19 августа 2028 года
Фрэнк Солдберг выглядел под стать делу, которому посвятил значительную часть своей жизни. Выглядел он внушительно. И тем более неловко было за ним наблюдать в данный момент. Неуверенно переминаясь с ноги на ногу, он не знал, как себя вести, а такое чувство посещало его настолько редко, что парады планет и солнечные затмения можно было наблюдать чаще. Фрэнк не знал куда деть свои руки, внезапно они стали казаться ему огромными и неуместными, они мешали ему куда бы он не старался их пристроить — в карманах, за спиной и, тем более, разведенные по швам брюк. Фрэнк был одет в чёрный дорогой костюм, сшитый по заказу. Такому крепкому и рельефному в плане мускулов человеку было практически невозможно одеться в классику в магазине, но Фрэнк не жаловался, индивидуально пошитые костюмы были идеальными по удобству, и далеко не каждый мог себе позволить подобную роскошь.
Фрэнк стоял посредине просторного холла. Каждый день он бывал здесь утром и вечером на протяжении последних девяти лет (неполных, двух месяцев не хватало до девяти, если быть точным), но только сегодня Фрэнк понял, насколько холл огромен. Наверное, потому, что Фрэнк стоял здесь наедине со своими мыслями, а не в окружении забот по долгу службы, как всегда. Сейчас он смотрел на дом, в котором находился совсем с другой стороны, впервые. И в окружающем его пространстве он почувствовал себя несоизмеримо маленьким человеком, значение жизни которого прямо пропорционально уменьшалось в связи с возникшей бедой. В душе образовывалось нечто наподобие пустоты. Фрэнк осознал эту мысль со всей чёткостью и возненавидел себя за неё. Он отвергал любые проявления подобных эмоций, да и чувств в целом. Смолоду жизнь преподала ему несколько уроков о том, что присутствие элементарных чувств (не связанных с его профессиональным долгом), влечёт за собой разрушительные последствия для него самого. Потому Фрэнк не был сентиментальным романтиком и не имел семьи. Он был профессионалом, бойцом. Когда дело доходило до вынужденного насилия (другого он не признавал), его рука ни разу не дрогнула. Потому из чувств он испытывал лишь одно — свой святой и всеобъемлющий долг, который и придавал его жизни значение. Сейчас он корил себя за то, что стоит здесь как мальчишка перед первым свиданием: нервничая, обливаясь потом.
Щелчок замка. Красивая, покрытая замысловатой резьбой дверь открылась. Опираясь на руку доктора, вышел сенатор Корш. Фрэнк видел его последний раз сегодня утром, но к вечеру, казалось, он состарился ещё на несколько лет. Ему было пятьдесят шесть, но выглядел он на все восемьдесят. Такое разительное несоответствие внешности и возраста проявилось всего лишь за последний месяц, как сенатора скосила болезнь, превратив в иссохшую и вялую траву, подобно той, которую можно увидеть зимой, если разгрести сугроб снега, обнажив чёрную мёртвую землю и такую же мёртвую растительность на ней. Недуг прогрессировал со страшной силой, темпами, которые современная медицина при всех её достижениях, объяснить была не в состоянии. Сенатор на протяжении девяти лет был для Фрэнка примером и образцом во всём, практически идеалом мужчины, к которому хотелось и стоило стремиться. И стремиться было к чему. Сенатор обладал колоссальной энергичностью и неиссякаемым запасом жизненных сил, он мог работать двое суток напролёт, без перерыва, а на третьи сутки вместо того, чтобы свалиться с ног, выбегал на двухчасовую пробежку, которая придавала ему дополнительной бодрости и вдохновения для продолжения работы. Сенатор всегда был человеком, вокруг которого крутился мир, и не потому, что у него было несоизмеримо огромное чувство важности, а оттого, что он всегда и везде был в самой гуще событий, словно события сами собой развёртывались подле этого человека. Круг его интересов и деятельности был величиной с Земной шар, а своим энтузиазмом он заряжал всех людей, которые имели честь работать с ним в команде, или хотя бы быть знакомыми. Но тот сенатор остался в прошлом, которое отделяло от настоящего период времени всего в один месяц, но этот месяц кардинально переменил человека. Да и весь мир вокруг него — все члены его команды наблюдали за закатом второго светила, после Солнца, которое всегда освещало верный для них путь.
Фрэнк смотрел на сенатора и надеялся, что тот не увидит в его глазах жалость, хотя глупо было рассчитывать, что от сенатора можно что-либо скрыть. Он видел людей насквозь. Но сам теперь стал настолько изветшалым, что едва не просвечивался. Тем не менее, тело могло умирать и постепенно приходить в негодность, но сенатор был человек несгибаемой воли, которую никакая болезнь и плотская боль не могли пошатнуть.
Врач довёл сенатора до широкого старинного кресла, и прежде, чем вздумал помочь сенатору сесть в него, тот категорически махнул головой:
— Я в состоянии стоять на ногах, - он убрал руку и освободился из-под опёки доктора, — оставь нас.
— Господин сенатор, — недовольным тоном начал возражать врач, но был тут же нещадно перебит тоном, от которого даже при желании продолжать дискуссию, человек лишался физической возможности сделать это: настолько голос сенатора мог подчинять людей своей воле:
— Иди. И дверь за собой закрой, — голос был тихим и охрипшим, но было в нём нечто, что не зависело от громкости сказанных слов.
Доктор осторожно опустил руку, которой придерживал сенатора и вышел, обернувшись перед тем, как аккуратно и практически бесшумно затворить за собой дверь.
— Сенатор Корш, — проговорил Фрэнк голосом, который показался ему самому сквозившим нотками безнадёжности и обречённости. Фрэнк замолчал, он не знал, что сказать дальше.
— Фрэнк, я умираю, — коротко и просто, но из уст сенатора это было равноценно признанию в поражении перед всем миром.
Он едва стоял на ногах, но упрямо не желал присаживаться в кресло:
— Я вызвал тебя, потому что хочу попрощаться с тобой. Больше нет смысла оттягивать. Пока я могу, лучше сделать это сейчас, кто знает, может дальше у меня не будет этой возможности. Сегодня я отпущу тебя, а завтра утром ты не станешь приходить. Твоя служба окончена.
У Фрэнка перехватило дыхание. Конечно, он краем сознания понимал, что этот момент должен произойти, неизбежно и по-другому быть уже не могло, но ему всё равно казалось, что уж кто-то, а сенатор справится со своей болезнью, как бы далеко она не зашла.
- Дальше будет хуже, Фрэнк, я не хочу, чтобы ты видел меня в состоянии, когда я буду лежать как проклятый овощ, а моя кровать станет моим же туалетом, пропитывая стены комнат зловониями. Теперь я понимаю, если бы я с самого начала знал, что мою болезнь не удастся излечить, если бы я не упрямился и был честен сам перед собой, я бы ушёл в тот же день, а не тянул бы до последнего, цепляясь за жизнь. Возможно, это мое тщеславие, но я жалею, что люди запомнят меня немощным и неспособным ходить без помощи, теряющим сознание на заседаниях комитетов.
— Сенатор Корш, люди помнят вас прежнего, никакие происшествия не останутся в их памяти — только сильный и… — Фрэнк всегда был скуден на красноречие, а теперь и вовсе не знал какие слова нужно подобрать, и от неловкости его спас сенатор, которому не требовались слова утешения — он был слишком самодостаточным человеком для этого.
— Эх, Фрэнк. Не пытайся врать, это дело политиков, а у тебя неважно выходит. Знаешь, теперь у меня больше времени думать, чем раньше, чёртова зараза не помутнит мой рассудок. Я понял, что и к чему, знаю причины и осознаю последствия. Я всегда знал намного больше, чем мог позволить себе рассказать кому-то, но сейчас впервые в жизни я виню себя за то, что не могу рассказать то, что знаю — тебе. Тяжёлый выбор: оставляя тебя в неведении я подвергаю тебя опасности, а рассказав, самолично одним махом выкопаю тебе яму, в которую тебя тут же свалят, присыпав сверху землею. Я не хочу встретить тебя на том свете ещё долгие годы.
— Я не могу понять, сенатор… — Фрэнк действительно не мог понять. Возможно и разум уже предательски подводил больного.
— И не нужно.
Сенатор Корш внезапно закашлялся и согнулся пополам, теряя равновесие. Ноги подкосились, но сильная рука Фрэнка удержала его на месте, аккуратно усадив в кресло. Смерть не щадит никого, а этого человека она уже хлопала по плечу: не то по-дружески, словно приглашая отправиться в лёгкую прогулку, не то как своего должника — и так уже задержался среди живых слишком долго.
— Я позову доктора.
— Толку от докторов… С этой дрянью им тягаться не под силу. Фрэнк, ты стал мне сыном, которого у меня никогда не было, и я хочу сказать тебе ещё несколько слов. Запомни их, пожалуйста… — сенатор запнулся, видимо, думая, как правильно сформулировать свои мысли, — будь и далее верен своим идеалам. Сенаторы приходят, уходят, меняются, но смысл всему придаёт общий долг — служение стране. Служение великому государству, Фрэнк, а не интересам людей, которые прикрываются его именем. Времена меняются, меняются методы, но остается неизменным только одно — борьба за власть. Не позволь втянуть себя в эту борьбу, и ненароком не послужи орудием в ней. Помни о своём долге, помни перед чем этот долг, а не перед кем.
Сказать, что Фрэнку было непривычно слышать такие слова от сенатора — равноценно тому, что не сказать ничего, промолчать. А ещё Фрэнк слушал и понимал, что с каждым словом наступает момент, когда сенатор окончит, и Фрэнк уйдёт. Но Фрэнку нужно будет сказать что-то в ответ. Последние слова? Что можно сказать в качестве последних слов такому человеку? Человеку, который имел такое великое значение для Фрэнка.
— Сенатор…
— Не говори ничего, Фрэнк, мой дорогой друг. Мы всегда понимали друг друга. Я знаю всё, что ты хочешь сказать. Потому не нужно. Спасибо тебе за твою верную службу.
Сенатор дрожащей рукой полез в карман, и достал оттуда свою зажигалку. Он курил с самого детства, но совсем не курение сгубило его. Наверное. В любом случае, ни одну сигарету, ни одну сигару он не выкурил за всю жизнь без этой зажигалки. Если в ней кончался бензин, он не курил, пока не заправлял её. Он считал её своим талисманом. Старая, потёртая Zippo. Фрэнк взял её.
— Я знаю, ты не куришь, и ни в коем случае не призываю тебя начинать, хотя не скрываю, каждая до единой сигареты доставляли мне удовольствие, но, если ты когда-нибудь закуришь, сделай это с её помощью.
Они смотрели друг другу в глаза, и сенатор улыбнулся, слегка, лишь уголками губ, но эта улыбка была пропитана пониманием жизни и иронией к ней.
— Тебе пора, Фрэнк.
Фрэнк на ватных ногах пошёл к выходу, сенатор продолжал сидеть в кресле, видимо не желая, чтобы кто-то в следующие миги прерывал его одиночество, в котором он вот-вот окажется. Но сенатор окликнул Фрэнка. Тот обернулся.
— Надеюсь, увидимся нескоро, ха, — и сенатор отсалютовал Фрэнку правой рукой, — береги себя.
— И вы берегите себя, сенатор, — ответил Фрэнк и в будущем неоднократно со злостью и тупым бессилием порицал себя за столь нелепый в той ситуации ответ. За такие последние прощальные слова.
Фрэнк покинул холл, прошёл сквозь длинный коридор, стены которого украшала разнообразная живопись, в которой Фрэнк не разбирался, но точно знал, что сенатор гордится своей коллекцией. Затем он спустился по широким дубовым ступеням ко входной двери и вышел на улицу. Лицо защипало от холода, а ветер сиюминутно неудержимым вихрем проник под лёгкий костюм, пробирая до костей. Фрэнк взглянул на дом. Трёхэтажный особняк, настоящая крепость для души, служившая оплотом надежности и очагом для многих поколений семьи сенатора. Старинный стиль, белые, в некоторых местах с облезлой краской колонны, на которых возвышались горгульи, словно безмолвные стражи, наблюдавшие за всем происходящим вокруг, вывалив свои длинные ужасные языки. Широкие окна на всех этажах были завешены массивными тёмными шторами, из которых не пробивался свет, и казалось, что дом погружен в темноту, только фонарь на крыльце сочился жёлтым болезненным светом, подобно одинокому маяку во время штормившего моря. Казалось, что фонари на улице горели более тускло, чем обычно.
Фрэнк взглянул на дом в последний раз, и больше никогда не заходил на эту улицу.
Сенатор Корш скончался через два дня.
***
Вот-вот должно было начаться. Зал был заполнен представителями журналистской профессии. Камеры наготове: в любую секунду норовя разрядиться залпом фотовспышек. До начала столь ожидаемого события: пресс-конференции, которая обязана была впоследствии именоваться судьбоносной для человечества, оставалась минута. И эта последняя минута тянулась неимоверно долго для всех присутствующих. Время относительно, оно то несётся вперёд на бешенной скорости, не заботясь, успевают за ним люди или нет, то растягивается широким полотном, которому нет ни конца, ни края, на котором нервно топчутся толпы, в ожидании.
Но ожидание было банальным, ибо все до единого и так знали какое заявление сейчас будет предложено вниманию публики, все обсуждали грядущее заявление без малого весь последний месяц, а догадки о нём обсуждали ещё задолго, вначале не воспринимая их всерьёз. Но когда догадки подкрепились слухами, а затем и практически официальными подтверждениями, дух таинственности исчез, а на его место встало ожидание нескольких предложений из уст компетентных людей, которые своими полномочиями вселяли в слова, проговоренные именно ними, конечную и неоспоримую истину, придавая вербальным средствам взаимодействия с публикой весомый и значимый смысл.
Когда провернулась дверная ручка, и дверь начала открываться, одновременно с её поворотом вошёл лидер Партии Демократов. Своим шагом он сопровождал процесс открытия двери, отставая от неё лишь на несколько сантиметров, но выглядело его вхождение эффектно и гармонично. За ним, на расстоянии двух шагов следовал глава корпорации Justice-Tech — Директор Стиннер, а третьим в зал вошёл тот, кого так ждали, кто первый раз появлялся на публике и был обречён на всеобщее внимание и пристальные взгляды.
Такого робота люди ещё не видели, он отличался от роботов-судей, роботов-адвокатов и от роботов-полицейских. Его внешности было придано больше человеческих очертаний, чем всем остальным роботам вместе взятым. Его корпус (или тело, в зависимости кому как удобней называть) был серого матового цвета, настолько глубокого, что поглощал в себя взоры всех смотрящих на него. Робоконечности были изящными и пластичными — двигался робот с грацией, неприсущей остальным представителям своего «вида». Голова была правильной овальной формы, а лицо хотя и имело характерный для роботов вид, но всё же обладало некими чертами, близкими к человеческим. У него был небольшой выступ на месте, где у людей расположен нос, были и уши, служившие сенсорами и локаторами, воспринимающими все звуки окружения. Но что самое удивительное, и встречающееся впервые — он не обладал динамиками для голоса на шее — у него был вполне настоящий рот, приводящийся в движение во время речи пневмомеханизмами, и выглядело это естественно, будто речь была человеческая.
— Уважаемые присутствующие, — лидер партии Демократов обратился с трибуны, — граждане и жители штата. В дополнение к нашему глубокому потрясению и сожалению по поводу преждевременной смерти сенатора Корша, я хочу выразить также соболезнования его семье, близким, друзьям и всем людям, которые имели честь знать его и быть знакомыми со столь великим человеком. Он сделал для всех нас, для своих избирателей и для страны, которой он столь отвержено служил, намного больше, чем мы все могли ожидать от него. Он был человеком слова и человеком дела. Его жизненные принципы и моральные качества служат нам примером качеств человека-лидера, за которым хотелось следовать. Мы потеряли великого сына нашей земли. Он оставил после себя наследие, которым должен с умом воспользоваться его приёмник. Сенатор Корш поднял планку слуги народа на высочайший уровень не только в нашем штате, но и по всей стране. Любому следующему сенатору будет очень сложно хотя бы дойти до того же уровня. Сенатор Корш был словно рождён для своего дела, исполнял его самоотверженно, ни разу не поставив свои личные интересы выше, что очень редко встречается у нас, людей. Болезнь, которая отняла жизнь у сенатора, проявилась намного ранее, чем месяц назад, но сенатор Корш успешно с ней боролся. До определённого момента. Он был человеком, который всегда смотрел в завтра на несколько шагов дальше, чем все остальные, и потому мог готовить плацдарм для будущего людей. На следующих выборах он собирался совместно с корпорацией Justice-Tech поддержать кандидатуру нового сенатора, который был бы в прямом смысле создан для этой работы. Сенатор, как и руководство партии, пришёл к выводу, что не будет лучшего для избирателей политика, чем тот, кто изначально идёт в политику без какого-либо личного интереса, поскольку не имеет его, а единственные мотивы, вложенные на основе сознания как постулаты — это улучшить жизнь людей, которые доверили ему право быть избранным. Хотя жизнь и нарушила планы сенатора, да и всех нас, отняла у него время, которое он хотел посвятить, чтобы донести свои идеи до людей и убедить своих избирателей в целесообразности столь кардинальных изменений, его дело продолжит жить. Назначены внеочередные выборы на пост сенатора Штата, и я хочу представить вам кандидата от партии Демократов, — он протянул руку в сторону робота, — это Аменд, самый совершенный робот из всех, что нам доводилось видеть, созданный для того, чтобы быть сенатором и служить стране.
Лидер партии замолчал и сразу же множество голосов разрубило пространство в конференц-зале, журналисты наперебой задавали вопросы, сотрясали руками с диктофонами, фотографировали и делали вообще всё, что способны были делать для придания обстановки ажиотажа и потрясения услышанным.
Директор Стиннер сделал три шага вперёд и оказался на трибуне, которую только что освободил предыдущий спикер. Вскоре все голоса журналистов постепенно утихли.
— Когда мы создавали Justice-Tech я руководствовался только пользой для человечества, которую она могла принести. Я желал, чтобы люди получали квалифицированную юридическую помощь, не оставаясь при этом без последнего цента. Я хотел, чтобы судьи отталкивались только от закона. Хотел исключить человеческий фактор эмоций и ошибок из процессов, от которых зависит дальнейшая жизнь людей. Я мечтал, чтобы меньше полицейских гибло на улицах, защищая ценности, провозглашенные Конституцией этой великой страны. Когда мы создавали Justice-Tech, мы видели перспективы для всех нас, но даже мы не могли представить всего объема той пользы, которую Justice-Tech может принести людям. В самом начале нашего пути у нас было лишь немного сторонников, остальные относились к нашему делу с агрессией, другие со скепсисом и опасениями, кто-то с насмешкой. Но всё это не подтвердилось, своим примером мы убедили даже самых ярых противников, что мы движемся в правильном направлении. Наши идеи всегда опережали время, и позже оказывалось, что были необходимы и верны. Justice-Tech всегда думала о будущем. Да, некоторые наши решения были непонятны, и только спустя месяцы и годы вы все соглашались, что Justice-Tech была права. Многим может показаться странным наше решение создать робота-сенатора. Некоторым кажется, что судей, адвокатов и полицейских достаточно. Но что делают все эти роботы? Исправляют ошибки людей, многие из которых стали заложниками несовершенной законодательной системы. Людей, которые пожинают плоды временами неразумного государственного управления. Всё, что происходит в судах — это следствие нарушения законов. Следствие нарушения устоявшихся общественных отношений. Но что, если общественные отношения урегулировать таким образом, что их не будут нарушать? И при этом никто не будет посягать на свободу другого? От античных времён до наших дней люди продумывали идеальную модель правления и жизни общества. Результат этой многовековой работы — то, что мы имеем сейчас. Но разве это идеал? Нет. Но, быть может, это всего лишь предел того, до чего можем мы, люди, дойти. Невозможно продвигаться в других сферах, оставляя неизменной область, которая всё регулирует и на которой всё основывается. Я говорю о государстве. Сейчас, может, мы и не заметим кардинальных недостатков, которые тормозят эволюцию общественного организма, но пройдут годы, и мы убедимся в том, что необходимость изменений появилась намного раньше, чем мы это осознали. И тогда наш прогресс остановится, и мы столкнёмся с рядом проблем, которых можно избежать прямо сейчас, если принять верные меры. Justice-Tech считает единственно верной мерой — внедрение в систему государственной машины специально созданных роботов, запрограммированное сознание которых будет анализировать общественные отношения, улавливать новые тенденции в жизни социума ещё в зародыше, и строить систему управления таким образом, чтобы она поощряла и толкала прогресс дальше, а не затормаживала его вследствие своей консервативности и неготовности к переменам. Но для этого мы все должны действовать заодно, шагать рядом друг с другом. Первым шагом Justice-Tech есть создание первого такого робота, первым шагом политиков — выдвижение его на пост сенатора, а первым шагом народа должно быть его избрание, чтобы открыть себе дверь в будущее, которое ежеминутно создаётся и вытекает из настоящего.
Когда к микрофону подошёл робот Аменд, его роботизированный голос не был сделан точь-в-точь как человеческий, но был приятен и уверен, имея успокаивающий эффект для слушателей.
— Для меня честь удостоится проявленного мне доверия быть выдвинутым в кандидаты в сенаторы по этому штату. У меня есть чёткий план и понимание, какой должна быть работа сенатора для того, чтобы люди забыли проблемы, связанные с политикой. Лучший политик тот, чью работу можно обсудить без какого-либо проявления негативных чувств, а только с гордостью и удовлетворением. Я собираюсь быть первым в новой генерации именно таких государственных деятелей и доказать своим избирателям, что лучшая жизнь возможна не только в отдалённом будущем, не только для их детей и внуков, но и прямо сейчас, уже сегодня, и для этого не нужны какие-то грандиозные перемены, достаточно лишь доверить управление в нужные руки.
Вопросы от журналистов сыпались и сыпались, а ответы на них порождали новые вопросы. Директор Стиннер с молчаливым наслаждением наблюдал, как его детище прямо здесь и сейчас творило новейшую историю этого мира.
— Ооо! Фрэнк Солдберг! Мой лучший клиент!
Хозяин лодки был человеком шумным и навязчивым, и Фрэнк был рад, что имел с ним дело не более двух раз в день — когда арендовал лодку и когда сдавал её обратно. В небольшом порту кипела жизнь. Несколько рабочих переносили ящики и грузили в старый пикап, который уже просел под их весом, а они и не думали останавливаться. Старик, сидя на причале, свесил ноги к воде и возился с рыбацкой сетью, то ли латая её, то ли распутывая. Заведующий административным зданием тыкал пальцем в какие-то бумаги, при этом гневно жестикулируя, доказывая что-то капитану небольшого судна, который недоуменно водил ладонью по затылку. Лодки и парусные круизные яхты, коих было не так уж и много, мерно покачивались на волнах. Скрипели обветшалые и во многих местах прогнившие доски деревянного пирса. В нескольких метрах над головой кружили чайки, норовя стащить рыбу у только что пришедшего с ходки рыбака, хотя улов его был небогатым. Запахи рыбы, гниющих водорослей, дерева, бензина и машинного масла смешивались воедино. Фрэнк уже привык к ним за неделю, которую уже провёд здесь, каждый день выходя на воду. Он подошёл к хозяину лодки, выслушивая его реплики ни о чём, бесполезные как якорь для пловца, взял из его рук шариковую ручку, поставил подпись в приложенной к деревянной балке бумаге, достал из кармана скомканные наличные, отсчитал и протянул хозяину несколько купюр. Тот с улыбкой взял деньги, тщательно пересчитывая.
— Фрэнк Солдберг, мой любимый клиент! — вновь повторил он.
Фрэнк завёл мотор. Хозяин отвязал лодку от причала и отдал швартовые. На небольшой скорости судно направилось к выходу из порта, минуя старые развалюхи, которые каким-то чудом ещё были на плаву, но не факт, что на ходу. Выйдя из порта, Фрэнк поубавил скорость, убедился, что впереди по курсу нет никого и отошёл развязывать верёвки с кранцами, находившимися на правом борту, коим лодка упиралась в причал.
