Володька Зинин, друг Мишки Кириллова, женился весной, как раз под первомайские праздники. Мишка беспокоился – а вдруг погода не улучшится, будет такой же слякотной и дождливой, и снимки тогда не получатся. А ему очень хотелось угодить Володе, да и самое главное – показать старому мастеру, его учителю Ивану Дмитриевичу, что и он чего-то стоит, тоже не лыком шит.
Весна выдалась неустойчивой, затяжной, даже в поле ещё не выезжали, хоть давно пришло время. Часто на небе лохматились тёмные, как лиловый синяк, тучи, из них шуршала на земле снеговая крупа, потом крупными каплями стучал дождь. Проглядывало солнце, но оно не успевало подсушить землю, зевало в облаках.
Мишка из райцентра шёл в Берёзовку, с тоской глядел на пегие от выпавшей крупы поля, на свои резиновые сапоги, заляпанные грязью, думал, что по такой погоде и праздник не в праздник. Так, одна морока, дальше дома носа не высунешь.
Но уже перед Берёзовкой солнце как-то решительно размахнуло тучи, затих ветер, весенняя теплынь хлынула неожиданно щедро, и жаворонки, любимые Мишкины птички, опрокинули, над полями свои весёлые песни. Видно, устанавливалась погода, устанавливалась надолго. Мишка вдруг на секунду представил, как весело закружится на выгоне свадебный хоровод, как будет доволен его друг Володя, как заулыбается принаряженная невеста, их с Володькой одноклассница Танька, и от этого на душе становилось спокойно и радостно. Радостно было за Володьку – ведь это праздник на всю жизнь, и если он будет ярким, солнечным, значит и жизнь их совместная с Танькой такой будет, яркой, как этот разыгравшийся день.
С Володькой Кириллов дружил давно, ещё с первого класса. Их учительница Мария Ивановна тогда рядышком посадила, за одну парту. Володька – он отличник вечный, а Мишке математика плохо давалась, эти «иксы-игреки» для него – мученье сплошное. Вот и расчёт у учительницы был – рядом с сильным учеником, глядишь, и Мишка освоит математические премудрости. И не ошиблась. Поначалу Мишка пытался в соседскую тетрадь заглядывать, а потом вдруг неожиданно почувствовал, что и у него получается, решение приходит правильное.
Так они до десятого класса вместе и проучились, теперь вот Володька в институте учится, а Мишка в комбинат бытового обслуживания поступил учеником фотографа. К фотографии его ещё со школьных лет тянуло, интерес этот захватил полностью, а Зинин теперь в институте физику изучает. Может быть, Мишка и сам бы в институт поступил, учился бы, по крайней мере, желание такое было, только причина есть одна – у Мишки нет родителей, а бабке Матрёне городское содержание не под силу. Так уж судьба сложилась. Отец у Мишки на фронте погиб, а мать после войны лошадей чесоточных в пруду холодном купала, и сама простудилась, сгорела, как свеча.
Спасибо бабке Матрёне, с ней вдвоём и воюет Мишка. И на работу в райцентр Мишка специально поступил, чтобы хоть как-то семье помогать, хозяйство-то у них немудрёное, один огород да коза, на таком богатстве далеко не уедешь. Хоть и небольшая зарплата у Мишки, да им с бабкой хватает и налог платить, и одежонку немудрую справить. А то, что Мишке каждый день приходится в райцентр ходить – дело несложное, ноги пока молодые, резвые, и бабка страшно довольна, что внук хоть немудрой, но полезной профессии научился.
Одно только плохо у Мишки – взаимоотношения его с Иваном Дмитриевичем, старшим фотографом. С внешнего вида посмотреть – ангел, а не мужик, роста небольшого, гладко причёсанные седые волосы на голове приглажены, хоть считай, на лице румянец полыхает, как у девушки, и вообще он в свои сорок лет какой-то воздушный, лёгкий, в талии тонкий и подвижный. А взаимоотношения их не складываются потому, что уж больно хитрый Иван Дмитриевич. Эта хитрость, кажется, и на лице написана, нос острый, как у лисицы, и глаза, постоянно что-то ищущие, в человека уставятся – точно как рентген, насквозь просвечивают.
Умеет Иван Дмитриевич благополучие себе создавать, заработок у него в три раза больше, чем у Миши. А почему? Очень просто. На правах старшего в фотографии он самые лучшие заказы себе подгребает. Вот, скажем, свадьба какая случается, или торжество в райцентре – так Иван Дмитриевич фотоаппаратами обвешивается – и полный вперёд, с улыбочкой да прибауткой щёлкает затвором.
– Внимание, приготовились, – всякий раз приговаривает он.
Кто-нибудь из весёлых, нетерпеливых свадебных гостей не выдерживает, реплику подаёт:
– Снимать будете?
