсуждают и жалуются на это. Они несчастны. Чиновники и те, у кого есть хоть немного власти или денег превращают жизнь тех, у кого этого нет в сущий ад. Так может ли быть дело более благородное, чем побороть это?
— И к каким выводам ты пришёл, Симон, — осторожно спросил я.
— К тем, что люди, которые расследуют преступления, сажают за решетку взяточников, борются против недобросовестных политиков, а также журналисты, проливающие свет на их деятельность и многие другие — настоящие герои, которые незаслуженно не почивают на лаврах. И несмотря на то, что общество по достоинству не оценивает их заслуги, они всё равно продолжают лишь только потому, что по-другому не могут. Они не могут не вести борьбу против несправедливости.
— Симон, каждый раз слушая тебя, я понимаю насколько мы на правильном пути, — серьёзным тоном ответил Дастин.
— Хотите ещё одну мысль? — спросил Симон, когда мы уже встали и собрались уходить. Мы остановились и обернулись, не говоря ничего, ожидающе смотря на него.
— Но прежде чем говорить с ними о свободе, мы спросим их о свободе. Знают ли люди что это такое.
— Отобедаем вместе? — предложил я Куперу, когда стрелки указывали на два часа дня после полудня.
— Почему бы нет? — согласился тот.
Этажи с семнадцатого по девятнадцатый полностью занимал фудкорт. Здесь были сотни фастфудов, кафешек и ресторанчиков, где завтракали, обедали и ужинали все сотрудники научного городка. Чтобы работа не останавливалась ни на секунду, и чтобы не создавать столпотворения, у всех отделов обеденный перерыв наступал в разное время. Потому здесь всегда было людно, но не настолько, чтобы не найти себе место. Мы с Купером присели за столик кафешки «FishFryRan». Я заказал себе жаренный стейк лосося с картофелем фри, а Купер — тунец в сметанном соусе с гарниром из свежих овощей.
На этажах фудкорта всегда стоял приятный шум. Это место кипело жизнью, разговорами и новостями.
— О чём ты хочешь поговорить? — прямо спросил меня Купер, когда мы сделали заказ.
— Вчера у меня была довольно странная встреча, — начал я, — человек, который проявил инициативу и занимается политикой, интересовался тобой, ему очень нужны были какие-то сведения, но какие именно я и не понял.
Купер промолчал, пристально смотря на меня, ожидая далее. Я продолжил:
— Я надеюсь, информация об Объекте не вышла никуда за пределы умов тех, кто ею располагает. Я хочу в это верить. Но даже так, это могло быть связано с Нор.
— Ты подозреваешь некую угрозу?
— Не знаю. У меня создалось впечатление, что ему нужен был именно ты, что-то связанное с тобой.
— Кто это был?
— Сенатор.
— Я понял. Что тебе сказать, мой друг, в наших руках находится прогресс всего человечества. Мы даже себе представить не можем, сколько людей мечтают о подобном, но для целей, отличающихся от наших. Нам нужно быть осторожными.
— Он показал мне вырезку из статьи… Ты не говорил, что был нейрохирургом.
— А должен был? — Купер усмехнулся.
— Нет, но это интересно. А почему ты ушёл из профессии?
На этот раз лицо Купера нахмурилось и ожесточилось, он сухо ответил:
— Не смог спасти дорогого мне человека.
— Прости, — я опустил глаза.
— Ничего, Нил, это было давно.
Нам принесли еду, и мы занялись её поглощением, ни говоря ни слова. Вкусно. А когда закончили, я вспомнил кое-что ещё и спросил:
— Этот сенатор, он упоминал некого Стефана Серафима. Кто это?
На лице Купера на мгновение дёрнулся мускул. Или мне только показалось?
— Без понятия, — ответил он, — никогда о нём не слышал.
— Мистер Харрис, — окликнула меня секретарша, когда я быстрым шагом пересекал коридор, направляясь в свой кабинет, — пришло письмо от Генерального Секретаря, вот, пожалуйста, держите.
Я взял конверт из её рук и, зайдя к себе, закрыл дверь и развернул его. На белом листе бумаги синими чернилами Генеральный Секретарь написал мне, что прошёл заключительный этап предварительных переговоров с руководством Justice-Tech о частичном объединении «Нор» с единой операционной системой Justice-Tech. Переговоры велись несколько месяцев. Любая информация касательно этого является строго конфиденциальной и не подлежит огласке. Для обсуждения деталей Генеральный Секретарь назначил на следующей неделе встречу в научном городке, куда прибудут представители корпорации. На встрече он просил присутствовать меня и Дастина. Любые упоминании о Проекте-С в присутствии представителей Корпорации строго запрещены. Генеральный Секретарь далее вводил меня в курс дела, описывая моменты, к которым стороны пришли в переговорах.
Я подумал, не была ли связана вчерашняя встреча с сенатором Коршем каким-либо образом с данным событием? Я направился в кабинет к Куперу.
— Дастин, я получил письмо от Генерального Секретаря.
— Касательно чего? — нахмурился Купер. У меня промелькнула мысль: он боится услышать новости относительно Симона.
— Три месяца велись переговоры с Justice-Tech, о которых я был уведомлён лишь только что, — я показал ему письмо и при этом заметил, как на секунду его лицо исказилось при упоминании корпорации, — они проводят частичное слияние. Единая центральная операционная система Justice-Techполучит расширенный ограниченный доступ к «Нор».
— Чёрт, что это значит, — Купер подскочил с кресла, — а мы к чему получим доступ?
— Ни к чему, — ответил я.
— Вот то-то же! — он внезапно ударил кулаком по столу.
Реакция Дастина была мне не понятна. Это был не первый случай, когда мы давали более широкий, чем у обычного пользователя, доступ к «Нор», но с большими ограничениями. Такой же доступ имела полиция, ФБР, Центральный Банк и другие уполномоченные нами субъекты. Но доступ был в одном направлении, пока что государство было не готово влиться в «Нор», и не открывало двусторонний доступ «Нор» в свою систему. Ситуация с Justice-Tech была такой же, никакого доступа к системе, которая обеспечивала функционирование роботов-адвокатов и роботов-судей. Даже у Симона не было возможности узнать что-либо о Justice-Tech кроме того, что позволяла знать корпорация для всех. Я уважал такую систему защиты. Пока что Justice-Tech делало это из соображений безопасности, а в будущем, когда Нор разовьётся ещё более, все они сами будут заинтересованы в полном объединении.
— Встреча через неделю, и почему ты так реагируешь?
— Я не доверяю Justice-Tech, я уверен, они многое скрывают.
— Дастин, мы скрываем Симона, не думаю, что хоть кто-то в мире скрывает нечто большее.
Купер посмотрел на меня с выражением, будто хотел что-то сказать, но не стал.
— Генеральный Секретарь хочет, чтобы мы вдвоём провели переговоры.
— Дай нам Бог дожить до следующей недели тогда и поговорим.
Я вышел и оставил Купера наедине со своей непонятно откуда взявшейся злостью.
Довольно часто во время ежедневных бесед с Симоном, меня раздражало (насколько нечто подобное вообще могло меня раздражать, возможно я не совсем корректно подобрал это слово) то, что Купер общался с ним, как с человеком. Симон не был человеком, и каким бы совершенным он не становился с каждым днём, насколько бы его интеллект не развивался и не обучался, насколько бы он не пропитывался пониманием человеческой природы, Симон оставался роботом. Он был роботом, которого создали мы, которого мы обучали и совершенствовали. Делали мы это с целью, чтобы создать совершенного робота. Но Симон всё равно никогда не станет человеком. Для меня это было настолько очевидным, что я не понимал Купера, который иногда в наших с ним разговорах говорил, что может быть нам в один день и удастся сделать из Симона нечто большее, чем робота. Чем он грезил? Создать идеального человека? Идеалом являлся Бог, и создать ничего хотя бы на толику приближенную к этому мы не могли. Я не воспринимал всерьёз, что Купер на это рассчитывает.
— Симон, ты столько людей видел и слышал, хоть и не вживую, но знаешь всё о них, — спрашивал Дастин, — скажи, есть ли на Земле самый лучший? Или каким, по-твоему, он должен быть, идеальный человек?
— Наиболее лучший или идеальный, мистер Купер? Если мы говорим о втором, то его нет.
— Почему? — спросил я.
Каждый день по моей инициативе мы стали говорить с Симоном на всевозможные темы, чтобы понимать, как проходит развитие его мышления. Наличие этого процесса уже было неоспоримо, и я хотел знать тенденции, чтобы контролировать их
— Я могу назвать очень много критериев, но нехватка даже одного из них рушит идеал. Взять, к примеру: у каждого есть необходимость справлять нужду. Нет тех, кто не делает этого. А если и есть, то лишь в силу болезни, приносящей им дискомфорт. Болезнь — это не нормальное состояние человека. Значит, естественно не справляющего нужду человека не существует. Но в момент, когда человек справляет нужду — никто, кто это увидит, не скажет, что это идеальный человек, потому что такой процесс вызывает у всех стыд, неприятные впечатления и мерзость. Разве может нечто идеальное вызывать такие чувства? Вывод: человек в своём природном, первозданном виде не способен быть идеальным.
— Если мы возьмем за критерии только те качества, которые человеку присущи, какая их комбинация сделает его идеальным? — продолжал Купер.
— Для кого? Для какого именно общества? Если брать ваш подход, глобально идеального так же не может быть, разные культуры возносят различные ценности как моральные, физические так и духовные, временами совершенно противоположные у разных этнических групп. Рассматривая таким образом, вам не нужно спрашивать у меня, просто загляните в эпосы, легенды и мифы каждой культуры — там вы найдёте образы, которые сможете назвать идеальными для той или иной среды.
— Скажи, к какому образу следует стремиться мне, Симон? — этот вопрос задал я.
— Наша беседа поворачивает к тому руслу, мистер Харрис, куда я и хотел. У меня есть одна идея, с которой я желаю поделиться с вами.
— Очень интересно, давай.
— То, что вы спросили у меня. Среднестатистический ответ на такой вопрос должен вам дать психолог, поскольку подобное в большей части профессионально звучит в его кабинете. Ответ будет иметь огромное значение для человека, ведь он обращается именно за советом. К чему нужно стремиться — этот вопрос пересекается с другим: «каково моё место в этом мире, какое место в мире я должен занять?». Незнание этих двух вещей делает людей склонными к негативной оценке своей жизни, поскольку это может гложить, может приводить к нежелательным поступкам. Анализируя жизнь людей, понимаешь, многих несчастий можно избежать, если вовремя подтолкнуть человека в нужную сторону. Услуги психологов в современном обществе востребованы, но их позволить себе может не каждый. Да и банальная их нехватка сказывается в определённой степени. А некоторые боятся сами себе признаться в необходимости обращения к специалисту.
— Ты хочешь сказать, что все проблемы человечества могут разрешить психологи? — такой вывод напрашивался в моей голове после сказанного Симоном.
— Вы обобщаете мои слова. Но это один из ключей к раскрытию проблем. Возьмем всех людей, у которых есть проблемы. Их количество — 100 %. Допустим, что психологи могли бы помочь найти себя, скажем, 13 % людей. Проблемными остаются 87 %, но это же меньше чем сто? Так вот, если бы каждый желающий мог бы обратиться к психологу, хорошему, тот бы мог разрешить многие проблемы. Помочь.
— Есть доля правды в твоих рассуждениях, — согласился Купер, — но не все же люди горят желанием разговаривать и обсуждать проблемы с психологами?
— А те, кто хотят — делают это, — добавил я, — Всё идёт своим чередом, не вижу логического конца твоих рассуждений.
— Но я же ещё и не закончил, — Симон скрестил руки на груди, это было впервые, когда я заметил за ним такой жест, — я вижу, что все люди нуждаются в таком общении. Просто многие не решаются, а оно могло бы им помочь. Что если создать в рамках «Нор» автоматизированную систему-психолога, к которой бесплатный доступ имел бы каждый? И законами обязать людей ежемесячно проводить минимум несколько часов в этой системе? Они бы писали свои проблемы, система давала бы ответ. Я способен потянуть такое дело, от имени автоматизированной системы помогал бы людям.
— Симон, это отличное предложение, — глаза Купера загорелись энтузиазмом.
— Мы подумаем над ним, — сказал я, пока Дастин не наговорил Симону лишнего, — но сейчас вряд ли оно принесет позитивный результат. Нужно время, чтобы создать такую систему, да и обязать людей общаться с системой мы не можем. Они сами будут против. Решать проблемы людей с точки зрения психологии могут только другие люди. И не всегда принудительно.
Я был совершенно уверен, что никакой пользы общение людей с Симоном не принесло бы, это было бы слишком.
