Данфи забрал почту в начале подъездной дорожки, припарковал машину и вошел в дом.
Шутка была старой и вульгарной, но он не смог удержаться и крикнул:
— Вот я и дома, милая!
Роско сидел за столом в гостиной и читал «Архей». Он воспринял глупую выходку Данфи с натянутой улыбкой и проговорил:
— Меня отправляют в административный отпуск.
— Боже, — воскликнул Данфи, — значит, вот как они это называют! Меня тоже.
— Хочешь знать правду? — спросил Роско. — Матта меня до смерти напугал. Я уже подумываю об отставке.
— Но, Роско, из-за таких мелочей…
Роско усмехнулся.
— Послушай, дружище, мне действительно очень жаль, — пробормотал Данфи. — Я втянул тебя в эту историю. — Наступила долгая пауза. — Даже не знаю, что еще сказать. Моя вина.
Роско пожал плечами:
— Не расстраивайся. Если уж совсем начистоту, особой любви к нашей шпионской работе я не питаю.
Данфи покачал головой.
— Нет, я вполне серьезно говорю! Распределение информационных запросов между придурками из Управления… — Роско поморщился, заметив обиженный взгляд Данфи, но продолжил: — Ясно ведь, что присутствующих в виду не имеют! Не о такой работе я мечтал, когда пришел сюда. Она угнетает меня, вызывает депрессию. «Холодная война» закончилась. Врага больше нет. Мы должны торжествовать, но почему-то не торжествуем. Почему? Потому что капитуляция русских на самом деле оказалась элементарным предательством. И теперь, когда у нас нет врага — то бишь «симметричного врага», сравнимого по силам с нами или по крайней мере которого можно было бы рассматривать в качестве такового, — как нам оправдать грандиозные затраты на разведывательный бюджет? Борьбой с наркотрафиком? С терроризмом? Со средиземноморской фруктовой мушкой? Нет уж, увольте! Я выхожу из игры. — Роско замолчал и кивнул на газеты, которые Данфи держал в руке. — Есть что-нибудь для меня?
Данфи просмотрел почту и обнаружил большой конверт с портретом Эда Макмагона и громадной надписью: «МЫ СЧАСТЛИВЫ СООБЩИТЬ ВАМ, ЧТО РОСКО УАЙТ ВЫИГРАЛ 10 МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ!», за чем следовали слова, отпечатанные мелким шрифтом: «…если он заполнит прилагаемый бланк и предъявит выигрышный билет». Данфи бросил письмо Роско.
— Мои поздравления, — сказал он, опускаясь в кресло и просматривая оставшуюся корреспонденцию.
Большую ее часть составляли счета, но был там и один конверт, на котором не было марки, что означало, что его кто-то собственноручно опустил в их ящик. Адресован он был Данфи, и Джек вскрыл его.
Джек,
— говорилось в нем, —
следующую информацию ты получил не от меня, но я провел компьютерную проверку, и, кратко говоря, в файлах Пентагона имеется только одна открытая ссылка на «143-е». В ссылке говорится о пенсии по инвалидности для жителя Додж-Сити, штат Канзас, Джина Брейдинга, подцепившего болезнь Крейцфельда-Якоба (?), находясь на службе в 143-м сам знаешь чем. Если тебя все еще интересует упомянутый вопрос, ты можешь с ним связаться. Я проверил, его телефон есть в справочнике.
На записке, которая явно была от Мюррея, стояла подпись: «Омар, строитель шатров».
— Боже! — прошептал Данфи.
Роско поднял глаза от «Архея».
— Что случилось?
— Один парень заболел болезнью Крейцфельда-Якоба.
Роско нахмурился:
— Кто заболел? И что это за болезнь?
Первый вопрос Данфи пропустил мимо ушей. А на второй ответил:
— Что-то вроде коровьего бешенства. У людей она называется по-другому, но в Англии, где ситуация была особенно серьезной — там из-за нее потеряли сто тысяч животных, — именно так ее и называют. Или куру. В Новой Гвинее, где ею болеют каннибалы, ее называют куру.
— Да-а, — пробормотал Роско. — Нешуточное дело.
— У тебя есть монетки по двадцать пять центов? — спросил Данфи.
— Думаю… да. В комоде, где я храню мелочь. А сколько тебе нужно?
Данфи пожал плечами:
— Не знаю. Десять или двенадцать монеток. А сколько их у тебя?
Роско усмехнулся:
— Много. Но зачем они тебе?
— Мне нужно позвонить.
Роско пристально посмотрел на него.
— Для этого у нас есть специальный аппарат в прихожей с несколькими кнопками и длинным пластиковым проводом.