– Эх, снимать вас ваше начальство будет, – эта расхожая фраза у Ивана Дмитриевича на все случаи жизни приготовлена, – я вас только для истории увековечу.
Хохочут гости, Иван Дмитриевич посмеивается негромко, с ухмылочкой, дескать, знай наших, а сам щёлкает направо и налево. Знает, в таких случаях клиенты за деньгами не постоят, каждому приятно себя весёлым на карточке увидеть, похвастаться: «Вот я какой молодец, смотрите, люди, да радуйтесь».
Мишке же Иван Дмитриевич всё больше скучные заказы подсовывает – на документы сфотографировать или похоронную процессию снять. У Мишки даже отвращение ко всей этой работе. Особенно на похоронах присутствовать. Люди в горе убиваются, а ты своё дело делай, устанавливай вокруг гроба, прощальные эти снимки клепай себе в обиду.
Теперь к Володьке хоть на свадьбу попадёт, попытается нащёлкать таких снимков, чтоб Ивану Дмитриевичу нос утереть. А то он себя чуть ли не мастером художественной фотографии считает.
Правда, Володька на свадьбу Мишку не как фотографа пригласил, да это и неважно. Снимки он просто так сделает, чтоб друга порадовать. Он, Володька, можно сказать единственный друг у Мишки, самый закадычный. И в семье у Зининых Мишка часто бывал. Мать Елена Кирилловна всегда рада, не знает, куда Мишку усадить. Правда, отец Володьки, Данила Степанович – тот человек неприветливый, на него посмотреть – суровость на лице написана, и глаза из-под мохнатых бровей глядят на мир устало, точно всегда пеленой задёрнуты. Мужик он крепкий, хозяйственный, у такого, говорят, каждый гнутый гвоздь свой учёт имеет. Мишке это больше нравится, такой человек на земле твёрдо стоит, знает, что в жизни делать надо.
Перед Берёзовкой солнце и вообще разгон взяло, и хоть время под вечер, до духоты воздух раскалило, даже рубашка к телу приставать стала от быстрой ходьбы. Значит, счастливый человек Володька, образумилась погодка во имя его свадьбы. И снимки теперь на славу получатся.
Мишка недалеко от Зининых жил и когда к саманному бабкину жилищу подходил, заметил – карагодится народ у дома Володьки, мельтешит нарядами разноцветными. Значит, собираться уже гости начали.
Мишка быстро домой забежал, брюки свои погладил, одни и есть пока – на работу, и дома (ничего, скоро побольше получать будет, тогда и до нарядов дело дойдёт), рубашку в голубую клетку надел, без бабки управился с нарядами своими. (Наверняка, старая на свадьбу полюбоваться ушла, их, старух, мёдом не корми, а дай такую возможность – потом целую неделю будут обсуждать, кто в чём одет был да как вёл себя, не куражился ли, или выпил на копейку, а ломался на целый рупь. И такие разговоры – конца и края иметь не будут).
Мишка через плечо перекинул фотоаппарат, пошёл к дому Зининых.
Фотоаппарат «Киев» у Мишки служебный, заведующая, когда его вручала, раз пять заставляла расписываться, дескать, смотри, Михаил, казённая вещь, за неё ответ придётся держать. А Мишка и смотрит, потому как иначе нельзя, хлеб свой насущный, как бабка Матрёна скажет, он им добывает.
Около дома Зининых толпа собралась приличная. Можно сказать, весь берёзовский народец высыпал на улицу, и молодой, и старенький. Вон рядком старушки стоят, точно подпёрли друг друга, лица сосредоточенные, как у солдат на параде. Может быть, молодость свою вспоминают, свои свадьбы-гулянья на память приходят. В этом ряду и бабка Матрёна красуется, в юбочке чёрной, в кофточке горошком, лицом своим светлым, без загара, сверкает. Хорошая бабка у Мишки! Даром одна на белом свете, как былинка в поле, а не согнулась статью, и все невзгоды с шуткой-прибауткой одолевает. Она с ним, Мишкой, намучилась через край, а ничего, судьба её не одолела, смотрит сейчас на свадебную кутерьму и улыбается, жизни радуется.
А перед старухами рядком выстроилась берёзовская мелкота, пацанва разновозрастная, но тоже важность момента понимает, стоит, носами шмыгает, глазёнками в разные стороны постреливает, наблюдает, как берёзовский гармонист Колюха Жекан на коленке инструмент свой во всю яркость цветастых мехов разворачивает. А перед гармонистом уже девчата хоровод завели, подруги Татьяны пляшут, так, что грязь летит в разные стороны и туфли белые чернотой отдают. Но девкам горя мало:
Это Люба Викентьева частушки поёт. Нравится Мишке Люба, только вряд ли об этом кто догадывается. Мишка и от себя думку эту прочь отпугивает, не чета ему Люба, высокая, стройная, брови чёрные вразлёт. А самое страшное – живёт семья Викентьевых зажиточно, не в пример Мишке с его хоть и стройной, годами не сломленной, бабкой. А может быть, это только кажется Мишке? Что он, в поле обсевок ржи? На себя Мишка в зеркало смотрит и никаких больших изъянов не находит – в плечах широк, волосы волнистые, с пробором. Разве единственный порок его – росточком маловат, да как говорят, велика тюрьма, да кто ж ею рад.