Фрэнк осмотрелся, проверяя ничего ли он не забыл. На борту в коробках располагались раскладные стулья, рыбацкие снасти, наживка, ящик пива и кое-какие закуски к нему. Отойдя на приличное расстояние от порта, Фрэнк повернул и повёл лодку вдоль берега. Прошёл приблизительно час, прежде чем он выключил мотор. Вокруг было тихо, ничто не нарушало спокойствия, которое создавала природа. Фрэнк достал из ниши на носу судна якорь на длинной металлической цепи, аккуратно опустил его в воду и дождался, пока он не достигнет дна. Затем Фрэнк прошёл на середину лодки и принялся возиться с коробками, собирая снаряжение для рыбной ловли. Одну за другой он закинул несколько снастей. Одни были для донной ловли, другие же поплавочные. Поплавки с тихим плеском падали вдали от лодки, и начинали мерно покачиваться, повинуясь волнам, которых неспешно гнал лёгкий ветер.
Какого-то особо клёва не было, так — по мелочам. Но Фрэнк выходил каждый день на воду не за уловом промышленных масштабов и не за поклёвкой, когда не успеваешь удочки вытаскивать, чтобы поменять наживу — это были скорее приятные, когда они в действительности случались, сопровождающие факторы самому процессу рыбалки, который в своей сути был для Фрэнка временем спокойствия и лучшего отдыха из всех, которые можно представить. Абсолютное единение с природой, когда человек, наблюдая за ней во всех её проявлениях, растворялся в ней и в какой-то момент переставал осознавать себя как нечто обособленное. В основном Фрэнк ни о чём не думал, он просто сидел и смотрел в воду, оглядывался на стасти когда ему казалось, что звенел колокольчик, смотрел на поплавки. Затем он открывал ящик-холодильник, брал наполовину зарытую в массу льда банку пива, открывал её, слушая приятный характерный щелчок, и неспешно опустошал, лишь для того, чтобы после этого взять новую. Он ел вяленую рыбу, доставал из герметичного сосуда маленькие и чересчур солёные анчоусы, хрустел орешками со вкусом сыра. Пил приятное холодное пиво и вновь смотрел на воду. Когда поплавок начинал дёргаться, а это всегда происходило внезапно, Фрэнк, как и подобает каждому уважающему себя рыбаку, был к этому готов, быстро отставляя пиво в сторону, он единым движением удочки подсекал рыбу и начинал тянуть лёску в катушке. Иногда рыба попадалась и вовсе маленькая. Иногда побольше. Иногда он вытягивал её за каких-то десять-пятнадцать секунд, а бывало тянул и по десять-пятнадцать минут. Когда Фрэнк чувствовал, что рыба, проглотившая крючок, немалых размеров — он переключал рычаг на катушке и лёску ничего не сдерживало — рыба устремлялась прочь от лодки, почувствовав ложную свободу и минувшую опасность, утягивая за собой добрые метры лески. Затем, когда она уставала плыть и останавливалась, Фрэнк вновь фиксировал катушку и начинал быстро наматывать на неё леску, притягивая рыбу вновь ближе к лодке. Когда он начинал чувствовать сопротивление на том конце — он вновь отпускал леску, чтобы рыба её не порвала, и терпеливо ожидал, пока она не устанет вновь. Так и вытягивал — два шага назад, три вперёд.
После обеда пошёл лёгкий дождь. Поднялась большая волна. Фрэнк, наверное, из-за дождя пропустил хорошую часть улова, потому что, в раздумьях — клюёт ли это, или просто дождь и волны играют со снастью, рыба съедала наживку. Но даже погода не помешала Фрэнку поймать самую большую рыбу на сегодня, хотя здесь больше была заслуга не Фрэнка, а самой рыбы. Раздался звон колокольчик, и зафиксированная на борту снасть дёрнулась, леска натянулась как струна и снасть была готова уже вот-вот устремиться в воду, увлекаемая рыбой, которая вместе с приманкой заглотнула крючок, причём довольно крепко. Фрэнк успел схватить снасть и приложил усилия, чтобы удержать её в руках. Рыба действительно была большая.
Так и проходили дни его отпуска.
— Крупный образец, а? — хозяин лодки с нескрываемым интересом разглядывал улов Фрэнка.
— Долго возился с ней, — Фрэнк опустил на деревянные доски причала свои вещи, вместе с сеткой, полной рыбы, и взял из рук хозяина ручку, чтобы вновь расписаться в бумагах.
— Сюда звонил один мужик, представился кем-то из органов, спрашивал Фрэнка Солдберга… Я бы сказал ему, что не знаю тебя, но ты же понимаешь, твоё имя есть в моих журналах, и ты вот собственноручно ставишь подпись сейчас, потому я не мог тебя прикрыть, прости… — хозяин лодки пытался оправдаться.
— Что ты вообще несешь такое, зачем меня прикрывать? Я же не преступник какой-то. Кто это был?
— Не знаю, я не запоминаю такие вещи. Послушай, он сказал своё имя прежде, чем я взял ручку и бумагу, а потом переспрашивать было как-то неприлично, ты же знаешь этих бюрократов — любое не так услышанное слово воспринимают, как оскорбление, а потом проблемы устраивают — проверки там всякие, инспекции, чисто из подлости…
— Давай к сути дела. Что он хотел?
— Фрэнк, я не знаю, что он хотел, я в чужие дела не лезу. Спроси сам, если конечно позвонишь по номеру, который он мне оставил, — хозяин лодки вынул из кармана помятый квадратный лист бумаги, с явственными следами двух жирных пальцев, на котором корявым почерком был написан телефонный номер.
Фрэнк взял лист в руки. Вгляделся и спросил:
— Это что за цифра? Девятка?
— Да-да, девятка.
— А это… четвёрка?
— Нет-нет, тоже девятка.
— Ну хоть бы имя запомнил. Кого мне спрашивать, когда позвоню?
— Фрэнк, это ты здесь рыбачишь, хоть и каждый день, но однажды ты уедешь, а я останусь, и мне лишние проблемы не нужны, ведь это мой хлеб… Переспросил бы я имя, а он подумал, что я без уважения к нему…
— Ладно, я понял, — Фрэнк не имел никакого желания дальше выслушивать логику хозяина лодки.
— Ты завтра будешь?
— Пока что мои планы не изменились.
— Ну тогда всего хорошего тебе, до завтра! Расскажешь, что там от тебя хотели, — на прощание сказал человек, который, как он сам же и выразился, в чужие дела не лез.
Фрэнк ничего не ответил, поднял свои вещи и ушёл из порта. До мотеля, в котором он остановился, было десять минут пешком. Мотель представлял себой длинное двухэтажное деревянное здание. Вывеска на входе гласила: «У природы». И хотя Фрэнк гостил не у природы, а у такого же человека, которым являлся собственник мотеля, тот старался всячески подчеркнуть суть названия тем, что в мотеле из благ цивилизации были только водопровод и канализация, а электричества, и тем более любой связи — как телефонной, так и Интернета — нет. Освещали мотель толстые свечи и лампы, а жильцов обогревали камины.
Хозяин мотеля сидел на крыльце у входа в деревянном кресле и курил трубку с ароматным табаком. Фрэнк продемонстрировал сетку с рыбой.
— О-о-о, — протянул хозяин, которого звали Джозеф, — Сара! Сара!
Начинало темнеть, и в мотеле уже были зажжены лампы. Приоткрылась входная дверь, и на улицу выглянула голова служанки.
— Сара, забери же быстрее у мистера Фрэнка эту рыбу, чего он ещё до сих пор её в руках держит, он же нам её принес, давай же, ну!
Сара торопливо выскочила на улицу и от спешки едва ли не вырвала сетку с уловом из рук Фрэнка. История повторялась изо дня в день, и первое время Фрэнку было слегка неловко видеть полные вины глаза Сары, что заставила его так долго ждать и держать рыбу в руках, что не почувствовала его приближение раньше и сразу же не выбежала на помощь, а быть может, не ждала его в порту, у лодки, чтобы сразу же забрать улов, чтобы не дай Бог, господин Фрэнк, как преподносил это Джозеф — не перетрудился. Но потом Фрэнк перестал обращать на всё это внимание и начал воспринимать отвлечённо, как и многие вещи в последние дни.
— Извините, мистер Солдберг! — Сара откланялась и скрылась в мотеле вместе с сеткой рыбы.
— Мистер Фрэнк, не составите ли вы мне компанию, пока повар будет возиться ужином, с рыбой в том числе, так великодушно принесённой вами?
— Джозеф, с удовольствием, только немного позже, я хочу принять душ.
— Я буду здесь, — он затянулся трубкой, и хохотнул, — по крайней мере пока что, а потом буду там.
Фрэнк поднялся на второй этаж, открыл свой номер и скинул мокрую после дождя одежду на пол. Принял душ, надел чистые и, что самое главное, сухие спортивные брюки и толстовку, после чего спустился вниз. Консьерж в холле читал какую-то книгу при свете свечи, со стороны кухни доносился звон посуды и витал лёгкий аромат куриного бульона, а так же аппетитный запах свежих сдобных булочек. Справа, в зале, раздавался стук шаров, где несколько посетителей играли в бильярд. Кто-то затянул на гитаре тихую грустную мелодию. Ещё несколько мужских и женских голосов что-то обсуждали, чуть громче шепота, дабы не нарушить досуг других присутствующих. Общий зал в мотеле был местом уютным и интересным.
Фрэнк вышел на улицу. Уже было совсем темно. На другой стороне широкой дороги начинался лес, в некотором отдалении по бокам от мотеля стояли жилые дома, в которых горел свет, но не от свеч, а от электрических ламп, разумеется. Джозеф сидел в кресле в такой же позе, и так же курил трубку. Казалось даже, что дым, выпускаемый им, есть прямым и непрерывным продолжением того, что Фрэнк видел, когда пришёл.
— О, мистер Фрэнк, так значит, мне… — Джозеф задумался и внезапно закричал, и его голос зычным эхом разошёлся по округе, — Сара! Сара!
Она появилась почти мгновенно, выдрессированная за долгие годы, которые работала здесь — возникать по первому (или максимум второму) зову Джозефа.
— Принеси мне и мистеру Фрэнку водки, и закусить что-нибудь, так сказать для разогрева аппетита, — последнее он сказал уже Фрэнку.
Фрэнк не стал отказываться. Он был в отпуске. И у него было чертовски неважное настроение.
Это был первый отпуск за девять лет. Сенатор никогда не брал отпуск, а Фрэнку предлагал десятки раз. Но работа сенатора была намного сложнее, чем у Фрэнка, потому позволять себе отдых, работая с таким человеком было постыдно и недостойно. Последние девять лет Фрэнк непрерывно был на службе. Он не пил на службе, но сейчас мог позволить себе это, тем более, что алкоголь приятно заглушал чувство неопределённости в жизни, возникшее после смерти сенатора.
Водка была кристально прозрачной, что было видно даже в свете керосиновой лампы. Пахла она как чистый спирт. Джозеф наполнил до краёв две пятидесятиграммовые стопки, и одну протянул Фрэнку. Они чокнулись, Фрэнк выпустил из лёгких весь воздух и залил содержимое себе в горло. Затем он взял из принесённого Сарой блюда большой маринованный гриб, ломтик сухого сыра и смачно закусил.
— Ох, хорошо то как зашла! — довольно воскликнул Джозеф.
Крыльцо отеля было уютным местом. Широкое и длинное. Деревянный настил и большой деревянный навес-козырёк над ним. На полу располагался красивый ковёр, пара столов по разным сторонам от входной двери, несколько кресел и диван. От улицы их отделяли высокие перила, исполненные тонкой резьбой по дереву. Над перилами висели керосиновые лампы. На улице вновь пошёл дождь, прибивая пыль на грунтовой дороге. Из леса напротив доносились звуки листьев, шелестящих под напором ветра. Голоса вечерних птиц.
— Ещё по одной, — скорее не спросил, а уведомил Джозеф, и вновь наполнил стопки.
Они выпили.
— Наш мир катится к чертям, мистер Фрэнк, разве люди в городах ещё помнят о том, что можно вот так вечерком посидеть на крыльце, послушать лес, насладиться каплями дождя, которых ветер заносит под накрытие? Выпить вот так на вечерней природе, закусить… Нет, люди не помнят. Все эти современные устройства, гаджеты и роботы, чёрт бы их побрал: люди восхищаются ими. А я вот восхищаюсь всем этим, — он повёл рукой перед собой, — с каждым годом у меня всё меньше посетителей из больших городов, вот как вы, мистер Фрэнк, и это при том, что дела у меня идут лучше, чем у конкурентов, те вообще скоро загнутся… У меня хоть идея есть, которая манит одинокие души городских романтиков — пожить с минимальным напоминанием о цивилизации…
— Сенатор Корш любил это место, он всегда говорил, что хочет приехать сюда вновь, как выйдет на пенсию, а может и вообще остаться здесь жить. И мне постоянно говорил, чтобы я приехал сюда отдохнуть
— Да, уважаемый сенатор был моим другом, насколько возможно стать друзьями за то время, которое он проводил здесь… Жаль, что он так и не приехал отдохнуть после того, как стал сенатором. Да… Я, честно признаться, скучаю за его рассказами у камина зимними вечерами, которые так хорошо проходили за бутылкой выдержанного ароматного бурбона, старого как сам мир и более горючего, чем сам огонь. Он всегда привозил с собой несколько таких бутылок, и где он их брал?
Они выпили ещё по одной.
— Я тут без Интернета, без телевидения, знаю о стране только из газет да рассказов своих посетителей. Больше всего мне нравится говорить о роботах. Знаете, мистер Фрэнк, такое двоякое чувство: мне очень интересно слушать о них, но сам бы я ни за что не хотел увидеть этих дрянных железяк.
— На самом деле, называть их железяками уже неправильно, сейчас их производят из прочного угле-пластикового волокна.
— Один хрен, — усмехнулся Джозеф и налил ещё.
— Гляди скоро и увидите их, Джозеф. Как расширят программу полицейских в будущем, может и сюда пришлют парочку.
— Да гори они в аду. Мне и наш шериф по душе, с ним выпить можно, поговорить безо всякого…
Фрэнк нащупал в кармане скомканную бумажку. Ему очень не хотелось узнавать кто звонил и интересовался им, последнюю неделю он жил в обособленном от внешней цивилизации мире, и пока что у него не было желания возвращаться обратно, или по крайней мере отвлекаться, впускать цивилизацию в свой тихий и спокойный отдых. Но перезвонить было нужно.
— Джозеф, откуда я могу сделать звонок?
— Звонок? — Джозеф протянул это слово как незнакомое ему и заговорщицки улыбнулся, — вы же знаете, посетители «У природы» не делают звонков.
— Да, по этой причине я не брал с собой ни свой телефон, ни планшет. Но мне действительно нужно позвонить.
— Ну ладно, так… В тех домах, разумеется, есть откуда позвонить, но знаете, жильцы такие скотины, хрен кто даст. В магазине у почты есть телефон, оттуда позвонить будет легче. Правда тащиться туда минут двадцать… Вам точно нужно сегодня позвонить или может уже завтра?
— Да ничего, прогуляюсь как раз перед ужином.
— Велеть Саре принести зонтик?
— Нет, зачем? Такой дождь в удовольствие.
— Во-во. Наслаждайтесь, в городе не походишь под дождём, наверное, то кожу разъест, то волосы в другой цвет перекрасит, ха! — Джозеф налил себе ещё.
Фрэнк накинул на голову капюшон и пошёл вглубь городка. Мотель находился на окраине. Дорога была в большинстве своём здесь разбитая, и дождь смешал землю в грязь. Асфальт начинался только через две улицы, а до этого, даже не притормозив, мимо пронесся видавший виды джип, едва не обдав Фрэнка брызгами из длинной и глубокой лужи. Улицы были пусты. В маленьких городках и поселках жизнь успокаивалась намного раньше, чем в мегаполисах, где кипела круглосуточно. Но из бара по дороге разносилась музыка, смех и множество голосов. Наверное, это было единственное место, сосредотачивающее ночную жизнь городка. Дождь слегка усилился. В седане, стоявшем у обочины, под раскидистым старым деревом, на заднем сидении целовалась парочка. Потоки воды, скатывавшиеся по стеклам, и общая плохая освещённость местности не позволяла разглядеть чего-то интересного. Вскоре Фрэнк подошёл к магазину, эдакому провинциальному супермаркету. Продавец, по совместительству и собственник, без проблем разрешил воспользоваться линией связи, а Фрэнк в знак вежливости купил банку пива, которую собирался выпить по обратной дороге.
Фрэнк достал бумагу. Та здорово промокла, но надпись прочесть было можно. Он набрал номер. Несколько гудков, и на том конце линии ответил голос пожилой женщины:
— Алло! Алло!
— Здравствуйте, вы звонили…
— Алло! Дэмпси, ты ли это?
— Нет, это Фрэнк Солдберг, вы звонили в…
— Кто-кто это?
— Фрэнк Солдберг! — сказал он уже громче.
— Фрэнк? — голос старушки был полон изумления, она переспросила ещё раз, — Фрэнк?
— Да, это Фрэнк.
— Но Фрэнк, ты же мёртв уже как пять лет, ты звонишь с того света? Уже и мне пора?
«Что за чушь» — подумал Фрэнк в недоумении, но затем сообразил, что ошибся номером, набрал вместо девятки четвёрку, ох уж этот корявый почерк, он даже переспросил что это за цифра у хозяина лодки. Наверное, алкоголь немного ударил в голову, на голодный желудок.
— Я ошибся номером, прошу прощение за беспокойство.
— Фрэнк, я плохо слышу, что ты там говоришь, но твой голос, прямо как в молодости, я тоже вновь помолодею там? И я не вышла замуж второй раз, Фрэнк!
— Я не ваш мёртвый муж, — повысил голос Фрэнк, чтобы его услышали, но услышал его продавец в магазине, недоумённо покосившись вслед за последней репликой, — я номером ошибся, извините! — и повесил трубку.
— Можно я ещё один звонок сделаю? — спросил Фрэнк у собственника магазина.
— Да, конечно, нет проблем, — с какой-то опаской ответил тот.
Фрэнк набрал номер вновь, только в этот раз вместо четвёрки — девятку. Раздалось три гудка, прежде чем взяли трубку.
— Фрэнк, это ты? — опять тот же вопрос, только голос уже не старой женщины, а мужской.
— Да, — всего то и ответил Солдберг.
— Я так и понял, у меня определитель, штата и города. Я тебя искал, не то, чтобы тебя было трудно найти, но, если бы ты носил с собой телефон это облегчило бы задачу.
Фрэнк не понял — его что, вычитывали? Начало разговора было довольно дерзким.
— Кто это?
— Меня зовут Брайан Ротовски, я работаю на Justice-Tech, мне поручено связаться с тобой лично Директором.
— Зачем Директору со мной связываться?
— Директору незачем, потому-то и связываюсь я. Но Директор желает встречи с тобой, Фрэнк. Это довольно-таки сложный вопрос, требующий личного диалога, а не телефонный разговор. Я не сказал бы, что вопрос терпит отлагательств, но Директор с уважением относится к твоему отпуску, который ты получил впервые за долгие годы, и потому я взял тебе билеты обратно не на завтра, а на послезавтра. Вылет в десять утра, по прибытию в аэропорт я тебя встречу. Твой визит носит неофициальный характер, потому разглашать о нём на службе не нужно.
От такой информации, прямо в лоб, ещё и под небольшим воздействием алкоголя, Фрэнк не сразу понял, что именно ему ответить, а на том конце провода ждать и не были намерены:
— Ты же понимаешь, что приглашения Директора не игнорируют, и не откладывают. Так что давай, Фрэнк, послезавтра увидимся.
Раздались гудки.
— Спасибо большое, — Фрэнк обратился к продавцу и вышел.
Дождь, на удивление, прекратился. Фрэнк открыл банку пива и сделал три больших глотка, опустошив ёмкость наполовину. Что за хреновину он только что выслушал? Это было связано с бывшей деятельностью сенатора, в этом Фрэнк был практически уверен. Но не в плане, что в Justice-Tech открыли шкаф, а оттуда вывалились скелеты, оставленные сенатором. Нет, скорее всего они хотят что-то узнать, что-то связанное с деятельностью сенатора. Тот был избран от штата, в котором располагались штаб-квартиры Justice-Tech, и, если Фрэнком заинтересовался лично Директор, значит разговор предстоял не из лёгких. Фрэнк много знал о деятельности сенатора, что не было известно другим, но в том, о чём он был осведомлён в силу своей службы, не было ничего противозаконного, или такого, по крайней мере, что формально можно было назвать противозаконным. Не было и такого, что вредило бы интересам Justice-Tech после смерти сенатора. Сенатор был умным человеком. Он, с одной стороны, никогда не выступал против корпорации, но с другой стороны нельзя было сказать, что он поддерживал её — он соблюдал баланс, без которого не смог бы занимать свой пост два срока подряд. Но может было что-то, чего Фрэнк не знал? Разумеется, конечно же было, и много чего, но вопрос в том, был ли сенатор тем человеком, который оставлял после себя секреты, которыми могли теперь интересоваться у Фрэнка люди высочайшего уровня? Бесспорно, такие секреты были, но, если людям высочайшего уровня хватило ума, чтобы забраться на вершину общества, им должно и хватить его, чтобы понять, что сенатор не стал бы посвящать никого в свои тайны. Хотя в некоторые тайны Фрэнк всё же был посвящен, сугубо в силу своей службы.
Тучи расступились и открыли взору звёздное небо с полной луной, которая теперь освещала дорогу не хуже фонарей. Мимо пару раз проехали автомобили, все залепленные грязью, а раз пролетел квадроцикл, разнося вокруг клочья грязи с колёс — видно совсем недавно выехал с бездорожья на асфальт.
Джозеф уже ушёл с крыльца. Из столовой доносились голоса и звон посуды. Мимо проходила Сара и обрадованно проговорила:
— Господин, вы как раз успели к ужину, мы только накрываем на стол.
— Отлично, спасибо.
Фрэнк вновь проследовал в свой номер, чтобы переодеться в сухую одежду, а когда спустился вниз, постояльцам уже разливали по тарелкам горячий ароматный суп. На второе всех ждало печёное мясо и жаренная рыба на выбор, так же были салаты, закуски, нарезка, овощи и фрукты. У Фрэнка был отличный аппетит. После ужина Джозеф пригласил посидеть у камина и выпить с ним водки, вернее продолжить процесс, который они начали до ужина и временно прервали. Отказываться не было смысла, Фрэнк не любил, когда в голове кружилось слишком много мыслей, и не любил и неопределённость. Думать обо всём было бесполезно — всё случится послезавтра, а сегодняшний день ещё не закончился. Потому кристально чистый напиток вновь был разлит в две стопки, а рядом стояла тарелка с кубиками сыра, маслинами, грибами и маринованными огурцами на ней.
Аэропорт был лучшим местом для человека, желающего почувствовать контраст между жизнью в глуши у природы и жизнью в центре цивилизации. Шум, вихрем носившийся вокруг, был для ушей настолько привычным, что Фрэнк даже удивился, он думал, что возвращение в большой мир из мотеля «У Природы» будет более мучительным.
Никто не встречал Фрэнка с табличкой. Но в какой-то миг чья-то рука легла ему на плечо. Фрэнк в долю секунды машинально обернулся, едва не схватив руку и не скрутив её в заломе — реакция была быстрее мозга. Но он этого не сделал, и правильно. Человек был на полторы головы ниже Фрэнка. Тёмно-серый костюм в тонкую полоску, синий галстук, зажим с бриллиантами, причёска за несколько сот долларов, лицо, познавшее прелесть пластических операций, неискренняя улыбка, надменный и наглый взгляд.
— Брайан Ротовски. Фрэнк, мы говорили с тобой, рад знакомству.
— Взаимно.
— Пошли за мной, нас ждёт водитель.
На выходе с аэропорта, на проезжей части, прямо под знаком «Остановка запрещена, припаркованные средства будут немедленно эвакуированы» с включённой аварийной сигнализацией стоял чёрный седан Мерседес последней модели с тонированными стёклами. То ли номера «JSTTH3», означающие принадлежность автомобиля к корпорации, или охрана аэропорта ещё не успела подойти, но автомобиль спокойно стоял в запрещённом месте и не кем не был немедленно эвакуирован. Брайан открыл себе переднюю дверь, а Фрэнка жестом пригласил садиться назад. Фрэнк дотронулся пальцем к сенсору и массивная, как оказалась, бронированная дверь плавно распахнулась.
Машина заскользила по узкой дороге, ведущей к выезду из аэропорта, а затем, выехав на шоссе, заняла крайний левый ряд и понеслась вперёд, моргая фарами каждому автомобилю перед собой, призывая незамедлительно уступить дорогу.
— Значит, сам Директор хочет со мной встретиться? — спросил Фрэнк и это были первые прозвучавшие слова после их с Брайаном приветствия.
Ответа не последовало, водитель даже не подал виду, будто что-то услышал, хотя в его обязанности, скорее всего, входило игнорировать всё, что происходило внутри автомобиля, а то и вовсе не слышать разговоров в нём. Брайан же сделал едва заметное движение головой назад, не удосужившись обернуться или каким-либо образом ответить. Прошло секунд пятнадцать, и он всё-таки сказал:
— Фрэнк, разумеется, это не программа розыгрыш, и твою реакцию на предполагаемую встречу с Директором не покажут по телевиденью. И упреждая твои следующие вопросы о цели встречи, поверь мне на слово — это достаточно важно для того, чтобы Директор нашёл в своём расписании время и пригласил тебя. А теперь давай лучше насладимся музыкой, ты любишь классику?
Не дожидаясь ответа, потому что, это скорее всего и не был вопрос, Брайан нажал на один из сенсоров. Динамики разлились волнами мелодии фортепиано со скрипкой на высокой громкости. Фрэнк не то, чтобы не любил классику, он вообще музыку не очень много слушал, но мелодия была действительно красивой, навевала мысли о грядущем судьбоносным событии, которое должно было произойти под аккомпанемент эпических звуков скрипки и тоскливо плачущем по чему-то давно минувшему, пианино. Но далее мелодия меняла русло, и вот уже безнадёжно утерянное в прошлом, давало надежду возродиться вновь звуками неизвестной Фрэнку мелодии. Автомобиль несся явно с превышением разрешённого скоростного режима. Резкий тормоз кинул Фрэнка вперёд — это едущий впереди водитель не желал уступать им дорогу, не реагируя на включённый дальний свет фар, и сейчас они поджали его под самый зад, агрессивно оставив дистанцию между машинами всего лишь каких-то сантиметров двадцать. «Притормози он немного, и могла быть авария» — подумал Фрэнк. Автомобиль впереди ехал на максимально разрешённой на трассе скорости, и водитель, должно быть, считал, что не обязан пропускать того, кто хотел нарушить правила дорожного движения. Но его никто и не спрашивал. Водитель Мерседеса резко принял влево, выехав из крайней левой полосы и заехав за сплошную жёлтую линию, предназначенную для разграничения места, где мог ездить обычный транспорт, и экстренные автомобили — скорая или полиция. Едва не касаясь левым зеркалом бетонного заграждения, Мерседес мгновенно ускорился, а машина, не дававшая дорогу, промелькнула справа, и водитель вновь вернул своего железного коня в крайнюю левую полосу. Музыка, звучавшая в салоне, заглушая все остальные звуки, придавала манёврам особый пафос.
Дорога к офису корпорации Justice-Techзаняла от силы минут двадцать пять, хотя в уме Фрэнк прикидывал, что при нормальной езде они потратили бы минут сорок-пятьдесят. Ещё Фрэнк подумал, что номера, которые обозначают принадлежность машины к корпорации, разумеется, не остались незамеченными другими водителями, которые наблюдали за таким беспрецедентным поведением на дороге, что, в общем, должно было негативно сказываться на репутации Justice-Tech, но, когда Фрэнк вышел из машины, он с удивлением обнаружил, что на ней номер не «JSTTH3», а уже какой-то другой, самый обычный и невзрачный.
— Мы приехали полчасом ранее, у тебя будет время переодеться Фрэнк, — Брайан открыл багажник и достал оттуда чехол, в котором скорее всего, был деловой костюм.
Переодеться и вправду стоило, ведь на Фрэнке был спортивный костюм, который не подходил под формат встреч с уважаемыми людьми, и тем более с Директором, но с размером одежды, принесённой Брайаном могли и скорее всего должны были возникнуть проблемы. Фрэнк взял чехол, расстегнул его и с изумлением сказал:
— Почти как мой! Откуда вы узнали мой размер и костюм…
— Это твой и есть Фрэнк, мы заглянули к тебе домой и взяли тебе костюм переодеться. Не нужно благодарности.
Но как-то о благодарности у Фрэнка речь могла зайти с трудом, скорее ему захотелось вмазать этому наглому офисному клерку (или он кто-то другой?) из корпорации Justice-Tech. Но Фрэнк был хорошим сотрудником государственной службы безопасности, а без качеств, которые позволяли контролировать свои внутренние порывы, он бы им не стал. Потому он застегнул чехол и последовал за уже идущим ко входу в корпорацию Брайаном.
Фрэнк сопровождал сенатора во время визитов того в корпорацию, но он всегда оставался за закрытыми дверями, видев только грандиозные холлы, залы, длинные широкие и короткие узкие коридоры корпорации, территории зданий которой казались бесконечными и необъятными.
По служебному лифту они поднялись на самый верхний этаж, и Брайан отвёл Фрэнка в одну из десятков комнат для встреч, сообщив, что за той дверью можно переодеться, а далее, чтобы Фрэнк сидел и ждал, пока его не позовут.
Фрэнк думал, что позвать его выйдет шикарная блондинка, пробуждая в нём весь спектр животных, но вполне естественных мужских чувств, которые можно испытывать, смотря на противоположный пол, но всё оказалось иным. Когда открылась дверь, зашла женщина лет шестидесяти, выглядела она хорошо, но отнюдь не соблазнительно.
— Фрэнк Солдберг? Директор Стиннер ждёт вас, проходите за мной, пожалуйста.
Она провела его к двери, на которой висела строгая стальная табличка «Исполнительный Директор Дж. Стиннер». Она открыла дверь, первая прошла вперёд и официально отрапортовала:
— Директор Стиннер, Фрэнк Солдберг пришёл.
— Отлично, пускай входит.
— Заходите, мистер Солдберг.
Фрэнк зашёл, секретарша вышла и тихо закрыла за собой дверь.
Кабинет был шикарен, но не роскошен. В строгом официальном стиле, его практически все элементы состояли лишь из металла и стекла. Панорамные окна открывали вид на город, который Фрэнк мог сравнить с видом из иллюминатора самолета при взлёте.
Директор Стиннер встал из-за своего стола, и сделал несколько шагов навстречу Фрэнку, пожал ему руку.
— Присаживайтесь, мистер Солдберг. Мне жаль, что пришлось отвлечь вас от несомненно приятного времяпровождения в отпуске, но вопрос действительно не мог ждать слишком долго.
— Спасибо за приглашение, Директор, — додумался сказать Фрэнк элементарные слова вежливости.
— В первую очередь я хочу выразить вам соболезнования по поводу смерти нашего уважаемого сенатора мистера Корша. Я знаю, что вы были близки с ним как соратники, и вы составляли ему верную службу на протяжении последних девяти лет. Мы все скорбим об этой потере.
Директор решил не ходить вокруг да около и сразу начал речь о сенаторе. Но что ему было нужно от Фрэнка? Что бы ни было нужно, но Фрэнк этим не обладал, а даже если бы и обладал — никогда не поделился бы, предав сенатора.
— Мы с сенатором были хорошими знакомыми, можно сказать, даже друзьями, — продолжил Директор.
— Он никогда не говорил, о вашей дружбе, Директор Стиннер, — заметил Фрэнк, а затем подумал, не была ли его реплика дерзостью.
— Сенатор был умным человеком и не открывал своих друзей и своих врагов, чтобы не давать преимуществ ни тем, ни другим.
— О врагах его я как раз-таки знал достаточно.
— В этом и заключалась ваша работа, мистер Солдберг, и, по словам сенатора, вы с ней справлялись лучше, чем кто-либо другой.
— Я исполнял свой долг.
— Поэтому я и встретился с вами, чтобы вы исполняли его и дальше.
Директор прошёл в другой конец комнаты и взял в руки кувшин, который, скорее всего, был наполнен апельсиновым соком, что и подтвердил Директор, предложив налить сок Фрэнку. Тот вежливо отказался. Директор кивнул и наполнил стакан себе, сделал несколько глотков и поставил его обратно. Затем он сел в кресло и продолжил:
— Вы видели пресс-конференцию?
— Нет, я провёл всё это время на природе, — ответил Фрэнк.
— Тогда я расскажу вам о ней. Объявлены внеочередные выбора на пост сенатора штата. Сенатор Корш говорил вам о том, что по истечению срока собирался поддержать другого кандидата?
— Нет, он не упоминал об этом.
— Наша с ним дружба, мистер Солдберг, была основана на общем взгляде на мир будущего. Сенатор боролся с недостатками системы, пытался исправить их, и неплохо в этом преуспел, но он понимал, что в одиночку не справится, а наследие должно быть таким, чтобы не нужно было вообще вести борьбу, а сосредотачиваться только на работе, ради которой люди и избирают своих представителей. Сенатор видел, как всё должно быть. Я же мог предложить ему механизмы воплощения его видения. В этом мы и сошлись, длительное время работая вместе над проектом робота, который мог бы воплотить в себе лучшие черты необходимые для занятия поста сенатора, видел бы проблемы в зародыше и без особых усилий находил пути и их решения. И мы весьма преуспели в этом. Жаль, что сенатор не смог увидеть результаты нашей работы воочию, но его дело, наше дело, имеет жизнь.
Фрэнк не совсем понимал, к чему клонит Директор и не мог связать в голове сенатора Корша и роботов корпорации Justice-Tech, и какое всё это имело к нему отношение. Он спросил:
— Вы говорите о роботах, но каких роботов вы имеете в виду?
— Я говорю о роботе. Роботе-сенаторе, мистер Солдберг. Господин Корш принимал непосредственное участие в его разработке и программировании, он видел в роботе новое, качественно новое поколение служителей государства, которые могут принести колоссальную пользу. На пресс-конференции, посвященной выдвижению нового кандидата на выборы сенатора штата, Партия Демократов выдвинула этого робота.
Теперь Фрэнк понял. Но понимание привело его в ещё большее замешательство. Он никогда не слышал ни малейшего упоминания сенатора об этом совместном с Директором Стиннером проекте, и тем более — о нежелании продолжать политическую карьеру, уступив дорогу роботам. Фрэнк не припоминал, чтобы сенатор вообще восхищался роботами. Но может он потому и не восхищался, что не видел достойных восхищения? Сенатор всегда жил по принципу: не нравится — сделай лучше. Неужели он принялся реализовывать своё видение через нового робота? Но не говорил об этом Фрэнку. Но кто такой был Фрэнк, чтобы ему об этом говорить? Фрэнк сопровождал сенатора везде и всюду, и визиты в Justice-Tech были не настолько бессчётными, но Фрэнк всегда оставался за закрытыми дверями. Сенатор мог работать и дистанционно. Сенатор мог приезжать сюда и по ночам. Сенатор мог много чего, о чём Фрэнк и не догадывался. Но что Директор хотел от Фрэнка?
— Это решение имеет теперь очень большой общественный резонанс. Как, впрочем, и любое решение, принимаемое Justice-Tech. Люди всегда воспринимают новое в штыки, боятся перемен, даже если сами на уровне подсознания признают, что эти перемены необходимы им больше воздуха. У нас много союзников, но число противников не меньше. Робота зовут Аменд. И он будет проводить полноценную избирательную компанию. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вы понимаете, о чём я?
— Вы можете иметь в виду множество вещей, Директор Стиннер, потому, пожалуйста, уточните, что именно мне следует понимать.
— Ничего, что выходило бы за рамки вашей профессии, мистер Солдберг, — Директор странно улыбнулся, — Аменд будет в центре глобального конфликта не только между сторонниками роботов и их противниками, но и в месте, где конфронтация сторонников противоборствующих партий достигнет предела. Робот Аменд потенциально будет в постоянной опасности.
— Вы опасаетесь, что его уничтожат?
— Или чего похуже. Этот робот может быть первым на пути в будущее для человечества. Предстоит долгая и трудная кампания. И нам нужно сосредоточиться только на ней. Но наши враги могут прервать её ещё до окончания. Разумеется, Аменд сделан из крепких сплавов, и ударом биты, брошенной бутылкой или пистолетной пулей его не пробить. Но неуязвимого создать невозможно, а люди всегда придумают как обойти даже самую лучшую броню, благодаря этому гонка вооружений всегда будет длиться. Аменд — уникальный робот, аналогов ему нет. Его интеллект, повторюсь, интеллект, а не операционная система — неповторим. На его разработку ушли годы, и столько же ушло на лоббирование в кулуарах, совместно с сенатором Коршом, возможности выдвижения его на пост сенатора. Этот робот может принести пользы больше, чем все судьи, адвокаты и полицейские вместе взятые. И этот шанс выпадает только раз. Если робот не пройдёт — второй раз Демократы не рискнут выдвинуть робота. Но мало того, если робота повредят или уничтожат во время избирательной кампании, второй раз такого же шанса не будет.
— Директор Стиннер, вы хотите, чтобы я защищал робота во время избирательной компании? Если я прав, то почему?
— Начнём с главного. Разумеется, роботу нужна защита. Но мы скованны по рукам мнением и возможной реакцией общественности. Идеально было бы приставить к роботу с десяток роботов-полицейских. Они не дали бы ничему плохому случиться. Но Аменд в первую очередь должен производить впечатление на избирателей. Им ещё нужно принять, что их будущий сенатор — не человек, а робот. А как они отнесутся к тому, что его будет сопровождать армия других роботов? На уровне подсознания возникнет конфронтация люди — роботы, а противникам только дай повод для лозунгов о порабощении роботами людей. Так что окружение его охраной из роботов не придаст доверия жителей штата, скорее оттолкнёт их от него. Второй вариант — как и любого другого кандидата окружить сотрудниками службы охраны, что по идее и должно быть. Но люди ещё не понимают, что к Аменду нужно относиться не как к роботу, а в соответствие с его ролью для социума, которую он несет. Он должен в первую очередь восприниматься как публичное лицо, независимо от цвета кожи, пола, происхождения. Но к этому нам ещё нужно прийти, и я вижу это результатом его деятельности в будущем. Но сейчас люди будут возмущаться — люди охраняют робота ставя под угрозу свои жизни? Неужели кусок пластика ценнее жизни человека, которая сама по себе наивысшая ценность? Это также не прибавит доверия и хорошего отношения со стороны публики.
Фрэнк обдумывал услышанное и спросил:
— Тогда какой выход, Директор Стиннер?
— Выход в вас, Мистер Солдберг. Обычную охрану мы приставить не можем. Но мы можем приставить такую охрану, которая поднимет доверие людей. Любую трудную ситуацию и практически невыполнимое решение использовать с наибольшей выгодой. Это принцип Justice-Tech. Что будет, если найдутся люди, которые будут смотреть дальше, чем все остальные и видеть перспективы от пользы, которую может принести Аменд? Эти люди будут вызываться добровольцами, чтобы защищать его, потому что они будут защищать не его, а идеи, которые он несет, и благо страны, которое может возрасти многократно благодаря Аменду. Они будут готовы защищать Аменда не потому что он робот, а потому что он воплощение духа этой страны, где возможность проявить себя дана каждому. Желающих будет много, но выбран сопровождать и защищать его будет только один, опять же по причинам, о которых я говорил ранее. Но в помощь этому добровольцу будет приставлен робот-полицейский. Тоже не самый обычный, а тот, многие которого любят. Помните, только после введения программы робот спас похищенную девочку? Он стал тут же героем в глазах многих. Человек-герой и робот-герой охраняют того, кто может стать сенатором-героем. А ещё они двое, два телохранителя наглядно продемонстрируют собой союз людей и роботов, покажут, что роботы и люди могут работать вместе ради великой идеи. И своим примером они будут убеждать других людей.
— Так это роль добровольца, или только с виду? А на деле принудительная, исходя из того, что я сижу здесь?
— Мистер Солдберг, я просто рассказываю вам то, что не успел рассказать сенатор Корш, так как это должно было произойти только через несколько лет, а покуда держаться втайне от большинства людей. Это будет доброволец не только для людей, но и для него самого. Чтобы защитить робота, нужно действительно верить в то, что делаешь, как вы верили в работу с сенатором Коршем. Вы один из лучших сотрудников службы безопасности. Вы были близки с сенатором, и это все знают. Люди уважали сенатора, и уважали всех людей, которым он доверял, а вы были одним из ближайших его приближенных. Люди знают вас как профессионала, как человека, который был близким соратником одного из величайших деятелей современности. Ваша самоотверженная служба Аменду многих бы убедила встать на нашу сторону. Я говорю, как всё может быть. А будет или нет — решать только вам. Но хочу, чтобы вы знали — сенатор вложил многое в этого робота, и мне кажется, что это будет правильно, если именно вы будете оберегать его наследие.
Директор Стиннер дал Фрэнку время на раздумья до завтрашнего обеда. Мало это или много? Решение человек принимает сразу же, хоть и не осознает до конца, а оставшееся время пытается убедить себя в нём, подыскивая аргументы «за», чтобы отмести все аргументы «против». Фрэнк готов был согласиться только уже из-за того, что этим делом занимался сенатор Корш. А сенатор Корш был прав всегда и во всём в глазах Фрэнка. В их последний разговор он старался что-то сказать ему, завуалировано. Может именно это? Может сенатор Корш хотел, чтобы Фрэнк помог продолжению его дела, но не мог сказать прямо, так как вся информация о проекте была секретной?
Через два дня стартовал конкурс на занятие должности телохранителя робота Аменда. Желающих, подавших заявки, оказалось действительно очень много. А победил Фрэнк.
Избирательная кампания началась во вторник. Это был первый рабочий день Фрэнка Солдберга в качестве телохранителя робота-кандидата на пост сенатора от штата, Аменда. Компанию в его деле Фрэнку составил робот-полицейский ЭмШа 338. Код содержал в себе информацию о департаменте, к которому робот относился, занимаемую им должность и круг обязанностей. Но для простоты восприятия других людей этот робот представился как Капитан Дигнан. Определённая несправедливость в таком представлении была — чтобы дослужиться до капитана некоторым людям предстояло состоять на службе едва ли не пол жизни, а этого робота уже создали капитаном, что ли? Хотя правды ради стоит отметить, что его руководство распространялось только на других роботов, людей у него в подчинении быть не могло, люди-полицейские и роботы-полицейские были отделены друг от друга, и система старалась создать все факторы, чтобы эти два вида представителей закона не пересекались в ситуациях, когда одни могли отдавать приказы, а другие их исполнять.
Разумеется, ранее Фрэнк уже встречался с роботами-полицейскими после их планомерного внедрения в систему правосудия два года назад, но впервые ему предстояло работать с одним из них плечом к плечу.
Избирательный штаб Аменда находился в четырёхэтажном здании, которое ранее служило для тех же нужд сенатору Коршу и находилось на балансе партии Демократов. Но во время выборов в штабе трудятся в основном армия аналитиков, помощников, менеджеров по разным направлениям, а сам кандидат львиную долю времени проводит на встречах и в дороге. Фрэнку был интересен формат новой кампании, ему было с чем сравнивать, сам он был непосредственным участником двух кампаний сенатора Корша, а до него — ещё одного конгрессмена, имя которого больше звучало во время подготовки к выборам, чем после них. Все кампании были успешными для людей, с которыми работал Фрэнк. В этот раз он работал не с человеком. Именно по этой причине Фрэнк не мог до конца понять роли всех участников команды Аменда. Зачем ему нужны были все эти аналитики и стратеги, если он сам мог обрабатывать больше информации в секунду, чем все они вместе взятые за час, а, может и за день. Но это была, скорее, дань традиции — слишком много людей бы лишились работы, за которую им платили из бюджета партии, и которые были партии нужны, а оказавшись выброшенными за борт, портить отношения с ними не стоило в свете будущих кампаний, которые предстояло проводить уже людям. Или может потом все политики будут роботами? Кто знает, может и настанет такой день, но явно ещё не скоро.
Настоящий штаб, в котором Фрэнку предстояло проводить всё время, находился не здесь. Он стоял на парковке у здания. Имя ему было — Mercedes Van. Микроавтобус только в названии имел слово «микро», а на деле был огромной махиной, последнего поколения, как снаружи, так и внутри оборудованный по всем требованиям деятельности, через которую ему предстояло пройти. Аменд и Капитан Дигнан ждали снаружи, водитель автомобиля, человек, Фрэнк даже помнил его лицо, но не знал имени, стоял в стороне, докуривая сигарету.
Был ясный осенний день, на солнце стоять в пальто было жарко, но стоило уйти в тень и тотчас же становилось почти холодно. Листья на деревьях пожелтели и некоторые уже устилали собой асфальт. Как-то рано начали они опадать в этом году.
— Мистер Фрэнк Солдберг, — Аменд протянул роботизированную руку для пожатия, которое оказалось ничем не отличавшимся от рукопожатия взрослого мужчины, который уверен в себе и проявляет уважение к собеседнику.
— Мистер Аменд, — прозвучало как-то непривычно даже для самого Фрэнка, обратившегося к роботу на «мистер».
— Давайте с вами сразу перейдем на «ты» и будем называть друг друга Фрэнк и Аменд, сойдёт?
— Согласен.
— Фрэнк, — Дигнан тоже протянул руку, с ним Фрэнк познакомился получасом ранее.
— Капитан.
Робот-полицейский не был особенным и уникальным, как Аменд, и выглядел как подобало всем роботам-полицейским ранга капитана. Высокий, не крепкий или здоровенный, но у роботов сила и ловкость определялась не степенью развития мышц и телосложением. Корпус Дигнана был тёмно-синего цвета, с черными вставками. Что было несвойственно для остальных — этот робот надел солнцезащитные очки, Ray-Ban, предназначение которых было непонятно — может для «крутости»? Но роботы-полицейские и без того выглядели довольно круто, как копы из старых сериалов, только роботы.
— А это Рик, наш водитель — когда Аменд говорил, его речь звучала и тем более визуально выглядела безукоризненно благодаря подвижному рту, который при работе один в один копировал модель человеческой манеры говорить.
Водитель уже докурил и подошёл к ним. Он простодушно улыбнулся:
— Так мы с Фрэнком знакомы, привет, Фрэнк!
Со здания штаба вышло несколько человек, держа в руках папки с бумагами увесистого вида. Они торопливо подошли и протянули свой внушительный груз Аменду. Тот взял. На изучение ему потребовалось время, которое проходит, когда с максимальной скоростью перелистываешь страницы содержимого. Около минуты. Закончив, робот отдал бумаги обратно.
— Господа, прошу вас, в следующий раз сбросьте всё это на планшет, так вы сэкономите наше общее драгоценное время.
— Конечно, мистер Аменд.
— Хорошая работа, следуйте и далее плану. Победа возможна только при нашей общей слаженной и усердной работе, коей предстоит ещё очень много. Спасибо.
Когда сотрудники ушли обратно в штаб, Аменд негромко добавил Фрэнку:
— На самом деле их работа не так уж и нужна, но нам необходимо чем-то занять наших людей, каждый в команде должен чувствовать, что занимается важным делом. Тем слаще будет победа. Пора выдвигаться? У нас на сегодня плотный график, множество встреч, крупных и мелких, но от того не менее значимых. Ты готов Фрэнк? Я тебе кое-что покажу.