Данфи отрицательно покачал головой.
— Думаю, мне лучше отсюда не звонить, безопаснее будет воспользоваться общественным телефоном.
Брейдинг был не склонен делиться с Данфи.
— Я не могу обсуждать такие вопросы, — сказал он. — Вся информация подобного рода засекречена.
— Ладно, — откликнулся Данфи. — В таком случае я запишу ваши слова в свой отчет, и на этом все закончится.
— Что вы имеете в виду, говоря, что всезакончится? Чтозакончится?
Данфи громко вздохнул.
— Ну, надеюсь, не ваша пенсия.
— Моя пенсия?
— Или медицинская помощь, но…
— Что?
— Послушайте, мистер Брейдинг, Юджин, вы же знаете, что такое Вашингтон. Финансовая инспекция везде подозревает обман. Их трудно винить, такова их работа. Они делают случайную выборку пенсий и пособий, не только назначаемых Пентагоном, но любой организацией, и проверяют правомерность их назначения. Ежегодно. Проверке подвергается, наверное, только один человек из двух тысяч. А цель ее состоит в том, чтобы установить, не выписывает ли правительство чеки давно умершему пенсионеру. Как бы то ни было, ваше имя выдал компьютер…
Брейдинг в отчаянии застонал.
— Я вижу, вы поняли суть проблемы. У ревизора сложилось впечатление, что армия выплачивает пенсию по инвалидности человеку без реального стажа военной службы, заявляющему, что он получил ранение, находясь в подразделении, которое не проходит ни по каким документам. Поэтому и возникает подозрение в подлоге, что очень плохо как для вас, так и для нас. Так как, насколько я понимаю, ни вы, ни мы не заинтересованы в особой огласке.
— Но неужели вы не можете объяснить им?..
— Мы не имеем права ничего им объяснять… Мы можем только обсуждать с ними отдельные обстоятельства. Но прежде чем я займусь этим… мне необходимо получить некоторые данные относительно вашего заболевания и…
— Так где вы, по вашим словам, работаете?
— В Отделе изучения проблем безопасности.
Брейдинг издал хриплый стон в трубку.
— Вы прекрасно знаете, что мы не имеем права обсуждать подобные вопросы по обычному телефону. Они нас обоих кремируют.
— Конечно, — подтвердил Данфи. — Мне просто было необходимо с вами связаться. И если вы не слишком заняты, я мог прилететь к вам завтра и…
— Да-да, завтра вполне подойдет. Давайте разберемся с этой проблемой раз и навсегда.
Данфи вылетел в Канзас на следующий день, взял напрокат автомобиль и во второй половине дня отправился на встречу с Брейдингом. Тот жил в анклаве кондоминиумов рядом с полем для гольфа на восемнадцать лунок — травяным оазисом, отделявшим анклав от супермаркета.
Юджин Брейдинг оказался худощавым болезненного вида мужчиной на седьмом десятке. Он подъехал к двери в инвалидной коляске. Ноги у него были закутаны пледом. Вместо приветствия Брейдинг произнес:
— Могу я посмотреть ваше удостоверение?
Данфи извлек из нагрудного кармана куртки удостоверение в черной обложке и раскрыл его. Брейдинг бросил взгляд на ламинированного орла, прищурившись, прочел имя и, явно удовлетворившись увиденным, жестом предложил гостю пройти в гостиную.
— Хотите лимонаду? — спросил он и покатил свое кресло в сторону кухни.
— Не откажусь, — ответил Данфи и огляделся по сторонам. — Лимонад — самое то.
Его взгляд упал на открытку в позолоченной рамке, висящую на стене рядом с небольшой книжной полкой. Это было изображение церковной статуи Мадонны в золоченом одеянии, стоящей посреди черной мраморной часовни и взирающей прямо в объектив камеры. Окруженная имитацией молний и облаков, возвышаясь над охапками гвоздик у подножия, сама Мадонна почему-то тоже была черного цвета. Угольно-черного цвета… Внизу можно было разобрать надпись:
La Vierge Noire
Protectrice de la ville[13]
На фотографии стояла приписка от руки:
«Айнзидельн, Швейцария, июнь 1987».
Странно, подумал Данфи. Но и только… Открытка для него ничего не значила, поэтому он перевел взгляд на другие предметы, заполнявшие комнату. На стене также висела картина Кина, изображавшая в его обычном духе волоокую малышку со слезинкой, катящейся из глаза. Чуть дальше он разглядел нечто более удивительное: квадратную черную ткань, свисавшую со стены подобно шторе и скрывавшую что-то такое, что Данфи тут же захотелось увидеть.