Сейчас вокруг Любы ужом извивается в пляске Иван Зимарев, Мишкин одногодок, весельчак и балагур берёзовский. Он гулко хлопает в ладоши, бьёт себя по коленям, бокам, в присядку скачет по кругу, изгибая носки сапог, частит скороговоркой:
Иван лукаво глядит на Любку, подмигивает ей и ещё яростнее обхлёстывает себя ладонями.
Пляшут девчата огневой пляской, земля словно дышит под их бойкими ногами, и у Мишки желание появилось снимок первый сделать, чтоб потом Володьке на память подарить. Но только и успел Мишка два раза щёлкнуть, как на пороге Данила Степанович появился, ладонь к глазам поднёс и, узнав в толпе Мишку, заспешил к нему.
Он Кириллова за руку взял, в дом мимо разнаряженных гостей повёл, выговаривая по дороге:
– Что ты, дорогой Миша, опаздываешь? А? Мы уже волноваться начали…
Мишка протиснулся к крыльцу, сказал торопливо:
– Рабочий день у меня сегодня, дядя Данила! И так часа на два пораньше отпросился. Да дорога известная – быстро не расскачешься.
Данила Степанович через тёмные сени провёл Мишку, втолкнул впереди себя в дом. А в доме – дым коромыслом. В большой горнице пять столов сдвинуто, и за ними разнаряженные гости, а на самом почётном месте – Володька с Татьяной сидят. На Татьяну глянул Мишка – ей-богу, глаз отвести нельзя. Он её давно знает, Таньку, с девчоночьих лет, вместе в одни игры играли, конопатой её дразнил. А тут на тебе – сегодня и конопушек незаметно, в белом платье сидит, как сказочная королева, рыжими кудряшками сверкает. И Володя – настоящий жених, в чёрном костюме, необычной белизны рубашке, с галстуком, губы чуть приоткрыты от смущения, белый ряд зубов высвечивается.
Данила Степанович дал Мишке с женихом за руку поздороваться, невесте приветливо кивнуть, а затем с силой за стол как раз напротив молодых усадил, пододвинул гранёный стакан с водкой, предложил:
– Ну, давай, Михаил, за здоровье молодых! А то ты отстал маленько. А отстающих, учти, брат, бьют… – и захохотал так, что другие гости на него оглянулись.
Мишка переглянулся с Володькой, поднялся со стаканом в руке, заговорил:
– Дорогие Володя и Таня, желаю вам хорошей, крепкой семьи…
Данила Степанович речи до конца не дослушал, захлопал в пухлые ладоши необычно громко:
– Дело говорит, дело, Михаил! – и опять подтолкнул Мишку в бок, кивая на стакан. – Пей, брат, а то прокиснет. А кислая водка – самое плохое дело.
Мишка губами к стакану припал, сделал глубокий глоток и от неожиданности чуть стакан не отбросил, влага обожгла рот, вызвала дрожь по телу. Мишка стакан на стол поставил, виновато на Данилу Степановича поглядел, дескать, извините, больше не могу.
Он и в самом деле первый раз водку в рот взял. До этого не приходилось как-то, хоть и на работе Иван Дмитриевич не раз предлагал – сам-то хоть и скряга большой, но специалист по части горло промочить, и в ребячьих компаниях Мишка от такого угощения отказывался. Да и вообще, на свадьбе Мишка первый раз гуляет, раньше как-то не приглашали. Вот с непривычки и запершило в горле, точно комочек хлеба поперёк горла встал.
Но Данилу Степановича это в смущение не привело, наоборот, он снова насильно в руки Мишке стакан засунул, проговорил на ухо, дыхнув перегаром:
– Это что ещё за новая мода – поп с гармонией!
Заметил Мишка, эта присказка у Данилы Степановича самая любимая, к месту и без места говорит. А сейчас вроде бы кряду вставил, не годится, дескать, так молодых приветствовать.
– Коль добро сыну моему желаешь, – опять зашептал на ухо Данила Степанович, – значит, стакан до дна должен опорожнить и вверх дном опрокинуть.
Тут в разговор Елена Кирилловна вмешалась, попросила:
– Ты бы не шибко угощал, отец! Видишь, не идёт она ему…
– Ну, ты, Лена, помолчи. Оно всегда так: первая – колом, вторая – соколом, третья – пташечкой… – и снова Мишку в бок толкнул.
Мишка поднялся, почувствовав внимание к своей персоне, смутился как-то, сказал по возможности бодро: