В комнате было довольно светло. Лампа, забранная в колпак из стальных, крашеных прутьев, горела исправно. Плевать было лампе на то, что в Радостном уже полсуток что-то рвалось и рушилось. И накласть, судя по всему, на то, что линии электропередач давно были нарушены. Вот такой нонсенс светил ярко, давая возможность не искать свечи и керосиновые лампы.
В углу, на продавленном старом диване, хрипло дышал наконец-то заснувший Мирон. Парню было плохо, колотили жар и озноб. Обработанные Валерой лохмотья, в которые превратились ноги от колен и ниже, уже начали пахнуть. Тяжелый и сладковатый запах разливался по комнате с высоким потолком. Пэтэушник, метался по дивану, ежеминутно сбрасывая одеяло и почти не приходя в себя. И лишь совсем недавно он ненадолго затих, постанывая в беспамятстве сна.
За грубо сколоченным столом, отбивая кончиками пальцев незамысловатый ритм, сидела рыжеволосая Катя. Рядом, аккуратно прислоненный к стене с отваливающейся штукатуркой, стоял большой, выкрашенный в красный цвет топор. Девушка сильно устала и хотела спать. Но пока в «теплушке» не появился странный, искорёженный механический монстр с цепью вместо левой руки, она не могла позволить себе расслабиться.
В коридоре, укрывшись за наваленными в перегородившую его баррикаду мешками с цементом, прятался Валера. Он смог недавно поспать. Совсем ничего, но этого ему хватило. Сейчас он смотрел на большую, стальную дверь со штурвалом запорного механизма и ждал условного стука. Ему было страшно. Так же, как и ночью. Но сейчас он был не один и поэтому держался.
Страх накатил недавно, сразу после того, как тренер проснулся, поел то, что ему дал странный индивидуум, откликающийся на Алексея и завёдший разговор. Странный, непонятный и неожиданный. Хотя к неожиданностям и странному — Валера уже начал привыкать.
Тогда, на перекрёстке, он бы так и так не смог выстрелить. Да. Напротив него стояло нечто. Большое, исковерканное, украшенное металлическими деталями, торчащими из тела. Заляпанное в крови и ещё чем-то, похожем на густую и тёмную смазку. Стояло и смотрело на него донельзя грустными глазами ещё совсем юного парня, которому довелось превратиться в монстра. Монстр помолчал немного и начал говорить, а Валера опустил ружьё и поднял Катю, пришедшую в себя.
Потом они шли куда-то, ведомые их странным провожатым, тащившим на себя переломанное тело какого-то парня, представившегося Мироном. Дошли до старенькой двухэтажки у больничного городка. Там раненый тоскливо, как зверь, завыл, давясь слезами и глядя на дымящиеся её остатки и несколько тел, лежащих на земле. Разорванных в клочья и практически неузнаваемых. Но он их узнал и потому плакал, не стыдясь слёз. И тогда Лёшка, этот ходящий гибрид человека и каких-то механизмов развернулся и быстро-быстро пошёл куда-то в сторону ближайшего гаражного массива. И им ничего не оставалось, как пойти за ним. Потому что неожиданно на улицах вновь начал клубиться туман и от него несло смертью.
И Изменённый привёл их сюда. В бункер. Откуда бункер в самом почти центре того города, где Валера родился и провёл большую часть собственной жизни? Да хрен его знает. Каким чутьём вывел их к нему совсем пацан, было также непонятно. Валера лишь заметил, что Лёшка так и не был уверен до конца, что идёт правильно. Просто шёл вперёд, ориентируясь на ему одному понятный компас, который вёл его именно туда, куда было нужно. И вот он сидит в нём, в освещённом тусклом светом ламп коридоре и сжимает в руках собственное ружье. Слушает хриплые стоны, доносящиеся из комнаты, ждёт Лёшку и не понимает, что делать дальше. А там, снаружи, снова начало трясти и корёжить, и Изменённый отправился туда, в самое сердце всех странностей происходивших вокруг. Пошёл искать бинты, антибиотики и обезболивающее. Хотя нужен был врач, и вероятнее всего — хирург. Потому что у Мирона явно началась остро-прогрессирующая гангрена. И спасти его могли только две вещи: чудо или ампутация.
— Плохо ему. — Катя подошла тихо и незаметно, заставив задумавшегося Валеру вздрогнуть. — Совсем плохо. Горячий как печка, бредить начал. Ой, мама моя. Чего же делать-то?
— Не знаю. — Тренер почесал заросший щетиной подбородок. — Наружу не выберешься. Может эмчэсовцы скоро появятся всё-таки. Не может же так быть, чтобы совсем никто и никак не реагировал. Такое ведь творится, что не приведи Господи никому. И никакой реакции за всю ночь. К врачу бы парня.
— К врачу… — Девушка зябко повела плечами. — Что-то мне ни в каких врачей не верится, если уж честно. Валер, я не знаю, что тут происходит, но мне так страшно, ты не представляешь…
— Представляю. Такая же…э-э-э…фигня.
— У тебя? Да брось, ты спокойный как танк. И на этого, урода, спокойно кинулся…
Валера помолчал. Пошарил по карманам, нашёл сплющенную пачку сигарет. Её он достал из кармана Мирона. Вроде бы и бросил курить, а тут…такое. И снова, пока есть. Закурил, глубоко и нервно затягиваясь. Собрался с силами, поворачиваясь к Кате:
— Да я боюсь, солнце ты огненноволосое. Так боюсь, что мне просто не по себе становится. Никогда такого не было, да и с чего быть-то? Я ведь, перед тем, как тех двух застрелить и на мента замахнуться, девушку свою убил. Хотя, она конечно девушкой не была уже… Олька-а-а…
Лампочка в коридоре тускло светила, отбрасывая тени по углам. Совсем молодая, высокая рыжеволосая девушка сидела, прижав к груди взрослого мужчину. Его плечи ходили ходуном, и камуфлированная куртка Кати быстро становилась мокрой в тех местах, где прижималось лицо бывшего тренера. Она ничего не говорила, да и что можно было сказать человеку, который совсем недавно своими руками убил существо, в которое превратился самый близкий и любимый человек. Девушка молчала и гладила этого сильного человека по голове, лишь изредка шепча что-то, что доступно любой настоящей женщине из той, глубинной и вековой памяти, что передаётся из поколения в поколения, от каждой матери к каждой дочери. Простые и ласковые слова, так необходимые и которые должны быть сказаны только тогда, когда в них нуждаются.
Через полчаса Валера всё также спокойно, как и раньше, сидел на посту. Рядом, подложив под себя найденный матрас и накрывшись тёмно-синим, немного отсыревшим одеялом, спала Катя. Уставшая, замученная и несломленная девушка, которая смогла перенести весь кошмар, выпавший на её, совсем не такие уж и хрупкие, но совсем юные и нежные, почти ещё детские, плечи.
Тренер смотрел на неё, такую домашнюю даже здесь, в бетонном горле коридора. И понимал: что теперь у него есть то, ради чего стоит бороться со всем, что встретит его наружи. А если сбудется самое плохое его предчувствие, и мир больше никогда не станет таким, каким был до сегодняшней ночи, так и тем более. Ему есть о ком заботиться и кого защищать.
Валера улыбнулся, глядя на то, как выбился длинный непослушный локон, и как девушка подложила ладонь под щёку. Улыбнулся и подумал ещё о том, что не зря он тогда смог сломать себя. Сломал, пересилил и добил в себе тот животный страх, что захватил его с головой. Именно тогда, когда он кинулся на ей на помощь. И сейчас вот она, спит, успокоившись и доверившись ему. Как же это было замечательно, это тёплое чувство, от которого хотелось довольно поёжиться и зажмуриться. Если бы он знал, что всё, что сейчас приходит в голову, скоро разлетится на куски под напором мощи Волны. Хоть она и прошла, казалось бы уже давно, но не всё ещё закончилось…
Тук-тук…тук-тук-тук…тук-тук-тук-тук…тук-тук…красно-белые вперёд!!!
Чья-то сильная и твёрдая рука настойчиво пробарабанила по люку условный сигнал.
******
Кир шёл по улицам городка, приютившего на какое-то время зооцирк. Шёл без опаски, да и кого было ему бояться? По бокам мелькали юркие тени Его стаи, внимательно проверяющие всё вокруг. Он изредка отдавал им мыслеприказы, проверяя — а не пропало ли то удивительное, что подарила ему Волна? Нет, и даже становилось всё сильнее. И тогда зоотехник радостно и безумно захохотал, осознавая, что он Бог…
Куда и зачем они шли? Киру было без разницы. Он наслаждался самим собой, новым, Изменённым. Всё вокруг было новым и незнакомым, с приятным и терпким ароматом лёгкой тайны, которая укутывала всё вокруг в уже уползающий и рассеивающийся зеленоватый туман. Постичь и понять пределы этого нового мира сейчас ему хотелось больше всего.
Да, на него пытались нападать. Кинулись наперерез одиноко идущему человеку несколько низких теней, четвероногих, разномастных, отдающих запахом псины. Их не пустили охранники Кира, мгновенно набросившиеся на них с деревьев, росших по бокам сплошным частоколом. Налетели, рыча, визжа, порвали непонятно кого на мелкие клочки.
Потом навстречу вылетел волк. Один из тех, что сбежали. Длинный рыжий степной волчара. Сейчас ставший намного массивнее, отрастивший гриву на холке и гнущий лапы совсем по-кошачьи. Но Кир его не испугался, и даже скомандовал стае отбой. Внимательно посмотрел на тварь, проникая той мыслями прямо в голову, заставляя её сознание подчиняться ему.
Волк задрожал, вцепившись когтями под собой, скрежеща и ломая тротуар. Длинная и массивная пасть приоткрылась, выпустив наружу угрожающий рык. Липкая и вязкая слюна струйками падала вниз, собираясь в немалую лужицу. А Кир только чуть напрягся, поворачивая голову направо, и отдал короткий и жёсткий приказ: ко мне!! Ко мне тварь, ползи на брюхе, мети хвостом пыль. Ну?!! И волк сломался, рухнул на пузо и пополз. И лишь только когда зоотехник разрешил ему подняться, то зверь занял место с правой стороны от него, преданно смотря глубокими чёрными глазами с красной искоркой. Так и шёл рядом, постоянно порываясь дёрнуться в ту сторону, где начиналось хотя бы мало-мальское движение. И Кир довольно улыбался, понимая, что таких, как этот волчара — будет ещё немало. Лёгкая кавалерия, волчьи драгуны, о как!!!
Он не успел сдержать зверя, когда на перекрёстке в их сторону шагнула согнутая двуногая фигура, вяло подволакивающая ноги и безмолвно разевавшая тёмный провал рта. Волк успел первым, метнулся рыжеватой молнией, сбил и рванул зубищами за горло. Потом сверху накинулась Стая. И Киру не досталось никакого материала для тренировки. Но он не расстроился, так как людей в городе было куда как больше, чем животных. Случай представился практически незамедлительно. Выскочив с одного из первых этажей пятиэтажки с правой стороны улицы. Хищная, подтянутая, с гривой длинных сивых волос, девица, густо перемазанная в крови. Она явно была из тех, кто охотился добрую половину этой ночи. Кого она успела отправить на тот свет, борясь с внутренним, всепожирающим голодом? Мужа? Ребёнка? Родителей? Это Киру конечно было без разницы, но пикантности бы придало.
Кир так и не смог понять, почему не подействовало на неё то, что так спокойно помогало ему справляться с животными. Девка не дала ему возможности закончить, рванув на него со скоростью хорошего гоночного автомобиля, и тогда он нажал сильнее…
Она просто превратилась в густой фонтан из того, что было в её голове, взорвавшейся моментально, как граната. Тело чуть постояло и упало, дёрнув руками.
Потом было окно на первом этаже, за которым возникло бледное лицо. Через несколько секунд оно открылось, и молодая женщина в разорванной и окровавленной майке высунулась в него, пытаясь криком привлечь внимания Кира. Это ей удалось без труда, так как он уже давно начал жалеть о своей несдержанности в отношении бухгалтерши. Низ живота скручивало и сдавливало. Он был Богом и хотел стать отцом полубогов. А эта сдобная брюнетка в окне как нельзя лучше подходила для того, чтобы если и не заделать ей ребёнка и влить в него часть своей силы, так хотя бы спустить пар. Команду обезьянам Кир подал быстро. Женщина не успела понять того, что произошло, когда с ближайшего дерева к ней вломилось несколько подвижных лохматых тел. Она закричала, но было уже поздно.
В её квартире зоотехник задержался достаточно надолго. Бабёнка попалась очень аппетитная и заводная, особенно после того, как один из резусов щёлкнул зубами в миллиметре от её руки. Она тогда попыталась сопротивляться, думая, что остались одни, не понимая, что его Стая тут, за окном. После этого она стала очень и очень покладистой, вытворяя такое, что, наверное, и не снилось её мужу. Или кем он там ей приходился. Этот вопрос Кира волновал меньше всего. Как и то, что этот самый не-пойми-кто валяется всего в нескольких метрах от него, с раздробленной головой. Надо полагать, что кухонный топорик, которым это всё и было сделано, не так давно держала пухлая рука брюнетки. Странно, вроде бы храбрая баба, а додумалась засидеться до того, что попала теперь как кур в ощип.
Всё это приходило в его голову, пока тётка вовсю изображала из себя ковбоя, объезжавшего дикого мустанга. Кир позволил себе попробовать покопаться в её мозге. Результат превзошёл все его ожидания и сейчас радостно скакал на никак не желающем успокаиваться члене зоотехника. Пока, наконец, ему не надоело всё это хлюпанье и мокрое скольжение.
Инге, а именно так звали почти тридцатипятилетнюю женщину, относительно повезло. Её никто не стал убивать, и даже наоборот. К ней была приставлена охрана в количестве двух крупных самцов, которым поставленный приказ был абсолютно ясен и понятен. Она осталась в собственной квартире ждать, когда её новому Господину соблаговолится вернуться, после осмотра владений. И именно это наверняка спасло её дважды.
Когда Стая подошла к зданию бывшей гостинцы, из которой давно сделали общежитие, по ней незамедлительно был открыт автоматический огонь. Пять бойцов отряда спецназа ГУФСИН «Мангуст» первыми вступили в прямое боестолкновение с Изменёнными.
Они смогли убить одного из павианов, не успевшего метнуться под защиту металлического сигаретного ларька. Обезьяна пролетела по инерции несколько метров, кувыркнулась и скребанула лапами по земле, прежде чем умереть. Кир, видевший всё это из-за бетонного блока, перегородившего въезд на парковку у общежития, зарычал. Ведь это был член его Стаи, и его, прямо на глазах вожака и повелителя, убили!
Прибывшие на помощь две другие группы «спецов» смогли вытащить одного из своих товарищей. Того, который первый сообразил, что никакая выучка и никакое оружие не смогут им помочь против одного единственного доходяги в застиранном камуфляже, одним поворотом головы заставляющим их стрелять друг в друга. Он попытался убежать, когда его догнала пуля, выпущенная командиром группы. Сам командир и второй из оставшихся в живых спецназовцев, после выполнения задачи, пошли на корм Стае.
Кир понимал, что не сможет долго заставлять этих сильных людей выполнять его волю. Пока возможности были ещё не те.
Это столкновение заставило его отнестись к угрозе, пришедшей из того мира, что был вокруг Радостного, с полной серьёзностью. Стая не станет больше сразу. А для того, чтобы стать настоящим Хозяином этого города, ему нужно много зверей, очень много. И неизвестно, получится ли также легко подчинять себе всех тех, что сейчас устроили кровавую охоту вокруг. И поэтому он ушёл назад, на квартиру к Инге.
И там, после того, как отдохнул и пришёл в себя, он взял в руки голову женщину и проник в её память, выворачивая её наружу, ищя то место, где можно было бы организовать свою базу. Нашёл то, что хотел и довольно улыбнулся, отпуская брюнетку. И лишь несколько секунд спустя понял, что сделал что-то не так. Напротив него, пуская слюни, сидела кукла с пустотой в глазах. Он хмыкнул и отправился в ту сторону, где увидел то, что так его заинтересовало.
******
Егерь аккуратно вёл автомобиль, стараясь не наезжать на ухабы. Грунтовка, в которую перешли аккуратно уложенные плиты, закончилась. Впереди тянулась лента укатанной земли в перелеске, росшему около реки. Она была неровная, и ему тяжеловато приходилось вести «Ниву» так, чтобы не потревожить пришедшую в себя девушку.
И было ещё кое-что…
Как можно было назвать непонятное свечение, которое он случайно увидел чуть сбоку? Да кто ж его знает, как. После того, как Егерь осторожно, не глуша машину, подошёл к нему, яснее ничего не стало.
Воздух светился. Причём заметно это было только под одним определённым углом, когда смотреть приходилось сбоку. Если же стать к свечению лицом, то ничего. Воздух как воздух, абсолютно прозрачный и ни капельки не светящийся. Он подобрал валяющийся под ногами сук и осторожно кинул его в ту сторону, где была загадка.
Вверх ударил фонтан голубого, яростно пожирающего воздух, пламени. Мгновенно испепелил сук и опустился вниз, распадаясь на несколько аккуратных языков, образующих венчик самой «горелки». Или, вернее…
— Ни хренатушки себе, конфорка… — Егерь недоверчиво покачал головой, смотря на то, как пламя полностью спало, втянувшись в землю.
Увиденное чудо больше всего напомнило ему именно работающую конфорку газовой плиты. Только не бывает в природе, нормальной природе, таких вот странных штук. Или, во всяком случае, не было, до сего момента. Что ему больше всего не понравилось, так это понимание того, что впереди на дороге запросто может оказаться ниона такая хреновина. И даже не две. Да и вообще, всё что угодно может там оказаться, кроме непонятного зверья и людей, с которыми произошло что-то вообще невнятное. Мда…ситуация инсинуации.
Сзади хрустнула ветка. Егерь мгновенно развернулся, вскидывая карабин и толчком уходя в сторону. Выдохнул облегчённо и нахмурился:
— Наташ, я же просил оставаться в машине, а?
— Я испугалась, увидела факел какой-то, и…
— Ладно. Ты не делай так больше, хорошо? Очень тебя прошу.
— Хорошо, не буду. А что это было?
Он подошёл к ней. Заглянул в большущие, всё ещё испуганные голубые глаза, вздохнул. Прижал жену к себе, поцеловал в крашеную макушку, вздохнул:
— Если бы я знал, Наташа, что это…пошли в машину. Едем дальше.
Они пошли назад, к «Ниве», не оглядываясь. Перед тем, как сесть на своё место, Егерь оглянулся назад, на тот кусок города, что ещё не закрыли деревья.
Радостный горел, чадя жирным чёрным дымом то здесь, то там. Тёмные столбы, хорошо видимые в полностью светлом, утреннем небе, поднимались вверх, сносимые несильным ветром. Что и как там было сейчас? Много бы он дал за то, чтобы получить ответ на этот вопрос. Возвращаться туда он бы не рискнул ни за что, не имея хотя бы каких-либо разведданных. Слишком странно и чересчур страшно прошла эта ночь. А впереди тоже было неясно и смутно.
Он курил, глядя на деревья, окружающие дорогу. Стереотип того, что фауна не может быть агрессивной, начал развеваться как тот самый дым над Радостным. Потому что таких деревьев ему видеть явно никогда не приходилось.
Вон хотя бы то, похожее на обычный для лесостепи карагач. С какой стати на нижних, каких-то чересчур уж удлинившихся и странно подвижных ветвях, появились очень острые на вид иглы? И что за лишайник странного цвета и с активно бугрящейся живой поверхностью появился на нескольких молодых клёнах, торчавших за кустарником? Да и сама трава…ставшая тёмно-зелёной со странным стальным отливом, торчавшая то тут, то там. Ой, и неладное что-то творится вокруг, ой и нехорошее.
— Что самое главное в танке, товарищ майор? — Поинтересовался Егерь сам у себя. — Так точно, товарищ командир разведроты, самое главное в танке — не бздеть…
Сел на сиденье, проворачивая ключ зажигания. Двигатель послушно заурчал, и они поехали дальше. Правда — с куда как меньшей скоростью.
Машина спокойно преодолела расстояние до лагеря «Лесная сказка», где Егерь решительно утопил педаль газа в пол. Учитывая всё, что произошло сегодня, ему вовсе не хотелось начать стрелять в то, во что могли превратиться дети, которые уже должны были отдыхать здесь. На это не хватило бы даже его, крепких как стальные тросы, нервов. И он очень надеялся, что в скором времени не придётся даже вспоминать про это. Так как впереди была дорога, которая должна была вывести их туда, где, как надеялся Егерь, ничего этого не было. Ведь не может ведь повсюду твориться то, что не придёт в голову никому в здравом рассудке.
По дороге к мосту, который вот-вот должен был появиться впереди, им пришлось дважды остановиться.
В первый раз прямо по курсу движения Наташа успела заметить то самое движение воздуха, что было на повороте. А Егерь успел отвернуть так лихо, что факел вспыхнул, но при этом не смог зацепить их даже краем.
А во второй раз уже он сам увидел что-то ещё более странное. Кучку земли, которая двигалась по странной окружности непрестанно. Места на дороге хватило, чтобы вплотную прижаться к густой стене деревьев и объехать странность. Которая, как успел краем глаза увидеть Егерь, метнулась в их сторону, но остановилась в нескольких десятков сантиметров. Не выходя из машины, Наташа кинула в её сторону пачку сигарет…
Земля вздыбилась, ощетинившись торчащими в разные стороны острыми концами спутанного клубка корней. Мансур, прижимавший к себе Надю, только и смог, что удивлённо присвистнуть.
И ещё вокруг, несмотря на то, что половодью было далеко не его время, становилось всё более и более топко. То ли всё-таки вышла из берегов река, и тогда вопрос о мосте становился подвешенным в воздухе. То ли случился резкий подъём грунтовых вод, которые здесь лежали очень близко к поверхности. В любом случае им всем повезло, что машина была именно «Нива», с её высокой проходимостью и возможностью включить «пониженную».
Несколько раз по бокам, между деревьев, мелькали какие-то еле различимые, смазанные тени. Но пока никто не приближался к ним и не атаковал. Хотя Егерь, помятуя «льва», был готов к самому худшему.
Впереди просвет между деревьев стал ярче и показался последний поворот, ведущий к мосту. Под широкими покрышками автомобиля хлюпало всё явственнее и сильнее. Лица Натальи и Мансура разом стали напряжёнными, глаза уставились вперёд, пытаясь увидеть то, что их ожидало впереди.
А Егерь приглушил двигатель, стараясь услышать то, что появилось в воздухе на самой границе слуха. Цыкнул на них обоих, которые, повернув к нему удивлённые лица, попытались возмутиться. И стал вслушиваться, пытаясь понять: а не показалось ли? Нет, не показалось. Где-то там, впереди, отчётливо урчало в воздухе, так знакомо и узнаваемо. Тяжёлый и кажущийся медленным звук от рубящих небо винтов «Крокодилов», старых и грозных двадцатьчетвёртых «Ми». Сколько раз ему доводилось вот также вслушиваться, ожидая этот знакомый, и родной звук. И рука непроизвольно сжалась, пытаясь понять: где же гладкая картонка ракетницы-сигналки? Где ребристый металл на самом конце гильзы, из которой должен выпасть самый кончик шнура, и тогда…
И тогда вверх пойдёт красная ракета. И шум винтов станет ближе и ближе. А потом разом загрохочет и засвистит, наполняя всё вокруг разрывами НУРСов. И в десантном люке будет стоять, поливая огнём пулемётчик Джексон, который не родственник стародавнего короля поп-музыки. И рядом выдохнет воздух прапорщик Полевой, у которого кончились ВОГи к «гэпэшке». И потом будет полёт на базу, и…
Егерь помотал головой, убирая в сторону воспоминания, которые сразу появились перед глазами. Подмигнул пассажирам, и аккуратно тронулся вперёд.
*****
Лёшка шёл вдоль ограды больничного городка, внимательно смотря вокруг. Под ногами хрустели осколки оконных стёкол, выбитых взрывами газа ночью. Где-то рядом, в путанице двухэтажек выли и рычали. Причём постепенно удаляясь и явно кого-то преследуя. Но ему до этого было абсолютно по барабану. В руке парень держал оторванный кусок стальной трубы с каким-то хитрым механическим узлом на конце. Патроны для автомата, который он с грехом пополам смог прицепить сбоку, на дороге не валялись. А учитывая то, насколько выросла его физическая сила, справиться с кем-то можно было и с помощью импровизированной кувалды.
Да и вообще, тело его выкидывало такие фортеля, что впору было не просто удивляться. Впору было говорить спасибо тому неизвестному фактору, что исковеркал его до неузнаваемости. Потому как хотя это и было очень страшно, но только благодаря ему до сих пор были живы те, кто остался в бункере. Да и сам хозяин странноватой конструкции из не пойми каким макаром сплетённых воедино кусков механизмов и плоти. Странное было чувство, ох и странное…
Бывший неформал никогда не был слабаком. Да, не был качком или боксёром. Обычного телосложения, разве что чересчур худощавым стал в последние года дав-три. Но вот морально было тяжеловато, слишком был мягок и раним. Но физически — никогда не жаловался. А сейчас? Когда пределов собственной силы было ещё не выяснено, и ощущение было просто прекрасное. Потому что новое тело слушалось бесприкословно и чётко, делая всё, что было ему необходимо. Ночью он уже переключался на несколько совершенно диких диапазонов зрения, охватывая окружающий мир и по тепловому излучению, и в каком-то зеленоватом спектре, который давал возможность разглядеть самую малую трещину на стене далеко стоящего дома. Слух был тоже неплох, воспринимая даже хриплое дыхание изменившейся твари вон за тем углом больничного корпуса, гулкое и частое биение её сердца и еле слышный скрежет от когтей, в нетерпении скребущих гравий. И ещё он чувствовал её запах, плохой, жадный и агрессивный. Запах едкого и холодного пота, чуть сладковатый запах свернувшейся крови тех, кого тварь догнала ночью и слегка уловимый аромат разложения. Скорее всего, тварь на момент прохождения Волны была уже мёртвой и процесс некроза прекратиться уже не мог. Наверное, именно поэтому тварь и была такой глупой, не соображая того, что мерно шагающая громада ей явно не по зубам. И вёл её только голод. Его Лёшка тоже чувствовал, голод был глубокого багрового цвета, заворачивался небольшим смерчем и выдавал тварь с головой.
Когда, одним пинком распахнув ворота, Изменённый вошёл во внутренний двор больницы, … она напала. Метнулась из-за угла, низко пригибаясь к земле. Несколькими длинными прыжками, отталкиваясь мощными, с буграми мышц под синеватой кожей, ногами оказалась рядом. Рыкнула, блеснув солидного размера зубами, покрытыми ниточками слюны. Скакнула, целясь в его шею, выставив перед собой длинные лапы-руки, украшенные длиннющими когтями. Лёшка ударил всего один раз, поймав её в полёте и снося ей голову своим вновь приобретённым боевым молотом.
Голова оторвалась с непередаваемо мерзким звуком, плеснуло потоком тёмной, почти чёрной крови. Тварь завалилась на землю, ещё скребя конечностями.
— Баба, однако, мда… — Лёха сплюнул, покосившись в сторону затихающего тела. — Фу, пакость-то какая.
Он повёл головой по сторонам, пытаясь оценить варианты возможных нападений. Пока было тихо. Впереди, прямо напротив него, у вторых ворот, мелькнуло несколько собачьих силуэтов. И вроде бы всё на пока. «Ну и хорошо, — мелькнула мысль, — так оно явно лучше». Лёшка пошёл вперёд, надеясь попасть в здание, где находился приёмный покой и был проход в реанимацию.
Комплекс больничных зданий в свете наконец-таки наступившего дня был страшен. Целых окон практически не осталось. Валялись выбитые двери. Стояло несколько машин «Скорой помощи», и практически у каждой стёкла изнутри были заляпаны тёмным и вязким. Проверять их в планы изменённого не входило.
Несколько раз ему казалось, что из окон следят чьи-то внимательные глаза. Когда оборачивался, то не успевал заметить ничего. Хотя обоняние говорило о том, что в корпусах явно кто-то есть и двигается. Вокруг было очень и очень неуютно. И это касалось и обострившегося обоняния, которое улавливало много различных нюансов в общем коктейле, созданном безумный садистом-парфюмером. А то, что вместе с запахами в голове складывался и чётко показанный образ, даже немного пугал бывшего пэтэушника.
Вон тянет из того окошка, у которого почему-то до сих пор старая, выкрашенная в белый цвет рама, обеззараживающим и чем-то гниловатым. А в голове сразу возникает очень явственная картина: лежащий на кушетке пожилой мужчина, голова которого накрыта простынёй, пропитавшейся красновато-коричневым. Рядом, опустив между колен бессильно свисающие руки, сидит медсестра в халате, украшенным алым росчерком брызг. На полу лежит большой ланцет, лезвие которого почему-то изъедено ржавчиной. Женщина смотрит в одну точку странно увеличенными глазами с кошачьими зрачками и поёт сама себе колыбельную. И кто знает, почему она пустила в ход медицинский нож?
А в белой машине с красной полосой на борту, свернувшись в клубок, лежит женщина с громадным, торчащим вверх животом. Он ритмично сокращается, заставляя владелицу отрываться от поедания того, кого она затащила в автомобиль совсем недавно. И тогда она недовольно ворчит, готовясь выпустить на свет что-то, что помогло ей выжить этой ночью. Но хотелось ли ей этого?
Из оконного проёма здания городского морга тянет свернувшейся и запёкшейся кровью, остатками картошки и котлет. И Лёшка уже знает, что там лежит ещё одна женщина, бывшая не так давно очень красивой. И он очень рад тому, что после смерти ей не пришлось приобрести страшной новой жизни. Это, наверное, правильно.
В старой, красно-кирпичной «инфекционке», спрятавшись в закрытом боксе, укрывшись толстыми матрасами, ждут своего времени несколько «куколок». Там спит сейчас главврач, его заместитель и несколько больных, бывших в прошлой жизни наркоманами. Не-жизнь вошла в них, даровав возможность выздороветь от вируса гепатита «С» и ВИЧ-инфекции у двоих. Наградила острыми стальными иглами, сейчас спрятанными в мускульных сумках на руках. Страшный и смешной каламбур Той, по чьей воле в одну ночь погиб целый город.
И Лёшка был только рад тому, что не слышит ни звука из закрытой на ремонт детской поликлиники…
Он дошёл до приёмного покоя. Чуть поколебался перед тем, как потянуть на себя ручку двери, обитой снаружи красной искусственной кожей с авангардным и аляповатым узором. Нагнулся под низким косяком, когда заходил и застыл, открыв вторую дверь. Прямо на него смотрели, не мигая, черные глаза худощавого высокого мужчины, сидевшего напротив двери.
— Что встал, заходи. — Он чуть шевельнулся, взяв в руку стакан с горячим чаем (если судить по запаху свежей заварки). — А то сижу и жду, когда же, наконец, ты соизволишь заявиться.
— Давно ждёте? — Лёшка не придумал ничего более глупого, чтобы ответить. Настолько сильно поразил его этот спокойно дующий чай индивид с бездонными глазами, одетый в тёмный рабочий комбинезон.
— Это, смотря с чем сравнивать. — Мужчина прихлебнул чаю и аккуратно откусил кусок засохшего пряника, предварительно обмакнув его в горячую жидкость. — Если с тем, как растянулось время ночью — то не очень. А так, вообще-то, довольно давно. Успел даже найти новую одежду и немного пожрать. И инструменты. Идём, что ли?
— Куда идём? — Лёшка продолжал обалдело смотреть на странного мужика.
— В бункер, надо полагать, куда же ещё? Риторический вообще-то вопрос. Кто шёл в медгородок за медикаментами, а? И у кого сейчас товарищ страдает, если явно не у меня? Да не стой ты столбом, Алексей, просто уверуй в то, что я специально ждал тебя. Знал, что ты придёшь и всё тут. Инструменты вон в том рюкзаке, который я попрошу тащить именно тебя. Там же и всё остальное.
— Но, почему?
— Потому что Мирону ещё не вышел срок, вот и всё, мой юный механизированный друг. Именно поэтому мне и нужно помочь вам. Такая у меня, значит, теперь работа. Следить за правильностью смерти. И давай, не смущайся, зови меня Танатом. Пошли, не стой столбом.
И они пошли. Именно в ту сторону, откуда совсем недавно пришёл Лёшка. Который ничего не понимал, но своим новым зрением видел, что в странном товарище, представившемся именем греческого бога, нет голода.
По дороге на них вылетела стая в пять собачьих голов. Но ему ничего не пришлось делать. Поджарые и злобные монстры шарахнулись в сторону, едва завидев того, кто шёл рядом с ним. Что заставило их сделать это — было ему неинтересно. Ну, или не совсем интересно.
*****
Катя, сидела в комнате, которую Валера, только взглянув на странные деревянные шкафы, обозвал караулкой. Она старалась не прислушиваться к звукам, доносившимся из-за двери, ведшей в коридор напротив. Но избавиться от них не получалось. И хотя Мирон ни разу даже не застонал, сейчас её колотило мелкой дрожью при одном воспоминании о резком скрежете, который издавала никелированная пила.
Пришедший с их странным, ставшим на половину механизмом, знакомым мужчина с чёрными глазами — напугал её. Так, как она ни разу до того не боялась. Катя помнила, как вскинулся было навстречу ему с криком «Сашка!» тренер. И как споткнулся, глядя в бездонные чёрные провалы, уставившиеся на него. А потом он внимательно посмотрел на неё. Открыло было рот, чтобы что-то сказать…но тут пришёл в себя Мирон. Застонал, точнее — почти закричал. И мужчина, бывший некогда другом Валеры и звавшийся Сашкой, отправился к нему.
Лёшка шагнул за ним, задев головой низкий потолок. Чуть позже раздался низкий спокойный голос черноглазого и взволнованный голос Изменённого. Они спорили, хотя, как показалось девушке, спор был изначально проигран одной из сторон. Во всяком случае, вскоре голем, а именно так в разговоре обозвал Лёшку пришедший с ним мужчина, метнулся в сторону одного из коридоров.
Он чем-то там грохотал, передвигая с места на место. Попросил Валеру нагреть воду в водонагревателе, который питался автономно. Вода и солярка для небольшой электростанции были наготове, как ни странно это казалось Кате. Бункер вообще удивлял её тем, что в нём всё было так, как будто в любой момент сюда могли заступить на дежурство. И это в городе, в котором отродясь не было военных частей?!! Хотя по сравнению с тем, что происходило и происходит там, снаружи, это уже не было настолько поразительным. Чуть позже, бережно неся Мирона на аккуратно вытянутых руках, Лёшка прошёл туда, где недавно грохотал. А мужчина кликнул её.
— Чем-то помочь? — Девушка зашла в комнату.
— Ну да. — Он отвлёкся от занятия, заключающегося в том, чтобы полить чем-то едко пахнущим сверкающую никелем даже в тусклом свете пилу, похожую на ножовку по металлу. — Только не мне.
— А кому тогда? — Катя покосилась на зубастое металлическое существо, чувствуя, как в низу живота бодро начинает закручиваться что-то липкое и холодное. Страх.
— Себе. И тому парню, Валеруну.
— Вы про что?
— Про то, что скоро произойдёт с тобой. И как он отнесётся к этому.
Одним, неуловим движением, мужчина оказался рядом, цепко взяв её за узкий подбородок и внимательно заглянув в глаза.
— Меня зовут Танат, девочка, запомни. Это может тебе пригодиться…потом. Ты ведь уже чувствуешь, да?
— Что я должна чувствовать?!!
— Изменение, моё несчастное юное создание. Его, которое никак теперь не остановить. Ты же чувствуешь, уже около часа, наверное.
Катя застыла, понимая, что этот странный человек (и человек ли?) говорит правду. Она ощущала, как что-то в ней начало меняться. Только сейчас осознание этого пришло само собой, наполнив всё вокруг страхом. Тем же липким и мерзким ужасом, что, казалось, ушёл и спрятался далеко-далеко. Девушка понимала, что Танат говорит правду, жесточайшую и точную. Как выстрел снайпера или движение скальпеля, такую же точную и верную. Час назад…
Именно тогда где-то внутри что-то начало шевелиться и по сосудам побежал жидкий огонь. Она не сказала ничего Валере, надеясь, что это просто температура. И лишь несколько минут назад, зайдя в тускло освещённый туалет и сняв брюки, она увидела, что Изменение началось. Из-за жестоко изнасиловавшего её в «ментовке» Семёныча? Или оно просто задержалось на время, подарив надежду на то, что она осталась такой же, как и раньше? Кто же знает и какая теперь разница? Рыжеволосая, совсем юная девушка стояла, глядя в глубокие чёрные провалы существа напротив, и не знала: что же её делать?..
— Тебе, наверное, нужно уйти… — Мужчина вздохнул. — Никто не может знать — что же произойдёт? Ты понимаешь?
— Да…
А сейчас она сидела в тесной «караулке», зажимая уши, и слёзы текли по лицу. Пару минут назад Танат вышел из импровизированной операционной, вытер со лба пот и закурил сигарету, которую стрельнул у Валеры. Сел на порожек и задымил, чему-то улыбаясь. Странный, ставший абсолютно чужим человек, довольный тем, что сделал что-то хорошее. Он не смотрел в её сторону, но она понимала, что всё равно скоро всё встанет на свои места. Катя встала и пошла в сторону душевой, которая находилась в конце коридора. Старой, с уже пожелтевшим кафелем и почему-то с работающими во всём окружающем бардаке кранами и «лейками» в кабинках. Когда она проходила мимо Валеры, то, не говоря ни слова, просто взяла за руку и потянула за собой. Оглянувшись, девушка увидела, как одобрительно качнул головой курящий на пороге.
И было несколько минут полной тишины, когда она медленно разделась, даже не пытаясь закрываться от взгляда тренера. Повернула кран душа, наполнив кабинку облачком пара. Встала под хлещущие струи горячей воды, стекающей по телу. Подставила лицо под неё, закрыв глаза, и чувствуя, как вместе с каплями воды — текут слёзы. И опустилась на кафельный пол, села, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. И чувствовала, чувствовала его взгляд, когда…
Когда он, медленно сползший по стене, потрясённо смотрел на чёрную вязь узоров, проступивших на её молочно-белой коже. На чуть удлинившиеся бёдра, на налившиеся вытянутыми узлами мышц предплечья и икры. На фосфорный отблеск в её глазах, который так чётко было видно в полутьме. И Валера тихо повернулся в сторону выключателя, убрав свет полностью. Лязгнул металлом ружья, прислоняя его к стене и начал снимать с себя одежду…
Она не знала, что ждёт её впереди. А то, что было здесь и сейчас, не нуждалось в домыслах и догадках. Человек, потерявший недавно всё, что было его жизнью, решил для себя будущее намного вперёд. И оно, это будущее, сейчас мягко плавилось в его руках, отдавая всё то, что ещё было человеческим, пытаясь остаться им хотя бы на несколько последних, сокращавшихся очень и очень быстро, мгновений.
Катя, чувствуя то, как всё быстрее и быстрее побежал внутри жидкий огонь, прожигавший все внутренние перегородки, изогнулась так, как никогда не смогла бы раньше и закричала…
А Валера?..
А что Валера? Что мог он думать сейчас, когда увидел как рушатся все светлые мысли, которые так настойчиво колотились в голове совсем недавно. Да ничего, кроме того, что он да самому себе слово: всегда быть рядом с ней. И тренер, не привыкший отступать, старался ни о чём плохом не думать. Потому что:
В его руках билось и стонало гибкое, с перекатывающимися под ладонями мышцами тело. Оно было прекрасно, совершенно и изумительно. И какая разница, что вдоль позвоночника уже можно было нащупать небольшие пока острые бугорки. И то, что на крестце этой девочки что-то ворочалось, стараясь вырваться и удлиниться, и было страшно от того, что Изменение шло и шло своим ходом.
Валере было всё равно. Он сделал свой выбор и сейчас хотел только одного: стать хотя бы на немного таким же, как и она. Чтобы быть всегда рядом. И пусть даже это всегда будет недолгим. Он не бросит эту девочку. Никогда. Ни за что…
*****
Когда дверь бункера мягко встала на своё место, Лёшка устало вздохнул. Танат, сидевший рядом, понимающе потрепал его по плечу:
— Он молодец, выбрал страшный путь ради неё. Не находишь?
— Да уж, это точно. — Голем отхлебнул воды из эмалированной кружки. Кружка жалобно скрипнула, когда он сжал пальцы чуть сильнее. — Наверное, ты прав.
— Всегда должно оставаться что-то человеческое. Даже если и остаётся оно не в человеке. Я не знаю того, что суждено этим двоим. Возможно, и вероятнее всего так оно и будет, то, что тренер не сможет измениться. Во всяком случае до того состояния, которое позволит находиться рядом с ней.
— Это плохо…
— Наверное, больше никак и не смогу сказать.
— Что же с нами случилось, а?
— А тебе не всё равно?
— Нет. Всё-таки хотелось бы знать: кому, или чему, я обязан всем этим.
— Узнаешь, в своё время. Пока могу сказать только одно: я не знаю всего до конца. Несмотря на то, что узнал уже многое. А предстоит узнать ещё больше, как я понимаю.
— Спасибо, успокоил, ничего не скажешь. Останешься с нами?
— Нет. У меня свой путь. Вероятнее всего, что мы с тобой будем пересекаться, хотя в этом я и не уверен. Как и в том, что следующая встреча будет позитивной.
— Почему?
— Не принадлежу больше самому себе. Это всё, что могу тебе рассказать, малыш. Во всяком случае — пока.
— Хороший ты человек, Танат. Только очень загадочный…как Сивилла прям какая-то…
— Ой, какие мы умные слова-то знаем, да?
— А то…
— Ладно, пойду я. Запомнил, как перевязки делать?
— Да. Спасибо тебе, Саша.
— Да не за что. Я ж всё-таки клятву давал, какой-никакой, а врач.
— Не стоит пытаться выйти из города, как считаешь?
— Нет… даже и не пытайся, малыш. Живи здесь.
— Хорошо. Спасибо ещё раз. Когда я увижу их в следующий — впускать? Или как?
— Валеру можно будет и впустить. А вот девочку…скорее всего «или как».
— Совсем так всё плохо с ней?
— Контролировать наверняка не сможет. Себя и свои возможности. Запомни, что то, кем она станет в боевой трансформации, опаснее того, кто её породил.
— Хорошо.
— Умница. Ну, бывай. За лекарствами пойдёшь, скорее всего, не раньше чем через неделю.
— Спасибо…
*****
На пригорке, укрывшись за густыми кустами орешника, сидел мальчик в пижамке со Спайдерменом. Он смотрел прямо перед собой, стараясь не упустить ни малейшей детали. То, что происходило внизу, может было и не очень интересным, но зато давало понять — что будет дальше. Раньше мальчик называл бы те штуки вдалеке не иначе как «вун-вун», или «бап-бап». А теперь ему и в голову такое бы не пришло. Потому чтоон знал всё, что было нужно.
Несколько громадных военных экскаваторов и грейдеров деловито фырчали дизелями, прорывая широкий ров, тянущийся с севера. На отвалах уже суетились фигурки в зелёном, натягивая плотную сеть «колючки» и «егозы». Три автомобильных крана устанавливали металлические конструкции вышек. На одной, уже полностью собранной, виднелось несколько человек, суетившихся вокруг тяжёлого крупнокалиберного пулемёта на станке.
За отвалами, превращавшимися в хорошо укреплённые валы линии укреплений, дымили выхлопами «бээмпэшки» и «бэтээры», загоняемые механиками в капониры. Ревя турбинами подкатывал взвод тяжёлых «Орлов». Из тентованных грузовиков, останавливающихся в клубах пыли, торопливо, горохом сыпались вниз камуфлированные и бронежилетные военные. Командно вышагивающие фигуры тыкали руками, направляя подразделения на боевые посты. В зоне видимости раскладывалась миномётная батарея. А за автомобилями прямо на глазах, как грибы, росли острые верхушки больших палаток. Пронеслись несколько боевых «вертушек», направляясь в сторону Радостного.
«Да уж… — Мысленно пробормотал под нос мальчик. — Прям войнушку решили устроить. Посмотрим, посмотрим… Потапыч, ты там не уснул?»
Позади него что-то заворочалось и заворчало. Большая, бурая туша, с рыжеватым оттенком на самых кончиках волос шубы, плюхнулась рядом с пацанёнком. Медведь был могуч и громаден, куда как больше себя самого ещё несколько дней назад. Мальчишка помнил, как надолго застыл рядом с клеткой, любуясь на лесного великана, внимательно смотревшего на него бусинками умных глаз.
И вот сейчас он был рядом. Существо, сидевшее внутри хрупкой детской фигурки, увидев косматую морду, возникшую из густого тумана, обрадовалось. Вернее обрадовался мальчик, чьё сознание теперь приходилось делить напополам. Существу подобная встреча никак не показалась радостной. Что хорошего, спрашивается, мог бы ожидать ребёнок от изменившегося медведя?!! Нужен ли ему этот лохматый и, без сомнения, блохастый мешок? Да не тут-то было.
Мишка попался настырный. Так и шёл чуть позади, сопя и пофыркивая. И совсем уж изредка — порыкивая. И отзываясь на ментальную связь. А потом одним махом оказался впереди, бросившись наперерез совсем уж глупому Изменённому и одним ударом лапы убрал того с дороги. Судя по хрусту и удару — навсегда. Так что соседом он оказался совсем даже и не лишним. А когда существо выяснило, что может общаться со зверем как с человеком, то совсем успокоилось.
«Видишь, что творится?» — Мальчик повернулся к зверю.
Медведь утверждающе уркнул и мотнул громадной башкой. А потом заворчал, показывая длинным, совсем не медвежьим, пальцем в сторону детского рюкзака, что лежал на траве.
«Вот сластёна, а? Много будешь есть сладкого, так у тебя слипнется кое-что, понял?»
Поняв, что медведю откровенно накласть на все возможные, в отдалённом будушем слипания, он вздохнул и открыл рюкзак. Достал батончик, развернул и протянул зверюге, которая немедленно, довольно заурчав, слопал половину.
Где-то внизу и позади, неожиданно послышался шум двигателя. Мальчишка заинтересованно прислушался, совсем детским движением повернувшись в ту сторону.
*****
Мансур чувствовал себя уже достаточно бодро. Да, в голове всё ещё гудело, но тело начало слушаться куда как лучше. Надя, к сожалению, всё ещё не пришла в себя, хотя изредка стонала и пыталась шевелиться.
Юноша сидел рядом, прижавшись и обняв её, такую беззащитную в окружавшем их кошмаре. Смотрел не её далеко не классической красоты лицо и понимал, что она теперь нужна ему намного больше. Непонятная нежность стискивала его в своих мягких ладонях всё сильнее и сильнее. Он просто был рад тому, что жив сам и жива она, и скоро всё должно закончиться. Потому что впереди был поворот к мосту, к которому они так стремились. И ещё рядом был Егерь, которого боялся даже страх, который ещё совсем недавно так прочно сидел в парне.
Когда тот заглушил двигатель, прислушиваясь к чему-то, Мансур сначала не понял, что же такое произошло. И лишь услышав стрёкот вертолетов, до него дошло, что наконец-таки пришла помощь. И теперь всё станет на свои места и будет хорошо.
Вот только для него так и осталось непонятно, почему же тогда так нахмурился Егерь. Ведь звук винтов означал надежду. Так почему?
— Что-то не так? — Наташа повернулась к мужу.
— Это не «восьмёрки»…
— И что? — Мансур перегнулся через сиденье. — Какая разница?
— Какая разница? — Егерь покосился на парня. — Ты не улавливаешь?
— Нет…
— Как считаешь, нужно ли для оказания помощи пострадавшим при, скажем, землетрясении, направлять бомбардировщики?
— Что?
— Да то, Мансур. Если Ми-восемь используются и в армии, и в МЧС, то «крокодилы» — это только боевые машины. Понимаешь?
— Да мало ли? — Мансур улыбнулся. — Вдруг думают, что здесь теракт?
— И не говори… — Егерь попытался расслабиться. — Дай-то Бог. Только я хочу кое-что предложить. Так, на всякий случай.
— А именно? — Наташа откинулась на спинку сиденья. — Хочешь перестраховаться?
— Ну да…
— Да что вы хотите предложить-то?
Егерь задумался. Положил руки на «баранку» руля, отбив чёткий ритм пальцами. Мансур поразился: этот жёсткий мужик нервничает?!! Из-за чего?
А тот, тем временем, достал сигарету и вышел из автомобиля, позвав с собой жену. Юноша, подумав, также выбрался наружу и подошёл к ним.
— Да что такое то?
— Не по себе мне. — Егерь затянулся. — Не должны тут боевые вертолёты летать, понимаешь? Странно это всё, очень и очень.
— Ну и чего делать-то? Назад поворачивать? — Мансур закипел.
— Ты успокойся. — Наталья подошла к парню и взяла его за руку. — Если говорит, что что-то не так, то значит так и есть. Понимаешь?
— Нет, знаете ли, не понимаю. Вот там, — Мансур ткнул рукой за спину, — творится чёрт те что. Оттуда мы уехали, спасибо вам обоим. Впереди что-то вас напрягает. Так давайте уже примем решение, что нам нужно делать, и всё. Ну, какие у нас варианты, а?
— Ты прав. — Егерь бросил окурок на землю, втаптывая носком ботинка. — Вперёд ехать нужно, крути не крути. Ладно, посмотрим. Поехали уже.
«Нива» дёрнулась, взрыла покрышками влажную, рыхлую землю и поехала вперёд. Впереди показался пологий, песчаный берег реки, густо заросший камышом. Старый, но всё ещё крепкий мост, стоящий на опорах из толстых стальных труб. Машина, направляемая аккуратно рукой водителя, закатилась на чуть прогнувшееся покрытие.
Мансур выглянул в окно, всматриваясь в воду. После всего, что произошло ночью, от реки тоже можно было ожидать любых сюрпризов. Крокодилам или ещё каким-нибудь плезиозаврам парень бы уже не удивился. А также русалкам, водяным и прочим ихтиандрам, вкупе с гигантскими морскими спрутами. Но на удивление река была спокойна, текла себе и текла, перекатываясь небольшими ленивыми волнами. Разве что вода в ней стала более зеленоватой, с преобладающим тёмным, различимо илистым цветом. И тут парня чуть было не согнуло в приступе рвоты.
По течению пронесло распухшее, землистого цвета тело с широко распахнутыми глазами. И казалось, что они, глаза, смотрят прямо на него, впиваясь мутными белками глаз с чёрными точками зрачков в лицо, стараясь запомнить.
— Фу-у-у… — Позеленевшее лицо Натальи говорило о том, что ей тоже несладко. — Ну, надо же так, напоследок…
Егерь ничего не сказал, смотря прямо перед собой и настороженно прислушиваясь. Переехав мост и остановившись у двух небольших пригорков, за которыми начинался поворот, он начал останавливать автомобиль. Подкатился к большим кустам и притормозил окончательно, вышел и неторопливо направился в сторону сросшегося куста лещины, достав предварительно из бардачка старый, исцарапанный бинокль. Быстро взбежал вверх, накидывая капюшон ветровки на голову, и ввинтился в заросли, мгновенно став невидимым со стороны.
— Ни хрена себе… — протянул Мансур. — А чего это он?
— На разведку пошёл. — Наташа вышла из машины. Присела несколько раз, восстанавливая кровообращение, так как ехали всё-таки долго. — Привычка, ничего не поделаешь. Сейчас придёт, доложит обстановку. И поймём, чего дальше делать.
— А… — Парень понимающе кивнул головой, хотя на самом деле ничего не понял. — Ждём, значит?
Женщина ничего не ответила. Присела на порожек «Нивы», задумчиво подпёрла ладонью лицо и стала смотреть в сторону соседнего взгорка. От нечего делать Мансур тоже повернулся в ту сторону. Смотрел и пытался понять: что же там странного? Как будто отпечаталось что-то на сетчатке, перед тем как он полностью повернулся и пропало. И как он не старался — разглядеть так и не получилось. Помятуя о странных штуковинах, встреченных по дороге, он даже обрадовался тому, что не придётся идти и пытаться разобраться. Хватило с него непонятного и неясного. Мансур покосился в сторону Наташи, пытаясь понять: а она тоже заметила?
Оказалось, что наверняка. В руке женщина уже держала неизвестно откуда вытащенный пистолет, покачивая стволом и смотря на такие же густые кусты, как и те, что были на макушке «их» холмика. Её губы шевельнулись:
— Видишь?
— Да. Странное что-то. Никак не могу разглядеть чего там.
— Самое главное, чтобы оно к нам не сунулось, вот что…
— Что не сунулось? — Егерь, возникший рядом абсолютно беззвучно, уже держал наизготовку карабин. К которому, кстати, успел прицепить не пойми откуда взявшуюся оптику.
— Вон там, на холме. — Наталья ткнула пальцем в сторону непонятности стволом пистолета. — Заметил.
— Ну да. Пока не двигается и хрен с ним. Мальчишка там сидит. Я его в бинокль увидел. С медведем, правда.
— С каким медведем?! — Женщина оторопело взглянула на мужа.
— Большим бурым. Короче, команда, слушайте сюда. Прямо перед Ключами — куча военных. Сюда почему-то не суются, и это мне как раз таки и не нравится. По идее, и исходя из тактических соображений, именно здесь нужно было секрет выставить. А его нет. А что это означает?
— Что? — Мансур непонимающе уставился на него.
— Что всё плохо. Что либо карантин уже вводят, либо ещё что-то. И вот этот кусок — считается уже запретным. Опасаюсь я, если честно, что как бы по нам стрелять не начали. Мансур, ты пойми меня правильно — не хочу туда идти. Пока, во всяком случае. Понимаю, что Наде твоей помощь нужна, но я не один. Наташа мне очень родной человек, и мне не очень хотелось бы, чтобы в неё стрелять начали, как в заражённую. Может, немного подождём, парень?
— Я не буду ждать… — Татарин упрямо покачал головой, сцепив руки в кулаки. — Ей плохо, она до сих пор в сознание не пришла. Что мне ждать? Пока она умрёт, и с ней мой, слышишь ты, лесничий, мой ребёнок!!! Да с какой стати в нас кто-то стрелять начнёт?!! Что за херь ты несёшь?!! Тебе мозги просто на службе твоей отбило, вот и всё!!! Не хочешь помогать — не надо. На руках донесу. Если там. Как ты говоришь, военные, значит там и врачи есть. Какие-никакие, а врачи. Поможешь довезти или нет?
Егерь посмотрел на покрасневшего, разъярённого парня и покачал головой. Отрицательно.
Мансур, не глядя на него, пошёл к «Ниве». Вставшая Наташа только успела открыть рот, когда муж взглядом заставил её замолчать. Тем временем уже вполне пришедший в себя парень вытащил девушку из салона. Вскинул обмягшее тело на руки и зашагал в сторону поворота, который вёл к селу. Мимо тех, кто вытащил их из разбитой машины и спас от верной смерти он прошёл, всё также не оборачиваясь.
— Молодой он ещё… — Егерь сплюнул и снова полез на холм. — Глупый.
Наталья ничего не сказала, и направилась за ним. Может быть, что её муж и поступил некрасиво и нехорошо, может быть. Но она знала, что он никогда не принимал тех решений, которые могли бы привести к плохим последствиям.
Мансур шёл вперёд, стараясь держать Надю так, чтобы ей было удобно. Она дышала тихо-тихо. А парень уже начал уставать, и ему приходилось дышать тяжело и глубоко. Пот, поначалу выступавший лишь небольшими каплями, теперь непрерывно тёк струйками вниз, попадая в глаза. Ему постоянно приходилось моргать, отгоняя влажную пелену. Руки начали трястись, тело девушки, безвольное и обмякшее, тянуло их вниз. Но он шёл, стараясь не спотыкаться, чтобы, не приведи Аллах всемогущий, не уронить ношу.
Впереди, так далеко, на расстоянии не меньше, чем полкилометра, возились и рычали какие-то большие машины. Что они делали и зачем? Он не знал. Он просто шёл к ним, стараясь дойти как можно быстрее.
Его заметили, когда до рва оставалось не более десяти минут ходьбы. Закричали, показывая руками в их строну, засуетились. Выбросив чёрный выхлоп, в сторону Мансура рванул один из восьмиколёсных стальных монстров. И тогда он, сначала опустившись на колени, сел. Аккуратно положил Надю на землю. Поднялся и, шатаясь, зашагал навстречу военным, махая руками и крича что-то бессвязное…
Егерь, лежавший в кустах на холме, выругался и плотнее прижал окуляры к глазам.
— Стоять! Стоять, сука, сказано тебе! Стой, стрелять буду!
Истошный вопль, донёсшийся до парня, сначала показался ему бредом. В кого стрелять? Зачем? Ведь он идёт за помощью.
С борта бронетранспортёра спрыгнуло несколько фигур в странных, глухих камуфляжах. Зеркальные стёкла шлемов не давали возможности рассмотреть лица. Да это и не было нужно, так как направленные на него стволы автоматов говорили сами за себя.
— На землю упал! Руки за голову! Быстро!
Ноги подкосились. Мансур устало растянулся на земли, сложив ладони в замок на затылке. В голове колотилась мысль о том, что всё это правильно и так нужно. И ещё вспоминался хрипловатый голос Егеря, который попросил его не соваться сейчас.
— Аккуратно, мужики. Не подходим близко. Эй, ты, слушай сюда. Кивай головой, если понял. Понял?
Он постарался кивнуть головой. Получилось плохо, но, судя по всему, говорившего с ним военного это устроило.
— Не вставать без команды. Дёрнешься — стреляем. Понял? Молодец. Кого ты там оставил?
— Это моя девушка. Она беременная. Нам врач нужен. В аварию попали, и она никак в себя не придёт. Помогите, пожалуйста.
— Молчать. — Треск, судя по всему — рации. — Сокол вызывает Грача. Грач, слышишь меня?
В рации что-то нечленораздельно буркнуло, судя по всему — Грач ответил.
— Здесь гражданские. Двое. Пацан какой-то. И его девчонка, без сознания. Говорит, что беременная. Что? Понял, хорошо. Отбой.
Осторожные шаги. Носки тяжёлых ботинок, порыжевшие от времени, с кажущимися даже на вид твердейшими носками остановились шагах в семи от него.
— Слушай сюда ещё раз. Как зовут?
— Мансур.
— Руки не убираешь, отвечаешь предельно кратко и ясно. Понял? Вот молодец. Первое — как сюда добрался, если в аварию попал?
— Дошёл. — Что-то внутри заставило Мансура промолчать про Егеря.
— Ну-ну. Сейчас разберёмся с ним, слышь Сапсан, и надо будет туда мотануть.
— А чего не послать второй бэтэр, а? — Голос Сапсана был таким же низким, как и у его напарника
— Мне оно надо? Я, знаешь ли, сам хочу походить в героях. А ты не хочешь что ли?
— Логично. А чего ждём-то?
— Учёных. Сейчас подъедут. Слышь, пацанчик, так чего у вас там произошло то, а?
Мансур открыл рот, чтобы ответить, но неожиданно раздался рёв ещё одного двигателя. Рядом с бронетранспортёром притормозило ещё что-то. Он поднял голову и посмотрел, удивлённо и не веря глазам.
Машина была очень большая. Вытянутая, с сетчатой решёткой на лобовых стёклах, на высоченных колёсах. Вся утыканная какими-то антеннами и чем-то абсолютно непонятным. И вышли из неё два типа, затянутых во что-то, что напоминало скафандры для выхода в открытый космос. В руках у одного был небольшой агрегат, больше всего похожий на шуруповёрт. А у второго — свёрток, который после того, как тот дёрнул за шнурок, превратился в большой прорезиненный мешок, смахивающий на спальник. Только окошко было очень и очень маленькое, и по всей его поверхности находились очень крепкие на вид ремни.
Он понял. Сразу и всё, как только увидел, как странная машина отправилась дальше, туда, где лежала Надя. Прав был циничный Егерь. Мансур глубоко вздохнул, уткнувшись лицом в землю. Перед глазами начало закручиваться красное марево, в ушах отчётливо застучало, а в груди стало тесно. Он зарычал, услышав очень обострившимся слухом, как осторожно в его сторону двинулись те двое в скафандрах. Почувствовал, как напряглись ставшие вдруг очень сильными мышцы. И подпрыгнув на месте — кинулся на них, видя, как пульсирует внутри каждого, чётко, несмотря на плотные скафандры, заметные красные мышцы посередине груди. Как по их сосудам бежит красная жидкость. Как медленно движутся те, с автоматами, не успевая перехватить его прыжок…
— Ни хрена себе чудо-юдо… — Сапсан присвистнул, глядя на то, как расслабляется тело давешнего пацана. Как опадают взбугрившиеся мышцы и распрямляются успевшие мгновенно отрасти тёмные и густые волосы на голове и лице. Вот только на лице ли?
И ещё он, вздохнув, покосился в сторону тела бывшего его старшего, Коляна, с которым прошёл не одну войну. Тот лежал на спине, уже не хрипя и не дёргаясь. И кровь, до того бившая фонтаном из мгновенно распоротого когтями твари кевларового нагрудника боевого защитного комплекса «Кольчуга М-3». Который перекинувшийся в голливудского оборотня парень вскрыл играючи.
— Угу. Посмотри Борь, какой экземпляр-то, а? — Один из учёных нагнулся, рассматривая утыканное иглами парализатора тело. — Обалдеть.
— И не говори. — Второй, деловито разложивший свой мешок, подошёл ближе. — Таких я ещё не видел.
— Чего?!! — Произнёс обалдевший Сапсан. — Каких таких?..
— Слышь, военный. — Борис повернулся к нему. — Ты локаторы-то спрячь. Грузи людей на броню и в карантинную зону. Понял? А то сам таким станешь. Быстро!
Сапсан открыл, было, рот, чтобы сказать всё, что он думает по поводу всяких там умников. Но тут пискнул коммуникатор, встроенный в экран наглазника и всё такое желание у него пропало. Даже по званию стоявший перед ним был на пару звёзд больше. Спецназовец хмыкнул и махнул своим, идя к «бэтэру».
— Ты на Базу сказал, чтобы их через «мозговарку» пропустили? — Первый, начавший натягивать мешок на Изменённого, обернулся к коллеге.
— Ну, уж ни в первой. Предупредил, красным кодом. Слышь, Валь, ты представляешь, если девчонка выживет? Она же беременная. Ёлы-палы…
— И не говори. Ладно, давай паковать. Вон уже наши возвращаются. Эх, родимый ты мой, мохнатый, чего ж ты такой тяжёлый-то?..
Отправленный к мосту патруль ничего не обнаружил. Кроме следов, которые никто и не думал скрывать.
Следы от протекторов тольяттинского внедорожника уходили на мост. Громадные когтистые отпечатки вели прямо в тёмную воду.
Егерь вёл машину в сторону одного из дачных посёлков, находящихся вокруг Радостного. Посёлок, бывший одним из самых больших, назывался прямо как конфеты в детстве: «Раздолье». Они молчали долго, почти всё время, пока ехали. Уже практически полностью добравшись до скопления дачных участков, среди которых был двухэтажный кирпичный дом, доставшийся ему по наследству, Егерю пришлось притормозить и загнать «Ниву» в густой пролесок. Сверху на барраже прошёл «крокодил». И сейчас он уже начал их бояться. Наташа, молча и тоскливо плакавшая всю дорогу, повернула к нему распухшее лицо с красными глазами:
— И мы…и с нами будет тоже самое? Но как же, ведь…
— Успокойся. Ни со мной ничего пока не произошло, ни с тобой, слышишь, Наташ?
Она всхлипнула, жалобно, по-детски:
— Да слышу, я, слышу. Вот только понять не могу. Ну как же так?
— Как, как. Задницей об одно место, вот как.
Егерь вздохнул. Глубоко, стараясь успокоиться. Ему тоже было не по себе от того, что увидел там, на холме. Но им оставалось?..