— Я его делаю сам, — сказал Брейдинг, въезжая в комнату со стаканом лимонада. — Только из натуральных ингредиентов.
— Не шутите? — Данфи взял стакан и сделал глоток. Мгновение он молчал, смакуя напиток. — Вот это вещь!
— Я с друзьями. — Брейдинг кивнул на выцветший снимок в золотой рамке. На фотографии были запечатлены четверо мужчин в черных спортивных костюмах посреди пшеничного поля. Они стояли, положив руки друг другу на плечи, и улыбались в камеру. Данфи сразу понял, что один из них — Брейдинг, а еще один — Райнгольд. На фотографии стояла надпись: «Люди в черном. Ха-ха-ха!!!»
Брейдинг с улыбкой взглянул на фотографию:
— Наша шутка.
Данфи кивнул, сделав вид, что ему все понятно.
— Я вижу, вы с Майком вместе работали?
Брейдинг усмехнулся. Он явно был приятно удивлен.
— Да! А вы что, тоже знаете Майка?
— Майка все знают.
— Держу пари, так оно и есть. Отличный парень!
Данфи и Брейдинг некоторое время молча смотрели на фотографию, идиотски улыбаясь. Первым нарушил молчание Брейдинг:
— Итак, чем я могу вам быть полезен?
Данфи вынул блокнот и поудобнее устроился в широком кресле.
— Вы можете рассказать мне о 143-м?
Брейдинг нахмурился:
— Ну, я полагаю… Я хочу сказать, что раз вы знакомы с Майком… — Он покачал головой. — Извините, но я должен все-таки задать вам один вопрос: насколько высок уровень вашего допуска?
Данфи кашлянул.
— Обычный. Уровень «Q», который я получил…
— Уровня «Q» недостаточно. Мы говорим о предмете высочайшей степени секретности.
— Кроме того, я прошел через «Андромеду».
Брейдинг пробормотал что-то, но было видно, что он вполне удовлетворен.
— Ах, «Андромеда»… Я тоже имел с ней дело. Ну конечно, если вы работаете на Отдел изучения проблем безопасности, то неизбежно должны быть с ней связаны. Но вы понимаете, я не мог не спросить вас.
Данфи кивнул:
— Да, конечно.
— Как бы то ни было, — продолжал Брейдинг, — я служил в 143-м, кажется, в течение двадцати четырех лет. Начинал в Розуэлле. Но тогда это было еще не 143-е, а одно из тех безымянных подразделений, которые входили в состав 509-й.
— 509-й?
Брейдинг нахмурился:
— 509-й Объединенной авиационной группировки. Вы что, историю не изучали?
— Конечно, изучал, — ответил Данфи, успокаивая старика обворожительной улыбкой.
— Именно они и сбросили атомную бомбу на япошек, — объяснил Брейдинг, а затем, подмигнув, добавил: — Но и не только…
Данфи показалось, что от него ждут понимающей улыбки, и он немедленно продемонстрировал свою догадливость.
— О… я знаю, да… — улыбнулся он.
— Да, я служил в ней… дай Бог памяти… Должно быть, двенадцать лет.
— И когда вы начали службу?
— В шестидесятом. И наверное, до семьдесят второго. И вот тогда-то мы и получили новое наименование. 143-е.
Данфи кивнул.
— А вы что, ничего не будете записывать?
— Конечно, буду, — ответил Данфи и сделал запись в блокноте.
— Именно тогда и появилось 143-е. В том же году, когда случился «Уотергейт». Так что нетрудно запомнить.
— Конечно.
— Понятно, что таким подразделением нельзя руководить из Розуэлла, ведь это все-таки город. И там люди живут!
Данфи кивнул и сделал вид, что ему все понятно.
— И…
— Поэтому нас разместили в Дримлэнде.
Данфи бросил на собеседника непонимающий взгляд.
— Вы не знаете Дримлэнд?
— Нет.
— Гм! А я думал, все знают о Дримлэнде. Он ведь был в «60 минутах»!
— Видите ли… я очень редко смотрю телевизор.
— Так ведь его не только по телевизору показывали. Теперь, я думаю, о нем даже книги есть. Как бы то ни было, Дримлэнд расположен в Неллис-Рейндж в ста двадцати милях к северо-западу от Лас-Вегаса. Долина Эмигрантов. Там у них примерно сто тысяч акров…
— У них?
— У Дяди Сэма. Три или четыре ангара и полдюжины взлетно-посадочных полос.
— Вы там жили?
— Там никто не «живет» в прямом смысле слова. На самом деле это антенное хозяйство с «гремучими змеями» и всякими разными самолетами, конечно. Мы большей частью жили в Вегасе, а туда летали на службу.
— Там есть регулярное воздушное сообщение?
— В мое время из аэропорта Маккаррана осуществлялось по полудюжине рейсов в день, думаю, и сейчас тоже. Перелет занимает около получаса. Полеты выполнялись на самолетах компании «Локхид». Забыл их точное название. Ну в общем, 767-й черного цвета с красной линией по фюзеляжу.
— И сколько людей летало каждый день?
— Наверное, что-то около тысячи. Туда и сюда.
— И они все служили в 143-м?
— Нет, нет, нет. Ни в коем случае. В мое время нас было, наверное, десятеро, самая верхушка.
— А остальные?..
Брейдинг отмахнулся.
— Проверки, тренировки… Эскадрон быстрого реагирования… «МиГ-23» и «Су-22». Ближе к Грум-лейк. И я полагаю, что они нашли замену «Черному дрозду»…
— Неужели?
— О да! Я слышал, что это разведывательный реактивный самолет «Тир-III», который в шесть раз превышает скорость звука.
— Ого! — воскликнул Данфи.
— Вот так-то. Такие дела производили очень сильное впечатление и к тому же служили хорошим прикрытием для того, чем мы там занимались. Хотя если уж хотите знать всю правду до конца, те вертолеты, которые мы производили, были гораздо более продвинутыми, чем их самолеты.
Данфи заморгал, не зная, правильно ли он понял последние слова своего собеседника. Ему хотелось попросить Брейдинга повторить то, что он сказал по поводу прикрытия. Но вместо этого он спросил:
— Какие вертолеты?
Глаза Брейдинга засверкали гордостью.
— «М-Джей-12»! Самые лучшие в мире! Речь идет о вертолете со спаренной турбиной, с наклонным несущим винтом и с самым совершенным в мире авиационным электронным оборудованием огибания рельефа местности и предупреждения столкновений. Сверхсовременная машина с мощнейшим бортовым компьютером. На наших вертолетах можно было летать низко и медленно. Абсолютно революционная разработка! И вот что самое главное, самое революционное — вертолет не издавал практически никакого шума. Ну, поднимал небольшой ветерок, иногда что-то сдувал. И только.
Вероятно, на лице у Данфи появилось скептическое выражение, потому что речь Брейдинга зазвучала еще более взволнованно:
— Я не преувеличиваю, так оно и было. Они были абсолютно бесшумные.
— Боже!
— Аллилуйя!
Восклицание Брейдинга удивило Данфи, однако он продолжил расспросы:
— Значит, вы пробыли в Дримлэнде до…
— …семьдесят девятого.
— Когда вы ушли в отставку?
— Нет, — поправил его Брейдинг. — В отставку я ушел только в восемьдесят четвертом. К тому времени в Дримлэнде многое изменилось.
— Что вы имеете в виду?
— Многое стало выходить наружу. Да и нельзя при таком количестве людей, летающих каждый день из Вегаса и в Вегас, сохранить полную секретность. Конечно, кто-то начал распускать слухи.
— Поэтому вас и перевели?
— В общем, да.
— И куда?
— На базу Вака. — Заметив, что название ничего не говорит Данфи, он решил пояснить: — Это висячий каньон в горах Сотуз. В Айдахо. Добраться туда и оттуда можно было только на вертолете. Вот уж действительно тихое местечко.
— Не сомневаюсь.
Брейдинг, прищурившись, взглянул на Данфи.
— Кажется, вас интересовала моя болезнь.
— Да, конечно, — согласился Данфи.
— Даже и не знаю, что вам сказать. Сейчас у меня стадия ремиссии, но… понимаете, вылечиться-то от нее все равно невозможно. У меня болезнь Крейцфельда-Якоба, слышали когда-нибудь?
— Слышал, — ответил Данфи. — Это… э-э… «коровье бешенство».
Брейдинг удивленно взглянул на него.
— Я жил в Англии, — пояснил Данфи.
— Ах да, конечно, там ситуация очень серьезная. Для Англии такая болезнь не в новинку.
— Как же вы…
— …заболел? — Брейдинг взмахнул руками. — Подцепил ее во время переписи, естественно.
— Переписи… — повторил Данфи.
— Переписи поголовья коров. О чем, по-вашему, мы беседуем? И как вы думаете, чем я занимался? — Наверное, вид у Данфи был совсем растерянный, так как Брейдинг явно забеспокоился. — Вы утверждаете, что имеете допуск уровня «Андромеда», и в то же время ничего не слышали о переписи поголовья коров?
Данфи сделал все возможное, чтобы казаться невозмутимым, но внутри весь сжался. Несколько мгновений он молчал, а затем, наклонившись к собеседнику, произнес:
— В здании много разных комнат, мистер Брейдинг. — Он произнес эту фразу почти шепотом, из-за чего банальность прозвучала как предупреждение.
Данфи казалось, что он слышит, как в голове Брейдинга заработали «винтики». «Что могут означать его слова?» «В здании много… чего?» Наконец старик пробурчал:
— Ну, как бы то ни было… так вот… наверное, вы знаете… мы отправлялись по ночам… ну, за коровами. На ранчо.
— Вы отправлялись за коровами…
— Убивали их. На каждом отдельном ранчо не так уж и много, конечно. И каждую ночь не так уж много. Но нескольких убивали.
Данфи был потрясен.
— Нескольких, — повторил он. — И скольких же?
— Дайте подумать. Начиная с семьдесят второго… думаю, мы уничтожили примерно пару тысяч. В газетах говорилось, что в четыре или в пять раз больше, но… ведь стоит только начать, и у вас найдется масса подражателей. Как только что-то подобное закручивается, оно начинает жить собственной жизнью. Откровенно говоря, в том-то была и суть, по крайней мере как я понимал основную идею замысла: чтобы оно начало жить собственной жизнью.
— Пару тысяч, — повторил Данфи.
— И несколько лошадей.
Данфи кивнул.
— И лошадей тоже.
— По правде говоря, — сказал Брейдинг, — одно из первых животных, которого мы убили, была лошадь. Содрали кожу и мясо от шеи и выше. Сколько шума было в газетах. Кличка у нее была Придира. Вы, наверное, читали. Повсюду на первых полосах. Бедняга.
Данфи покачал головой и задумался. Вот что имеется в виду, когда говорят о «когнитивном диссонансе». И вот что имеют в виду некоторые, когда говорят: «Сидит как контуженый».
— Ее можно и сейчас увидеть, — добавил Брейдинг.
— Кого?
— Придиру! Ее скелет стоит в музее. В музее Лютера Бина. В Аламосе.
Данфи снова заморгал.
— Но…
— Ну конечно, вначале мы кололи им транквилизаторы.
Данфи покачал головой:
— Но… зачем?
— Зачем? Вы что, не понимаете, как им было больно?
— Нет, я не…
— А зачем… ну понятно… из-за органов. По крайней мере считалось, что из-за органов.
— Какихорганов?
Брейдинг захихикал. Нервно…
— В основном гениталий. Языков. Ануса. У нас был один из первых портативных лазеров… портативных, конечно, сильно сказано, величиной он был с твой холодильник, но с его помощью мы могли вырезать анус у коровы за тридцать секунд. На месте удаления оставался идеальной формы кружочек. Теперь я, конечно, должен признать, что по краям раны спекался гемоглобин, но во всем остальном круг был идеальный. Совершенный.
Данфи внезапно почувствовал, что ладони у него стали влажными, а в комнате почему-то вдруг сделалось нестерпимо душно. Вспомнилось тело Лео Шидлофа, и он не знал, что сказать. Впрочем, это уже не имело значения. Брейдинг завелся, и теперь его трудно было остановить.
— Главная цель, само собой, состояла в том, чтобы произвести впечатление. Фермер выходит в поле. И что он видит? Свою любимую буренку на земле, практически вывернутую наизнанку. Не осталось ничего, ни ребер, ни тканей, ни внутренних органов, только шкура и череп, и останки ее лежат на снегу, словно стопка грязного белья. И нигде ни капли крови и никаких следов. — Брейдинг даже улыбнулся при воспоминании. — Уж поверьте мне, такая картина потрясла бы любого, кто к ней не был готов.
— Но как вы… — пробормотал Данфи и осекся.
— Могли не оставить следов? Ну в общем, все зависело от времени года. Если было холодно и на земле лежал снег, мы просто приземлялись и делали то, что от нас требовалось. Выполнив задание, поднимались в воздух и устраивали небольшой снегопад, примерно так, как это делают на лыжных курортах. У нас имелся большой резервуар с водой, напорные шланги ну и все остальное, что необходимо. Таким образом мы заметали следы. А если погода была сухая, мы просто поднимали корову на лебедке, делали с ней то, что требовалось, а затем сбрасывали на расстоянии полумили от того места, где ее подобрали. И тоже не оставляли никаких следов.
Данфи очень медленно, с трудом выговорил свой следующий вопрос:
— А фермеры? Что они должны были подумать?
Брейдинг пожал плечами:
— О, я не знаю. Разное. Ходили слухи о сатанистских сектах… о пришельцах… НЛО. По сути, они думали то, что хотел им вложить в мозги «Оптикал мэджик».
— «Оптикал мэджик»?
— О, эти ребята — вариант «секретной шарашки». Только не самолеты, а спецэффекты. Были способны у вас в голове все вверх дном перевернуть!
— Неплохо…
— Я не шучу! У них есть такие технологии… специальное освещение… прожектора… голограммы… Вы не отличили бы то, что они делают, от настоящего волшебства. Признаться, я иногда думаю, кое-что из того, чем они занимаются, на самом деле и есть волшебство!
— Не шутите?
— Клянусь! Эти ребятишки способны заставить вас поверить во что угодно!
— Неужели? И во что? Приведите какой-нибудь пример.
Ни мгновения не раздумывая, Брейдинг выдал:
— Пасипарана.
— Что за…
— Паранб! Дерьмовая маленькая деревушка в западной Рондонии. По крайней мере раньше такой была.
— А где расположена Рондония?
— В Бразилии, — ответил Брейдинг. — У них там есть один грибок. Что-то вроде галлюциногена. Он растет только там, ну и Управлению он срочно понадобился. А местные сказали: «Нет!» Племя индейцев. Священная земля. И прочее такое же дерьмо.
— И что?
— Мы послали туда проповедника-пятидесятника, который сказал им: «Ииииисусссс говорит вам, что вы должны уйти».
— И они ушли?
— Конечно, нет. Они ж тогда не были христианами. Они еще были дикарями.
— И что произошло?
— «Оптикал мэджик» открывает там свое дело, и не успели мы оглянуться, как индейцы уже молятся сорокафутовой ПДМ…
— ПДМ?
— Пресвятой Деве Марии. Ну естественно, речь идет о голограмме. Примерно, как я сказал, в сорок футов высотой, висит в воздухе над деревней три ночи подряд. И луна прямо у нее над плечом! Вид такой красоты, что от слез не удержаться! Все в голубом свете и…
— Значит, индейцы ушли?
— Они не просто ушли, они уползли оттуда на коленях. И возможно, все еще ползут.
— «Оптикал мэджик», — пробормотал Данфи.
— Верно. И Меджугордже — тоже их рук дело. Розуэлл. Тремонтон. Галф-Бриз. Все великие дела!
Данфи затряс головой, словно пытаясь поставить на место мозги.
— Понимаю, — сказал Брейдинг. — Звучит дико. Конечно, и они не во всем идеальны. Но в нашем мире вообще нет ничего идеального. — Он помедлил мгновение. — Хотите кое-что посмотреть?
Данфи пожал плечами, он пребывал в полной растерянности.
— Конечно.
Брейдинг усмехнулся:
— Сейчас вернусь. — Он выкатился на своем кресле из комнаты, явно предвкушая что-то. Минуту спустя Брейдинг вернулся с видеокассетой на коленях. Подъехав к телевизору, вложил кассету в видеомагнитофон и нажал несколько кнопок. — Посмотрите-ка.
Вначале замерцала тестовая картинка, и начался отсчет от десяти до нуля. Внезапно на экране появился зернистый черно-белый кадр с человеком в скафандре космонавта. Ах нет… все-таки нет… Не в скафандре. Это хирург или кто-то, похожий на хирурга в спецодежде, склонившийся над операционным столом.
— Что он делает? — спросил Данфи.
Брейдинг в ответ только покачал головой:
— Смотрите, смотрите.
Джек понял, что съемка старая, наверное, материал перенесен с восьмимиллиметровой пленки на видео. Было видно, как дрожит камера, которую оператор явно держал в руках. Изображение на экране то расплывалось, то становилось более отчетливым по мере того, как снимавший двигался по комнате, пытаясь отыскать место, удобное для крупного плана, и лучший угол обзора. Когда наконец ему это удалось, Данфи ахнул.
— Что, черт возьми, там происходит?
— Не ругайтесь, — сказал Брейдинг, и Данфи, услышав слова старика, подумал, что вернулся в свои школьные годы, в те времена, когда в последний раз слышал подобное замечание.
Он уставился на телеэкран. На операционном столе находилось нечто обнаженное и по виду не совсем человеческое. Или, точнее, оно в основном напоминало человека, но страшно изуродованного. Чем бы это ни было, оно было мертво. Парень в спецодежде проводил вскрытие.
Данфи сделал глубокий вдох. Существо, лежавшее на столе, было совершенно бесполым или по крайней мере казалось таким. У него было две ноги и две руки; правая нога была сильно искалечена в области колена. Данфи обратил внимание, что кисть левой руки отсутствовала, словно ее оторвало во время какой-то катастрофы, зато на правой руке было не пять, а шесть пальцев. Переведя взгляд на лицо существа, он заметил, что уши у него слишком маленькие, а глаза, черные и бездонные, невероятно большие. Рот был размером с отверстие, пробитое пулей, и столь же идеально круглый. Губ вообще не было.
Очень медленно камера приблизилась к рукам хирурга, сосредоточившись на том, как он извлекает из груди существа серую массу и кладет ее на поднос из нержавеющей стали. Данфи не представлял, что это за масса. Какой-то орган? Но какой? Не имеет значения. Он обнаружил нечто еще более интересное.
— А где его пупок? — спросил Данфи. Брейдинг покачал головой, подобные вопросы его раздражали. — У него нет пупка, — повторил Данфи. — И сосков.
Брейдинг равнодушно кивнул, а затем ткнул пальцем в сторону телеэкрана.
— Вот, — проговорил он странно взволнованным голосом, — видели?
Он направил пульт дистанционного управления на телевизор и остановил кадр.
Данфи пребывал в полной растерянности.
— Видел что?
— Что? Черт побери! Что здесь не так?
Данфи не понимал, о чем он говорит.
— Что здесь не так? Здесь все не так. У парня отсутствует пупок. У него нет сосков. На руке у него шесть пальцев…
Брейдинг рассмеялся.
— Нет, нет, нет. Я не об этом. Тут все нормально. — Он снова ткнул пальцем в телевизор. — Я о телефонном проводе там, в глубине. Посмотрите внимательнее.
Данфи посмотрел на телефонный провод. В глубине над подносом с хирургическими инструментами действительно висел настенный телефон.
— Ну и что?
Брейдинг захихикал.
— А то, что «AT и Т» не делала витых телефонных проводов до начала пятидесятых. А сюжет, который вы смотрите, предположительно снят в сорок седьмом. Это означает, что весь отснятый здесь материал пришлось выбросить. А ведь его съемка стоила больше миллиона. И все из-за какого-то телефонного провода! Ну как вам?
Брейдинг расхохотался, и Данфи услышал собственное ответное хмыканье.
— А как вы ее заполучили?
Брейдинг пожал плечами:
— Между нами? — Данфи кивнул. — Один из ребят мне ее прислал.
— Из «Оптикал мэджик»?
Брейдинг кивнул:
— Вот тебе и промашка! Многим головы посносили! И очень важные головы притом! Вашингтонские головы, я вам скажу. И я вам объясню почему. Вы представляете, насколько тяжело найти пленку «Кодак» в рабочем состоянии, которая могла быть использована в сорок седьмом году?
— Не представляю, — ответил Данфи.
— Очень тяжело. По меньшей мере. — Брейдинг выключил телевизор и посмотрел на Данфи. — О чем это мы говорили?
Даже Данфи не сразу вспомнил. Наконец до него дошло:
— О Придире. То есть о коровах.
— Верно! И я хотел сказать, что единственное, чему не поверил никто, была официальная версия событий.
Данфи на мгновение растерялся. У него возникли затруднения из-за столь быстрого перехода от изуродованных коров к мистификации со вскрытием, а затем снова к изуродованным коровам.
— Какая официальная версия? — спросил он. — Версия чего?
— Версия происшедшего, — ответил Брейдинг. — Ведь хищники в естественной среде так себя не ведут. Кроме того, кто-то увидел вертолет, и это тоже попало в газеты.
Данфи на мгновение задумался, а затем спросил:
— А что вы делали с органами?
— Забирали их. У нас были ассистенты с хирургической подготовкой. Не врачи в прямом смысле слова, а скорее ветеринары или студенты-медики. Наверное, все-таки студенты-ветеринары.
— И что с ними потом происходило?
— С кем?
— С органами.
— Ну, я ведь вам сказал, дело совсем не в органах. Они были просто побочным продуктом нашей операции, неизбежными потерями, как и сами коровы. Впрочем, если вам так уж хочется знать, мы их сжигали.
— Значит, их никто не изучал и не…
— Нет, — решительно ответил Брейдинг. — Конечно, нет. Их никто не изучал. Мы просто забирали чертовы органы и сжигали их… — Брейдинг помолчал. — Только…
— Только что?
— Раза два мы извлекали кое-какие внутренности и готовили их.
— Кое-какие внутренности?
— Ну, мозги. Собственно, вилочковую железу. Знаете, я ведь неплохой повар.
Данфи кивнул.
— Считается, что таким образом я и заполучил свою болезнь. Ведь мозги — главный переносчик инфекции.
Джек кивнул. Он сидел молча, ручка застыла над блокнотом. Он не знал, что ему записывать. Наконец он отложил ручку, закрыл блокнот и сказал:
— Я все равно не понимаю.
— Чего не понимаете?
— Цели всего этого.
Брейдинг воздел руки, изображая полную неспособность помочь Данфи.
— Откуда мне знать? Единственное, что я могу сказать, — цель, как мне представляется, заключалась в том, чтобы произвести впечатление. Заставить людей задуматься. Обсуждать случившееся. Даже напугать их, возможно. Ну и она была достигнута, и весьма успешно, иначе я бы не занимался такими делами на протяжении двадцати лет. Не знаю, следили ли вы за тогдашними событиями, но об изуродованных животных писали довольно долго и много и шумно спорили.
Данфи вздохнул:
— И все? Задание заключалось только в этом?
— В мое время — да. Позже, к концу моей карьеры, мы начали делать… не знаю, как вы их там называете — узоры на пшеничных полях.
— Какие узоры?
— Геометрические. Несколько кругов. А потом кое-что более прихотливое. В Управлении их называли «агриглифами». К тому времени я был уже плох. Мне пришлось уйти. Но главный принцип сохранялся. Мы нигде не оставляли никаких следов.
Некоторое время Данфи сидел молча. Его ум напоминал компас, в котором стрелка, постоянно указывавшая на северный полюс, вдруг решительно повернулась к южному. Наконец он встал.
— Ну что ж, — сказал он, — лимонад был действительно великолепен.
— Спасибо.
— Думаю, никаких проблем с пенсией не будет.
— Хорошо. А я-то уже начал беспокоиться.
— Вы ведь понимаете…
— Служба обязывает.
— Совершенно верно. Утром я позвоню в Центральную финансовую инспекцию и все улажу. Думаю, что им не будет нужды связываться с вами.
— Великолепно.
— Но…
— Что?
Данфи кивнул в сторону черной ткани.
— Вы не возражаете, если я…
Брейдинг хотел было возразить, но затем передумал и просто пожал плечами:
— Собственно, почему бы и нет? Валяйте.
Данфи подошел к ткани и поднял ее.
— Все это засекречено, — сказал Брейдинг, подъезжая к нему в своем кресле. — Пурпурное Сердце[14] — за мою болезнь. Там внизу надпись, можете прочитать. А медаль от разведки, чисто профессиональная награда. И…
— Извините, но я должен посмотреть.
Брейдинг растерянно взглянул на него.
— Но зачем? В чем дело?
— Вы не можете это хранить, — сказал Данфи.
— Что значит — не могу?! — воскликнул Брейдинг. — Свои медали?!
— Я не о медалях говорю. С ними все в порядке. Я говорю вот об этом!
Данфи снял со стены небольшую рамочку, и черная ткань упала на медали. В рамочке находилось ламинированное удостоверение два с половиной на четыре дюйма вместе с цепочкой для ношения на шее. В верхнем левом углу удостоверения имелась расплывчатая голограмма, а в нижнем правом — отпечаток пальца. В центре располагалась фотография Брейдинга, а под ней подпись:
МК-ИМИДЖ
Программа особого доступа
Ю. Брейдинг
«Андромеда»
— Извините, — сказал Данфи, — но…
— О черт!
— Мне придется забрать удостоверение в Вашингтон.
Брейдинг весь сжался.
— Это ведь просто сувенир!
— Понимаю, — вздохнул Данфи, в его голосе звучало искреннее сочувствие и сожаление. — Но… в том-то все и дело. Мы не можем допустить, чтобы подобные «сувениры» развешивались по стенам частных домов. Только подумайте!.. А если бы вас ограбили? Если бы он попал не в те руки?
Брейдинг засопел.
Данфи положил пропуск и рамку в дипломат и захлопнул его.
— Ну что ж, — сказал он, изображая на лице полнейшее удовлетворение встречей, — спасибо за лимонад. — Он похлопал Брейдинга по плечу. — Думаю, мне время уходить.
Оба улыбнулись, но, когда Данфи направился к двери, лицо Брейдинга вдруг сделалось серьезным и строгим. Он сказал:
— Разве мы не должны вначале помолиться?
Данфи подумал, будто он снова что-то не так понял.
— Что?
— Я спросил, не хотите ли вы вначале помолиться?
Данфи обернулся и какое-то время смотрел на старика в надежде, что тот вот-вот рассмеется своей шутке. Старик молчал, и Данфи пожал плечами:
— Нет… спасибо. Я тороплюсь на самолет.
На лице Брейдинга было заметно разочарование… и не только разочарование. Что-то еще: удивление, а возможно, и подозрение. Что-то в этом роде.
Черная Мадонна, защитница города (фр.).
Медаль, старейшая награда за военные заслуги, учрежденная Джорджем Вашингтоном в 1782 г.