Дверь салона микроавтобуса отъехала в сторону и Фрэнк, Аменд и Капитан Дигнан зашли внутрь. Пространство от пола до потолка было настолько велико, что Фрэнку практически не пришлось пригибать голову. Салон был бежевого цвета — кожа была красиво прошита нитками, которые для эстетического эффекта сходились в красивых орнаментах. Два кресла спереди — водительское и то, что возле него, соединялись с задней частью салона нешироким проходом, который мог закрываться по нажатию кнопки, и тогда выезжала бронированная перегородка с бронестеклом посредине. Далее располагались четыре комфортных и широких кресла, по два в ряд — друг напротив друга. Между ними было свободное пространство, которое заполнялось выдвижным деревянным столом в случае необходимости. В задней части автобуса стояли ещё два ряда кресел, по три, близко друг к другу — на случай лишних пассажиров.
— Фрэнк у тебя при себе есть оружие, бронебойный полуавтоматический Кольт, отличный пистолет. Но для пущей надежности нашего дела вот в этих нишах возле каждой стены, кстати ниша открывается при нажатии вот сюда, в этих нишах расположены штурмовые винтовки «Мираж» и по три комплекта боеприпасов к ним. Ниже «Миражей» — дробовики марки «Конвоир» с двумя комплектами боеприпасов, а в самом низу — по две дымовые гранаты. В совокупности с твоим пистолетом это снаряжение представляет собой идеальное сочетание для непредвиденных боёв в городском окружении или на открытой местности, на близких и средних дистанциях.
— Давай проясним, — непонимающе покачал головой Фрэнк, — мы едем агитировать голосовать исламистов на захваченных боевиками территориях или наших сограждан?
— В этой стране оружием владеют даже учащиеся младших классов, — ответил Капитан Дигнан.
«Неужели роботам-полицейским программируют тупой полицейский юмор для пущей реалистичности?» — подумал Фрэнк, а вслух ответил:
— Я рассчитываю, что мне не придётся отстреливаться от школьников.
— Я рассчитываю, что нам не придётся отстреливаться или принимать участия в конфликтах вообще, — сказал Аменд, устроившись в кресло, — но быть готовым ко всему — это уже половина дела, Фрэнк.
— Тем не менее, ни на одну кампанию мы не вооружались как для зоны боевых действий.
— Забудь об обычных избирательных кампаниях, Фрэнк, эта уже изначально бьёт все рекорды необычности.
Двери закрылись, и микроавтобус с бесшумным звуком выехал с места парковки и устремился вверх по улице.
Начало Шоу Джимми Флегмана зрители, находящиеся в зале, встретили бурными овациями. Когда надпись «Аплодисменты» над головами погасла, хлопать они перестали. Джимми поклонился всем и сел за свой стол перед взорами телекамер.
— Дамы и господа, сегодня мы живем в то время, когда всё то, что мы ранее использовали как ксероксы, факсы и тостеры, уже давно обрело интеллект и не только заполонило залы судов, вместе с улицами, патрулируя их на полицейских автомобилях, но и рвётся к власти. Надеюсь, за такие слова меня не оштрафует сегодня по дороге домой какой-нибудь полицейский. Робот, конечно же.
Смех в зале.
— Вопрос, которым задаётся сегодня каждый из нас — насколько морально правильными являются подобные манипуляции с нашим обществом, насколько они оправданы. Но по данное теме уже было сказано так много, что мы не будем мусолить эту проблему вновь. Тем более мои зрители избалованы и уже привыкли к тому, что у Джимми Флегмана они слышат только новые дискуссии. Я не собираюсь вас разочаровывать. Сегодня у нас в гостях известный юрист, адвокат, Глава Ассоциации Людей-Адвокатов — Томас Томпсон, приветствуйте!
В студию вошёл гость и перед тем, как сесть в кресло, обменялся рукопожатиями с ведущим.
— Джимми.
— Привет, Томас, как жизнь?
— Течёт и ускользает из пальцев, пытаюсь не отставать за ней.
— И как, получается?
— Да вроде пока успеваю, меня ведь в прямом эфире показывают?
Смех в зале.
— Томас, я пригласил тебя, чтобы ты объяснил всем нам, не имеющим юридического образования, хотя сегодня оно уже почти никому и не нужно (снова смех зрителей), насколько нам можно быть спокойными за Конституцию и законодательство в связи с выдвижением кандидатуры робота на пост сенатора? Не наплевали ли нам всем в душу, в которой у каждого отведено особое место для нашей Конституции, основы основ?
— Хорошо, давай поговорим об этом.
— Только, Томас, — Джимми сделал паузу и поднял палец вверх, — правду и только правду, мы то знаем, как ты тайно сам мечтаешь стать роботом.
— Джимми, мне кажется, этой стране достаточно сумасшедших, считающих, что людей меняют на роботов, я не хочу, чтобы на меня выделяли деньги налогоплательщиков для содержания в психбольнице, давайте направим эти деньги лучше в другое русло… На производство, скажем, новых роботов-полицейских.
Зал вновь разрядился смехом вместе с Томасом и ведущим.
— Если серьёзно, — продолжил Томас, когда зрители утихли, — формальное несоответствие выдвижения робота с Конституцией было бы видно даже невооруженным глазом, потому политики, предусмотрели этот шаг и заранее обратились в Верховный Суд, чтобы тот дал толкование положений Конституции, которые прописывают, кто же может быть сенатором.
— Да, эти политики хитры, — заметил Джимми.
— Среди них кстати много юристов, — улыбнулся Томас.
— Кто бы сомневался, когда их вытеснили из судов, они прибились к правительству. Но злой рок ступает за ними по пятам, и вот уже роботы хотят вытеснить их из Сената.
— Да, и судя по ответу Верховного Суда им вполне может удастся это сделать в ближайшем будущем. Верховный Суд дал следующее официальное толкование, — Томас достал из папки, которую держал в руках, несколько листов бумаги.
— Томас, давай ты расскажешь нам проще, чем это сделал Верховный Суд, прочесть каждый из нас может. Но ничего мы не поймём. Объясни своими словами, что они там намудрили.
— Общий смысл таков: будущее уже наступило, и структура общества стремительно изменилась за последние годы. Мы уже не можем говорить, что роботы — это нововведение, это такая же обыденная реальность, как и бесконечные промо-акции в Макдональдзе, или твоё телешоу. За время, минувшее после введения первого робота-судьи, роботы ускоренно прошли весь путь от зарождения, как феномена, до полной и абсолютной социализации и становления полноправными членами общества. Когда мы смотрим на робота-полицейского мы уже давно не видим его в роли робота, мы воспринимаем его в первую очередь как служителя закона и стража правопорядка, мы видим должностное лицо, а человек это или робот — уже второстепенно. Для нас главное — что он справляется и безукоризненно выполняет свою роль в общей машине государства, в которой оказалось достаточно места как для людей, так и для роботов. Ранее закон не позволял роботу быть судьей и адвокатом, но, как показала практика, закон динамичен, потому что в первую очередь он создан, чтобы удовлетворять требованиям взаимоотношений между людьми в обществе. А они не стоят на месте. Взаимоотношения меняются, но закон изменить не так-то просто, зато его можно интерпретировать. Толковать по-разному в разные эпохи, чтобы он всегда был современен и не затормаживал своими рамками движение человечества вперёд. Так произошло и в этот раз. Верховный Суд постановил, что робот Аменд может подойти под определение Гражданина Государства — ведь он был создан, то бишь рождён в нашей стране. Он пользуется всеми правами и обязанностями Гражданина, которые способен воплотить в силу своего происхождения и физических возможностей. Justice-Tech также уже давно снабжает каждого созданного робота Американским робо-паспортом. Его сознание после ряда тестов продемонстрировало нам, что он находится на интеллектуальном уровне развития намного выше, чем тот, до которого может дойти человек к тридцати годам, поэтому формально его можно считать старше тридцати лет. Семь последних лет он должен проживать на территории штата — по документации, его корпус был создан больше, чем семь лет назад, а производство находится в штате — потому формально он даже не покидал никогда его границ. Верховный Суд нашёл аргументы для толкования положений Конституции, при котором бы не пострадал наш Основной Закон и в то же время робот смог баллотироваться. Но найти формальные причины всегда можно в юридической науке, а вот логическое обоснование сложнее. Но Суд чётко обосновал — в связи с изменившейся структурой общества и социализацией роботов — это возможно. Но Суд ведь не назначил его сенатором самолично. Всё равно в итоге решать избирателям — голосовать за него или нет. А поскольку Конституция — это в первую очередь выражение принципов и постулатов, к которым пришли наши граждане, а выборы — это высшее волеизъявление граждан, посредством которого мы все принимаем прямое и непосредственное участие в управлении страной, делегируя эти полномочия своему выборному представителю, нельзя лишать народ права выбирать робота, если народ будет уверен, что это лучшая кандидатура для выполнения этой работы, и именно ему люди будут готовы доверить эту должность. Грубо говоря: если народ хочет избирать робота, нельзя это запрещать. В любом случае решать предстоит нам: правильно ли роботу быть сенатором или нет.
После небольшой паузы Джимми спросил:
— Томас, признайся, тебя заставляют это говорить.
— Меня заставляют не признаваться.
Смех в зале.
— Томас Томпсон, дорогие телезрители, Глава Ассоциации Людей-Адвокатов.
Общий фон отношения людей к корпорации Jusctice-Tech в штате был довольно приятным. Производство роботов для нужд всей страны подняло экономику региона на новый уровень, многочисленные предприятия по сборке, комплектации и модернизации роботов дали количество рабочих рабочих мест, а постоянное расширение производства привлекало всё новых и новых сотрудников всевозможных профессий и специализаций. Не говоря об узкоспециализированных должностях, у жителей штата было первоочередное право на занятие вакантных мест на производствах корпорации, что заметно снизило уровень безработицы, а каждый десятый житель был каким-то образом связан с работой в Justice-Tech или на её дочерних предприятиях. Так же на протяжении нескольких лет после открытия производства компания выбрала методику пряника, а не кнута для борьбы с многочисленными в то время протестующими жителями. Компания поставила самых простых бытовых роботов для уборки дома и мытья посуды в каждую семью в штате, которая подала заявку, при условии, что такой робот не будет продан или подарен другим лицам. И хотя это было давно, но большинство семей пользовалось этими роботами до сих пор. Следует отметить, что компания не разрабатывала бытовых роботов для продажи широкому кругу населения, не отходя от своей специализации производства роботов для правосудия, соответственно вся партия была произведена только для безвозмездной передачи жителям, заметно отличаясь высочайшим качеством от бытовых-роботов других компаний, которые продавались за немалые деньги, что создавало определенный ореол уникальности и элитарности вокруг счастливых обладателей «подарков» от Justice-Tech.
Но Аменд сразу дал понять Фрэнку в беседе по пути к месту назначения, что он не разделяет избирателей на таких, которые изначально поддерживают его как робота, и тех, которых нужно убедить. Он был намерен сражаться за каждый голос и старался привлечь на свою сторону всех без исключения — даже работников корпорации, голосующих в этом штате.
— Фрэнк, где происходят войны современности? — спросил Аменд.
— Э-м-м… на фронтах в странах, где вооруженные конфликты? — предположил Фрэнк, но потом сообразил, что раз такой вопрос был задан, значит ответа от него ждут не настолько очевидного, — в Интернете?
— В Интернете, Фрэнк? Что ты имеешь в виду? Ярые переписки блогеров друг с другом? Или сражения Интернет-воинов под каждой новой новостью о политике?
— Нет. Может, Интернет-пиратство, хакеры там всякие, анонимные интернет-террористы?
— Это всё следствие Фрэнк, а следствие чего?
— Следствие того, что теперь все люди получили доступ в Интернет с внедрением сети «Нор»?
— Нет. Это следствие другого. Следствие такое же, как и настоящие войны, которые с периодичностью и закономерностью возникают во многих странах мира. Следствия человеческой природы. Войны современности происходят везде и каждый день, Фрэнк, и ты становишься их свидетелем, когда выходишь из дому, когда включаешь телевизор, когда разговариваешь со своим знакомым. Это войны мнений. Каждый человек, каждая социальная группа и структура имеет мнение по каждому вопросу в мире. Каждая война — это маятник, который раскачивают то в одну сторону, то в другую представители противоборствующих лагерей. Люди воюют с нововведениями, с изменениями, на любом уровне. Люди консервативны по своей природе и боятся каких-либо изменений, а также всего, что отличается от того, что делают они. Политик предлагает новый закон — изменение. Одни начинают отстаивать, другие противятся. Война. Компания выпускает новый телефон с новыми функциями и в новом дизайне. Кому-то нравится, кому-то нет — война между ними. Одни едят мясо, другие вегетарианцы — война между ними. В какой-то стране к власти пришла партия, которая не нравится определённому слою населения, эти люди взяли в руки оружие и пошли свергать эту партию, но у неё есть сторонники, которые взяли оружие для её защиты. Война. Люди находятся в непрерывном состоянии войны друг с другом. А кроется под этим страх перемен, страх выйти из зоны привычного, страх быть непонятым, страх не совладать и не справиться с новыми тенденциями, страх потерять контроль над своей жизнью. Потому-то каждый день и ведутся бесконечные войны.
— И ты собираешься положить этому конец, как только станешь сенатором? — с недоверием спросил Фрэнк.
— Нет, ты что, — робот изобразил смех, даже рот его вытянулся в улыбке, и получилось, надо отметить, довольно искренне, — конца этому, наверное, не будет никогда, можно только постараться уменьшить внешнее проявление таких конфликтов тем, что повысить общее благополучие людей. Если человек сыт, имеет возможность работать на достой работе, развлекаться, проводить досуг как хочет — у него будет меньше поводов для высказывания недовольства. Но речь не об этом. Я просто хочу сказать тебе, Фрэнк, что мы отправляемся на войну. Войну противников роботов и их сторонников, войну сторонников Демократов и Республиканцев, войну людей законопослушных и нигилистов. И наши поля сражений — это встречи с избирателями, интервью, которые мы будем давать, беседы с отдельными личностями и прочие события, через которые мы пройдем.
— Мы? Я тоже должен буду давать интервью? — нахмурился Фрэнк.
— Только если кто-то из журналистов посчитает это целесообразным, а ты, в свою очередь, захочешь принять в этом участие. У нас всё будет добровольно. Но всё, что делать буду я или ты, даже по-отдельности, давай называть это «мы»? Команда, Фрэнк, команда.
— Конечно. Но зачем воспринимать это как войну? Сенатор Корш проводил параллели со спортивными состязаниями.
— Затем, Фрэнк, что мы идём к миру. А хочешь мира — готовься к войне. Кто это сказал?
— Э-м-м…
— Не важно. Сенатор Корш волновался перед встречами с избирателями?
— На первых выборах, наверное, да, но не показывал этого. А на вторых, я думаю — нет.
— Знаешь почему? Потому, что он понял, что нужно избирателем, и был уверен, что может это им дать. Уверен без лжи и фальши, уверен искренне. Избиратели это чувствуют.
— Но ты робот, как люди могут чувствовать искренность от тебя?
— Искренности нет без осознания что такое неискренность. А правды без лжи. Ты прав, нельзя сказать, что я искренен, потому что я не могу быть неискренним. Я же робот.
Фрэнк не до конца понял мысль Аменда, но решил не уточнять, чтобы и дальше не последовала череда заумных объяснений, от которых он не получал особого удовольствия. Такие разговоры были ему не в привычку — сенатор Корш говорил только по сути дела, не одаряя окружающих своими размышлениями, а Фрэнк сидел молча, не принимая участия в большей части разговоров и только выполнял свою работу, в которую входило обеспечивать безопасность сенатора. Аменд был прав — эта кампания не была обычной. Ну хоть Капитан Дигнан молчал, что иногда и вовсе можно было забыть, что он присутствует рядом.
Первая их встреча с избирателями началась не лучшим образом. Проходила она в арендованном зале в здании в центре небольшого города. Пришло несколько тысяч человек, практически все жители. Это был один из тех городов, где все знали друг друга в лицо, а новости о событиях распространялись быстрее, чем те успевали происходить.
— Дьявольская машина! — воскликнул священник местного прихода, вместо приветствия, словно говорил от имени всех собравшихся, при этом он вскочил со своего места и сотрясал воздух кулаком, — Сатана приходит к нам во многих обличиях и перед нами одно из них!
По залу прошёлся оживлённый гул, люди начали перекидываться какими-то репликами, кивать друг другу, косясь на сцену, посреди которой стоял Аменд, а позади по разным сторонам от кулис, Фрэнк и Капитан Дигнан. На сцене присутствовали так же несколько представителей Партии Демократов, которые организовали эту встречу.
— Бог не вдыхал в тебя жизнь! Ты богомерзкое создание!
— Я и не утверждаю, что создан Богом, — Аменд развёл руки в стороны, — но дорогие друзья, я создан человеком, и не одним, а целой группой учёных, программистов, испытателей, инженеров и рабочих. Я создан вами, — он указал на всех присутствующих, — я создан руками созданий Божьих, вы мои творцы, и я пришёл к вам, чтобы вы решили — поступили правильно или нет. Чтобы решили, как поступать дальше. Я никого не собираюсь убеждать голосовать за меня, или тем более просить об этом. Я хочу рассказать о своём видении будущего, о видении пользы, которую я могу принести, а решать вам, конечно.
— В книге Иоанна Богослова сказано, — не унимался священник, — что как только каждый получит код, цифровое значение — это предзнаменование конца света! А ты робот, твоё сознание состоит из кода, твоё имя — это цифровой номер!
— Но извините, уважаемый, сейчас каждый гражданин имеет код паспорта и собственный номер налогоплательщика, страховки.
— Это предзнаменование! — утвердительно крикнул священник и обернулся на своих прихожан ища у них поддержки, кое-кто, но уже не все, закивал.
— Вам это не нравится? Я тоже считаю, что это пережиток прошлого. Потому я и хочу рассказать вам, как именно можно изменить эту систему, улучшить её и сделать более отвечающей нуждам современности. Пожалуйста, присядьте, я хоть и робот, но это не значит, что мне нравится, когда меня оскорбляют, тем более ваш славный город на весь штат известен толерантностью и гостеприимностью своих жителей. Давайте я вам всё расскажу, а вы сделаете свои выводы, а если вам не понравится — я уйду, если захотите — продолжу. Всё — по справедливости. Вы же всё равно пришли сюда, так зачем тратить ваше драгоценное время на оскорбления и негатив, когда его можно провести с более значимой пользой?
Слова Аменда не были лишены логики, и священник присел, что-то сказав находящимся в креслах возле него. А когда Аменд начал говорить, а потом спросил: уйти ему или продолжить, никто не сказал, чтобы он ушёл.
Практически все аудитории были приблизительно одинаковыми. Потому что эти аудитории были целевыми — избиратели. Некоторые изначально были более расположены слушать, некоторые настроены агрессивно, и настроение собравшихся всегда безошибочно можно было уловить по напряжению, витавшему в воздухе, или по интересу, сверкающему в глазах людей. Но итог у всех встреч в первый день был один — подавляющее большинство людей благодарили за встречу с ними, давая понять, что Аменду удалось заручиться их поддержкой. Фрэнк словно видел сенатора Корша — вот он без всякой сложности выдерживает нападки и провокационные вопросы, а в следующий момент уже пожимает руки тех, кто пытался выбить его из колеи, причём руки для рукопожатия они протягивали сами, с некоторой виной в глазах, что агрессивно начинали знакомство.
— Фрэнк, наверное, ты совсем голоден, да и Рик тоже, — сказал Аменд в конце дня, — времени перекусить у нас не было.
— Не переживай насчёт этого, я привычен к такому графику кампаний. Ранее я, бывало, ни позавтракать, ни обедать, ни ужинать не успевал, так что это не проблема.
— Не проблема, Фрэнк, но сейчас мы заедем, и вы с Риком поужинайте, а заодно подведём итоги нашего первого дня.
Они остановились в забегаловке у заправки на трассе. Кафешка практически пустовала, лишь несколько проезжавших мимо и решивших заправить не только свои автомобили, но и желудки посетителей сидели в длинном прямоугольном зале. Пол был выложен крупными синими и белыми плитками кафеля. Потёртые красные диваны с высокими спинками по два придвинуты к каждому дешёвому деревянному столу. Фрэнк заказал себе говяжий стейк, картофель фри и салат из огурцов и помидоров. Приняв заказ, потрёпанного вида худая официантка удалилась, оставив прибывших предоставленными самим себе.
Капитан Дигнан, так и не проронив после утра ни слова, что Фрэнка вполне устраивало, сидел в одной позе, словно перешёл в спящий режим. Черные солнцезащитные очки выглядели на нём неуместно после заката солнца, насколько уместно они вообще могли выглядеть на роботе. Аменд повернул голову и осмотрел всё помещение. Его взгляд встретился с парой смотрящих на него посетителей с разных углов зала, и те спешно отвернулись. Нечасто они, наверное, наблюдали роботов, заехавших поужинать в кафе на заправке. За столик присел Рик, который до этого заправлял микроавтобус.
— Ну что, Фрэнк, ты заказал мне тоже?
— Конечно, не волнуйся.
— Да и вправду, на пустой желудок я начинаю очень волноваться, — хохотнул он.
— Главное, чтобы ты на дороге не проявлял этого во время вождения, — повернулся к нему Аменд.
— Да нет-нет, вы что, это я так… Шучу, — испуганно принялся объяснять водитель.
— Я тоже поддерживаю шутливый разговор, — Аменд улыбнулся, Рик тоже ответил осторожной улыбкой, но дальше желание шутить у водителя отпало.
Успех первого дня вселил во Фрэнка уверенность, что вся кампания сложится легко и удачно, но это оказалось преждевременным. Во второй день люди изначально были настроены более агрессивно и скептично, кивая на речи Аменда, словно говоря: «Ну-ну».
— Как робот может знать, что нужно людям?
— Вставить в голову роботу законодательную базу данных это одно, это естественная машинизация, как когда-то на предприятиях и фабриках автоматы заменили рабочих. Но избирать в парламент персонажа из виртуальной игры — это уже совсем другое.
— Политики, какими бы они продажными и циничными не были — они всё же люди, и мы по крайней мере знаем, чего от них можно ожидать, а чего ожидать от робота?
— Тебя же кто-то запрограммировал, а это означает, что он и дальше будет руководить тобой, прописывая тебе команды что именно делать у власти!
Некоторых Аменд переубеждал, объяснял, приводил примеры и абсолютно адекватно показывал, почему люди не правы в своих суждениях. Но с некоторыми он даже не пытался спорить, толерантно уходя от ответа, или показывая, что не намерен отвечать вовсе. Когда после встречи Фрэнк спросил его об этом, робот ответил:
— А разве сенатор Корш спорил абсолютно со всеми?
Фрэнк задумался. Да, он спорил, но… Не всегда.
— Понимаешь, — продолжал Аменд, — иногда вступление в дискуссию означает её проигрыш. Оставляя вопрос без ответа, мы не поддаёмся на провокацию. Я мгновенно просчитываю всевозможные варианты поведения собеседников после различных ответов, и как бы разумна ни была моя логика, какими бы сильными не были аргументы, некоторых людей просто не переубедить, а время, затраченное на спор с ними будет невозвратимо упущено, хотя его можно использовать, чтобы привлечь на свою сторону других.
— Но ты же разговариваешь не только с одним спорщиком, вас слушают и другие собравшиеся, и аргументы против тебя, которые ты не отбиваешь — они запоминают.
— Это игра в шахматы Фрэнк, я игнорирую один-два вопроса, а затем делаю свои хода и выигрываю больше фигур, чем проиграл. Да, я не ответил на провокационные вопросы на которые по сути и ответа быть не может, потому что это спор ни о чём, но затем, отвечая на совершенно другие вопросы, говоря о других вещах, я оставляю у большинства людей позитивное впечатление. Если кто-то говорит, что робот — кретин, я же не стану спорить, доказывая «нет, нет, я не кретин! Вы ошибаетесь!». Я проигнорирую это, а затем покажу свою компетентность во многих вопросах, на основании чего люди сами выведут суждение «а этот робот ведь и вправду не кретин». Люди не глупы, Фрэнк, они способны самостоятельно думать и делать выводы. А иногда людей просто бесполезно в чём-то убеждать, и не потому что убедить нельзя, а потому что люди не предрасположены слушать. В любом случае, мы будем говорить со всеми, кто открыт к диалогу.
Когда они провели все встречи в очередном городе, их путь пролегал в следующую точку на карте — Миддл Киррадж — относительно недавно созданный населённый пункт. Justice-Tech строил экологически безопасные предприятия по производству роботов, но более того, самые крупные открывал вдали от городов, а затем выстраивал новые города вокруг производств, чтобы там жили семьи сотрудников. Миддл Киррадж был первым таким городом, уже успевшим разрастись со времени своего открытия.
Водитель Рик был настоящим асом в плане дорог и направлений. Ему не требовались навигаторы и карты, это всё содержалось у него в голове, он словно робот, моментально прокладывал для себя наиболее эффективный маршрут. Ранее Рик много лет работал водителем скорой помощи. Его постоянно переводили из одного отделения в другое, потому он успел поработать в большей части штата. А водители скорой помощи всегда считались лучшими в своём деле — кто как не они знали цену каждой минуты и всегда понимали где и через какие улицы можно срезать и какие шоссе лучше объехать, чтобы максимально сократить путь. Потому сейчас микроавтобус съехал с главной трассы и поехал по узкой, слегка разбитой дороге, но, как уверял Рик, благодаря этому им удастся сэкономить минут двадцать пять времени.
— Честно говоря, Рик, я восхищаюсь тобой, — похвалил водителя Аменд, — я ради интереса так же просчитываю всевозможные варианты пути. Но у меня преимущество — это всё у меня в голове. И признаюсь, всё время мои варианты совпадают с твоими, ни разу я не нашёл лучшего пути.
Водитель заулыбался. Возможно, робот просто льстил ему, повышая его боевой дух и чувство собственной значимости и незаменимости, но в любом случае, Рику было приятно это слышать.
— Там женщина на дороге, у машины стоит, просит остановиться, — уже без улыбки сообщил Рик.
— Остановись, — не раздумывая (а требовалось ли роботу время для раздумий?) ответил Аменд.
Mercedes Van замедлил ход, и, поравнявшись с женщиной, притормозил до полной остановки. Фрэнк нажал на дверь, и та отъехала в сторону.
— Ой, — женщина хотела было сделать шаг навстречу, но дернулась и замерла на месте. За тонированными стёклами она не могла разглядеть сидевших в машине людей, а когда те открыли дверь она столкнулась с тем, чего никак не ожидала — робот, которого она видела по телевизору, робот-полицейский в солнцезащитных очках и внушительного вида верзила в чёрном костюме, — ой, извините.
Аменд встал с кресла и вышел на улицу, Фрэнк последовал за ним, а Капитан Дигнан, оглядевшись, остался в машине.
— Что вы, не волнуйтесь. Вам нужна помощь? — доброжелательно спросил робот.
— Извините, не хотела вас отвлекать от дел, просто на этой дороге редко ездят автомобили, вы первые за пятнадцать минут, и занесло же меня сюда.
— У вас машина сломана? — спросил Фрэнк, окинув взглядом десятилетний Кадиллак. Машина не дымилась, колеса были на месте, но как-то чувствовалось, что без помощи на ней дальше не уедешь.
— Да, приключилось со мной. Помпа протекала, всё думала заменить на днях, а тут в дороге её заклинило, и она ремень порвала.
— Давайте возьмем вас на буксир, мы едем в Миддл-Кирадж, вам подойдёт? — предложил Аменд.
— Идеально! Мне хоть-куда бы, а то в эту глушь ни один эвакуатор ехать не хочет, а те, кто согласились, заломили такую цену, что даже страховка не покроет. Я только не хочу отнимать у вас время.
— Не волнуйтесь на этот счёт. Капитан Дигнан, поможешь?
— Легко, — ответил тот, и Фрэнк вспомнил как звучит его голос.
Рик сделал несколько маневров и подъехал задом практически вплотную к Кадиллаку. Из-под низа микроавтобуса выехала небольшая платформа с несколькими креплениями. Капитан Дигнан без особых усилий приподнял перед Кадиллака и подцепил его на платформу так, что машина осталась на земле только задними колесами.
— Будем ехать не спеша, чтобы не угробить вам заднюю подвеску на этой дороге, — сообщил Аменд и жестом пригласил женщину занимать место в их автомобиле, пропуская её вперёд. Она села в кресло напротив Капитана Дигнана. Микроавтобус не спеша поехал.
— Я не знаю, как вас благодарить, — женщина приложила руки к груди выражая свою признательность за столь уместную ей помощь.
— И не нужно, мисс… Или миссис…? — Аменд сделал паузу, ожидая ответа.
— Мисс, мисс Донован. А вы мистер Аменд?
— Просто Аменд, это Фрэнк, это Капитан Дигнан, а это Рик.
— Очень приятно, — улыбнулась она.
Мисс Донован была возраста лет сорока пяти, приятной внешности, невысокая, с ярко выраженной женственной фигурой. Средней длинны каштановые волосы были немного спутаны. Одета в коричневую клетчатую рубашку широкого фасона, заправленную в джинсы, которые подпоясывал тёмный ремень с огромной бляхой с названием какого-то бренда.
— Вы путешествуете одна? — спросил Фрэнк.
— Если мою сегодняшнюю поездку можно назвать путешествием, то да — одна, — мило улыбнулась она, — да и живу одна. Друзья какие-то неважные у меня, даже позвонить некому, чтобы помогли сегодня.
— Словно слышу это не от такой женщины как вы, у вас должна быть очередь из поклонников, желающих оказать помощь, — сорвавшись с уст Фрэнка, это прозвучало лучше, чем было сказано.
— Поклонники, конечно, есть, но я ничего не могу с собой поделать — последний мужчина с кем я могла проводить времени больше, чем занимает ужин был мой покойный муж.
— Вы вдова, — заключил Фрэнк, почесав затылок, — извините, соболезную.
— Не сказать, что вдова… — прикусила губу Мисс Донован, — мы развелись с ним за год до того, как он застрелился. Вдовой я стать не успела.
— Застрелился? Отчего? Он тяжело переносил ваш с ним разрыв?
— О, совсем даже наоборот. Мы с ним потому и расстались, что больше не смогла я так жить. Я сама и не заметила, как он изменился, словно жила с одним человеком, а в одно утро проснулась с совершенно другим. Он даже не то, чтобы охладел ко мне, он словно перестал вообще что-либо чувствовать, стал абсолютно ко всему безразличным…
— Я хочу вас поддержать, мисс Донован, — сказал Фрэнк, желая поносить её бывшего мужа всеми словами, которые знал за проявленное безразличие к такой женщине, но ему было неловко говорить плохое о человеке, которого уже не было в живых, — но знаете, как говорят: «О мёртвых говорить нужно либо хорошо, либо никак».
— На самом деле, — заметил Аменд, — это устоявшееся выражение, которое вошло в обиход людей как неизменное, неправильно дошло до наших дней от первоисточника. Так говорили древние спартанцы, и полностью эта фраза звучит так: «О мёртвых говорить нужно либо хорошо, либо ничего, кроме правды».
— Правду я так и не узнала, — вздохнула Мисс Донован, — после самоубийства я даже тела его не видела, его в закрытом гробу хоронили — он всю голову себе разнёс. Какой ужас. Ой, давайте переменим тему. Вы на встречу едете? Вы в моем городе вчера выступали, у меня не получилось прийти, теперь как-то неудобно перед вами.
— Неудобно, это стоять на безлюдной дороге, ожидая пока кто-то проедет, а это — ерунда, — улыбнулся Аменд.
— Ой, знаете, я и без вашего выступления и так за вас проголосую.
— Надеюсь не из-за того, что мы вас подвозим? А то в противном случае мы тотчас же вас высадим и вернём на то место, где подобрали, — Аменд засмеялся.
— Нет-нет, я просто вижу, что вы человек хороший, — заключила мисс Донован, а после спохватилась, — в смысле…
— Робот? — Аменд вновь усмехнулся, — остановимся на «хороший».
Они довезли её до автомастерской, которая находилась недалеко от въезда в Миддл-Киррадж. Мисс Донован, прощаясь, рассыпалась в благодарностях. Фрэнку было даже как-то жаль прощаться с ней, на секунду промелькнула мысль взять у неё номер телефона, но он поморщился про себя и подумал: «Что на меня нашло?». Потому он скупо улыбнулся ей на прощание, и далее они поехали на встречу, на которую уже успевали впритык.
Собравшиеся встретили прибывших с радостными возгласами и криками. Над входом висела надпись: «Добро пожаловать домой, мистер Аменд», и, хотя робот был произведён не здесь, в принципе любое место, относившиеся к Justice-Tech, при желании можно было назвать его домом, если особо не придираться. Жители испекли огромный торт, на котором были выложены фигурки роботов из печенья. Аменд, улыбаясь, объяснил, что он очень хочет попробовать это замечательное изделие, но, к сожалению, не может, однако ему принёс неимоверную радость уже сам его вид. Зато Фрэнку и Рику в прямом смысле вложили в руки пластиковые тарелки с увесистыми кусками торта, не принимая никаких возражений.
— Вы ешьте, ешьте, — тихо порекомендовал Аменд, — За мою безопасность не переживайте.
И хотя такие рекомендации противоречили любым служебным инструкциям и протоколам, тон Аменда был непререкаемым. Встреча прошла в очень домашней обстановке — Аменда и членов его команды усадили за пластиковый стол, а все собравшиеся уселись на скамьи перед ними. Беседа оказалась приятной и комфортной, а торт — на удивление вкусным.
Следующим утром на личный телефон Фрэнка раздался звонок от неизвестного абонента, что было странным, так как свой номер Фрэнк давал мало кому, те же, в свою очередь, вряд ли стали бы им делиться без ведома Фрэнка. Брайан Ротовски и другие сотрудники Justice-Tech были не в счёт — эти люди, наверное, знали всё и обо всех.
— Алло.
— Мистер Солдберг, здравствуйте, меня зовут Сол Кэмбелл, я — журналист, прошу уделите мне несколько минут вашего времени, я хочу поговорить о сенаторе Корше.
— Мистер Кэмбелл, не знаю, где вы взяли мой номер, но никаких разговоров о сенаторе я вести не собираюсь, — сказал, как отрезал Фрэнк.
— Но вам не кажется смерть сенатора, как минимум, странной, и сразу же на его место выдвигается робот?
— До свидания, мистер Кэмбелл.
Фрэнк повесил трубку. Он не любил журналистов за их пронырливость и за то, что они любили совать свой нос в чужие дела, не спрашивая разрешения, и за то, что их девизом по жизни был: «Что не услышу, то додумаю сам». Странной ли была смерть сенатора? Этим журналистам только дай повод для громких заголовков и высосанных из пальца сенсаций.
— Чего хотели? — спросил Аменд, который оказался возле Фрэнка, хотя до этого говорил с кем-то из сотрудников партии в стороне.
— Да так, журналисты, вечно достают своими вопросами.
— Расспрашивал тебя о сенаторе Корше?
— Да чушь всякую спрашивал на уровне жёлтой прессы, не бери во внимание.
— Да, Фрэнк, как бы кто к журналистам не относился, но они делают свою работу, временами неблагодарную, временами грязную. Все истории в жизни основываются на слухах — кто-то что-то кому-то сказал, а тот сарафанным радио передал слух, ни первоисточник которого, ни достоверность не проверить. И журналисты продвигаются по этому полю информации как по минному полю, стараясь отделить зерно от плевел. Кстати — наш основной конкурент, мистер Грегор Глэж вчера вечером связался и приглашал меня на неофициальную встречу, обсудить некоторые вопросы.
— Ясно, и когда он хочет встретиться?
— Это не важно, я поблагодарил его за предложение и отказался. Нам ни к чему терять наше время на подобные бессмысленные мероприятия.
— Ты ведь даже не знаешь, чего он хотел.
— Я просчитал разные варианты, и ни один из них не имел для нас настолько большую выгоду, чтобы ехать. А в противном случае — зачем нам это?
— Тоже верно. Но сенатор Корш всегда встречался с оппонентами…
— Фрэнк, мы проводим нашу кампанию так, будто у нас нет оппонентов. Наши оппоненты — это мы сами, те, за которых люди голосовать не хотят. Цель — чтобы мы стали теми, за кого люди хотят отдать свои голоса.
— Мистер Аменд! — к ним быстрым шагом направлялся один из сотрудников Штаба, выглядел взволновано, — мистер Аменд, звонили из Вауглиджа, ночью у них произошла беда, из-за возгорания дотла сгорело здание кинотеатра.
— Действительно неприятность, никто не пострадал?
— К счастью нет, но это был единственный достаточно крупный объект, подходящий для вашего сегодняшнего визита, больше в Вауглидже негде собрать такое количество людей для встречи в одном месте, по крайней мере в здании.
— И какие у нас есть варианты?
— Наши люди предлагают устроить встречу на площади — они готовы в срочном порядке оборудовать её трибуной, микрофоном и прочим, они ожидают только лишь вашего одобрения.
— Ну почему же нет, прогноз погоды на сегодня хороший, пускай ничто не будет срывать наши планы. На открытом воздухе мы уже проводили встречи. Говори им, чтобы готовились.
— Есть, мистер Аменд! — сотрудник побежал обратно в здание Штаба.
Вауглидж был третьим по счёту местом, которое они должны были посетить сегодня. Первые два и встречи в них прошли более-менее успешно, и потому с хорошим настроением (у Фрэнка, потому что у Аменда, казалось, всегда хорошее настроение, а Капитан Дигнан был одинаково молчалив несмотря ни на что) они заехали в город. Двое представителей Демократов, которые и занимались подготовкой грядущего мероприятия, ждали на въезде, облокотившись об припаркованную машину.
— Мистер Аменд, для нас большая честь встречать вас здесь! — с нескрываемым уважением приветствовал робота тот, что был старше, — нас только двое тут, но вообще с нами ещё и третий коллега, Патрик, он трудился не покладая рук, но за несколько часов до вашего приезда ему стало плохо, и он не смог приехать, он очень переживал, чтобы вы не посчитали, что он отлынивает.
— Ни в коем случае, господа, возможно, именно от усердной работы ему и нездоровится, передавайте ему мою благодарность и пожелания скорейшего выздоровления.
Городская площадь была не настолько большой, чтобы удивить своими размерами, но достаточной для того, чтобы здесь без проблем вместились все пришедшие на встречу люди. Одно- и двухэтажные дома плотным кольцом окружали площадь со всех сторон, лишь в одном месте оставляя проход — он вёл к небольшому скверу, который состоял из деревьев, росших в пять или шесть рядов, а за их верхушками возвышалась водонапорная башня. Солнце перевалилось за полдень. Трибуна Аменда размещалась перед входом в сквер. Фрэнк за несколько секунд после того, как вышел из автобуса, выстроил для себя полную картину местности вокруг и ощутил какое-то неприятное чувство.
Толпа уже собралась, держа в руках флажки, плакаты, кто-то разворачивал огромный флаг Америки. Весёлые голоса, одобряющий свист и улыбающиеся лица, на которых горело нетерпение выражали общее хорошее настроение жителей Вауглиджа.
Фрэнк быстро пробежался взглядом по присутствующим. Они стояли полукругом перед трибуной. Солнце висело прямо над водонапорной башней и слепило в глаза, не давая рассмотреть её более детально.
— Капитан, — Фрэнк подошёл к Дигнану и говорил так, чтобы слышал только он, — что-то здесь не так.
— Ты о чём? — без каких-либо эмоций спросил Дигнан.
— Слишком странное совпадение — ночью за день до нашего приезда горит здание, в котором Аменд должен был выступать, и встречу переносят сюда. Трибуна стоит таким образом, чтобы прекрасно просматриваться с той башни.
— Будь спокоен, твои человеческие доводы может и имели бы смысл, но я тоже делаю работу. Я просканировал башню — там ни людей, ни роботов. Хотя насчёт роботов и так маловероятно, чтобы они сидели в башне.
— У тебя есть техника, а у меня предчувствие, и я склонен ему доверять, Капитан. Я хочу проверить вышку. Ты сам справишься здесь?
— Конечно, Фрэнк, не обольщайся, ты скорее маркетинговый ход, нежели настоящая защита. Потому иди.
Фрэнк хотел было ответить, но решил не терять времени, хотя реплика Капитана звучала неоправданно грубо и внезапно. Высокомерный робот? Это в нём запрограммированно, или он сам пришёл к такой «жизни»?
— Фрэнк, ты куда? — спросил Аменд, когда заметил, что тот идёт в другую сторону.
— Нужно кое-что проверить.
— Хорошо, делай как считаешь нужным.
Фрэнк прошёл через толпу. Люди лишь мельком смотрели на него — их внимание было приковано к роботу, которого они видели впервые. Миновав ряды собравшихся, Фрэнк оказался на конце площади, практически у входа в трехэтажный компактно сбитый дом, у крыльца которого гордо развевался по ветру американский флаг. Фрэнк прошёл на задний двор и вышел на узкую улицу, параллельную площади. Отсюда башню было не видно, она скрывалась за крышами домов, стоящих друг к другу плотно, едва не касаясь. Он быстрым шагом двинулся по улице, в просветах между строениями держа в поле зрения водонапорную вышку. Улица сворачивала вправо. Фрэнк пошёл вперёд, пройдя между домами, он оказался в переулке, через который вышел на другую улицу, более широкую. В стороне раздались приветственные крики толпы, означавшие начало выступления Аменда. Люди в Вауглидже были настроены очень дружелюбно.
Фрэнк сделал крюк, чтобы дойти до башни с другой от парка стороны, и когда оказался у её подножия, достал из чехла под пиджаком пистолет, снял с предохранителя и открыл дверь. Та предательски скрипнула, но не настолько громко, чтобы голос Аменда, звучавший в микрофон, не приглушил её. Фрэнк тихо ступая, начал подниматься по винтовой лестнице. Ступени были пыльными, словно никто давно уже здесь не ходил. Лестница окончилась и Фрэнк вышел на площадку у основания огромной бочки, которая начиналась выше, вмещая в себя многие тонны воды. Осмотревшись, он не заметил ничего, что могло бы привлечь его внимание. Отсюда открывался отличный вид на трибуну, и стоящего на ней Аменда. Фрэнк не был разочарован, что ничего здесь не обнаружил — это было намного более удачный исход, чем если бы на башне был стрелок. Фрэнк поставил пистолет на предохранитель и вложил его в кобуру. Он повернулся, чтобы начать спуск обратно, но тут его взгляд заметил небольшую прореху между деревянным потолком и овальной стеной. Небольшую, но достаточную для того, чтобы туда можно было пролезть человеку, хоть и с трудом. Фрэнк подошёл к ней, ухватился за края руками и подтянулся вверх. Это была прослойка между самой бочкой и площадкой, на которую вела лестница. Здесь было тесно и темно, небольшой свет струился из просветов между досками. Внимание Фрэнка привлекло нечто, что лежало практически возле него и с частой периодичностью мигало красным огоньком. Фрэнк подтянулся ещё больше, и протянул руку. Устройство было овальной формы, из металла, небольшой дисплей и надпись на нём «Вкл». Фрэнк покрутил его в руках и случайно пальцем нажал на единственную кнопку, которую и не заметил. На экране сменилась надпись — «Выкл».
Далее события развивались очень стремительно. Спереди среди темноты раздался шорох. Одновременно с этим, голос Аменда, который уже стал привычным отдалённым фоном замолчал. Вдалеке раздался выстрел и с противоположной от Фрэнка стены пуля проделала дырку в дереве, просвистела недалеко от самого Фрэнка и вылетела с другой стороны. Дыры засочилась светом. Благодаря ему Фрэнк заметил какое-то движение спереди от себя, будто двигался мешок на полу, но перед мешком было что-то очень длинное и массивное, блеснувшее в луче света. Фрэнк отпустил руки, которыми держался за края прорехи и полетел вниз. Одновременно с этим ослепительная вспышка сверкнула огнём и раздался оглушительный раскат грома, такой, что зазвенело в ушах. На том месте, где только что находилась голова Фрэнка с треском вырвало доски, разнеся половину стены в щепки. Фрэнк неудачно приземлился на площадку внизу, подвернув ногу, но мгновенно выхватил пистолет, за мгновения снимая его с предохранителя. Туда, где по его предположению, сверху находилось нечто принятое им за мешок, он сделал череду выстрелов. Затем прислушался. В ушах звенело, Фрэнк был практически оглушён. Из одной из дыр в потолке, которую он проделал выстрелами, начала капать кровь. Хромая, Фрэнк подошёл к прорехе, с болью подпрыгнул и аккуратно выглянул. Теперь света было намного больше, чем полминуты назад. На полу лежало тело. Приглядевшись, Фрэнк понял, что человек ещё жив и зажимал рукой живот, который прострелила пуля. Возле него на досках возлегала противотанковое ружье.
— Устройство, которое ты отключил создавало искусственное поле, через которое не могли пройти спектры сканирующего зрения Капитана, — говорил Аменд после того, как местный доктор осмотрел ногу Фрэнка, и заверил, что ничего серьёзного не случилось, — как только ты его выключил, Капитан увидел стрелка и мгновенно выстрелил, но тот увернулся.
— Наверное, услышал меня и повернулся.
— Скорее всего. Если бы он попал в меня, от такого патрона мои микросхемы собирали бы по всем окрестностям.
— Вот только вряд ли их можно было бы вновь соединить, даже после того, как всё нашли бы.
— В точку, Фрэнк. А если бы он попал в тебя — мы даже опознать не смогли бы Фрэнка Солдберга, такой винтовкой листы брони пробивают как картон. Капитан Дигнан оперативно провёл допрос. Это оказался один из наших, тот третий, что заболел и не пришёл на встречу. И ещё: он словно сожалел о том, что сделал и говорил, что ему приказали, а он не хотел.
— То-то я и заметил, что стрелял он как-то с неохотой, — с сарказмом покачал головой Фрэнк, — и кто ему приказал?
— Мы не знаем, он умер и не успел сказать.
— Капитан Дигнан допрашивал умирающего человека?
— То, что он умирал мы поняли только после его смерти.
— Аменд, людям присуще умирать с простреленным животом, если им вовремя не оказать надлежащую помощь. Дигнан поступил слегка неправильно, вначале нужно было подпустить к нему докторов, а уже потом проводить допрос. Это могут использовать против нас.
— Против нас точно сыграет фактор, что это был наш человек.
— Предположения кто за этим может стоять у тебя есть?
— Круг может быть очень широким. Вчера я отказался от встречи с Ричардом, но этого недостаточно, это может ничего не значить. Исходя из сведений, которых у нас практически нет, любая вероятность вычислить заказчика невелика.
— Предоставим это полиции.
— Шериф уже опрашивает родственников стрелявшего, а полиция в пути. Наши ребята, те двое, из демократов, чувствуют себя подавлено. Кстати, они сказали, что идея провести встречу на улице принадлежала покойному, а трибуну на том месте он своими руками устанавливал.
— Значит и пироманом он оказался, а возгорание никакое не возгорание, а поджог.
— Вероятно.
Зашёл Капитан Дигнан.
— Капитан, мы, кажется, прервали наш разговор о маркетинге? — с насмешкой спросил Фрэнк.
— Ты сделал отличную рекламу профпригодности людей, Фрэнк, поздравляю.
— Знаешь, Капитан, когда ты говоришь, то навеваешь мне ностальгию по временам, когда ты молчишь.
— Фрэнк, как ты умудрился едва не сломать себе ногу, прыгнув с высоты табурета?
— Если бы ты знал больше о человеческой физиологии, то наш стрелок был бы жив и в будущем ответил бы на большее количество вопросов, чем ты успел ему задать.
— Если бы ты не палил наугад в единственного, кто мог бы поделиться сведениями, а обезвредил его не летальными повреждениями…
— В тебя встроен генератор столь гениальных ответов, или прописаны реплики на все случаи жизни?
— Капитан, Фрэнк, вы оба хорошо сработали, — прервал их Аменд, — а теперь мне нужно связаться с нашей пресс-службой, чтобы дать им инструкции по поводу ответов на вопросы журналистов. Вам я настоятельно рекомендую никоим образом не комментировать произошедшее.
Когда Аменд вышел, Капитан Дигнан сказал:
— Вот почему роботы никогда полностью не заменят людей. Технику можно обойти, а человека только обмануть.
— Первая умная мысль от вас, Капитан Дигнан, — Фрэнк сделал фамильярный поклон.
Все остальные встречи на сегодня были отменены. Хотя эта мера и была губительной для кампании в целом, но всё равно являлась необходимой. Здесь стоило упомянуть о ещё одной особенности деятельности, которую вёл Аменд как кандидат на пост сенатора штата. Вся кампания практически полностью состояла из одних только встреч с избирателями. Аменд полностью отказался от многих сопутствующих и привычных средств. Нигде не висели билборды с фотографией робота, не выпускались специальные газеты, прославляющие кандидата, не крутились ролики по телевидению. Только лишь встречи.
— Давайте отойдём от привычного стереотипа, что политик берёт деньги у богатых, а голоса — у бедных, — рассуждали приглашенные гости на вечернем телешоу, — для кампании Аменда не нужно привычного миллионного финансирования. Его слова, передаю дословно: «Мне не нужна реклама, я хочу, чтобы люди оценивали меня лично, а не по удачным снимкам и популистским заголовкам в листовках. Если в день голосования люди сделают выбор основываясь не на влиянии продукции, продуманной политтехнологами, а на основании только личного впечатления от встречи с кандидатом, значит я был прав».
— И всё же он лукавит, — с видом знатока заявил другой гость студии, — реклама ему действительно не нужна, потому что он сам — лучшая реклама. О нём знают все избиратели до единого, и он, как ни крути, представитель системы, которая показывает отличные результаты. Даже если бы он не ездил и ни с кем не встречался, многие люди сделали бы свой выбор в его пользу только потому, что он робот, а до этого роботы показали свою пользу.
— Вы правы, — заявил третий специалист в какой-то отрасли, — какая цель рекламы на выборах? Чтобы о кандидате говорили, чтобы его узнавали, и чтобы донести его идеи до всех. У Аменда большинство из этого есть изначально, а идеи он доносит на многочисленных встречах, на которые он спешит с неутомимостью, присущей только роботам. Да и вообще его идеи — это логическое продолжение идеи внедрения роботов в правосудие.
— Друзья, — прервал их ведущий, — у нас звонок в студию. Вы в прямом эфире, говорите.
Звонивший представился, коротко рассказал кто он и откуда, а затем перешёл непосредственно к цели, ради которой взял в руку телефон:
— Вы говорите о рекламе, но я не согласен, что её полностью нет. Она проводится очень умно и завуалировано. Я для себя открыл тенденцию, что в социальной сети «Нор» ненавязчиво, но так, чтобы обратить внимание на уровне подсознания, постоянно мелькают новости и статьи, смысл которых — польза роботов. Там робот сделал то-то, там он спас того-то, там ещё что-то хорошее. И с началом выборов поддерживается позитивный фон и соответствующий ореол вокруг самого понятия роботов. Вы же согласитесь со мной, что постоянно мелькающие заголовки подобного рода откладываются у нас в памяти и могут повлиять на объективность конечного выбора? А поскольку Нор используется всеми без исключения, значит аудитория у такой непрямой рекламы роботов, с кем в первую очередь ассоциируют Аменда, как вы сами сказали ранее, самая всеохватывающая. Никакими листовками не добиться подобного, ещё и без эффекта отторжения.
— Я думаю, что вы преувеличиваете. Новости о роботах были всегда с момента их внедрения, роботов становится всё больше, значит они принимают участие во всё большем количестве случайных событий, а поскольку результаты их деятельности обычно удовлетворительные, отсюда и все эти новости, о которых вы говорите. Вы не задумывались, что польза от них действительно растёт с каждым днём и выборы здесь ни при чём?
— Да, начнём с того, — поддержал коллегу второй приглашенный гость, — что «Нор» к Justice-Tech и роботам не имеет никакого отношения…
По местному телеканалу крутили выступления Грегора Глэжа, основного конкурента Аменда.
— Произошедшее не поддаётся никаким рамкам разумного, имея ужасный и античеловеческий характер. Я счастлив, что никто из людей или роботов не пострадал. Но случившееся показывает нам, что общество ещё не готово принять роботов, превосходящих по своему потенциалу роботов судей, адвокатов и полицейских. Как ни крути, но они решают проблемы людей, у которых они возникают, и эти проблемы носят исключительно частный характер. Но робот-политик возьмёт на себя право решать не только от имени жителей штата, но и нации в целом. Мы ещё не готовы к таким радикальным переменам. Может быть через несколько лет, но не столь быстро. Что говорить о нас, если к такому не готовы даже его соратники — не готовы идти за ним настолько, что от отчаяния и бессилия берут в руки оружие и пытаются уничтожить робота? Я горько сожалею, что такая ситуация вчера произошла с Амендом, но разве может ему доверять народ, если даже его команда ему не доверяет?
Вспышки фотокамер. Была созвана пресс-конференция. Глава Партии Демократов давал официальные комментарии случившемуся.
— Патрик Стэнфорд примкнул к нам незадолго до активного начала кампании, после официального выдвижения Аменда. Он вызвался работать на общественных началах, ради идеи, по его словам он всецело поддерживал роботов и готов был сделать всё от него зависящее, чтобы помочь Аменду. Теперь мы понимаем, что он был внедрён в наши ряды специально для подготовки к устранению Аменда. Сейчас идёт расследование. Мы найдём виновных, и они ответят перед роботом-судьей со всей строгостью закона, который нарушили.
Сюжет новостей. Изображение, передаваемое камерой, подергивается, оператор идёт вслед за ведущей. Внизу экрана написано «Батлвидж». Ведущая подходит к одному из домов. Говорит в камеру:
— Это дом Патрика Стэнфорда, мы попробуем поговорить с его овдовевшей женой.
Ведущая стучит в дверь. Та открывается. На пороге стоит женщина. Выглядит скверно. Глаза — опухшие от слёз. Ведущая тычет ей в лицо микрофоном с вопросом:
— Миссис Стэнфорд, как вы прокомментируете заявление…
Женщина, не дослушав вопрос, закрывает дверь, но ведущая продолжает уже громче, рассчитывая, что вдова услышит её даже за внутренней стороной двери.
— …заявление Главы Партии Демократов? Вся информация о Патрике изъята ФБР и ей присвоен гриф секретно, но его знакомые, прося сохранить анонимность, говорят, что он работал на партию уже несколько лет, а вовсе не пару месяцев. Что вы можете сказать на этот счёт, неужели Партия скрывает сведения о вашем покойном муже, отвергая таким образом слухи о внутреннем расколе в рядах партии из-за выдвижения робота?
Дверь открывается, и голову высовывает пожилой мужчина:
— Уйдите! Оставьте несчастную женщину наедине с её горем.
Хлопает за собой дверью.
Несмотря на случившееся, Аменд настоял на том, что нет нужды увеличивать меры безопасности, дополнительная охрана не нужна. Он принял решение продолжать кампанию так, словно произошедшего и не было вовсе.
— Фрэнк, что ты чувствуешь, убивая себе подобных? — они ехали в микроавтобусе по городу, и вопрос Аменда застал Фрэнка врасплох.
— Из твоих уст звучит, будто я мясник какой-то.
— Нет, но для тебя это третий случай, когда ты лишаешь другого человека жизни, согласно твоему досье.
— Я ничего не чувствую. Не воспринимаю это как убийство. Мне лучше полагать, что я выполнил свою работу и защитил тебя.
— Так-то оно и есть, но не отметай факта, что вследствие выпущенной пули, когда ты спустил курок, человек скончался.
— Ты хочешь меня в чем-то обвинить?
— Нет, ни в жестокости, ни в безнравственности, если ты только не получаешь от этого удовольствие.
— Получал бы — досье поувесистее было б. Я имел множество шансов увеличить список, я убиваю лишь когда нет другого выхода. В этот раз получилось скорее случайно, чем специально. С таким же успехом я мог прострелить ему ногу или руку. Или голову сразу. Аменд, подумай, что ты бы чувствовал, если по какой-то абстрактной причине тебе довелось убить робота? Или человека?
— Применимо ли ко мне слово «чувствовать» в твоём понимании?
— Проведя с тобой в общении достаточно много времени, создалось впечатление, что ты намного больше похож на человека, чем на робота — чёрт, ты даже эмоции можешь проявлять.
— Очень правильно выразился, Фрэнк — создалось впечатление. Я создан так, чтобы создавать это впечатление. Во мне алгоритмы, которые вычисляют реакцию людей на сказанное разными оттенками тембра, голоса, формулировкой фраз и мимикой. Когда я шучу или говорю со злостью — для меня это имеет такое же равноценное значение, как когда я молчу или говорю вообще без эмоций. Я не способен чувствовать, но технологии, с помощью которых я создан, ориентированы в первую очередь на восприятие меня людьми. Я изначально знаю, как ты воспримешь мои слова. Если выразиться иначе, иллюзия наличия у меня способности к чувствам и возможности эмоционального выражения информации — это зеркальная иллюзия твоего восприятия. Мои чувства существуют только лишь в представлении и воображении моего собеседника, который согласно своему жизненному опыту понимает, какие чувства и эмоции соответствуют внешнему их проявлению. Во мне есть только внешнее проявление, а внутреннее, которое люди называют чувствами — только в твоём восприятии этого проявления. Мы, роботы, в первую очередь созданы для людей. Наш стиль говорить, вести себя — ориентированы для нашей социализации с вами, чтобы вам было легче нас принять.
— Говоря иначе, ты спокойно мог бы убить без угрызений совести, — заключил Фрэнк.
— Не мог бы, конечно. Я завёл этот разговор потому, что мне любопытно отношение к тому, что ты делаешь. Пользуешься ты психологическими уловками и самовнушением или действительно можешь объяснить свою позицию с точки зрения логики.
— Я объясню. Если бы я застрелил невиновного, тогда да. Чувствовал бы вину. Если бы я застрелил виновного при том, что он сдавался — тогда да. Но я имел причину. Мой долг, и он перекрывает всё. Если об этом задумываться, то конечно хорошего мало в том, что я лишил жизни другого, но у меня было на это право, так сказать. Но опять же, чувство мерзкое после убийства.
— Существует определённый общественный порядок, и в момент нарушения его преступник изначально даёт тебе санкцию на убийство — он осознаёт последствия своих действий для себя самого и всё равно совершает их.
— Ну…, наверное, — почесал затылок Фрэнк.
— С человеком всё понятно. А что бы ты почувствовал, убив робота? Или корректнее сказать — уничтожил? — спросил Аменд, — воспринимаешь ли ты меня как форму жизни? Я говорю с тобой, я мыслю, я существую. Чувствовал бы ты такой же неприятный осадок, если бы лишил меня жизни? Конечно мою жизнь нельзя сравнивать с человеческой, и я не говорю сейчас о ней в контексте ценности. Я говорю о самом понятии жизнь как процесса существования и функционирования объекта в течении определённого периода времени — с момента появления на свет до момента полного и безвозвратного прекращения существования. Моя жизнь и твоя — они разные, но я считаю, что живу. Другие роботы тоже. Что может чувствовать человек, забирая такую-вот «жизнь»?
Фрэнк задумался. Но не смог найти какой-либо внятный ответ.
— Предполагаю, что абсолютно ничего, если бы того требовал твой долг, — Аменд улыбнулся.
Через несколько минут автобус прибыл на место назначения. Пока Аменд выступал перед публикой, Фрэнк думал, с какой целью Аменд задавал ему подобные вопросы.
Под конец встречи, когда Аменд обменивался с людьми рукопожатиями и выслушивал проблемы отдельных избирателей, обещая решить их самым лучшим образом, Фрэнк увидел, что к нему направляется мужчина. Лицо казалось знакомым, и вскоре Фрэнк узнал его — это был Майкл Стибер, долгое время работавший вместе с сенатором Коршем и три года назад ушедший на пенсию. До этого он был сотрудником Justice-Tech, занимая должность менеджера высокого звена, но после какой-то допущенной им ошибки, его уволили. Фрэнк улыбнулся и шагнул Майклу навстречу, но у того было серьёзное лицо, на котором можно было заметить что-то наподобие злости, или даже презрения.
— Солдберг, — сказал, словно плюнул Майкл, — мне говорили, что ты помогаешь роботу, но я не хотел в это верить, пока не увижу своими глазами. Таки да, продался.
— Майкл, о чём ты, — Фрэнк искреннее не понял подобного выпада.
— Сенатор Корш пригрел змею возле себя. Он верил тебе, Фрэнк, а ты самым наглым образом предал его доверие.
— Ты владеешь какой-то ложной информацией или тебя ввели в заблуждение насчёт меня, но…
— Фрэнк Солдберг, я надеялся, что меня действительно ввели в заблуждение, но вот я вижу, как ты стоишь здесь, прикрывая спину робота, которых покойный сенатор Корш никогда не то что не поддерживал, он им не доверял, не доверял системе, которая их создала, и всячески противодействовал ей. Ты как шлюха, Фрэнк, мне противно смотреть на тебя, зная, что сенатор Корш умер, принимая тебя за другого человека.
Майкл сплюнул под ноги Фрэнку, и, развернувшись, пошёл прочь, оставив того в полном недоумении от услышанного. Капитан Дигнан приблизился к Фрэнку и спросил:
— Какие-то проблемы с ним?
— Я не знаю, что это было, Дигнан.
Слова Майкла прочно отложились в голове у Фрэнка. Тот был действительно старым другом сенатора Корша и верным соратником, а когда вышел на пенсию, продолжал поддерживать сенатора, который время от времени даже обращался к нему за советом. Майкл был мудрым человеком, и если обвинял кого-то в чём-то, то должен был иметь святую уверенность в своих убеждениях. Фрэнк впервые всерьёз задумался — всё ли правда, которую преподносил ему Директор Стиннер, мог ли он соврать? Только от самой возможности этого Фрэнку стало не по себе, он представил, что сенатор Корш вовсе не принимал никакого участия в разработке Аменда, а его доброе имя теперь использовали для привлечения на свою сторону избирателей, которые уважали сенатора. В таком случае манипулировали и Фрэнком. Но, с другой стороны, Майкл последние годы уже не принимал участия в политической деятельности, может как раз за этот отрезок времени сенатор и изменил свою точку зрения, если она у него была такой, как считает Майкл. Стал бы он советоваться в таком случае с Майклом? В самых важных и противоречивых вопросах сенатор не советовался ни с кем. Спрашивая совета, ты надеешься услышать поддержку своей собственной позиции, в которой до конца не уверен. Чтобы делать большие поступки, сомнений быть не должно. В таких делах сенатор всегда поступал как считал нужным сам. Он шёл вперёд шагами новатора и первооткрывателя, не глядя назад, как же там оценили его действия люди, которые нервно топчутся, не зная — следовать за ним, или же оставаться на месте. Он любил говорить своим союзникам: «Если вы сами даёте себе и своим поступкам высокую оценку, тогда на кой чёрт вам оценки других? Ты сам есть главный свой критик и главный свой поклонник. Но если тебе не под силу оценивать себя, тогда предоставь это другим, уж среди них спецов хватает». Когда Фрэнк вспомнил эту фразу, он подумал, что если Майкл не обладал какой-либо информацией о совместной работе сенатора с Justice-Tech, тогда какие выводы он может делать? Если Фрэнк продолжает дело сенатора, то никто не вправе судить его. Но в случае, если Фрэнка используют, сыграв на его преданности сенатору Коршу… Фрэнка передернуло от подобной мысли.
К вечеру погода окончательно испортилась, небо затянули тучи, и пошёл затяжной дождь. На последнюю встречу ехали молча, Аменд просматривал планшет в поиске какой-то информации, Капитан Дигнан смотрел в точку перед собой, а Фрэнк смотрел в окно и слушал звук работающих дворников, сносящих с лобового стекла потоки воды. Со стороны водителя тихо доносилось радио. Рик выключил пассажирские динамики, чтобы никому не мешать, оставив включённым только один — встроенный в дверь возле себя. На собрание людей пришло меньше, чем ожидалось — не все захотели покидать свои дома вечером после работы в такую непогоду. А некоторые из тех, кто всё же пришёл выглядели недовольными.
После встречи, прибыв в мотель, Фрэнк чувствовал себя вымотанным, принял душ, отутюжил на завтра чистую рубашку и отправился спать. Часы показывали пол первого ночи, когда раздался телефонный звонок. Фрэнк в темноте нащупал рукой мобильник, лежащий экраном вниз на тумбочке возле него. Номер был зашифрован.
— Да, — ответил он, приподнимаясь на кровати, облокачиваясь к стене.
— Мистер Солдберг, простите за беспокойство в такое время. Я не хочу называть своего имени по телефону, и, тем более, говорить с какой целью я звоню. Пожалуйста, выгляньте в окно, справа напротив супермаркета стоит чёрный седан. С вами хочет встретиться один человек, которого вы знаете, встреча с ним будет иметь большое значение для вас. Пройдите к автомобилю, но осторожно, чтобы этого не заметили ваши роботы.
Говоривший повесил трубку. Фрэнк встал с кровати и выглянул в окно. Действительно, в некотором отдалении от отеля, на противоположной стороне дороги через пелену дождя едва, но всё же просматривался стоящий у обочины чёрный BMW с выключенными фарами.
Некоторое время Фрэнк решал, что же ему следует предпринять. В свете недавнего покушения на Аменда откликаться на просьбу звонящего могло представлять опасность не только для Фрэнка, но и для самого робота. Номер Аменда располагался через две двери. С ним был Капитан Дигнан, но всё равно, лишив Фрэнка возможности быть рядом, отвлекая таким образом, могла быть предпринята новая попытка покушения. Но с другой стороны, Майкл сегодня зародил в нём зерно сомнений, которое не давало покоя Фрэнку весь день, и теперь Фрэнк мог узнать больше о загадке, которую оставил сенатор — действительно он поддерживал Justice-Tech или нет. Одно из двух. Шансы пятьдесят на пятьдесят.
Фрэнк быстро надел брюки и рубашку, в которой ходил сегодня, закрепив кобуру с пистолетом под ней. Он взял в руки зонт и очень тихо открыл дверь. Выглянул в слабо освещённый коридор. Никого. Так же тихо прикрыв дверь, он провернул ключ в замке. Туфли он держал в другой руке, чтобы каблуки не издавали стука при ходьбе. Проходя мимо номера роботов, Фрэнк прислушался. Тишина. Миновав коридор, он спустился по лестнице вниз. Консьерж дремал за своим рабочим местом, и Фрэнк прошёл мимо него, стараясь не издавать ни звука, чтобы не разбудить. Выходя, он поднял голову на камеру, которая смотрела на него, снимая всё происходящее у входа в мотель. В машине мог быть и Майкл Стибер, может он специально произнёс те слова при роботах, а теперь собирался пояснить свою выходку ничего не понимающему Фрэнку.
Оказавшись на улице, Фрэнк обулся, раскрыл зонт и, держась близко к стене мотеля, последовал в направлении стоящего автомобиля. Оказавшись напротив, Фрэнк быстро перешёл дорогу. Задняя дверь открылась и сидящий внутри сказал:
— Садись Фрэнк.
Внутри было темно, кроме водителя и сидящего сзади человека больше никого не было. Фонари на улице не горели, и Фрэнк мог видеть лишь смутные очертания его силуэта.
— Фрэнк, это я, сенатор Корш, — сидевший наклонился к Фрэнку и тот смог разглядеть его лицо.
Это несомненно был сенатор. Выглядел он здоровым и полным сил, словно никакая болезнь и вовсе не поражала его, не говоря уже о биологической смерти. Как раз таким его Фрэнк и запомнил наиболее отчётливо, так он выглядел до болезни.
— Поехали, — сказал сенатор водителю, и машина, не зажигая фар, тронулась с места.
— Сенатор… — произнёс Фрэнк, словно, не веря своим глазам, — как это возможно, я же присутствовал на ваших похоронах, я видел вас лежащим в гробу.
— Фрэнк, мне пришлось инсценировать свою собственную смерть, чтобы обезопасить себя, мою семью и тебя от наших врагов. Всё должно было выглядеть достоверно. Мне пришлось прибегнуть к крайним мерам. Я принимал препарат Солдэкин-B14, который создал видимость неизлечимой болезни, а затем я ввёл себе тетродоксин рыбы Фугу, жизнедеятельность моего организма снизилась практически к нулю и доктора констатировали мою смерть. Да, ты видел именно меня на похоронах, но после — мою могилу вырыли, меня достали и ввели противоядие. Пришлось ждать несколько недель, пока процессы, запущенные препаратом, повернутся вспять.
— Почему вы не открыли мне правду?
— Это было слишком рискованно, Фрэнк, я не мог ставить весь план под угрозу.
— О каких врагах вы говорите?
— О тех, на кого ты сейчас работаешь. Корпорацию Justice-Tech и робота Аменда.
— Я сегодня встретил Майкла, он был в негодовании, что я сотрудничаю с ними.
— Да, старина Майкл. Он, наверное, искренне в недоумении от твоего решения, но его можно понять, он же не знает, что тебя обманом привлекли на свою сторону. Это была ещё одна причина, по которой я не мог раскрыть тебе свои планы, Фрэнк, я знал, что они прибегнут к твоей помощи, и чтобы не вызвать никаких подозрений, ты должен был искренне верить тому, в чём они тебя убедили.
— Что всё это значит, сенатор, что вообще происходит?
— Это узурпация, Фрэнк. Захват власти в стране. Государственный переворот, который происходит тихо, но настолько продуманно, что будь он доведён до конца — у людей не будет шансов спастись. Justice-Tech хочет иметь контроль над всей страной. И у них, практически, уже всё есть для этого — в их руках правосудие, роботы-судьи и роботы-адвокаты. Когда придёт время, все они будут действовать сообща в интересах тех, кто их создал. Роботы-полицейские смогут защитить Justice-Tech грубой силой, а у людей не будет возможности им противостоять — каждый день число полицейских роботов увеличивается, и скоро люди сами не заметят, как будут лишены свободы. И настанет это после того момента, когда у нас уже не будет возможности оказать сопротивление. А роботы военные-прокуроры и роботы-адвокаты по делам военных? О них и об их деятельности обычные граждане практически ничего не знают. Притом, из своих источников я слышал о созданных подразделениях военного спецназа, состоящих из одних только роботов, совершенно другого рода, не подобных тем, к которым мы привыкли. Более того, Justice-Tech не единственная угроза, нависшая над нами всеми. Есть и более могущественные силы, но о них практически ничего не известно.
— Кроме Justice-Tech есть ещё кто-то?
— Есть ещё кто-то. И есть ещё нечто. На самом верху пирамиды борются несколько противоборствующих сил, каждая из которых сама по себе представляет гибельную опасность для людей. Никто, Фрэнк, никто не представляет истинных масштабов. Дамоклов меч занесён над всем человечеством. И мы сами способствовали этому. Мы создали правовое государство, заложниками законов которого можем стать. Теперь новый этап их замысла — они проводят Аменда в Сенат. В случае его победы, он покажет ошеломительные по эффекту результаты, и люди станут доверять роботам ещё более, после Аменда в Сенат, Конгресс последуют и другие роботы. Кто знает, чему людей можно убедить, возможно они захотят и Президента-робота? Если не заходят — их заставят захотеть, возжелать этого всей душой.
— Объясните, зачем вы инсценировали собственную смерть?
— Я не мог выступить против них открыто, Фрэнк, как и никто не может сейчас. Я знал об их плане — меня собирались убрать, чтобы выдвинуть по штату робота, потому что для первого из роботов-сенаторов, пока что, победа возможна в штате, где люди больше всего поддерживают Justice-Tech и демократов. Я сделал шаг на опережение, который их устраивал, в котором они бы не заподозрили подвоха. Я убедил их в том, что мёртв, чем развязал себе руки.
— Что нам нужно делать, сенатор?
— Директор Стиннер считает себя самым умным, но пока что у нас есть преимущество — он полагает меня мёртвым, а тебя — своим союзником. В противном случае он никогда не доверил бы тебе охрану Аменда.
— Что от меня требуется, сенатор?
— Фрэнк, нам нужно не позволить этому роботу пройти в Сенат. Но мы не можем действовать их методами. Я не могу просить тебя уничтожить Аменда, поскольку это не решит глобальную проблему. Да, Аменд не станет сенатором, но система роботов останется такой же крепкой, а Директор будет манипулировать общественным мнением и после уничтожения Аменда, используя это в своих целях. Нам нужно поступить иначе. Абсолютно и необратимо дискредитировать Аменда. Опорочить его таким образом, чтобы у людей исчезло доверие к системе роботов в целом. После этого у нас будет шанс выступить против Justice-Tech в открытую. У нас много сторонников, Фрэнк, но пока что они боятся. Мы должны дать им возможность сказать то, что они знают, донести это до ведома людей и не опасаться за свою жизнь.
— Что вы предлагаете?
— Это будет комбинация из нескольких слаженных действий. Нам необходимо показать Аменда в свете его истинного отношения к людям. Второе — необходимо создать ситуацию, когда он нарушит закон или совершит недостойный поступок. Фрэнк, держи, — он передал тому в руки устройство размером с шарик для пинг-понга, — это устройство, сигнал которого роботы не отследят, держи его всегда при себе. В случае крайней необходимости ты будешь вынужден использовать его. Оно вырабатывает два типа излучения — первое прерывает на небольшой период времени связь роботов с операционной системой Justice-Tech, так, что они останутся изолированными. Второй тип излучения при повторном использовании устройства переведёт всех роботов в радиусе пяти метров в спящий режим на несколько десятков минут. Этого времени тебе будет достаточно в случае непредвиденного. Положи его в нагрудный карман и всегда держи при себе.
Фрэнк принял устройство и утвердительно кивнул. Сенатор продолжил:
— Нам необходимо очень тщательно продумать каждый шаг, особенно первый. Времени нет, но торопиться нельзя. Второго шанса не представиться, а если Аменд пройдёт в Сенат, далее нам придётся очень туго. Я буду вести свою деятельность далее, у нас много союзников, поверь мне, и мне предстоит встретиться с каждым из них. Ты, главное — будь наготове, но не подавай виду. Скажи мне, Фрэнк, пытались ли они разведать что-то о делах, которые я поручал тебе? О тех, которые не были связаны с моей защитой?
— Нет, они ничего не спрашивали. Аменд только задаёт общие вопросы о вас, о ваших избирательных кампаниях.
— Будь на чеку. Помни, они ничего не должны знать, абсолютно ничего, что связано со Стефаном Серафимом и Кираном Свифтом.
В этот момент оглушительным в окружающей тишине, нарушаемой только звуками дождя и тихим голосом сенатора, прервав его речь, раздался телефонный звонок. Фрэнк достал телефон из кармана брюк.
— Кто это, Фрэнк?
— Это Капитан Дигнан, робот-телохранитель Аменда.
— Чёрт, мы не можем рисковать. Остановись, быстро! — крикнул сенатор водителю.
Машина резко затормозила. Сенатор протянулся мимо Фрэнка и открыл тому дверь.
— Фрэнк, я выйду с тобой на связь, помни, что я тебе сказал, выходи!
Фрэнк оказался на улице под дождем и не сразу додумался раскрыть зонт. Машина дала по газам и понеслась вперёд. Телефон продолжал звонить.
— Алло.
— Фрэнк, ты где?
— Я на улице.
— Сейчас же ночь, и дождь идёт. И ты должен быть возле Аменда.
— Капитан, я вышел осмотреть окрестности, нет ли где потенциальной опасности, нет ли слежки.
Капитан Дигнан ничего не сказал в ответ и молчал в трубку.
— Дигнан, доверься мне — в прошлый раз я поступил, как считаю нужным и оказался прав.
— Хорошо Солдберг. Ничего не заметил подозрительного?
— Нет.
— Тогда возвращайся.
Капитан повесил трубку. Фрэнк огляделся — он был минутах в двадцати ходьбы от мотеля. Как Дигнан увидел, что его нет? Тут Фрэнк смекнул, что робот был способен просматривать стены и помещения с помощью специального режима своего зрения. Фрэнку оставалось надеяться, что Капитан не держал его включённым постоянно и не видел, как он крался с туфлями в руках мимо их с Амендом двери — это выглядело бы действительно подозрительно.
Когда Фрэнк пришёл в мотель, дверь его комнаты была так же заперта, и, судя по всему, внутрь никто не заходил. Фрэнк лёг на кровать, и долго ещё не мог уснуть.
Наутро Дигнан ни словом не обмолвился о вчерашнем разговоре, Аменд также не подал виду, будто что-то знал. Словно ничего и не было. Они собрались, сели в микроавтобус и поехали на очередную встречу. И только минут через двадцать Аменд спросил:
— Фрэнк, ты выглядишь уставшим, всё в порядке?
— Да, вполне.
— Отлично, потому что сегодня у тебя будет ответственное задание. После встреч в первой половине дня мы возвращаемся в город на партийное совещание. Со мной связался журналист из «Херсик Ньюс», он хочет взять у тебя интервью. Из первых уст услышать каково это каждый день работать со мной, о твоём отношение к моим взглядам, идеям и прочее.
— Мне обязательно соглашаться?
— Как мы и говорили, дело добровольное. Но в случае, если ты пойдешь — это сыграет нам на руку, «Хершик Ньюс» крупная газета, которую выписывает большая часть населения штата, и твоё интервью попадёт на первую полосу. Ты можешь хорошо повысить нашу репутацию, если не наговоришь обо мне всяких гадостей, — Аменд усмехнулся, — в любом случае решать тебе, но я был бы признателен.
Фрэнк быстро прикинул в голове возможные варианты. На что намекал Аменд? Неужели он знал о вчерашнем разговоре с сенатором? Нет, просто совпадение. Фрэнк не мог очернить репутацию Аменда при журналисте. Но если он будет восхвалять робота, он не приблизится к задаче, которую сенатор Корш поставил перед ним. Но его отказ так же будет выглядеть подозрительно.
— Хорошо, я пойду.
— Отлично, Фрэнк, спасибо.
После утренних мероприятий они поехали в столицу штата, где в штабе Аменд должен был проводить совещание с членами партии. В это время Фрэнк направился в кофейню в двух кварталах от штаба, где журналист должен был взять у него интервью.
Фрэнк зашёл внутрь и осмотрел зал. Лишь треть столиков была занята посетителями, а остальные места пустовали. В дальнем конце зала за столиком у окна привстал чёрнокожий мужчина и помахал Фрэнку рукой.
— Мистер Солдберг, меня зовут Алан Земан, я из «Хершик Ньюс», большое вам спасибо, что согласились прийти, — представился журналист, когда Фрэнк подошёл к нему.
— Рад встрече с вами, мистер Земан.
— Я знаю насколько драгоценно ваше время, потому давайте сразу же начнём интервью, — он включил диктофон и достал несколько листов бумаги, — роботы уже давно обыденность для нас, но всё же, те сферы, в которых они существуют, как-никак, не предполагают тесного сотрудничества людей с ними, потому вы один из первых, кто ежедневно проводит столь много времени сопровождая роботов, тем более такого робота как Аменд, уникального в своём роде. Расскажите, каково это?
— Это интересно. С каждым днём я понимаю, что между роботами и людьми всё больше и больше стираются различия, когда мы воспринимаем их как своих коллег.
Фрэнк рассказывал, что приходило на ум, но старался тщательно подбирать слова, чтобы не петь дифирамбы роботам, но и не говорить ничего, что могло бы быть воспринято негативно. Алан слушал, кивал, затем задавал уточняющие вопросы. Смотрел в свои листы, что-то записывал, вычёркивал и спрашивал ещё и ещё.
— Фрэнк, вам есть с чем сравнивать, ведь это не первая ваша кампания, у вас уже довольно большой опыт общения с политиками и работы на них, подходит ли Аменд под роль политика?
— Он не только подходит, а более того, он создан для этого, — Фрэнк вспомнил фразу, которую как-то сказал ему сенатор Корш, и решил применить её сейчас, — политик это в первую очередь специалист по улаживанию и примирению конфликтных интересов. Он избирается людьми, которые его поддерживают и отдают ему свои голоса, но после выборов он должен не только лишь считаться с интересами тех, кто не стал за него голосовать, а и действовать в их интересах тоже, ведь он представитель не группы людей, доверившихся ему, а всего населения штата, которое разделено на многие группы, у каждой из которых свои интересы. И работа политика в том, чтобы примерить и уладить все конфликты интересов. Аменд справляется с этим лучше всех, из него получился бы отличный дипломат.
— Последние девять лет вы работали на уважаемого, ныне покойного, сенатора Корша, вы можете сравнить двух своих работодателей — бывшего и настоящего?
— Их объединяет самоотверженная и непреклонная вера в своё дело, самоотдача и желание сделать жизнь людей лучшей.
— Вы, должно быть, тяжело перенесли утрату сенатора.
— Разумеется, он был больше чем просто начальник, или человек которого я должен был защищать. Он был мне как наставник.
— По вашему мнению, как он мог заразиться той болезнью?
— Если этого не смогли объяснить доктора-специалисты в области, о которой вы меня спрашиваете, тогда как я могу ответить на ваш вопрос?
— Но я спрашиваю о вашем мнении, вам не приходила мысль, что его могли отравить?
— Зачем, — Фрэнк нахмурился, — кому это было нужно?
— Как по-вашему, насколько тесно сенатор сотрудничал с Justice-Tech?
— Они с Директором последние пару лет работали вместе над проектом Аменда.
— Последние два года или больше? Я провёл небольшое исследование, — Алан достал из своей сумки сложенные пополам распечатки, развернул их и показал Фрэнку, — сенатор Корш получил должность сенатора за год до того, как был запущен проект первого робота-судьи во всей стране, и было это в его штате. Разумеется, ему не просто дали должность, он её получил заслуженно — за него проголосовали, но за семь месяцев до этого в соседнем штате по состоянию здоровья покинул должность сенатор Сэквикс. Закон того штата позволяет в таком случае не избирать, а назначать сенатора губернатором. В подобной ситуации не обязательно должны применяться требования о том, что сенатор до этого обязан проживать в штате. И губернатор назначил на то время никому особо не известного в политической среде сенатора Корша, который за семь месяцев, что ему было отведено занимать должность до очередных выборов, проделал потрясающую работу, громко заявив о себе. В это же время на территории штата была открыта компания под названием «С-естек», для которой было зарегистрировано несколько благотворительных фондов, освобождённых от налогообложения. Неназванные меценаты переводили заоблачные суммы денег в фонды, которые систематически выводились из них по запутанным схемам. Началось это на следующий месяц после того, как Корш стал сенатором этого штата. Конечного бенефициария определить невообразимо сложно, а настоящие получатели, лишь прикрытие, но в итоге нам удалось найти доказательства, что маршрут финансов из фондов «С-эстек» пролегал в Justice-Tech, а именно в компании, связанные с Корпорацией, чья связь скрыта от общественности. Как вы можете прокомментировать это?
— Никак, Алан. Я не пойму — какое это имеет отношение к нашему интервью?
— Скажите, сенатор Корш когда-нибудь упоминал о Лэндоне Доноване или Томасе Томпсоне, о своей возможной связи с ними?
Томас Томпсон, Глава Ассоциации Людей-Адвокатов, был известной фигурой, но сенатор не пересекался с ним, а имя Лэндона Фрэнк слышал впервые, хотя фамилия Донована была ему откуда-то знакома… Точно. Вдова, которой они помогали отбуксировать машину. Но вопросы, их постановка и напор, с которым Алан накинулся на Фрэнка уже напоминали собой какой-то допрос, а не интервью и переходили все рамки. Тут до Фрэнка дошло. Он наклонился к собеседнику и медленно проговаривая каждое слово спросил:
— Могу ли я увидеть ваше удостоверение журналиста газеты «Хершик-Ньюс»?
— А… зачем, Фрэнк?
— Потому что у тебя его нет. Вовсе ты не журналист из «Хершик-Ньюс» и Алан Земан — это не настоящее имя. Ты… — Фрэнк задумался и вспомнил, — Сол Кэмбел, и это ты звонил мне несколько дней назад с расспросами о сенаторе Корше.
— Фрэнк, я узнал многое, и мне нужна твоя помощь, иного способа добиться с тобой встречи я не видел.
— Интервью окончено, — Фрэнк шумно отодвинул стул и встал, — для тебя будет лучше, если я больше тебя не увижу и не услышу.
Фрэнк развернулся и вышел из кофейни, переполняемый злостью. Одно хорошо — интервью было фикцией, и то, что он рассказывал о роботе, не пойдёт на первые полосы газет.
Когда он дошёл до здания штаба, совещание ещё не было окончено, и Фрэнк решил перекусить. Он заказал себе хот-дог в передвижном ларьке, который стоял через один квартал вниз по улице.
— Как прошло интервью? — первым делом спросил Аменд.
— Это была подстава. Помнишь мне на днях названивал журналист с дурацкими вопросами? Это был он, обманул тебя, чтобы попытаться вытянуть из меня какие-то несуществующие сведения.
— В самом деле? — Аменд изобразил удивление, — ну что я могу тебе сказать. Нужно отдать ему должное, он провёл меня и тебя вокруг пальца. Уважаю профессионалов, а он в своём деле именно такой. Как думаешь, не напишет ли он какую-нибудь разгромную статью о тебе и сенаторе Корше?
— Сенатор говорил, что мелких статеек боятся только мелкие люди.
— Хорошо сказано, но, по-моему, не он придумал это выражение.
— Как прошло совещание? — задал встречный вопрос Фрэнк, переводя тему. Ему не хотелось рассказывать Аменду, что именно интересовало того журналиста.
— Наши люди полны энтузиазма. Это — главное. У нас на сегодня ещё две встречи, пора выдвигаться.
Весь день Фрэнк думал, каким образом можно исполнить просьбу сенатора Корша. Фрэнк отдавал себе отчёт, что он не был гением мысли и не мог просто так подвести робота к само-компрометации.
Вечером небо разразилось громом и вновь пошёл затяжной дождь. Они ехали по региональному шоссе, направляясь к мотелю, который располагался как центр в треугольнике по отношению к городам, посещение которых стояло на завтра в повестке дня.
Дигнан держал в своих роботизированных руках планшет, просматривая какие-то страницы в сети «Нор». Аменд набирал сообщения с указаниями для своих подчинённых на ноутбуке, стоявшем на выдвинутом между креслами столе. Фрэнк пил купленный на заправке крепкий кофе. Внезапно Рик ударил ногой по тормозам и резко дёрнул руль в сторону обочины. Микроавтобус занесло от такого манёвра на мокрой трассе, заднюю часть начало носить в разные стороны. Слева от них по встречной полосе на огромной скорости пронесся автомобиль. Микроавтобус остановился.
— Что за идиот! Прямо в лоб нам шёл, едва не столкнулись! — Рик со злости ударил ладонями по рулю.
— Уснул за рулем? — предположил Капитан.
— Хорошо, что всё обошлось, — подвёл итог Аменд.
Рик снова тронулся, а Фрэнк обнаружил, что забрызгал кофейной жидкостью свой пиджак. Он вздохнул и снял его, чтобы оценить масштабы нанесённого урона. Пиджак нужно было сдавать в химчистку.
— Там впереди, — обратился к спутникам Рик, — там две полицейские машины, дорогу перегородили.
Освещая дорогу ярким светом включённых мигалок, две машины стояли поперёк, оставляя немного места для проезда между ними. Под проливным дождём стояло четверо полицейских, освещая приближающийся микроавтобус лучами фонарей. Жестами они приказывали остановиться.
Рик приоткрыл своё окно:
— В чём дело, офицер?
— Выключить фары. Попрошу всех выйти из машины.
— Но какая причина? Я везу…
— Выключить фары и всем выйти из машины.
Аменд посмотрел на Фрэнка и Дигнана и сказал:
— Ну что же, давайте выйдем.
Фрэнк открыл дверь и первым вышел на улицу. Он тотчас же насквозь промок под дождём. Капитан Дигнан вышел за ним, а последним — Аменд. Рик тоже открыл водительскую дверь и покинул микроавтобус.
— Господа, — обратился к полицейским Аменд, — здравствуйте, что за серьёзное нарушение мы совершили, что вы нас дальше не пропускаете, заставляя стоять под дождём?
— Здравствуйте. Господин Аменд, — говорил старший по званию, лейтенант, — вы ничего не совершили, но к нам поступил приказ сканировать всех роботов-полицейских, проезжающих мимо.
— Что за чушь, — Капитан Дигнан вышел вперёд. Его солнцезащитные очки, которые он ещё ни разу не снял, были усеяны каплями воды, — лейтенант.
— Это не наша личная инициатива. Сейчас в штате действует операция-перехват, в её рамках мы проверяем все автомобили, если в них есть роботы полицейские, мы должны их просканировать.
— Перехват робота-полицейского? — с иронией в голосе спросил Дигнан, — это не похоже на правду.
— Извините, мы не уполномочены говорить о подробностях операции. Перед нами стоит чёткий приказ — сканировать всех роботов-полицейских, проезжающих мимо.
— Наверное, работаете без передышки, ведь здесь они эскортами ездят друг за другом в такое время и в таком месте, — слова Дигнана преисполнялись сарказмом, насколько это было уместно сказать в отношении робота.
— Операция проводится не только исключительно в этом месте. Господа, мы понимаем, что с вами можно обойтись и без проверки, мы все знаем кто вы. Это элементарная формальность, но мы вынуждены её выполнять, приказ есть приказ, кому как не вам это знать.
— Сканирование могут проводить сотрудники Службы Контроля Роботов, — заметил Аменд, — вы из Службы Контроля Роботов?
— Мы не можем говорить с вами на эту тему, у нас приказ проводить сканирование.
— Значит тот, кто отдал вам такой приказ, вышел за рамки своих полномочий и поставил вас в ситуацию, когда вы, чтобы исполнить приказ, должны нарушить закон, — ответил Дигнан.
— Капитан, это формальность, снимите ваши очки, мы просканируем, и вы поедете дальше. Проблемы нет.
— Проблема есть, — возразил Аменд, — вы требуете от робота-полицейского незаконных действий. Если бы то, о чём вы говорите, соответствовало закону, я бы сам помог вам просканировать, но вы не имеете права этого делать. Я хочу поговорить с тем, кто отдал приказ. С вашим начальником.
— Хорошо, давайте так, мы просканируем вас, исполним то, чего от нас требуют, и далее вы позвоните начальнику.
— Нет, я сначала с ним поговорю. Или мы просто уедем, так как вы не имеете законных оснований задерживать нас далее.
— Господин Аменд, это невозможно до сканирования. Мы не можем позволить вам уехать. К сожалению. Поймите нас, мы исполняем служебные инструкции, сейчас операция перехват и…
— Вы не имеете право сканировать роботов-полицейских, если вы не из Службы Контроля Роботов, — по тону Дигнана казалось, что он начинал терять терпение.
Он очень искусно задействовал те алгоритмы, о которых рассказывал Аменд, подумал Фрэнк. Алгоритмы речи и тембра, постановки фраз, что казалось, будто Капитан обладал способностью злиться, раздражаться и негодовать. Внезапно Фрэнк вспомнил, что забыл устройство в оставленном в микроавтобусе пиджаке, а оно могло пригодиться, кто знал, что будет следовать дальше?
— Мы уполномочены Службой, — отрезал лейтенант.
— Тогда покажите документы, — Аменд требовал.
— После сканирования, повторяю, — лейтенант вновь обращался к Дигнану, — снимите свои очки.
— В чем проблема, робот? — к спору присоединился полицейский, который останавливал микроавтобус, — мы думали соблюсти формальность, но вижу, что тебе есть что скрывать.
— Рядовой, не забывайтесь, — тон Дигнана теперь звучал стальными оттенками.
— Ещё раз повторяю, снимите очки и проведем сканирование, — сказал лейтенант, положив руку на кобуру.
— Если бы ваше требование было законным, он бы это сделал, — Аменд не говорил грубо, скорее доброжелательно, — но наш ответ — нет.
Фрэнк двинулся в сторону микроавтобуса, чтобы забрать и надеть пиджак. Он не понимал, что происходит, и если через несколько секунд будет совершено насилие, то что ему сделать? Выпустить отключающую роботов волну? Или исполнить свой долг и защитить Аменда?
— Стоять на месте, — лейтенант выхватил пистолет в сторону Фрэнка, его действие повторили и трое других полицейских, — не двигаться! — он направил оружие на Дигнана, — или ты даешь себя просканировать, и, если тебе нечего скрывать, вы уезжаете, либо мы проводим задержание и сканирует принудительно.
Дигнан не шелохнулся. Рик нервно посматривал на своих спутников. Фрэнк понял, что устройство ему достать не удастся, по крайней мере до развязки сложившейся ситуации. Как бы там ни было, что бы ни говорил сенатор Корш и как бы он ни хотел дискредитировать роботов, сейчас Фрэнк был на службе. Его долг — защищать Аменда от любых посягательств. И требования сотрудников полиции носили явно незаконный характер.
— Что это вообще такое, — рявкнул Фрэнк.
— Стой, где стоишь, — крайний полицейский справа, доселе молчавший, широко расставив ноги в стороны, слегка согнув их в коленях, направил ствол пистолета в грудь Фрэнку, крепко сжимая оружие обеими руками.
— Вы отдаете себе отчёт в том, — теперь в голосе Аменда доброжелательности и след простыл, — что направляете оружие на сотрудников Службы Безопасности, Полиции и публичного лица, коим являюсь я, кандидат в сенаторы, без каких-либо законных оснований, превышая все возможные рамки своих полномочий и нарушая права как роботов, так и людей, угрожая оружием, за что несомненно будете привлечены к ответственности.
Пока взоры полицейских были обращены на Аменда, Фрэнк потянулся рукой к кобуре, в которой покоился его пистолет.
— Эй ты! — заорал полицейский, держа Фрэнка на мушке, — ещё хотя бы один жест с твоей стороны, и я стреляю!
— Фрэнк, — Аменд повернул голову в его сторону, — это провокация, не ведись.
Рядовой, остановивший микроавтобус, начал обходить их со стороны, держа на прицеле водителя. Тот поднял руки.
— Лечь на землю! Вас это тоже касается, лечь на землю! — полицейский водил пистолетом из стороны в сторону, направляя то на водителя, то на Капитана Дигнана, то на Аменда, то на Фрэнка, — Лечь! На. Землю!
— Капитан, они хотят нас спровоцировать, — не поворачивая головы, проговорил Аменд.
— Я знаю, — ответил Дигнан.
— Молчать! — голос лейтенанта едва не перешёл на визг, — на землю! Выполняйте приказ или застрелю к чёртовой роботовой матери!
Фрэнк посмотрел на полицейских, которые уже обошли их полукругом и прикинул в голове возможные варианты дальнейших действий.
Фары микроавтобуса резко загорелись дальним светом, на несколько секунд ослепив стоявших лицом к автомобилю полицейских. Раздался выстрел. Капитан Дигнан мгновенно оказался возле крайнего слева полицейского и мощным ударом роботизированного кулака в челюсть отправил того в нокаут, затем выхватил из кобуры свой пистолет и грациозным движением метнул его вперёд. Пистолет как бумеранг закрутился вокруг своей оси в полёте и с треском врезался в лицо лейтенанта. Фрэнк кинулся вправо, двумя руками обхватив державшие пистолет запястья ближайшего к себе полицейского, тот выстрелил из опущенного вниз ствола, пуля срикошетила от асфальта. Фрэнк ногой ударил полицейского под дых и, потянув к себе, в заломе выкрутил тому руки. Пистолет упал на дорогу. В это время оставшийся на ногах четвёртый полицейский выстрелил наугад, так как был всё ещё ослеплён фарами микроавтобуса, но Дигнан в два шага оказался рядом, схватил его левой рукой за шею и поднял над землёй, а второй рукой без размаха залепил прямо в лицо, после чего отпустил обмякшее тело, позволив тому свалиться на асфальт. Всё происходившее заняло несколько секунд.
— Все целы? — спросил Аменд, который так и не сдвинулся с места.
— Чёрт, — осипшим голосом проговорил Рик.
Взоры всех обратились к водителю. Тот прижал руку к правому боку. Из-под ладони струилась кровь. Ноги Рика подкосились, но Аменд подхватил его.
— Рика подстрелили, нам нужно срочно отвезти его в больницу. Фрэнк, — Аменд повернул голову, — бери Mercedes, садись за руль и лети в Иглиноис, там ближайшая больница.
Фрэнк без лишних слов подбежал к открытой передней двери, запрыгивая в кресло. Аменд аккуратно перенес Рика в салон микроавтобуса, нажав на кнопку, разложив кресло в лежачее положение, и уложил в него водителя.
— Гони, Фрэнк, позвонишь из больницы, мы останемся здесь, нужно выяснить что им было нужно.
Аменд закрыл дверь, Фрэнк завёл автомобиль, объехал лежавших полицейских, то-ли без сознания, то-ли убитых ударами Дигнана, проехал между патрульными машинами и нажал на педаль газа.
— Держись, Рик.
— Что-то мне нехорошо, — отозвался тот.
Дождь усилился, даже непрерывно работающие дворники не справлялись с ним, но Фрэнк несся вперёд, не сбавляя скорости. Дорога к Иглиноису заняла двенадцать минут. Заехав в город, Фрэнк повернул к больнице по указателю, и на подъезде к ней принялся сигналить. На порог выбежали люди в белых халатах. Фрэнк затормозил прямо у входа в больницу, вылетел из автомобиля, подбежал к пассажирской двери, на ходу крича:
— У человека пулевое ранение! Скорее носилки!
Он открыл дверь. Судя по глазам, Рик был на грани сознания, готовый отключиться в любой момент. Подбежали пять санитаров, двое из которых держали носилки, осторожно достали Рика, уложили его сверху на них и быстрым шагом, насколько это позволяла транспортировка раненного, направились в больницу.
— В операционную его! — прокричал кто-то.
— Вызовите доктора Кларка!
— Останьтесь здесь, — женщина-врач жестом руки остановила Фрэнка.
— Можете рассказать, что случилось? — спросила другая женщина, подбежав с планшетом для записей в руках.
Раздался стон Рика, но через мгновение санитары с носилками скрылись за дверью.
Фрэнк вернулся к автомобилю за мобильным телефоном.
— Фрэнк? — Аменд ответил на звонок не сразу.
— Рика оперируют, меня туда не впустили, я не знаю о его состоянии.
— Дождись новостей и перезвони. Мы пытаемся выяснить, что это было на дороге.
— Те полицейские живы или нет?
— Живы, Капитан Дигнан все свои действия проводил с расчётом. На связи, Фрэнк.
Робот положил трубку. Фрэнк взял с заднего сидения свой пиджак. Разлитый кофе уже высох, оставив на ткани большие коричневые пятна. Фрэнк вздохнул и положил его обратно, секунду раздумывая стоит ли брать с собой устройство из нагрудного кармана. Но ему не было куда её положить его брюки так, чтобы не привлекать внимание. Фрэнк пошёл в больницу и сел в зале для ожидания. Время потянулось очень медленно. Часа через два вышел доктор и улыбнулся:
— Жизни вашего друга уже ничего не угрожает, но теперь его нельзя беспокоить, ему нужен покой.
Фрэнк сообщил новости Аменду.
— Отлично. Фрэнк, бери микроавтобус и возвращайся к нам.
На месте происшествия стояло несколько полицейских автомобилей, по дороге ходили роботы-полицейские, а четверо полицейских, которые остановили микроавтобус находились в наручниках. Фрэнк остановил автомобиль перед выставленным знаком «Стоп», заглушил двигатель и вышел на улицу.
Аменд с Капитаном Дигнаном стояли в стороне и о чем-то переговаривались с другим роботом-полицейским. Увидев Фрэнка, они направились ему навстречу.
— Фрэнк, нам нужно ехать.
— К Рику?
— Здоровью Рика уже ничего не угрожает, а нам нужно выяснить куда ведёт след от последних событий. То, что они связаны между собой — не вызывает сомнений. Поехали, расскажу по дороге.
Фрэнк предусмотрительно взял свой пиджак и положил его на переднее сидение. Завёл автомобиль и спросил:
— Куда едем?
— Возвращаемся в столицу штата, в главный офис Justice-Tech.
Фрэнк удивился, но никак не стал комментировать такой ответ и, объехав полицейские заграждения, устремил машину вперёд по трассе. Фрэнк и не заметил момента, когда дождь закончился. Возможно, это случилось, пока он был в больнице, но дорога всё равно оставалась мокрой.
— Вы поговорили с командиром, который отдал тот приказ? — посмотрев в зеркало заднего вида спросил Фрэнк.
— Им приказали остановить именно нас, никакой операции не было. Теперь у полицейских словно провал в памяти — они не помнят лица человека, который приказывал. Но единственное, что они знали — любой ценой должны создать конфликт, спровоцировать одного из нас, чтобы иметь право применить к нам силу.
Дорога была практически пустой и заняла полтора часа времени. В здании корпорации практически нигде не горел свет, что было неудивительно в такое время. Микроавтобус миновал контрольно-пропускной пункт и заехал на огромную парковку во внутреннем дворе. На ней стояло лишь несколько автомобилей.
Фрэнк подумал, что пропускная система на входе в Justice-Tech была одной из самых передовых во всём мире, и существовала большая вероятность, что устройство, данное ему сенатором могли обнаружить, а так рисковать Фрэнк не мог.
Миновав несколько пунктов охраны на входе со стороны внутреннего двора, Аменд, Фрэнк и Капитан Дигнан на лифте поднялись на самый верхний этаж, где, как уже знал Фрэнк, располагалось рабочее место Директора Стиннера.
— Мне остаться? — спросил Фрэнк, когда они оказались у двери Директора. Никого из сотрудников не было в такой час, в коридорах горел приглушённый свет.
— Идём, Фрэнк.
Аменд постучал. Дождавшись ответа из кабинета, он открыл дверь.
Директор Стиннер сидел за своим столом. Он поднялся, сделал несколько шагов навстречу пришедшим и с каждым поздоровался за руку.
— Присаживайтесь, — он указал рукой на кресла, и сам проследовал обратно за свой стол.
— Фрэнк, — Аменд повернулся к Фрэнку и вытянул свою руку вперёд. В ладони он сжимал нечто, — Фрэнк, прежде чем мы начнём, я хотел бы, чтобы ты объяснил, что это такое?
Он раскрыл ладонь и глаза Фрэнка округлились. В ладони робота лежало устройство круглой формы. То, которое сенатор Корш дал Фрэнку, чтобы на случай чего ненадолго обезвредить роботов.
— Фрэнк? — мягко повторил Аменд.
Как оно у него оказалась? Фрэнк не мог вспомнить момент, когда у робота была возможность его увидеть. Оно всё время лежало в его внутреннем нагрудном кармане пиджака, не выпирая из него. Фрэнк не доставал устройство, а сенатор Корш говорил, что она обладает свойствами, которые не позволяли роботам его обнаружить.
— Что это? — спросил Фрэнк, стараясь, чтобы его голос звучал удивлённо, словно он сам видел эту вещь в первый раз.
— Фрэнк не пытайся сделать вид, что не знаешь. Ты умышленно положил это себе в пиджак, зная, что это и для чего. Не пытайся соврать нам. Кто дал тебе это устройство?
Мысли Фрэнка заметались в голове подобно стае ос, непрерывно жаля его, потому что ни одна из этих мыслей не была достаточно хорошей, чтобы сойти за правду.
— Мистер Солдберг, — обратился к нему Директор Стиннер, — мы ждём ответа от вас.
Фрэнк посмотрел на Капитана Дигнана. Роботы-полицейские были ходячими детекторами лжи, и безошибочно определяли, когда их собеседник пытался солгать.
— Кто дал тебе эту вещь? — без особо терпения в голосе повторил предыдущий вопрос Капитан.
— Я не могу сказать, — не нашёл лучшего ответа Фрэнк.
Аменд протянул устройство Капитану Дигнану. Тот бросил его на пол и с хрустом раздавил ногой.
— Фрэнк Солдберг, ты настоящий профессионал, преданный своему долгу и делу, которое выполняешь. Что могло заставить тебя отступиться от своих принципов и пойти против нас? — Аменд наклонился вперёд, — это должно быть нечто такое, что не противоречило твоему долгу. Нечто, что показало бы тебе ошибочность принятого тобою решения помогать мне. Но несмотря на это, ты всё равно сегодня на дороге исполнил то, что должен был — защитил меня. Поэтому я делаю вывод — тебе запудрили мозги, но твоё чувство ответственности оказалось сильнее этого. Потому я хочу узнать кто это был, Фрэнк. Мы говорим с тобой в спокойной обстановке, и, если ты тот человек, за которого тебя считал сенатор Корш, благодаря чему доверял тебе, и благодаря чему доверились тебе и мы, тогда ты объяснишь нам, откуда это устройство, и кто дал его тебе.
Во Фрэнке боролись две его стороны. Одна готова была умереть за сенатора Корша, но сохранить его тайну. Но вторая сторона внезапно припомнила, что сенатор никогда не просил Фрэнка совершать нечто постыдное, противоречащее его долгу. Сенатор никогда не поступал так сам и не смел требовать от своих подчинённых. Сенатор никогда не ставил жизнь своих соратников под угрозу. Сенатор никогда не требовал от Фрэнка, чтобы тот преступил через свои принципы. Сенатор и сам был таким человеком.
— Мне её дал сенатор Корш.
— Перед своей смертью? — спросил Директор Стиннер.
— Нет, он дал мне её несколько дней назад.
Такой ответ прозвучал неожиданно для всех. Отсутствия сенатора в мире живых никто не ставил под сомнение. Воцарившуюся тишину прервал Директор:
— Мистер Солдберг, сенатор Корш мёртв. На ваших глазах его жизнь угасала. Вы были на его похоронах. И сейчас он покоится в могиле, в которой его захоронили. Кого-бы вы не видели, но это был не сенатор Корш.
— Это устройство было произведено теми же людьми, что и щит на водонапорной башне, который ты отключил, но разница в том, что устройство не обладало скрывающими свойствами от наших глаз. Для меня было удивительно, когда ты начал носить это с собой, — Аменд покачал головой, — наши противники хотели добиться нашего разъединения. Они ожидали, что мы найдём устройство, точно знали, что мы его заметим, и хотели, чтобы мы тебя отстранили, а быть может ожидали, что мы убьём тебя, но это не наши методы. Может они и смогли убедить тебя в необходимости предать нас, и тебя следует отстранить, но тогда мы дадим нашим противникам то, чего они хотят от нас.
— Мы дадим тебе второй шанс, Фрэнк, потому что тебя использовали. Я говорил тебе — технологии можно обойти, а человека — только обмануть, — сказал Дигнан.
— Но я видел сенатора Корша, — проговорил Фрэнк.
— Сенатор трудился над Амендом, он никогда не стал бы делать ничего против него. И стал бы сенатор просить вас, чтобы вы нарушили свои принципы, за которые он так вас ценил? Они могла преследовать несколько целей. Они могли пытаться выведать у тебя что-то о деятельности сенатора.
— Ничего такого не было, — покачал головой Фрэнк.
— Ты уверен? Если бы они спросили прямо, это было бы подозрительно. Возможно, они хотели узнать знаешь ли ты о каких-либо секретах сенатора, упомянув о них косвенно, дабы убедиться, что тебе что-то известно?
В голове у Фрэнка промелькнула фраза сенатора, что никто не должен знать о Стефане Серафиме. Возможно таким образом нужно было убедиться, что ему Фрэнку известно о нём? Раз он не спросил в ответ: «А кто это?».
— Кто бы это ни был, он причастен к нападению стрелка и полицейским, которые остановили нас. И он имеет доступ к Justice-Tech, — Аменд повернулся к Директору, — сегодня была провокация, полицейские были уверенны, что капитан откажется проходить сканирование. А если они были в этом уверенны, то должны были знать наверняка. И должны были знать причину, по которой он не станет этого делать. То есть, знать информацию, что капитан — это несертифицированный робот, и что он находится только в закрытом доступе к операционной системе Justice-Tech.
— Капитан несертифицированный? — удивился Фрэнк.
— Вопреки мнениям сторонников теории заговора, в которой тебя, скорее всего попытались убедить, — сделал паузу Директор Стиннер, — все роботы Justice-Tech проходят процедуру государственной прошивки, после которой блокируется возможность удалённого управления роботом, а также фиксируется круг его возможных действий в будущем. Дигнан несертифицированный, потому что роботам полицейским прививаются определённые прошивки. Дигнан не прошит, чтобы быть не только роботом-полицейским, но и телохранителем. Его сертификация по прошивке полицейского не могла позволить ему совершать возможные действия, которые требуются от телохранителя.
— А данные об этом хранились только в Justice-Tech.
Разговор прервал звонок коммуникатора на столе Директора.
— Директор Стиннер, прямо сейчас наш сотрудник находится в отделении CII-1 и пытается выгрузить из системы на сторонний носитель информацию о роботе Аменде. Он сказал, что выполняет ваши указания.
— Срочно задержите его и приведите ко мне.
Через десять минут в дверь постучались. На пороге стояло три человека в форме сотрудников безопасности корпорации они держали щуплого мужчину небольшого роста, в круглых очках.
— Директор Стиннер? — быстро заговорил он, — я не понимаю, почему меня схватили, я же выполнял ваши команды.
— Оставьте нас, — приказал Директор охранникам, и те вышли, — я не отдавал вам никаких приказов.
— Но Директор Стиннер! Вы встретились со мной вчера и приказали скачать из секции CII-1 все данные о роботе Аменде, вы сказали, что в корпорации теперь нельзя никому доверять и, что данные под угрозой.
— И что я вам сказал сделать с данными далее?
— Передать их вам на рассвете.
— Принести в мой кабинет и вот так отдать?
— Нет, вы сказали привезти их на скалу Мэдсона на рассвете, там на вершине должна стоять хижина над обрывом. Там мы и должны были встретиться. Я не понимаю, что происходит, Директор, я лишь исполнял то, что вы мне сказали.
— Охрана, — позвал Директор, дверь открылась, и зашли охранники, — заберите его, изолируйте для начала, пока мы не проведём служебное расследование.
— Но Директор! — вскрикнул мужчина, когда дюжие охранники взяли его под руки, подняли над полом и вынесли из кабинета.
— Нам нужно ехать к скале Мэдсона, — сделал вывод Аменд.
— Езжайте втроём. Выясните, кто наш враг, — заключил Директор. Когда они встали, он обратился к Фрэнку, — Мистер Солдберг, у вас есть шанс исправить свои ошибки.
Фрэнк сел за руль, Аменд и Капитан Дигнан — сзади. Фрэнк не знал путь к Горе Мэдсона и проложил к ней маршрут в навигаторе. Дорога к ней должна была занять два часа. До рассвета оставалось не более трёх часов.
Вся дорога пролегала в молчании. Никто не обронил ни слова. Фрэнк не знал, чего ему теперь ожидать. Он запутался во всём. Если с ним говорил не Сенатор Корш, то кто? А если сенатор Корш, то Фрэнк предал его.
Они подъехали к горе, когда небо начало светлеть. На вершину вела узкая полоска серпантина, уходящая вверх, по кругу украшая гору Мэдсона, как гирлянда. Солнце ещё не взошло, но начали петь утренние птицы. Фрэнк вёл машину вверх. Когда они практически выехали на вершину, Аменд сказал остановиться.
— Фрэнк, там наверху должна быть хижина. Иди в неё, посмотри кто там. Держи оружие наготове. Капитан прикроет тебя.
Фрэнк кивнул. Он достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя и вышел из микроавтобуса. Воздух был прохладный. Одежда Фрэнка ещё не до конца высохла после ночного дождя. Он пошёл вперёд. Фрэнк ступал по каменистой земле с небольшим хрустом, раздавливая мелкие камешки, которые устилали всё под ногами. Туфли прибились слоем серой пыли. Он дошёл по дороге до выхода на небольшое плато на вершине. Метрах в двухстах, у самого обрыва, стояла обветшалая деревянная хижина. Фрэнк с оружием в руках направился к ней. Он ожидал выстрела — его могли заметить, и наверняка бы заметили, посмотрев в окно, а значит могли и выстрелить. Он дошёл до средины пути. Вокруг не было ни души. Он не обворачивался, чтобы проверить следует ли Дигнан за ним. Фрэнк оставлял за собой следы на поверхности, но вокруг не было никаких других следов, Фрэнк не был уверен, находился ли в хижине кто-нибудь. А если и был — как он добрался сюда? Нигде не стоял ни автомобиль, ни мотоцикл.
Фрэнк практически дошёл до двери. Изнутри не доносилось ни малейшего шума. Он взялся за дверную ручку и толкнул дверь вперёд. Внутри из мебели ничего не было, а у противоположной стены у окна кто-то стоял.
— Кто здесь? — спросили из глубины комнаты.
Фрэнк сделал шаг вперёд.
— Фрэнк? — голос звучал с удивлением.
Фрэнк начал поднимать руку с пистолетом.
— Фрэнк, это я — сенатор Корш.
Внезапно Фрэнк словно прозрел. Это был действительно сенатор Корш.
— Сенатор? Что происходит? — спросил Фрэнк, не опуская оружие.
— Ты удивлён, видя меня здесь?
— Я удивлён, что вы подставили.
— Когда, Фрэнк?
— Когда передали мне то устройство позавчера, роботы с лёгкостью его обнаружили.
Пару секунд молчания, словно сенатор думал, затем ответил:
— Фрэнк, они обманули тебя. Как ты мог им поверить и предать меня?
— Сенатор…
— Ты был одним из немногих, кому я мог доверять. Теперь из-за тебя они знают, что я жив. Ты поставил меня под угрозу.
Фрэнк опустил оружие.
— Ты привёл кого-то с собой?
Фрэнк не ответил. Он не знал, кому теперь верить. Он не знал, что ему можно рассказывать, а что нельзя.
— Фрэнк, с тобой кто-то есть? Отвечай.
После последнего слова все мысли Фрэнка были отметены в сторону, и он тут же сказал:
— Да, со мной Аменд и капитан Дигнан. Аменд ждёт в машине у въезда на вершину, а капитан…
Он не договорил. Раздался оглушительный треск, и стена между дверью и окном разлетелась в щепки, на середине комнаты оказался Капитан Дигнан. Сенатор Корш мгновенно развернулся вокруг своей оси и прыгнул в окно, возле которого стоял. Раздался звон разбивающегося стекла, и сенатор вылетел через проём наружу. Дигнан через мгновение оказался на том месте, где стоял сенатор. Фрэнк подбежал к окну и выглянул из него. Окно выходило прямиком на обрыв, и земли внизу видно не было. Чуть ниже от хижины в воздухе плавно плыли облака. Ни один человек не мог выжить после такого прыжка.
— Сенатор Корш… — проговорил Фрэнк.
— Это был не сенатор, — ответил Дигнан.
В хижину вошёл Аменд.
— Я спущусь вниз, нужно найти его, — сказал Капитан Дигнан и не дожидаясь какого-либо ответа, вышел.
— Это был сенатор Корш, — сказал Фрэнк.
— Нет. Это был сильнейший гипнотизер. Теперь всё складывается. Он приказал стрелку стрелять и тот не мог противиться, хотя и говорил, что не хотел. Он сказал тебе, что он сенатор и ты действительно увидел его в нём. Он приказал полицейским остановить нас на дороге. Он приказал нашему сотруднику достать информацию обо мне в Justice-Tech. Это гипнотизер, и теперь нужно выяснить в чьих интересах он работает.
— Работает? Он выпрыгнул с такой высоты, теперь он точно мёртв.
— Капитан должен найти тело. Я пока осмотрю хижину, — судя по тону Аменда, разговор был окончен.
Фрэнк вышел на улицу и подошёл к обрыву. Он не говорил с сенатором Коршем. Его использовали, надавив на самое больное место — преданность человеку, которого он считал своим отцом. Фрэнк едва не совершил ошибку. Ему было очень паршиво. Он почувствовал всеобъемлющее чувство вины и стыда за свои действия. Затем промелькнула предательская мысль — а вдруг это всё же был сенатор Корш? Фрэнк привёл к нему роботов, устроив западню для своего наставника. Но прыжок в окно не имел смысла. А вдруг у сенатора был припасён трюк на этот счёт? Нет. Это не был сенатор — сотрудник Justice-Tech видел в нём Директора Стиннера, а других людей, устраивавших им неприятности он так же подчинял своей воле. Сенатор Корш был мёртв. Он умер своей смертью. Но если не своей? Могли ли его специально заразить некой неизлечимой болезнью, чтобы открыть дорогу в сенат для робота? Нет, это не имело смысла, сенатор ведь сам работал над этим роботом. Но если не работал, и Фрэнку солгали? Тогда дело приобретало скверный оборот. Фрэнк запутался. Он ещё раз попытался разобраться в своих мыслях, пытаясь привести их в структуру. Первый вариант — сенатор Корш умер своей смертью, Фрэнк видел гипнотизера. Вариант второй — сенатора Корша отравили, Фрэнк видел гипнотизера. Вариант третий — сенатор Корш инсценировал свою смерть, и Фрэнк видел именно сенатора. Вариант четвёртый — сенатор инсценировал свою смерть, и Фрэнк видел его в машине, а сейчас на скале — гипнотизера, ведь сенатор говорил, что враги повсюду и не только роботы, а те же враги могли узнать о разговоре Фрэнка и гипнотизер сыграл на этом. Вот только что это за гипнотизер, для которого выпрыгнуть с обрыва было более благоприятным, нежели попасться в руки Капитана Дигнана? Выпрыгивая он даже ни секунды не сомневался. Фрэнк качнул головой. Это всё слишком запутано, чтобы быть правдой. Самым достоверным был первый вариант. Фрэнк любил, когда всё было просто.
Он достал из кармана зажигалку Zippo, которую сенатор дал ему в их последнюю встречу. Настоящий сенатор. Была бы сигарета, быть может Фрэнк и закурил бы. Сзади к нему подошёл Аменд.
— Прости, что я предал тебя, — сказал Фрэнк, посмотрев на робота.
— Ничего, Фрэнк, мы же команда, — улыбнулся Аменд.
Фрэнк посмотрел вниз. Начинало подниматься солнце, освещая самую верхушку горы, а внизу всё было до сих в полумраке. Облака медленно проплывали под ними. Фрэнк подумал — как же ему теперь искупать свою вину перед Амендом, и перед самим собой тоже.
Аменд приставил к затылку Фрэнка пистолет с глушителем и спустил курок. Практически бесшумный выстрел. Пуля вошла в затылок и вышла с обратной стороны головы. Мёртвое тело Фрэнка повалилось вперёд, упав на самый край перед обрывом.
Подошёл Капитан Дигнан. Аменд передал тому оружие.
— Людям нельзя доверять, Капитан.
— Им нельзя давать второй шанс, — подтвердил тот.
Аменд развернулся и ушёл. Капитан взял Фрэнка за ноги и потащил тело в сторону. Выроненная из рук Фрэнка Zippo покатилась по склону, и, скользнув по каменному краю скалы, скрылась из виду.