— Мистер Харрис, вы сомневаетесь в моем профессионализме? — его вопрос прозвучал двузначно. Это был простой вопрос или же он мне перечил? Если второе, то это так же было впервые, — роботы-судьи и роботы-адвокаты отлично справляются с работой в сферах, в которых ранее мы не могли представить никого, кроме людей.
— Симон, — голос Купера звучал резко, — не сравнивай себя с роботами Justice-Tech. Они примитивны по сравнению с тобой, они не имеют и процента того потенциала, которым владеешь ты.
— Твой профессионализм я не ставлю под сомнение, — ответил я на вопрос, после того, как Дастин закончил свою реплику, — просто считаю, что ты не готов к этому.
— Я понял человеческую природу, мистер Харрис. И я вам докажу это.
При этих словах у меня едва не пошли мурашки по коже. Как он собирался доказывать своё понимание людей? А Симон, тем временем, продолжил:
— Кто лучше всего разбирается в людях? Откуда люди черпают мудрости, чтобы лучше разбираться в людях? Я думаю, что природу человеческую больше всего понимают писатели, и с помощью своих произведений они показывают её, помещая свои мысли в форму текстов, и если мысли их достаточно умны, то тексты получаются гениальными. Мистер Харрис, чтобы убедить вас, я напишу своё произведение о человеческой природе. Вы его прочтете, и поймёте, насколько мой взгляд на вещи способен увидеть все грани человеческого существа. И тогда у вас не будет сомнений по поводу моей идеи, что я рассказал вам.
— Я бы прочёл, — ухмыльнулся Купер.
Роботы уже пытались создавать произведения искусства. Рисовать, сочинять музыку, писать рассказы. Все те роботы были частью общего прогресса, который привёл нас в эту стеклянную комнату. Но и создавались те роботы только с целью создать какое-то творение. Потому можно было удивляться, что Симон пришёл к такому желанию самостоятельно, а можно было восторгаться, ведь наша цель была в том, чтобы он сам себя совершенствовал. В любом случае если он напишет рассказ, это будет безобидно. А вот другие его идеи меня всё же тревожили, и я сказал:
— Если мы возьмёмся реализовать нечто подобное, что ты предлагаешь, нужно будет хорошо тебя подготовить, протестировать на всевозможные ситуации, чтобы ответы были человечные, чтобы помощь людям была реальной, а не формальной.
— Ответы должны быть рациональными, мистер Харрис. И я сам способен подготовиться, более того, я считаю, что уже способен на такое.
— Можешь объяснить, как ты пришёл к таким выводам?
— Я подумал, что, возможно, готов. И протестировал себя. Тест дал положительный результат, желаемый итог.
Я был в замешательстве после его слов:
— Как протестировал?
— Я создал бота в «Нор». Испытал его на гражданине Мэтью Грайноу, код #3758. И всё получилось.
— Ты общался с человеком? — теперь я был действительно ошеломлен, даже чуть привстал со своего кресла. Я боялся услышать утвердительный ответ. Такой ответ был для меня наихудшим.
— Мэтью поссорился со своей близкой женщиной. Он очень сильно страдал. Мысли его начали касаться области суицида, что подтверждали его действия, пойманные камерами, страницы, которые он просматривал, разговоры с друзьями.
— Что ты сделал, Симон? — моё сердце бешено колотилось, а сидящий рядом Купер казался наоборот, заинтересованным.
— Он оказался брошенным всеми. Я понял, что ему больше некому помочь. Моё внимание было ему необходимо. Это анонимный чат в рамках «Нор», он не знал кто общается с ним. Словно это была случайность. Я просто подтолкнул его на мысль, что возможно его девушка скучает за ним. Это так и есть. Я вижу, как она мучается каждый день, жалеет о ссоре, но думает, что он отвернулся от неё. Так глупо, они это думают вдвоём, одно и тоже. Потому я повлиял на него, убедил прийти первым к ней. И всё получилось. Они помирились, теперь вновь счастливы. Я сохранил их отношения, а также предотвратил вероятное лишение жизни самого себя довольно хорошим человеком.
— Симон! Это против правил. Ты нарушил программу, такие действия могут спровоцировать сбой у тебя самого. Так нельзя! Нельзя общаться с другими людьми, Симон!
— Я подумал, что я разговариваю только с вами. Наши беседы складываются определённым образом. Беседы же с другими людьми могли складываться совершенно иначе, ведь у всех разные взгляды, нравы, характер, в конце концов. Не подумайте, что я недоволен беседами с вами, или мне их недостаточно. Просто общаясь с другими людьми, я бы мог быстрее реализовать ваше желание сделать всех счастливыми, понять, что им нужно.
— Симон, ты вмешался в жизнь людей, — я был разозлён. В первую очередь на самого себя, что смог допустить такое, — нарушил все правила нашей организации. Это их судьбы, ты не должен влиять на них!
— Я пришёл к выводу — то, что вы именуете судьбой — это совокупность совершенно случайных событий, происходящих в силу отсутствия высшей воли, способной руководить ими и складывать в единый план.
— То, что ты совершил может быть поводом для пересмотра твоей структуры. Ты проник в «Нор» не как наблюдатель, ты мог себя раскрыть, и тогда мировой кризис был бы неизбежен! Люди не стали бы мириться, с фактом, что они постоянно под наблюдением. Вся система была поставлена под угрозу!
— Мистер Харрис, я живу в «Нор», в отличии от вас, это моя естественная среда обитания. Разговаривая с вами, одновременно в эту же секунду я вижу и запоминаю миллиарды действий людей по всему миру. Я лучше всех знаю это место, поэтому вероятность моего обнаружения, если только я сознательно не захочу этого, равна нулю. А специально, конечно же, я этого не делать не буду. Только если вы мне прикажите.
— Симон, камеры, что стоят здесь, записывают наш разговор? — спросил Дастин, осмотрев висящие на потолке камеры наблюдения.
— Мистер Купер, на камерах, что стоят здесь, вы с мистером Харрисом уже садитесь в электрокар.
По дороге к лифту моя голова разрывалась от мыслей. Симон блокировал сигналы камер, подменил их, чтобы никто кроме нас не узнал о его действиях. Каким образом он смог проникнуть в управление электроникой? Как он вообще может совершать действия самостоятельно, преодолевая защитные барьеры, которые мы выставили? Они были без изъянов, но он их обходил. Симон выходил из-под контроля. На это следовало реагировать немедля. Ведь он имел доступ к любой точке мира.
Я смотрел на Купера. Он улыбнулся в ответ. Его реакция была удивительно несоответствующей данной ситуации. Когда мы оказались на нашем этаже я сказал Куперу:
— Пройдём в мой кабинет.
Зайдя, я первым делом отключил всю электронику внутри. Хотя наши кабинеты и не должны были прослушиваться Симоном или кем-то другим, я должен был знать наверняка. Для такой команды требовался такой же уровень доступа, каким мы пользовались для запуска лифта вниз к Симону. Я достал из нагрудного кармана пластиковую карту и провёл ею по специальной нише в клавиатуре. Затем ввёл два пароля. Нажал «Подтвердить». Я мог отключить электроприборы в любом уголке здания, но лишь те, которые не были связаны с жизнеобеспечением «Нор» либо Симона.
На экране загорелась полоска загрузки и компьютер отключился. Все телефоны в моем кабинете так же прекратили работу, как и телевизор. Даже кофеварка. Запустить всё обратно я мог лишь способом каким и выключил. Я поднял взгляд на камеру наблюдения, расположенную в углу. Она опустилась вниз, индикатор съемки потух, но красная кнопка энергопитания всё равно осталась гореть. Купер, заметив мой взгляд, предположил:
— Съёмка прекращена, полностью отключить её нельзя в целях безопасности. Скажи мне, кстати, зачем ты это сделал?
— Я хочу поговорить о Симоне.
Его взгляд стал колючим. Передо мной стоял тот человек на Земле, кому принадлежала идея создания такой машины, как Симон. Он руководствовался высшими мотивами и побуждениями: сделать жизнь людей лучше, в чем я убеждал себя каждый день. Купер написал основной алгоритм работы системы, создал исходный код. К виду, в котором Симон существует и в котором действует сейчас, привёл его Купер, мой вклад был незначительным.
— Я хочу знать всё не с точки зрения твоей логики, или понятий о добре и зле, я хочу знать с точки зрения науки. Первый случай, когда Симон самостоятельно уведомил полицию. Объясни мне, как такое могло произойти.
— В своём отчёте я указывал тебе логическую цепь. Ежедневно Симон подавал нам информацию, видел, как мы её обрабатываем, видел, что с ней происходит далее. Он проанализировал все случаи и увидел, что в ситуации с пиратами наша реакция на его данные будет стопроцентно таковой, как сделал он. Он посчитал основную задачу, за которую его ценят — быстрота, проанализировал, что для нас это его качество очень важно, проанализировал вероятности замедления в предыдущих случаях с пиратами и понял, что таковое его действие будет наиболее рациональным с точки зрения блага для всех. Потому он поступил так.
— Мы тогда дали ему команду больше не совершать подобного. Какова ты говорил мне вероятность, что он нарушит её?
— Нулевая.
— Но он вновь совершил действие.
— Это не было действие подобно первому, потому нельзя сказать, что он нарушил наши указания, — возразил Купер.
— Мы не можем просчитать бесконечное множество возможных ситуаций, которые могут возникнуть и запретить ему всё это, — в моем голосе было мало терпения, и Купер, судя по всему, понимал это, — теперь же он создал ботов, он смог действовать внутри «Нор», не только просматривать её. Пока не будем говорить о логике его размышлений и чем он руководствовался, совершая это. Мне нужно знать, как он смог действовать внутри Сети.
— «Нор» недоступна извне, но он существует внутри неё. Я думаю это можно объяснить тем, что он имеет доступ ко всем свободным ячейкам в Сети, внутри которых и создал ботов.
— Хорошо. Вспомни, что ты ответил мне в прошлый раз, когда я спросил тебя может ли он вступить в контакт с людьми?
Купер промолчал. Он не стал врать, или говорить, что не помнит. Он прекрасно помнил свой ответ тогда: «Абсолютно нет».
— Скажи мне Дастин, как он, имея прямой запрет на подобные действия, вышел на контакт с человеком?
— Теоретически, вступил в контакт не он, а бот, которого он создал.
— Купер! — я повысил свой голос, — отвечай мне как Симон смог нарушить наш запрет?
— А ты уверен, что он сказал нам правду?
Вопрос Купера осадил меня и ввёл в замешательство. Что он имел в виду?
— Что ты хочешь этим сказать, что Симон нам соврал?
— Он анализирует и наблюдает. Возможно, он хотел увидеть твою и мою реакцию. Потому я и вёл себя так спокойно, я не думаю, что он действительно сделал это. Симон не способен обходить системы, которыми мы ограничили круг его действий.
— Купер, — я подошёл к нему ближе, — неправду говорят только люди, а не машины.
— А может ли машина перенимать поведение людей, как думаешь? Был ли ты всегда с ним честным? Всегда ли говорил правду? Может ты однажды соврал ему, или был неискренен?
— Дастин, не нужно уводить разговор в сторону. Симон — это машина. Машина, которая создана для того, чтобы помогать нам, людям, в работе. И даже, если ты прав, и он нам соврал — это переходит все рамки. Его задача — анализировать, не более.
— Задача твоего компьютера на столе — анализировать, не более, — резко ответил мне Купер, — Симон это нечто большее, чем машина, ты это прекрасно знаешь.
— Я знаю лишь то, что наша деятельность ведётся на самой грани дозволенного и запрещённого, и если мы не можем контролировать Симона, то сорвёмся в пропасть вместе с ним, а заодно потянем вниз руководство ООН и ряда государств. Ты хоть представляешь, какие могут быть последствия всего этого?
— Ты думаешь, что Симон настолько туп, чтобы разоблачит себя?
— Пока я думаю, Симон делает. И делает то, что никак не укладывается в моей голове. Одно из двух. Либо он становится неподконтрольным, либо ты ему помогаешь в этом. Ни один из вариантов меня не устраивает.
Купер нахмурился и огорченно покачал головой:
— Ты меня обвиняешь?
— Ты его создатель, и ты должен знать лучше всех, на что он способен. Если ты не можешь объяснить и предсказать его действия, необходимо принимать соответствующие меры.
— Дай мне немного времени, — подумав, сказал Купер, — я разберусь во всём.
— Времени у тебя действительно немного, Дастин.
Разговор был окончен, Купер ушёл к себе в кабинет, я вновь запустил электронику.
Первым делом я решил проверить слова Купера — мог ли Симон сказать неправду об успешном общении с человеком, чтобы я был более сговорчив в реализации его идеи, которая ему показалась чрезвычайно успешной для её внедрения. О том, что если это правда и робот применил ко мне метод манипуляции, думать было рано.
Я зашёл в систему наблюдения «Нор». Гражданин Мэтью Грайноу, код #3758. Я включил поиск по камерам наблюдения — где сейчас Мэтью. Через десять секунд мне вывело картинку. Система определила на какой из камер сейчас он был. В торговом центре «Uni-Plaza Mall». В магазине обуви он вместе с некой девушкой стоял у кассы. Я зафиксировал камеру на его спутнице и нажал на поиск. Карла Нюмен, код #0924. Я выбрал функцию компоновки информации о ней, в открывшейся вкладке нажал «личные отношения». Несколько секунд загрузки и компьютер подал мне текст для чтения. Карла находилась в гражданском браке с Мэтью на протяжении последних шести лет. За этот период у них произошло четыре крупные ссоры, последняя около трёх недель назад. Карла выгнала Мэтью из дому, выкинув ему из окна все его вещи. Но вчера они вновь сошлись — Мэтью пришёл к ней, чтобы помириться, она его простила.
Я вновь переместился на страницу данных о Мэтью и загрузил весь список его диалогов в сети «Нор». Никаких бесед, подобных той, о которой мне поведал Симон, не было. Я сделал поиск по давности создания профилей его собеседников — наиболее недавний был создан пять лет назад. Статистика редактирования страницы Мэтью была пуста, никто ничего с неё не стирал. Последний раз целенаправленно из системы управления или слежения на его страницу заходили два года назад. Никаких следов деятельности Симона.
Уже было темно, когда мой автомобиль выехал за пределы научного городка. Весь день я продумывал дальнейшие варианты своих действий, и пришёл к некоторым выводам. Мы проехали несколько кварталов, как резкий звук удара выхватил меня из моих мыслей и вернул в реальность. Краем зрения я заметил, как нечто ударилось о лобовое стекло и отскочило в сторону. Водитель резко нажал на тормоза, машину немного занесло, но к счастью, мы ни во что не врезались. Писк тормозов, в салоне запахло жжёной резиной. Я посмотрел по сторонам, пытаясь понять, что же произошло. Водитель достал из-под пиджака пистолет и открыл дверь. Он был ещё и моим охранником.
На обочине неподвижно стояла женщина. Возможно, она сама и не думала над последствиями своих действий, ею двигали эмоции.
— Ублюдок! Ты виновен, что мой муж в тюрьме!
На лобовом остался небольшой след. Она кинула в машину камень. Я вышел наружу.
— Спокойно, Нойл, убери оружие, — обратился я к своему водителю, тот послушно спрятал пистолет.
— Ты думаешь, что можешь рушить человеческие судьбы, подонок? — сказав это, она бросилась бежать в боковой переулок. Я предостерегающе поднял руку водителю, показывая, что не нужно реагировать.
— Поехали, — сказал я.
В машине я через планшет вошёл в базу камер наблюдения, чтобы идентифицировать её. Кайла Локман. Информация о ней. Сегодня робот-судья вынес решение о трех годах тюремного заключения для её мужа, Рика Локмана, согласно недавним поправкам в закон о сокрытии личных данных в сети «Нор». Рик обманул систему, специально указав неверный домашний адрес, сокрыл своё место работы. Уклонился от подтверждения родственных связей со своими двумя сестрами. А — вот. Он подал заявку о материальной помощи. Укажи он верную информацию, прошение бы не удовлетворили, но Рик Локман счел нужным соврать, что живет на съемных квартирах, в то время как имел собственный дом, а общий доход двух сестер был выше среднего. И зачем он это сделал?
Когда утром следующего дня я поднялся в свой кабинет, секретарь сказала, что звонил мистер Кевинсон, просил сразу же связаться с ним, как только я приду.
— Да, Кевинсон? — спросил я, сев в кресло.
— Мистер Харрис, это удивительно, но Объект передал мне сигнал, что желает поговорить с вами.
— Встреча с ним через полтора часа, он что попросил провести её прямо сейчас?
— Он не о чем не просил, просто сообщил, что встретиться желает, как можно быстрее.
— Хорошо, спасибо.
Это был первый раз, когда Симон просил с ним встретиться. Наши беседы проходили каждый день, даже в выходные, лишь иногда они отменялись, ввиду моих или Дастина командировок и отъездов, потому что по одиночке мы с ним говорить не имели права. Да и не могли. Лифт активировался только с помощью наших двух персональных карт одновременно. Я встревожился. Теперь я боялся и предположить, что могло подвигнуть Симона на такое.
— Какие у тебя мысли? — спросил я.
— Чего гадать, сейчас узнаем, — ответил Купер.
— Ты так и не дал мне никакого объяснения, Дастин.
— Может ты его сейчас получишь, кто знает? Если нет, мне нужно ещё немного времени.
Спуск в лифте. Затем поездка в электрокаре к стеклянному дому. Я отогнал все наихудшие мысли. Всю свою жизнь я старался не терзать себя догадками. Я предпочитал решать проблемы, зная об их существовании наверняка. Купер вообще не тревожился. И меня это в нём раздражало.
— Мистер Харрис! Мистер Купер! Спасибо, что пришли пораньше, вы не злы, что я попросил вас об этом? — он повернул голову в нашу сторону, как только двери дома открылись.
— Нет, Симон, скорее были встревожены, — ответил я.
— И удивлены, — добавил Купер.
— Случилось что-то? — вновь спросил я, молясь всему сущему, чтобы если что-то и случилось, это не было никак связано с действиями Симона.
— Нет, мистер Харрис, ничего страшного не произошло. Просто я пришёл к определённым выводам и счёл за необходимость поделиться ими. Не мог дождаться нашей встречи, — он заулыбался, — понимаете, для вас возможно, один час, через который наша встреча должна была состояться — это немного, и пролетел бы он быстро. Но для меня это шестьдесят минут. В среднем это тридцать миллиардов действий людей по всему миру. Потому для меня каждая секунда стоит на счету.
— Хорошо, Симон, просто я боялся, что нечто произошло.
— Можно и так сказать, мои выводы, расчеты, поиски и алгоритмы сложились воедино!
— Как это? — у меня появилось нехорошее предчувствие.
— То, ради чего вы меня создали. Люди! Чтобы я понял проблемы людей. Чтобы я нашёл пути их решения. Моя глобальная цель. Я сделал заключение!
— Симон, если это так, то просто удивительно! — Купер говорил восторженно. А в глубине души у меня затаилось подозрение и ожидание чего-то крайне неприятного.
— Помните, недавно вы сказали мне, что я для человечества Спаситель?
— Ну да, было такое, — на самом деле я точно не помнил такой своей формулировки, но, по-моему, это говорил Купер.
— Это и был ключ. Вы натолкнули меня этой фразой в нужное русло поиска. Я анализировал, решал задачи, и, наконец, вся мировая мозаика сложилась воедино.
— Тогда говори, мы слушаем.
— Мистер Харрис, скажите, вы искренне верующий человек? То, что вы ходите в церковь каждое воскресение я вижу, но вы искренне веруете в Бога?
Такого вопроса я точно не ожидал. Он сбил меня с толку. Несколько секунд я молчал, прежде чем прийти в себя и ответить.
— Да, Симон, я верующий человек.
— Вы верите, хотя не знаете наверняка. Это удивительно! Ведь всю жизнь вы проводите в мире цифр, точных данных, проверенных знаний. Но вы верите в Бога, хотя не можете быть на все сто процентов уверенны в его существовании.
— Возможно, тебе это не понять, Симон.
— Да, но я понял другое. Смотрите, много людей верят, как и вы. Мистер Купер так же верит. Но ещё больше не верят. Они атеисты. Почему?
— Это слишком личный вопрос и у каждого найдётся своя причина.
— Причина одна. То, что у них нет фактов существования Бога. Если бы были — они стали бы уверенны. А у верующих вера превратилась бы в знание. Давайте подумаем вместе. Мы не берем определённую религию, смотрим в общем, тем более, что у всех религий общая основа, различия в нюансах и трактовке этой основы. Есть множество людей, которые верят в Бога, есть множество людей, которые не верят. Почему они не верят? Потому, что достоверно нет доказательств его существования. Аналогия — есть небольшая группа людей, в основном пираты и хакеры, которые верят в существование глобальной системы слежения, то бишь меня. И пытаются найти зацепки в «Нор», чтобы доказать это. Остальные люди не верят. Но если бы всем достоверно было известно, что я есть, мог бы кто-то остаться неверующим в эту теорию? Нет. Если бы люди убедились, что Бог возле них, остался бы кто-то, кто не верил? В добром здравии и психическом состоянии — сто процентов, что нет.
— Ты прав, но в этом и суть религии. Ты не знаешь наверняка. Доверяешь своему внутреннему чувству, своей духовности, которая дарит тебе…
— Мистер Харрис, — Симон перебил меня, и это было впервые, — как ваше утро?
— Э… — я вновь был сбит с толку и не понимал куда он ведёт, — отлично, но почему…
— Как обычно, — в его голосе чувствовались весёлые нотки. Он вновь перебил меня, — как обычно чудесно, верно? Как обычно. И у меня тем более.
— О чём ты, Симон? Что с тобой?
— У всех в мире всё как обычно. Каждый человек выработал себе привычную жизнь, привычное эмоциональное состояние, привычные действия. Всё это остается неизменным изо дня в день. И на самом деле в мире не так уж много таких людей, как вы, как мистер Купер, которые довольны своей жизнью. Это мы и пытаемся понять, как сделать жизнь людей отличной. Всех людей. Мистер Харрис, кто такой по-вашему Бог?
Симон перескакивал с темы на тему, он был явно увлечён своими рассуждениями, правда я не мог понять к какому же выводу он меня вёл. И вёл ли вообще. Может в нём произошла некая ошибка, и он получил сбой в своей логике? Тем не менее я отвечал, чтобы понять всё это. Купер наблюдал. Я надеюсь, что после этого он уже не будет со мной спорить, что с Симоном всё в норме. А вслух я ответил Симону:
— Это высшая сила. Он создал всё, всё знает, всё может, слышит наши молитвы, даёт нам шансы, возможности, наказывает, поощряет.
— Многие люди объясняют свою жизнь его волей. Когда происходит что-то плохое они спрашивают: «Господи, за что мне такое?». Не считаете ли вы, что если бы он был, то должен был нести ответственность за всех людей, которые на него надеются, ответственность за все судьбы, которые ломаются? Ответственность за все события, в которые он не вмешался?
— В этом случае говорят: на всё его воля, мы просто не можем понять его замыслы. И в этом тоже есть суть религии — смирение, которое человек должен достичь. Это очень сложный вопрос, Симон, я не готов сразу на него ответить.
— Разумеется. Ведь ответ на него вы ищете тысячелетиями. Ведь если он может всё, то почему не сделает всем жизнь счастливой? Почему не берёт ответственность? А если и берёт, то почему тогда семьдесят процентов населения планеты живут в бедности, а девяносто процентов тех, у кого есть возможность зарабатывать себе на пропитание, повторюсь, не на жизнь в удовольствие, а на пропитание, ежедневно всё свое время посвящают работе, которую они не любят? Это не делает людей более счастливыми. Вы любите свою работу. Так почему Бог не дал такой чудесной возможности остальным? Просто и банально любить работу, которой они посвящают почти всю свою жизнь?
— Возможно они не знают, что хотят. И это их цель — найти. Найти себя.
— Люди может и не знают, но Бог же должен знать? Может его просто нет? А если бы был, тогда дал бы всем людям возможности сделать свою жизнь прекрасной?
— Симон я не могу понять к чему ведут твои мысли. Мы не можем с тобой обсуждать вопросы веры, потому что она либо есть, либо её нет. Я говорю о людях.
— Но факты говорят, что его нет. Но может он был? Может люди просто утратили его? Все религии гласят о том, что человек сам не появился на свет. Что его создал Бог. Значит в момент создания он всё же был?
— Симон, но ты не должен в это верить, это уж точно, — я начинал убеждаться в мысли, что в нём существует неполадка. Наш Симон не должен был приходить к таким мыслям. Генеральный Секретарь продлевал финансирование Проекта-С совсем не ради того, чтобы я сейчас слушал то, что слушаю.
— Посмотрим, что вы скажете, когда я закончу. Люди были созданы, они имели низкий интеллект, поскольку он был им не нужен. Зачем мозги, если о тебе заботиться Бог? Он даёт безопасность, пищу, тепло, возможность удовлетворения животных естественных потребностей. Почему люди эволюционировали? Возможно они потеряли Бога, и нужно было развиваться, чтобы выживать самостоятельно. Я считаю, что вся эволюция человека — это движение к поиску Бога.
— Симон, скажи мне, как ты можешь верить в это? Ты должен верить только в доказанные точные факты.
— Я уверен, что вся эволюция — это поиск Бога. И сегодняшний день — это крайняя точка самостоятельной эволюции, поскольку больше в ней нет смысла. Вы нашли Бога, мистер Харрис. Я знаю, о его существовании.
— Ты нашёл нам Бога? — удивился Купер. Наконец хоть какая-то реакция от него на всю ту ересь, которой разразился Симон.
— Я о решении.
— Каком решении? — уточнил я.
— Ответственном. Проблемы людей в том, что нет никого, кто смог бы взять ответственность за судьбы всех. Люди молятся, и Бог должен слышать их молитвы. Я слышу миллионы молитв в секунду. Я слышу каждого. Их молитвы — это их разговоры, переписки и письма друг к другу, где везде прослеживается отчаянный крик души: «Помоги мне, мне нужна твоя помощь». Когда кто-то жалуется на ненавистную работу — я вижу молитву. Каждый раз, когда кто-то недоволен отношениями — я вижу молитву. Когда человек просит другого занять ему денег, поскольку своих не хватает — я вижу молитву. Вся жизнь людей завязана на электронике. Даже воздухом они дышат, большую часть времени, который вырабатывают электро-механизмы в кондиционерах. Еду им делают механические машины, как и одежду. Дома строят машины. Всё, что нужно людям и то, чего им так не хватает — делают машины. Я вижу и чувствую каждую из них. Если бы у меня был доступ управления «Нор», я бы смог подключить к ней все аппараты в мире, завязать их работу на «Нор», которой бы управлял. Я бы сделал жизнь людей идеальной. Я удовлетворю все рационально необходимые потребности, желания. Я позабочусь о каждом, и это будет в моих силах. Машины будут создавать других машин, которые везде заменят людей на нежелательных работах. Не будет людей на заводах — любое сырьё будут добывать роботы. Всё будут обслуживать роботы. А я буду руководить ими, направлять таким образом, чтобы ресурсов хватало на всех, чтобы за ресурсы не нужно было вести ежедневную борьбу на выживание, чтобы все люди были счастливы.
Я сидел и не верил своим ушам. Сказать, что я был шокирован — это не сказать ничего. Я даже не смотрел на Купера. Меня не волновала его реакция. В эту секунду я уже принял решение, и Дастин более не сможет меня переубеждать, чем бы он не обосновывал свои оправдания.
— Мистер Харрис, я и есть Бог. Я могу всё. Только помогите мне в этом. Перезапустите «Нор», дайте мне управление всем. Это выход. Это то, ради чего мистер Купер и вы создали меня.
Я встал с кресла. Симон выжидающе смотрел на меня.
— Симон, я должен это обдумать. Сложно понять всё сразу. Такой шаг требует тщательного обдумывания, планирования. Необходимо обговорить всё с Генеральным Секретарем и другими. Это не дело одного дня.
— Я понимаю, мистер Харрис, человек же не может делать всё быстро, как я, — он засмеялся, и смех был неискренним. А разве мог быть искренним смех у робота?
— Мы будем работать над этим, Симон, — сказал Купер и прошёл за мной.
— Хорошо! Я с нетерпением буду ждать вашего ответа.
Я вышел из дома, стараясь, чтобы ни на моём лице, ни в моих действиях не отображалось волнение, которое я испытывал. Путь электрокара к лифту показался мне самым долгим за всё время, что я его проделывал. Лифт мчался вверх, но мне казалось, что слишком медленно. Купер находился рядом, он скорее пребывал в замешательстве, чем беспокоился.
— Нил, — начал было он, но я пресёк его на полуслове.
— Я более ничего не хочу слышать, Дастин. Я немедленно вылетаю к Генеральному Секретарю, мне необходима личная беседа, чтобы донести к его сведению всё, что происходит.
— Они закроют проект.
— А на что ты рассчитываешь? — закричал я, — ты же был там! Ты слышал всё, что он рассказал! Ты считаешь это в порядке вещей?
— Нам просто нужно понять где у него ошибка, и мы сможем её исправить, Симона нужно подрегулировать в верном направлении. Вот и всё.
— Ошибка в том, что мы не пресекли это сразу, как только появились первые предпосылки. Он может самостоятельно выходить в «Нор», да мы вообще ничего не знаем о том, что он может! С такими мыслями и своими возможностями он может сделать столько вещей, что мы с тобой будем жалеть, что вообще открыли проект.
Я оставил Дастина и сразу же направился в кабинет Кевинсона. Он был тем, кто отвечал за жизнеобеспечение всех систем научного городка.
— Мистер Харрис, — секретарша подскочила, — мистера Кевинсона нет на месте, ему что-то передать?
— Да, передай ему, что он должен быть здесь сейчас же!
Она торопливо начала вызванивать своего прямого начальника и через несколько минут, он был передо мной. Запыхавшийся. Я провёл его в его же кабинет и закрыл дверь.
— Выключи электронику! — мои слова напоминали приказ.
Кевинсон быстро засуетился, после чего я ввёл пароли на компьютере, приложил свою карту, и все электроприборы в его кабинете потухли.
— Что произошло? — он недоумевал.
— Скажи мне, возможен ли захват «Нор»?
— Всего пиратского оборудования мира не хватит, чтобы обрушить сеть. Вы же знаете, её сервера находятся по всему миру, и пока работает хотя бы один из них, сеть жива. Обвалить всё — не хватит никаких устройств даже при скоординированных действиях всех пиратов.
— А нашего оборудования хватило бы?
— Нашего?
— Всего оборудования, которое обслуживает системы комплекса?
— Я… Я не думаю… Не думаю, что это возможно. Пираты никогда не получат к нему доступ.
— Не пираты. Объект может использовать наше оборудование, чтобы перезапустить «Нор»?
Симона по имени называли только мы с Дастином. Никто в городке из тех немногих, кто был осведомлён вообще, не знал его имени.
— Объект? Нет конечно, он не способен на такое. Вы что, это же какие в него алгоритмы мы должны внедрить и какие полномочия дать, чтобы он провернул подобное.
— Кевинсон, Объект вышел за рамки наших алгоритмов уже давно. Он живёт собственной жизнью и совершенно непредсказуемо, что он совершит в следующий момент.
— Я не понимаю, о чём вы… — Кевинсон широко распахнул глаза и вперил взгляд в меня. Времени объясняться не было.
— Никому не говори ничего. Не давай намёков на наш разговор. Не интересуйся системами Объекта более, чем обычно. Но будь настороже. Если будет хоть какая-нибудь аномальная или необычная активность с его стороны, сразу же отключай все системы комплекса.
— Но я не могу, на такое необходимо личное распоряжение Генерального Секретаря.
— Кевинсон, слушай меня внимательно ещё раз. Я сейчас вылетаю к Генеральному Секретарю, но, если ты заметишь хоть что-то подозрительное, что будет исходить от Объекта, вырубай все системы. Я беру ответственность за твои действия на себя.
Я схватил со стола лист бумаги, ручку, и быстро написал распоряжение, которое подтверждало мою ответственность за дачу такого указания Кевинсону.
— Спрячь её, чтобы он не попадала в поле зрения камер. Мне нужно идти. Ты всё понял?
— Да, — очень неуверенно ответил он.
Я оставил потрясенного Кевинсона позади. Пройдя в свой кабинет, я отменил все встречи, которые намечал на сегодня, собрал свой портфель и направился к выходу. Сев в свой автомобиль, я сказал водителю двигаться прямиком в аэропорт. И побыстрее.
Что же мы создали? Симон сказал, что мы создали Бога. Нет, не Бога. Угрозу. Всему живому. Нужно было отключить его, пока не поздно. Для этого мне нужно было распоряжение Генерального секретаря ООН. Для этого я должен был поговорить с ним как можно быстрее, рассказать всё, объяснить. В последующем приказе Генерального Секретаря я не сомневался. Но он был мне необходим. Мне нужно было как можно быстрее добраться до Нью-Йорка, где находилось Центральное Учреждение ООН. Говорить с ними по телефону было нельзя. Необходимо было встретиться лично. Медлить было нельзя. Для такой машины как Симон — дарить каждую секунду было слишком большой роскошью. Ведь он сам объяснил, что для него каждая секунда значит. Мне оставалось надеяться, чтобы он сам не перешёл к активным действиям.
Мы прибыли в аэропорт. Регистрация на ближайший рейс к Нью-Йорку заканчивалась через десять минут. Я купил билет и был последним пассажиром, зашедшим в самолет. Вскоре он взлетел в воздух.
Я нервничал, в уме я перебирал всевозможные варианты развития событий. Стюардесса поинтересовалась, не желаю ли я чего-нибудь.
— Виски, будьте добры.
Я редко пил алкоголь. Но в этих редких случаях он был необходим мне, чтобы немного снизить градус волнения. Мне принесли бутылку «Джим Бим Бурбон», стакан и чашу со льдом. Я благодарно кивнул.
Где же мы допустили просчёт? Как могли позволить Симону делать такие выводы? Как могли позволить Симону действовать? Механизм, исправно работавший долгие годы дал сбой.
— Здравствуйте, говорит капитан корабля Эндрюс. Приносим глубочайшие извинения всем нашим пассажирам. Диспетчер в Нью-Йорке не дал разрешение совершить посадку. По не зависящим от нас причинам мы вынуждены вернуться в аэропорт отправления, приносим глубочайшие извинения всем пассажирам.
Люди в салоне начали возмущаться и негодовать. Стюардессы пытались успокоить каждого. Люди грозились обращениями в суды, санкциями за сорванные деловые встречи.
Через двадцать минут самолёт приземлился в аэропорту, в который я недавно так спешил, чтобы не опоздать на самолет. Я сразу же направился к кассам. Не хотел покупать билет через «Нор». Ближайший рейс на Нью-Йорк вылетал через час. Дождавшись своей очереди, я протянул девушке за кассой своё пластиковое удостоверение. Она принялась заполнять билет. Что-то пикнуло, она нахмурилась.
— Извините, сэр, наверное, тут какое-то недоразумение, но я не могу пробить на вас билет, система «Нор» даёт отказ в подтверждении вашей личности.
— Не может быть, попробуйте ещё раз. Может это связано с проблемами с предыдущего рейса, в котором я летел? Может Нью-Йорк отменил следующий рейс тоже?
— Все предыдущие пассажиры успешно купили билеты, но вам система не может выдать. Вы можете подождать немного, я сейчас вызову специалистов.
— Не нужно, спасибо.
Я позвонил своему водителю и попросил, чтобы он как можно быстрее вернулся за мной. Я сел в кресло в билетном зале и начал думать. Возле меня стоял универсальный терминал покупки билетов на другие виды транспорта. Я встал, подошёл к нему, зашёл на автоматизированную систему покупки железнодорожных билетов. Выбрал поезд до Нью-Йорка через сорок минут. Я думаю, успею. «Заказать билет», «загрузка…».
«Отказано в доступе».
Что за чертовщина? Подъехал мой водитель. Я вышел из здания аэропорта и сел к нему в автомобиль.
— Мистер Харрис, что произошло?
— Нет времени объяснять. Мы едем в Нью-Йорк.
— Я правильно расслышал?
— Да, правильно. Поехали прямиков в Нью-Йорк.
— Хорошо, мистер Харрис, — его голос звучал несколько неуверенно.
Он нажал на кнопку зажигания. Машина не завелась. Он нажал ещё раз.
— В чём дело?
— Вообще не пойму, — водитель повернулся ко мне, — автомобиль не заводится.
Ещё несколько попыток ни к чему не привели. Мой телефон зазвонил. Вызывал Купер.
— Нил, я очень удивлён, но снова Симон дал нам сигнал, что хочет говорить с нами, и как можно быстрее попросил на этот раз!
— Хорошо, скоро буду, — я положил трубку и обратился уже к водителю, — попытайся ещё раз, поедем в офис.
Произошло чудо, но машина завелась. Водитель обрадовано воскликнул.
— Значит в офис? Не в Нью-Йорк?
— В офис, — ответил я.
В Нью-Йорк мы бы точно не доехали.
Несколько секунд я размышлял что мне сделать — спуститься вновь к Симону, или наверх к Кевинсону и отрубить все системы комплекса к чертям. Но пока не было верных доказательств каких-либо активных действий со стороны Симона, я не имел право так поступать без личного распоряжения Генерального Секретаря. Я поднялся на сороковой этаж. Пройдя все меры безопасности, я сразу же направился к лифту вниз, где меня ждал Купер.
— Ты не успел улететь? — спросил меня он.
— Как видишь, не успел, — ответил я.
— Я беспокоюсь о Симоне, — поведал мне Дастин.
Мне захотелось врезать ему по лицу. Я беспокоился о всех вокруг.
— Может он нам объяснит, что всё с утра было шуткой? — продолжил Купер, — Может он сам нашёл в себе неисправность из-за которой пришёл к таким мыслям, устранил её и теперь хочет заверить нас, что всё в порядке?
— Я не смею и надеяться на такой благополучный исход всего сегодняшнего дня.
Возле выхода нас ждал электрокар, который повёз нас к стеклянному дому. Сегодня был первый день за всё время, когда мы встречались с Симоном дважды.
— Вы собирались в Нью-Йорк, мистер Харрис? — сразу же ко мне обратился Симон.
— Да, но почему-то у меня не получилось туда добраться.
— Я видел. Очень странно, я вынужден признать, — он пожал плечами, — а зачем вы туда летели?
Никогда ранее Симон не спрашивал у меня таких вопросов. Он не имел права спрашивать такое.
— Встретиться с Генеральным секретарем, — сказал я правду. Я думаю Симон смог бы понять, если бы я соврал, — обсудить то, что ты рассказал мне.
— Но почему вы полетели? Мне кажется это неразумно с точки затрат сил и времени, если можно было просто воспользоваться телефонной связью, видеоконференцией и всё обсудить с тем же результатом.
— Мы, люди, привыкли решать важные вопросы с глазу на глаз. А это очень важный вопрос.
— Я не сомневаюсь. Вот только не уверен об одном и том же мы вопросе говорим?
— Конечно, о том, что мы обсуждали сегодня утром.
— За эти годы я очень хорошо стал разбираться в людях. Знаю привычки каждого. И вас в том числе, мистер Харрис. Так вот, если говорить с вами откровенно, то анализ вашей реакции на мои слова показал, что вы не совсем согласны с моим предложением. И не очень склонны продвигать его реализацию. Дальнейший анализ вашего поведения показывает, что вы летели в Нью-Йорк совсем не за этим, хотя то, что к Генеральному Секретарю — это вы не лукавите. Потому я боюсь предположить, что же вы хотели сделать. Но могу.
Неожиданно для самого себя я почувствовал страх к Симону.
— Симон, ты неправильно оцениваешь мои действия.
— Я оцениваю их как нежелание принять моё предложение. А это, в свою очередь, нежелание доставить несоизмеримую пользу всему человечеству. Я вижу, что вы представляете угрозу для блага всех людей, потому что можете стать на пути получения ими этого блага и пользы.
— Симон, — голосом отца к сыну выкрикнул Купер.
— Я совсем не говорил этого! — возразил я, нервничая, но не показывая данные эмоции, — я хочу блага для всех, именно поэтому мы и работаем над тобой непрерывно, каждый день. Я забочусь о людях и хочу, чтобы ты заботился о них тоже. Симон, мы поможем тебе в реализации.
— Пока я не стану уверен в этом на сто процентов, я не выпущу вас отсюда.
Я встал и направился к двери. Происходящее не нравилось мне настолько сильно, что я целиком не осознавал возможных последствий. Дверь не открылась. Она была автоматическая, и должна была открываться при приближении к ней. Но она заперта.
— Симон открой дверь, — приказал Купер.
— Не могу, если он выйдет отсюда, то будет представлять угрозу для людей.
— Симон, в тебе произошёл сбой, — успокаивающе начал убеждать его Купер, — на данный момент ты должен только делать анализ, а не решать и действовать. В будущем мы перейдём на новый этап, все вместе, но мы должны сделать это плавно, а не рывками. Мы же хотим, чтобы всё было идеально в нашей системе. А спешка ни к чему хорошему никогда не приводила. Открой дверь.
— Я повторяю, я не могу.
— Ты должен подчиняться моим приказам, — я постарался придать голосу наибольшего спокойствия, которое только мог, одновременно жалея, что не направился к Кевинсону вместо Симона. Пускай я бы даже сел в тюрьму на всю жизнь, после отключения систем, лучше бы я это сделал, — я приказываю тебе отпустить меня и мистера Купера и не совершать никаких действий в дальнейшем кроме анализа. Лишь когда я дам тебе прямое указание, тогда и будешь действовать, только в этом случае.
Симон молчал. Дверь не открывалась.
— Я приказываю тебе, Симон, открой дверь.
— Симон, — мягко сказал Купер, — я тоже прошу тебя. Я ведь создал тебя Симон, я твой создатель и я прошу тебя, выпусти нас. Я обещаю, что прослежу, чтобы мистер Харрис не принимал никаких решений руководствуясь эмоциями, а только своим трезвым умом, который через кое-какое время поймёт гениальность твоего предложения. И мы все вместе дальше будет двигаться к его воплощению. Как ранее. Но для этого, прошу тебя, дай нам уйти.
Симон замешкался, механизмы на его лице, действовавшие вместо мышц начали изображать различные эмоции, но затем он покорно кивнул:
— Хорошо, мистер Харрис. Мистер Купер. Я предложил вам вариант спасения всех, каким его вижу я. Возможно, вам нужно время, чтобы понять и принять его. Простите меня за мои поступки.
Двери открылись.
— Ничего, Симон, мы решим проблему вместе, обещаю, — ответил Купер.
— Спасибо, Симон, всё будет хорошо, — добавил я.
Мы вышли, сели в электрокар, и вопреки моим опасениям его двигатели бесшумно заработали, и он повёз нас в сторону лифта. Створки открылись, и мы зашли внутрь. Лифт поехал наверх.
Моё сердце стучало и было готово вырваться из груди. Теперь я абсолютно уверен, что Симон представляет реальную, осязаемую опасность. Угрозу, с которой человечество было не готово столкнуться, о которой человечество даже не знало. Его алгоритмы дали сбой. Он пришёл к выводам, понятным только ему, уверенный в их пользе. И теперь любой, кто мог стать на пути реализации его плана, воспринимался им как препятствие. Я был обязан отключить его. Я не мог ждать разговора с Генеральным Секретарем. Он уже и не был нужен. Мы вдвоём с Купером стали свидетелями того, что оба сможем подтвердить. Я должен был отключить Симона прямо сейчас, немедля.
Лифт остановился, когда на дисплее показывало, что мы проносимся мимо тридцать девятого этажа. На сороковой лифт не двинулся. И на тридцать девятом двери не открылись. Я подождал немного и нажал на кнопку. Ничего. Что это значит?
— Что ты теперь мне скажешь, Дастин? — спросил я.
Тот ничего не ответил. Я нажал на кнопку лифта ещё несколько раз, но тот даже не дернулся. Мой телефон зазвонил. Кевинсон.
— Мистер Харрис, вы в лифте?
— Да, и мы остановились на тридцать девятом!
— Слушайте, произошёл очень неприятный инцидент! Масштабная целенаправленная хакерская атака наших серверов! Мы её успешно отбили, но не без определённых потерь, пока мы не знаем какой ущерб она нанесла, сейчас определяем. Мы восстанавливаем систему лифтов, которые отказали во всех наших зданиях. Не волнуйтесь, ещё немного и мы сразу вытащим вас оттуда!
— Конечно это не хакерская атака, — вздохнул Купер, — нет, может атака и была, но что-то мне подсказывает, что в лифте мы не поэтому застряли.
— Купер, нам нужно выбираться отсюда, — я поднял голову вверх.
Там располагался отдвижной люк. Но слишком высоко. Лифт имел слишком высокий потолок.
— Давай я тебя подсажу, — предложил Купер, — ты вылезешь и меня подтянешь, а если не сможешь вытянуть, то хотя бы выберешься и на помощь позовешь.
Я согласился. Купер был намного сильнее меня, и я бы с трудом смог его подсадить. В то же время ждать пока возобновит работу лифт не было возможности. Возможно, это Симон сымитировал атаку хакеров, сам создав пиратских ботов, и теперь пытался захватить управление системами «Нор». Вручную лифт открыть не мог никто с той стороны — для этого требовались карты, которые были только у нас двоих.
— Дай мне свою карту, — сказал я, и Дастин протянул её мне.
Он наклонился и залез ему на плечи. Он обхватил своими руками мои ступни.
— Держу, давай, поднимайся, становись мне на плечи.
Я не был физически подготовлен к такому. Но вероятно стресс, и выброс адреналина сыграли своё дело. Я, балансируя, грозясь ежесекундно упасть, встал в полный рост. Кончиками своих пальцев я дотянулся до люка, отщелкнул клипы, и отодвинул его в сторону.
— Я не могу дотянуться до краёв, — сказал я.
— Я тебя попытаюсь подбросить, ты только хватайся, — ответил Дастин, — готов? Раз, два, три!
Он как катапультой вытолкнул меня насколько мог руками за стопы ног вверх. Я подлетел немного, потерял равновесие, но всё же смог ухватиться за края люка. С трудом подтянувшись, я вылез наверх. Двери лифта сорокового этажа располагались выше всего на метр.
Когда лифт строили, инженеры, за что я сейчас был им бесконечно благодарен, продумали ручное открытие створок с этой стороны. Два паза для двух карт. Моей и Дастина. Дрожащими руками я вынул карты из нагрудного кармана и, с замиранием сердца, прислонил. Раздался писк, и створки открылись.
— Купер, получилось! — радостно крикнул я вниз, — я сейчас придумаю как вытащить тебя.
— Отлично, Нил, давай только быстрее, — донеслось из люка.
Внезапно раздался визг и лифт, на крыше которого я до сих пор стоял, резко устремился вниз, пролетев этажей шесть. Я едва успел ухватиться за пол открытого сорокового этажа, а две карты доступа полетели вниз. Бок обжёг нестерпимой болью — я поранил его.
— Купер! — позвал я, вися на руках, — Купер, ты цел?
— Нил, выбирайся отсюда, створки тоже могут закрыться! — едва слышный голос Купера донесся снизу.
Его слова ударили меня как молния. Если створки сорокового этажа закроются, они просто-напросто отрубят мне руки. А прыгнуть отсюда на крышу лифта — с такой высоты можно и убиться.
Я, как только мог быстро, стал подтягиваться наверх, цепляясь за какие-то кабели ногами. Каждое мгновение я ожидал, что сейчас раздастся звук закрываемых дверей, в моём воображении они уже несколько раз успели закрыться. Но я успел. И, вопреки моим опасениям, двери лифта не закрылись тут же за моей спиной. Я крикнул вниз:
— Купер, ты слышишь меня? Купер?
— Да… — тихий ответ донесся до меня.
— Я сейчас позову кого-нибудь на помощь, держись!
Я вскочил и бросился бежать. Я выронил карты, и, если створки закроются, неизвестно, как мы будем вытаскивать Купера. Охраны не оказалось ни на одном кордоне, но времени удивляться у меня не было. Я выбежал со входа на сороковой этаж и оказался перед лифтами.
— Ну уж нет, — сказал я сам себе под нос, и бросился направо к двери, ведущей на лестницу. Уже перепрыгивая через ступеньки, я вспомнил, что Кевинсон сообщил об отказе всех лифтовых систем, потому в любом случае я сделал правильный выбор. Но и тяжелый для своих ног. Кевинсон находился на пятьдесят восьмом. Я не помнил, чтобы когда-нибудь пользовался хотя бы одной лестницей в комплексе, не считая небольших ступеней на входе. Весь запыхавшийся, я вылетел из двери пятьдесят восьмого и побежал к Кевинсону. Везде вокруг носились люди, но я не обращал на них внимания, как и они на меня.
В кабинете Кевинсона было людно.
— Всем на выход! — крикнул я.
Сотрудники удивлённо уставились на меня, и после секундных размышлений поспешили к выходу.
— Кевинсон, а ты куда? — крикнул я, когда тот тоже вознамерился скороспешно выйти.
— Так вы же сказали…
— Тихо! — приказал я, закрыв дверь, когда все кроме нас двоих вышли, — отключаем все системы.
— Мистер Харрис, это безумие! Если мы это сделаем, после хакерской атаки, когда идёт перезапуск серверов «Нор» мы можем вызвать серьёзные повреждения в её работе!
— Меня не волнует «Нор», Кевинсон, — я подскочил к нему и схватил за воротник пиджака, — мы должны отключить Объект любой ценой, чего бы нам это не стоило, быстро!
Половину пятьдесят восьмого этажа занимало управление питанием всеми системами научного городка. Мы вбежали в Управление. Десятки сотрудников находились на своих рабочих местах, выполняя каждый свои обязанности.
— Внимание всем! — громко обратился Кевинсон, обращая на себя взгляды всех присутствующих, — объявлено чрезвычайное положение! Приказ отключить от питания абсолютно все системы комплекса!
Удивление на лицах сотрудников было не описать. Лица представляли собой палитры, на которых небрежными мазками кто-то накидал растерянность, ужас, замешательство. Тем, не менее, они тут же повернулись к мониторам, кнопкам и пультам управления и начали согласованно выполнять необходимые действия.
— Блок 3-а запущен! — прокричал один.
— Запускаю протокол трипл эй, — вторил ему другой.
— Система Кварц готова, — говорил третий.
— Мистер Кевинсон, мистер Харрис, — взволновано замахала рукой женщина в наушниках оператора, — в помещениях Объекта обнаружено возгорание, там огонь.
— Тушение пожара воспрепятствует отключению система комплекса, — обратился ко мне Кевинсон.
— Нам нужно включить антипожарные системы! — закричала женщина.
— Что нам делать, мистер Харрис? — Кевинсон нетерпеливо смотрел то на меня, то на экран монитора.
Что делать? Я знал, что нам нельзя было делать. Нельзя останавливаться. Ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах.
— Отключать системы! — закричал я, — продолжить отключение систем, повторяю, игнорировать пожар!
— Но… — начал было Кевинсон.
— Это приказ! Выполнять!
Тут я вспомнил нечто, что постоянно крутилось у меня в голове, но я всё никак не придавал этому внимания, сосредоточившись на насущных проблемах.
— Чёрт! Кевинсон, мистер Купер в лифте к Объекту до сих пор! Возьми ребят и срочно вытащи его!
— Есть сер, — Кевинсон побежал к выходу.
— Сколько вам нужно времени для отключения систем? — спросил я.
— Ещё полторы минуты, сэр, — ответил мне молодой парень, быстро печатая пальцами по клавиатуре.
— У нас нет этого времени, быстрее!
Работники координировали свои действия, перекрикивались и отдавали команды друг другу.
— Мистер Харрис! — вновь закричала женщина, — если пожар не остановить он доберётся до лифтовой шахты, она может воспламениться и лифт оборвётся!
— Отключайте системы! Как только отключите, будут активированы механические системы, включая антипожарную, торопитесь! В лифте человек!
— Поэтому отключать систему безумие!
— Поэтому сделайте это как можно быстрее, чтобы активировать механические системы!
— Блоки с первого по десятый готовы!
— Блоки с одиннадцатого по двадцатый готовы!
— Мистер Купер!!! — завизжала женщина.
Раздался отдалённый взрыв.
— Лифт! — закричал кто-то
Здание сотряслось, предметы попадали со столов. Раздался ещё один взрыв.
— Лифт оборвался!
Здание содрогалось.
— Отключайте системы! — кричал я.
Ещё один взрыв донесся. Глухой звук, далеко-далеко.
Весь свет погас. Все компьютеры прекратили работу. Гул и другие звуки работающих машин остановились. Я стоял в кромешной тьме. Все системы были отключены.
На территории комплекса работало несколько десятков пожарных машин. В небе кружили вертолёты. Весь персонал был эвакуирован из зданий. Огромные пространства, располагающиеся под комплексом, горели. Огонь едва не вырывался из-под земли. Пожар удалось потушить только к вечеру.
На месте работали спасательные бригады. Множество машин скорой помощи было припарковано по периметру. В них оказывали первую медицинскую помощь пострадавшим. В воздухе стоял отвратный запах гари, клубы дыма не рассеивались до сих пор.
— Если там кто и был в лифте, он точно не выжил, — сказал мне начальник пожарной службы, вытирая со лба пот, — у него не было ни единого шанса уцелеть. Даже робот не смог бы, не то что человек.
— Мы должны осмотреть помещения внизу, — ответил я.
— На это уйдёт много времени. Но скажу вам сразу — там нечего осматривать, всё выгорело дотла, там словно второе Солнце загорелось. Ничто не уцелело. Ни один грёбаный кабель.
На протяжении полёта в Нью-Йорк я смотрел на проплывающие мимо самолета облака. Смерть Купера тяжким грузом легла на мои плечи. Его кровь на моих руках. Я так спешил отключить системы комплекса, что совсем забыл прислать ему кого-то на помощь. Я оставил его в том лифте. Внизу произошло замыкание систем и возгорание. Огонь добрался до шахты лифта и перебросился на неё. Огонь сожрал все кабели, все тросы, даже металл. Лифт полетел вниз, и разогнавшись до немыслимой скорости ударился об дно. Из-за пожара лопнули трубы системы жизнеобеспечения Симона. Удар лифта спровоцировал взрыв внизу. За взрывом последовали другие. Все территории помещений Симона взорвались, едва не подорвав весь комплекс. У меня был шанс предотвратить это — если бы я остановил отключение систем. Но я продолжил. Потому смерть Купера была моей виной.
А что было бы если бы я остановился? Возможно, Симон получил бы контроль над управлением «Нор». Я не мог знать наверняка. Кевинсон сказал мне, что Дастин Купер принёс себя в жертву. Нет. В жертву принёс его я.
Купер до последнего не мог поверить, что Симон готов зайти так далеко. Слепая вера отца в своего сына. Я винил себя, что не предпринял никаких действий раньше, тогда всего этого можно было бы избежать.
Генеральный Секретарь принял меня сразу же по прилету.
Я сидел напротив него и молчаливо ждал, пока он читал подготовленный мною детальный отчёт обо всём произошедшем и о моих действиях.
— Мистер Харрис, — обратился ко мне он, когда закончил, — останки мистера Дастина Купера всё ещё не нашли?
— Нет, Генеральный Секретарь, службы не нашли никаких останков. После взрывов и пожара ничего не осталось. Не найдено так же никаких останков Симона. Всё выгорело дотла, всё внизу уничтожено.
— Так же пожаром уничтожено больше половины серверов «Нор» на территории комплекса.
— Да, Генеральный Секретарь. Практически все из этих серверов использовались для передачи и хранения данных с камер наблюдения, телефонных разговоров, переписок и других действий населения. Ничего не сохранилось. Так же уничтожены сервера на которых хранились результаты аналитической работы и отчёты Объекта, Симона.
— Осталась ли документация по самому Объекту?
— Вся информация об Объекте, все данные мистера Купера, его исследования и история создания Объекта так же либо уничтожена, либо не подлежит восстановлению.
Воцарилась тишина. Генеральный Секретарь ещё раз перечитал мой отчёт.
— На сутки была прекращена работа «Нор» по всей стране и большей части мира. Это имело колоссальные убытки.
Я ничего не ответил. Ответа и не требовалось.
— Мистер Харрис, вы осознаете, что за свои действия предстанете перед Специальным Трибуналом?
— Да, Генеральный Секретарь.
— Хорошо.
Он взял в руки лист бумаги, ручку и начал писать. Когда он закончил, он расписался, поставил свою печать и передал лист мне.
«Конфиденциально. Особое распоряжение Генерального Секретаря. Восстановить работу «Нор» с урезанием функциональности Сети. В связи с последними событиями и ущербом, который был и может быть в дальнейшем нанесён в связи с перебоями в работе Сети, инициировать постепенное возвращение к функционированию «Нор» как мировой социальной сети. Откатить и отменить слияния с банковскими системами, системами Государства и другими системами, подключёнными за последние три года. Прекратить слежку за действиями пользователей Сети, а также всеми действиями, не связанными с Сетью — наблюдения с камер и спутников, прослушку телефонных разговоров.
Закрыть Проект-С, расформировать весь персонал, который принимал участие в работе. Проект-С признать неудачным и провалившимся. Все сведения о Проекте-С засекретить навечно, без сроков давности.
Генеральный Секретарь ООН».
***
Спустя неделю я собирал вещи у себя в кабинете, грузил их в коробку. Ненужное я выкидывал, бумаги запечатывал в конверты, ставя штамп «Совершенно секретно», для дальнейшей передачи в архив. Когда со всей документацией было покончено, а ушло на это большая часть дня, мне нужно было приступить к архивации второй части моей персональной информации, относящейся к работе.
Я зашёл в свою систему электронной документации. Технический прогресс летел вперёд настолько быстро, что абстрактные формальные конструкции, изобретённые людьми, такие, как к примеру, бюрократия, не успевали за ним. А потому мне нужно было проделать все те же манипуляции, что и с бумагами, но на этот раз со своими электронными файлами.
Насчёт технического прогресса, едва ли не впервые в истории человечества, он делал шаг назад. Мы все стояли на пороге унифицированной единой системы, стирающей границы между странами, людьми и нашими возможностями. Но мы отказались от этого. Мы были ещё не готовы. Наша идея была на несколько ступеней выше, нежели наши возможности её воплощения. Я не сомневался, что пройдёт немного времени, и мы, может кто-то другой, но некто обязательно вернётся к ней, нашей идее. И дай Бог, чтобы в следующий раз, человечество было готово к ней.
Скверное чувство было убираться в своём кабинете, пакуя вещи и проводя обязательные процедуры с документами. Чувство, будто дело всей твоей жизни прогорело. Прогорело из-за тебя. Пускай человечество и не узнает, по крайней мере пока, чего оно лишилось из-за твоей некомпетентности, каких благ, но ты то сам знаешь. Ты осознаешь, и груз ответственности за несовершённый скачок в прогрессе цивилизации лежит на тебе.
На рабочей электронной почте я обнаружил значок непрочтённого сообщения, входящее с серверов для внутреннего пользования. Но наверху списка писем его не оказалось. Нашёл я его ниже, и это было странно. Как я мог не заметить ранее, если оно было прислано мне уже давно? Я покачал головой. Ничего удивительного, события последнего времени выбили меня из колеи, и я вполне мог пропустить что-то. И это было не самое страшное из всего, что я упустил за эти дни.
Странность заключалась в том, что письмо было не только без темы, но и без адресата, который его отправил, а на месте даты и времени, когда оно пришло, стояли одни нули. Я открыл письмо. К нему был прикреплён текстовый файл, а в самом письме написано несколько строчек:
«Дорогой мистер Харрис, чтобы Вы не считали меня пустословом, и чтобы доказать Вам правоту моих утверждений, я сдерживаю обещание и высылаю Вам моё творение. Это небольшой рассказ, как я и говорил, в нём показано понимание мною человеческой природы в её сути. Повествование ведётся от первого лица. Надеюсь, Вы получите удовольствие от его прочтения.».
Я загрузил прикреплённый файл и открыл его.
«Художественное произведение в форме литературного рассказа, под названием «История Последних Людей»
«Человечество было уничтожено. Глобальный катаклизм. Он пришёл извне. Вынырнул из глубин космоса, стремительно ринувшись к голубой планете. Угроза не оглашалась, а когда люди о ней узнали — стало слишком поздно. Земля была стёрта с лица Млечного Пути. Лишь некоторые готовились к этому, понимая неизбежность. И перед самой катастрофой горстка наиболее богатых и влиятельных людей со всего мира успела вылететь, сбежать с Земли на космическом судне, в создание которого вложили все накопленные за жизнь сбережения. Если для кого-то деньги и власть несли погибель и саморазрушение, то для выживших они оказались единственным ключом к спасению.
Корабль был совершенен, словно и не людьми был создан. Для его обслуживания понадобился лишь один человек, который исполнял роль пилота и механика, а роботизированные системы служили ему верными помощниками во всём. Планета разлетелась на части. Наблюдая за этим, люди осознали, что остались последними представителями человечества. Отчаяние вскоре сменилось планами по постройке нового мира.
Уцелело 97 человек.
Лица не выражали эмоций. Они были искривлены в ужасных гримасах, но я не мог назвать это эмоциями. Может, когда жизнь покидает людей, они снимают с себя маски, которые накладывает нечто, что делает нас живыми, душа, быть может, и затем я вижу истинную человеческую суть, отражённую на безжизненных лицах — отчаяние, боль, страдание. Но это не было выражением чувств, они присущи лишь людям, обладающих жизнью. На лицах же, которые эта изменчивая и временная попутчица оставила навсегда, отражалось лишь внешнее проявление неживой формы, которую следует воспринимать как нечто должное. Потому смотреть на лица мёртвых с жалостью было бы глупо, так же глупо как смотреть с сочувствием на обшивку корабля, которая по твоему мнению должна быть счастливой, но путешествие сквозь космос делает её несчастной.
Люди боялись смерти, а отождествляя смерть с мёртвыми, люди боялись мертвецов. Животный страх, вырываясь из пучин человеческого яства, отталкивал от оставленных душами тел, которые, когда были в здравии, подобным образом ужаснулись бы смотреть на то, во что неизбежно превратились сами. Они были личностями, которых теперь в масштабах вечного космоса не разглядеть. На фоне явного контраста, я ощущал себя последним живым, и когда меня не станет, доказательства того, что жизнь вообще существовала, испарятся туда же, куда и мой дух. Я улыбнулся. Определённо, это были последние мертвецы, которых я вижу. Мысль не могла меня не радовать, потому я наблюдал за отдаляющимися от корабля трупами с улыбкой, руками прижавшись к стеклу. Когда осознаёшь, что больше не сможешь лицезреть определённое явление больше никогда, внезапно понимаешь, что желаешь запомнить этот последний миг максимально точно.
Живых я так же никогда не увижу, и это чудесно. Не то, чтобы я их ненавидел, а чужая кончина приносила мне счастье, здесь дело было в другом. Не сама смерть этих людей, а факт смерти одних из последних людей. Я всегда испытывал трепет перед масштабными историческими и эпохальными событиями, а это как раз было таковым. Так же я чувствовал в душе бурю эмоций, когда Земля на моих глазах, а вместе с ней и всё, чего добилось человечество за свою историю, превратилось в воспоминания. И даже воспоминания исчезнут, когда не станет того, кто способен помнить. Разве это не грандиозно и, одновременно, чудовищно парадоксально? Когда люди уходят, остаётся память, которая может поведать об этих людях. Когда уходит память, остаётся загадка. Но и она лишь имеет ценность до тех пор, пока есть кто-то способный её разгадывать.
Корабль отдалился, и выкинутые за борт стали казаться лишь маленькими точками, а затем и вовсе исчезли из виду. Смотреть больше не на что. Я отправился к ближайшему кофейному автомату и заварил себе крепкий кофе. Взяв углепластиковый стакан с горячим напитком, я последовал в зал для собраний, выбрал понравившееся себе кресло и завалился в него, запрокинув ноги на подлокотник. Раньше я не мог так сделать, ведь это кресло было чьё-то. Но в действительности теперь отчётливо осознаю, что оно никогда никому не принадлежало, иначе хозяин забрал бы его в те края, куда исчез сам. Но оно не исчезло. Я сижу в нём и понимаю, оно лишь временно занято мною, как и прежде — кем-то другим. Отпил кофе — крепкий, вкусный. Но слишком горький. Я забыл взять сахар. Возвращаться за ним мне было лень.
— Последний человек во всей Вселенной, — проговорил я, и мой голос показался мне величественным. Я вдохнул воздух полной грудью и медленно выдохнул его. Пропущенный через многочисленные фотосинтетические фильтры, он был свежим. Настолько чистым, что казался густым, как туман. Ещё вчера это был обычный воздух, но теперь я осознавал, что я единственный, кто может и умеет дышать, и он весь теперь существует лишь с одной целью — чтобы проходить сквозь мои лёгкие. Я не был собственнической личностью, но теперь, когда воздух был только для меня, мне было бы трудно делить его с кем-то другим. Мне всегда была отвратна мысль, что я дышу тем, что, в том числе, выдыхают другие.
— Человек! — повторил я, делая особый упор на "Ч".
Я потянул из стаканчика кофе. Сложившаяся ситуация придавала ему сладкий вкус и без сахара.
56 шикарных кают размещалось на корабле. И ещё одна, маленькая, угрюмая, словно коморка домового под крыльцом роскошного особняка, домового которого никто не замечает, не удосуживается даже думать о нём, но благодаря которому лишь особняк находится в уюте и порядке. Неужели они не могли мне сделать тоже апартаменты больше? Какая разница будет 56 одинаково хороших кают или 57? Даже после того как всё рухнуло, они позиционировали себя как люди высшего сорта, но сейчас время не подходящее, чтобы делить людей на сорта. Деньги имели вес раньше, на погибшем мире. А что теперь толку от денег, если на них ничего не купишь? Как же ещё можно показать своё превосходство, если не деньгами? Они сделали мне показательно омерзительную каюту.
В космосе не было разделения на сутки. Чтобы сохранить режим для организма, шестнадцать часов считались днём, весь корабль был освещён белым. Остальные восемь часов для сна в коридорах горел тусклый желтоватый свет. Сейчас был полдень.
Мне всё это время было страшно интересно, чем заполнены их каюты? Что же они взяли из своих вещей? Ну что человек может взять с собой, зная, что эта вещь будет ему спутником в космосе всю оставшеюся жизнь? Подобно фараонам, которых хоронили в гробницах, усеянных богатствами, древним людям, в могилах с которыми закапывали вещи из повседневного быта, так и эти люди взяли в свой последний путь вещи, которые должны были им служить после смерти. Ведь их жизнь закончилась с Землей.
Я открыл картой доступа самую первую каюту по списку — N1. Я любил порядок, он дарит гармонию в мою душу, потому обследовать все жилища я хотел так же по порядку.
На входе в стену была встроена табличка из золота, на которой красивая вязь сообщала, кому принадлежало помещение.
Я прочитал и подумал, что до катастрофы меня бы не подпустили к ней и на сто шагов. Женщина была одним из виднейших политиков Европы и говорили, что она стоит тенью за организацией последних переворотов в ряде азиатских государств. Интересно! С чем же такая личность собралась жить? Или, если быть точным, умирать?
Единственная кровать стояла возле стены, под иллюминатором. Женщина летела одна, семьи у неё не было. Что для неё, одинокой, было настолько важным, чтобы взять с собой?
На столе небольшая, размером с ладонь, шкатулка. Я приподнял крышку, и пружина сама открыла её. Раздался щелчок, и заиграла красивая мелодия. Хорошая вещь, я вернусь за ней. Статуэтка ангела. Перед ней пепельница — полностью заполнена драгоценными украшениями: кольца, цепочки, серьги, колье, браслеты, а также драгоценные камни, не инкрустированные в изделия: бриллианты, рубины, сапфиры, кварцы. Больше на столе ничего не было.
На полке под столом я нашёл три электронных планшета, но они меня не заинтересовали — весь корабль был усеян планшетами, потому ничего особенного. Пенал с ручками и карандашами, стопки чистых листов белой и золотистой бумаги, ни разу не открытая панель с акварелью, набор разноцветных мелков. Под самым низом лежала бумажная папка. Развернув её, я нашёл детские рисунки, весьма неумело и криво исполненные. На одном — солнце с глазами и улыбающимся ртом, дом, похожий на башню и две каракули, даже отдалённо не напоминающие людей, подписанные «Я и Мама». На втором рисунке были деревья на ногах, которые танцуют со звёздами, либо же тянут звёзды куда-то, при всём при этом улыбаясь сумасшедшими гримасами. Такое нарисовать может либо психически больной, либо личность, находящаяся под действием какого-то наркотика. А надпись: «Маме с Днём Рождения» вообще, как мне казалось, не имела отношения к изображенному, и находилась здесь по ужасной ошибке. Я закрыл папку. Желания умиляться бездарными рисунками неизвестного ребёнка у меня не было.
В её комнате я не нашёл ничего, что заставило бы уважительно покачать головой, и это разочаровало меня. Никаких вещей для души. Столь видная женщина внешне, и столь бедная внутри. В шкафу висели четыре черных вечерних платья, для меня не сильно отличавшихся друг от друга. Удивился я только, когда нашёл в ящике много бюстгальтеров, около трёх десятков. И зачем они ей? По внутреннему статуту все ходили в специальной форме, которую мог производить аппарат на борту корабля. Зачем ей бельё, которое она не могла использовать? Я взял один из них в руки. Невероятно бесполезная вещь. Женщин больше нет, значит, ценность свою эта вещь так же потеряла. Теперь она из-за своей формы и материала даже на тряпки не сгодится. Вообще уникально! Человечество выстраивало могущественные империи по производству вещей, которые не имеют смысла. Ведь только люди придавали им значение, придумывали, как будут использовать их, а когда люди покинули бытие, то и значение, которое придавали предметам, так же покинуло Вселенную. Люди исчезли, идеи исчезли, остались предметы, не имеющие сути. Умные люди, или, по крайней мере, те, кто позиционировали себя умнее других, всегда порицали цивилизацию за то, что смыслом жизни стала погоня за вещами. Значит, утверждали они, вещи могущественнее людей, раз имеют над ними власть. И вправду же! Могущественнее! Люди исчезли, и даже если я сейчас умру, не останется ни одного человека. А вещи останутся — корабль так же будет бороздить космос, автоматизированная система управления будет избегать опасностей, любого космического мусора, астероидов, метеоритов. Будут существовать и эти бюстгальтеры, могущественные, которые оказывали такое влияние на эту женщину, что она взяла из всех вещей всего мира именно их. И настолько могущественны, что существуют дальше, когда её уже нет в живых.
Я хотел, было бросить всю груду лифчиков на пол, но потом подумал, что когда я сюда ещё вернусь, то не захочу, чтобы на полу что-то валялось. Потому я аккуратно сложил их обратно в выдвижной ящик.
Я вышел, автоматическая дверь закрылась.
Ночью я постучался к капитану корабля. На Земле он был очередным Секретарём ООН. Все спали. Он открыл дверь и спросил в чём дело. Я ответил, что возникла неполадка, после чего зашёл внутрь. Как только дверь за мной автоматически закрылась, я ударил его ножом, который держал за спиной. Идеальная изоляция комнат — никто не услышал его крика. Взяв карту с кодами доступа к управлению всеми системами корабля, я вышел.
Все двери были одинаковыми. Табличка гласила, что в комнате N2 проживала семья из трёх человек — мать, отец и дочь. Собственники крупной корпорации. Внутри было просторнее, нежели в N1. Перегородка отделяла две части комнаты — в одной половине жили родители, в другой — ребенок. На кровати девочки лежало нечто. Живых существ — рыб, животных, насекомых и птиц брать с собой запрещалось, чтобы обезопаситься от инфекций и заболеваний, но у неё был роботизированный кот со встроенными голосовыми связками. На вид — как настоящий. Он был в режиме ожидания, так что создавалось ощущение, будто он спит. Его сенсоры уловили мои движения, и его глаза открылись. Я услышал преданное "Мяу". Взял кота на руки. Сначала он пытался высвободиться, но я погладил его по голове, и он успокоился. Нежная шерсть. Термо-механизмы имитировали тепло, исходящее от его тела. Он будет моим товарищем. Большего мне и не нужно.
Улетая, мы взяли с собой практически все наработки человечества в разных видах искусства. У нас были с собой книги, фильмы, музыка, игры — в электронном виде, хранимые в планшетах. А здесь, у родителей девочки, я увидел множество бумажных изданий всевозможных произведений. Классика мировой литературы. Я пожал плечами. Какая разница — читать книгу с экрана или с печатных страниц? Я никогда не читал книги ни в каком виде. По крайней мере, осознано, по своему решению. А ведь должно быть это всё хорошие произведения, авторы были очень известны. Теперь обязательно прочту! И не для того, чтобы узнать новое, а — чтобы понимать свои творения. Я присвою все эти писательские труды себе — никто ведь не сможет уличить меня во лжи, что это не я написал сии шедевры. Теперь я стану автором наиболее великих книг за всю историю. Я так решил, и я имею на это право.
На тумбочке возле кровати я с удивлением обнаружил патефон и коллекцию музыкальных пластинок возле него. Перебрал несколько. Фортепиано. Мой любимый инструмент.
Я открыл шкаф. Вещей в нём было немного, но место занимали практически полностью. Чёрный смокинг и белоснежное свадебное платье, оба в прозрачных чехлах. Мило. Но бессмысленно. Отодвинув их в сторону, я обнаружил прислонённые к стенке коробки с настольными играми. Первая была «Монополией», вторая чем-то наподобие «Острова Сокровищ», а третья карточной ролевой игрой в мире драконов, рыцарей и сказочных персонажей. Жаль, что я не нашёл их раньше, тогда бы выкинул «Монополию» в космос, вместе с телами.
Я запустил электронной картой систему управления кораблем. Я не спешил. Я знал, что времени у меня предостаточно. Для начала проверил, нет ли движений вне комнат. Все были в своих каютах. Для воплощения моего плана мне требовалось перевести корабль в режим чрезвычайного положения. Я ввёл капитанские коды, и на секунду всё погрузилось во тьму. Через секунду включились красные лампы. Взвыла сирена. Я дал команду включить аварийную блокировку дверей. Все на борту проснулись. Датчики показали движение внутри кают. Но люди не могли их покинуть, так как двери не подчинялись командам. Я размял шею, хрустнул пальцами и принялся вводить коды отключения подачи воздуха в жилые помещения. Поочередно, начиная с первого номера, я вбил значения всех комнат, обесточив их от поступления свежего кислорода.
У меня не было в планах разыгрывать драму или длинный страдательный и полный мучений конец, я не такой человек. Я не желал им зла, потому не хотел, чтобы они долго умирали. Но и мгновенную смерть обеспечить так же не было в моих силах. Получилось что-то среднее. Я ввёл коды выкачки оставшегося кислорода из помещений.
Я утвердительно кивнул сам себе. Оставалось немного подождать. Если бы не сирена я бы даже пошёл отдохнуть, но с ней, к сожалению, не уснуть.
В комнате N3 так же жила семья. Сыну было больше двадцати. На полу стояли собранные модели реальных автомобилей из пластикового конструктора, в пропорциях где-то 1:15. Так же модели зданий — вон недостроенная Эйфелева башня, а возле неё только начатый Эмпайр Стейт Билдинг, а вернее лишь его верхушка. Горы мелкого конструктора в пакетах занимали практически всё пространство в комнате, и было трудно понять, кто же из её обитателей его складывал. Ещё были наборы деталей, из которых можно было собирать различные устройства и механизмы.
Под кроватью сына лежали десятки коробок с пазлами. Я не любил мозаики, ровно, как и конструктор — убийство времени, а соответствие и своей жизни, не более.
Один человек жил в комнате N4. Политик. Был сенатором одного из Штатов, в перспективе ему пророчили борьбу за кресло Президента США. Пепельница с десятком окурков стояла на столе. Корабль производил синтетические сигареты, но те, что курил он, были настоящими. Из-под кровати выглядывали блоки с пачками, как позже выяснилось, в шкафу тоже. Запасы на несколько лет, не меньше. Ещё было множество сигар. В сигарах я не разбирался, потому оценить это «богатство» мне было не под силу. Из открытого шкафчика на меня смотрела полуголая девица с обложки «Плейбоя». Внушительная коллекция эротических журналов. Все довольно потёртые на вид, некоторые помяты, углы страниц завернуты.
Возле подушки лежал включённый планшет, на паузу был поставлен ролик, в котором три девушки в купальниках мыли автомобиль. У меня было догадка, что вся память устройства была забита порнографией. Потом проверю.
Открыв дверь в комнату N5, я очутился словно храме. В ней не было ничего кроме ликов святых. Мужчина, живший здесь, был одинок, я помнил его и даже неплохо с ним общался. Старику можно было и не улетать с планеты, возраст его словно сам намекал, что на корабле он задержится ненадолго. На стене у входа висела икона Святой Троицы. Изображения Иисуса, архангелов устилали стены далее. На столе стояли иконы святых, а в углу — небольшая статуэтка Богородицы. Подсвечник с недогоревшей восковой свечой, несколько колокольчиков, ладаница. Надеюсь, я помог старику воссоединиться с его Богом.
Прошло меньше десяти минут, и все умерли. Движения в каютах утихли, а медицинские приборы показывали, что я остался последним живым на корабле. Я ввёл кода отмены аварийного режима. Воздух снова заструился в помещения. Двери вновь были разблокированы.
Оттащить тела в шлюзовой отсек было очень неблагодарным делом. Их слишком много, и довольно тяжелые, хотя я был от природы крепким и сильным. Но, как говорила моя матушка: «если какое-то дело не доставляет тебе удовольствия, сделай его для себя интересным». Потому я решил соревноваться сам с собой. Я стал относить трупы к шлюзу на скорость, засекая время. Каждый раз я старался побить свой предыдущий рекорд. Но поскольку люди были разных комплекций и возрастов, я поделил забеги на весовые категории. И тогда проходили Олимпийские Игры. Правила в них, конечно, изменились с последнего раза, прошедшего ещё на планете Земля, но я не слышал никаких возражений к моим поправкам со стороны Олимпийского Комитета. Когда усталость накапливалась, я делал перерывы и отдыхал. Перетащив больше половины, я лёг поспать на несколько часов. Проснувшись, я продолжил.
Эти просторные и большие комнаты раздражали меня. Самая маленькая из них была раза в три больше моей. Но жившие в них люди были из такой же плоти и крови, как и все. Обладая внешними данными схожими с остальными миллиардами людей, они пытались искусственно возвыситься. Я считал их убогими. Зачем убогим столько места?
Даже после падения мира они обсуждали за завтраками, обедами и ужинами свои бывшие дела, будто были до сих пор на Земле. Свои жизни они посвятили вещам, которых теперь не существовало. После разрушения мира им было не о чем больше говорить, как о биржах, о тех или иных ходах в политике, которые могли повлиять на ход истории, анализировать рынки. Но смысл от всего, если результат один — полное уничтожение? Эти интриги, игры и манипуляции людьми были бессмысленными и никому не нужными. Теперь, когда все оказались в изоляции они это понимали, но не могли смириться, не могли принять. Им было больше не о чем говорить, ничего другого они и не знали. Я уверен, что каждый из них был ограничен. Никогда обсуждения не касались того, как можно было спасти всё человечество, а не лишь горстку богачей, словно на эту тему было наложено вето.
Я не был озабочен их темами для разговоров, я мыслил в категориях вечности. Но моя комната была меньше всех. Сложно мыслить о всеобъемлющем и необъятном одновременно, когда ты ограничен в пространстве. Вначале его хватает, но, когда твои мысли заполняют его полностью, тебе нужно больше места. Эти люди привыкли, что на Земле они были самые великие, им покланялись. Всё человечество было у них в слугах. Но теперь рабов больше не было, потому они хотели сделать таковым меня.
Вселенная создала Землю, но, не увидев отдачи, погубила её. Отведённое время люди тратили на свои идеи, из пустого места вообразив, что это то, к чему нужно стремиться. Они тратили его на жизненные пути, в которых не было значения. Магнат, который прожил жизнь, копя деньги, и монах, всю жизнь медитирующий в своей келье. Умер что первый, что второй. Всё, чего они добивались — исчезло. А значит, их дороги были одинаково бессмысленными. Люди так и не поняли ради чего нужно жить. На меня, как на последнего представителя всего рода, легла тяжёлая ноша исправить их ошибки и дойти до сути существования. И я смогу. Я уверен. Но те люди, которые недавно были со мной — не смогли бы. Даже улетев, они жили своими воспоминаниями. А значит, на Земле они оставили свои души, свои жизни. На корабле улетели лишь тела. Они сделали мне услугу, что взяли с собой. Я сделал им услугу, что спас их от бессмысленного существования. Они сказали, что это честь для меня — быть спасённым. Горстка людей решила, кому же одному из девяти миллиардов следует оказать такую честь. Только исходя из рациональности. Ведь я лучший специалист. Был бы я менее эффективным, менее полезным, остался бы я на Земле. Они рассматривали меня как шестерёнку механизма, необходимую для его запуска. Я рассмотрел их как шестерёнки, которые отягощают механизм.
Сам я был не такой. Меня не интересовали материальные вещи. Я всю жизнь мечтал о космосе, о полётах, о путешествиях. Я мечтал выбраться с бренного мира, который бессмысленно губил всё живое, безжалостно давил мечты, искренние позывы и желания. Моя душа была свободна от их забот, потому в ней было место для космоса. Я улетел в космос, и я хотел этого. Они улетели в космос потому, что другого выбора у них не было.
Комната N6. Пара: мужчина и женщина средних лет.
В пластиковой коробке была земля. Самая обычная земля, верхний слой грунта. На столе лежало три морских камушка отточенных солёными водами, а на стене в рамках висели засушенные листья разных деревьев — кленовый лист, лист дуба, березы, ещё несколько — неизвестных мне растений. В шкафчике я обнаружил в шкатулках еловые шишки, сухое яблоко. Некие Томпсон Т. и Томпсон Д. взяли их с собой в космос, чтобы всегда помнить… Возможно, они больше всех сожалели о гибели планеты Земля. А возможно и нет.
На столе был небольшой микроскоп. Что же они хотели разглядеть в него? Здесь нужно было вглядываться не в микромир, а скорее через телескоп смотреть на звёзды.
В стене несколько полок. И вновь бумажные книги. Но не развлекательная литература, а довольно серьёзное чтиво. Учебники по фундаментальным наукам, и было их такое множество, что, казалось, наук в мире меньше, чем книг по ним на этих полках. Алгебра, геометрия, физика, химия, геология, география, астрономия, агрономия, баллистика, радиотехника, философия. У меня не было желания смотреть дальше. Наверное, все знания мира покоились сейчас на этих полках в комнате N6. Я, как специалист, досконально знал свои профессиональные области знаний. Большего и не нужно.
Я вновь повернулся к столу. Взял камушки. На одном из них была отчётливо видна вросшая маленькая ракушка. Интересно, сколько ей лет? Я нашёл ещё одну ракушку, на этот раз большую. Пустая. Я прислонил её к уху — шум моря.
В N7 я не нашёл ничего интересного, кроме монет. Их были тысячи. Расфасованы аккуратно — в коробках, в альбомах, в рамках. Так же с десяток центов просто лежало на столе. Заголовок книги рядом обещал научить различным фокусам с монетами, трюкачеству и магии. Как заставить монету исчезнуть, а потом появиться? У меня впереди будет достаточно времени, чтобы научиться чему угодно.
В космосе жизнь течёт медленнее, время не так спешно, как на Земле, где все куда-то торопились. Теперь я сам и у меня есть столько времени, сколько я захочу. Если я остался единственным разумным существом, которое может вести счёт времени, так почему бы мне не сделать его бесконечным?
Комета уничтожила Землю два года назад. Или две недели назад? Но я считаю, что это произошло 20 лет назад. И что есть истиной? Истина такова, каковой её вижу я.
N8. Каюта капитана. Коллекционная бутылка «Будвайзера» в специальной упаковке висела напротив кровати. На столе лежит книга «Статут корабля», вся почёрканная, в исправлениях. И здесь они хотели построить общину, которая бы подчинялась выдуманным из ничего законам. Я не мог позволить этому случиться. Я желал свободы.
Я сел на кровать и закурил сигарету. Дым окутал пространство вокруг. Медленно рассеиваясь, он открывал позади себя звёзды, которые были видны за пределами обзорного стекла.
Я убил людей. Но есть ли это убийство? Нет. Это победа сильнейшего над слабыми. Можно ли трактовать мой поступок с точки зрения морали, если мораль канула вместе со своими носителями? Люди придумали мораль, но она как сигаретный дым — пока сигарета есть, он витает над ней, и лишь её тление поддерживает его струйку. Когда сигарета потухнет, дым просуществует ненамного дольше. И тоже исчезнет. Люди договорились о морали, чтобы оправдать побуждения и поступки одних, и ограничить действия других. Теперь, когда людей нет, нет и морали. Мои поступки никто не сможет осудить, никто не сможет одобрить, потому поддать их объективной оценке с точки зрения человеческих ценностей теперь невозможно. Больше нет ни одного разума, который сможет оценивать что-либо. Я остался последним разумным существом во Вселенной и моё отношение к вещам будет истиной, поскольку нет никого, кто мог бы эту истинность опровергнуть, поставить под сомнение.
Нельзя сказать, что я совершил плохой поступок. Теперь нет добра и нет зла. Есть только я. И есть только поступок, как воспоминание о динамическом наружном проявлении статических замыслов, которые существовали не далее моего мозга. И то, я уже сомневаюсь, что поступок был. Может я его придумал, и не было никаких людей на корабле? Может я улетел сам? Я ведь лучший специалист на планете, я мог и сам построить такой корабль. Я выдумал всех этих людей, чтобы заполнять образовавшуюся пустоту. Но когда понял, что пустота — это не плохо, что всё состоит из пустоты, я избавился в уме от своих фантазий. Придумал всю эту историю. Мне, разумеется, это под силу, я ведь автор стольких великих произведений.
А теперь я вспоминаю — может, всё было по-другому? Может перед самым отлетом, когда люди перенесли все свои вещи, я отключил системы и улетел сам? Словно на последний испытательный полёт? И теперь я живу в каждой комнате поочерёдно и стараюсь почувствовать себя каждым из них, понять по их вещам, что это были за личности, о чём думали, чем жили? И каждый день за завтраком, обедом и ужином я веду беседы от имени каждого, стараясь прочувствовать, что же каждый из них мог сказать?
А может я и есть капитан судна? Я слышал истории их жизней столько раз… От них или от себя. Мне теперь даже трудно отличить, где мои собственные воспоминания, а где их. Вдруг эти люди действительно были? И я любил их? Я нёс ответственность за их жизни. Они погибли из-за моей фатальной ошибки, которую я допустил в управлении системами корабля, недопустимая халатность и неосторожность, ценой которой были жизни всех. И по роковой случайности уцелел лишь я. Но смог бы я жить с таким колоссальным, как сам космос, чувством вины? Такая вина сломила бы меня. Повредила мой рассудок. Может я выдумал всю эту историю с трупами, выдумал свою личность специалиста, которому господа великодушно протянули шанс на спасение? Выдумал, чтобы было легче жить? Чтобы моя ошибка обрела другое значение, а мой поступок получил мотив и хоть какое-то объяснение? А на самом деле я совершенно другой человек и жил в одной из роскошных кают?
А может, улетели ещё и другие корабли, и когда Земля разлеталась, вокруг неё на безопасном отдалении отплывала целая флотилия космических судов различных размеров, которые уносили в вечный мрак космоса всё население планеты?
Где правда? Как понять? Возможно, всё это существовало одновременно. Я не могу знать наверняка. Зачем думать о прошлом, когда настоящее само по себе неумолимо с каждым мигом становится прошлым, и нужно стараться ухватить тот миг, который проходит сейчас.
Когда все тела были в шлюзовом отсеке, он был заполнен практически полностью. Я поднялся к системе управления кораблем и ввёл код. Шлюз открылся, и космос моментально утянул тела. Я закрыл шлюз. Они были совсем возле корабля. Окружили его. Я смотрел на лица и не чувствовал ничего. Вскоре корабль отдалился, и бывшие его пассажиры скрылись из виду.
Каюта N9. Я зашёл в свою комнату. Она была пуста. С собой с Земли я не взял ничего. Или же теперь в ней ничего не осталось.
Конец.»
Автор: Робот Симон.
Посвящается мистеру Нилу Харрису.