Настроение Данфи изменялось почти по той же траектории, по которой следовал его «727-й». Он круто взмыл при старте («Оптикал мэджик»! Бим-бам-бум!), занял эшелон где-то над Индианой (К концу моей карьеры мы начали делать эти узоры…) и при подлете к Вашингтону пошел на снижение (…и Меджугордже тоже их рук дело). К моменту приземления Данфи пребывал в предельно мрачном расположении духа.
«Такой белиберды я никогда в жизни не слышал», — думал он. (Тремонтон. Галф-Бриз. Все большие дела.) И он попался на подобную удочку! Сидел в канзасской глубинке, слушал Брейдинга и верил каждому слову старика. Теперь же, выходя из аэропорта, Данфи смеялся над собственной доверчивостью: Мадонна величиной в сорок футов парит над джунглями. Ну почему бы и нет? Вполне разумно!
Данфи прошел к автомобильной стоянке, бормоча под нос инвективы в адрес собственной глупости. Хотя, по правде говоря, ему больше ничего не оставалось. Дело Брейдинга — пустышка, мистификация. Совершенно очевидно, что Отдел изучения проблем безопасности понял суть его маленькой аферы, организовал наблюдение и решил просветить его насквозь и выяснить, кто ему помогает. Каким-то образом им удалось узнать, что они беседовали с Мюрреем, после чего они внесли в открытые анналы Пентагона единственную ссылку на 143-е, полагая (совершенно справедливо), что Фримо отыщет ее и расскажет Данфи и что Данфи затем бросится на первый же рейс до Канзаса. А там Отдел изучения проблем безопасности посадил актера с неправдоподобной историей, настолько безумной, что если бы Данфи когда-то вздумалось ее проверить, его приняли бы за сумасшедшего. Погони за НЛО и зверские расправы над коровами…
Вот так оно все и есть на самом деле, думал Данфи, садясь в лифт, повезший его на верхний уровень гаража-стоянки. Матта хочет, чтобы все считали Данфи сумасшедшим, и если он наткнется на что-то, что действительно имеет отношение к убийству Шидлофа, его просто никто не станет слушать. Все подумают, что он свихнулся. «Ну что ж, — подумал Данфи, — я этого не допущу. Я не свихнулся. Я… кто?»
Параноик. Полный и законченный параноик.
Он нашел свою машину там, где и оставил, сел в нее и включил зажигание. Надо завязывать, сказал он себе. Неизвестно куда может завести подобное дерьмо. К новым проблемам. И только.
В любом случае, думал Данфи, ответов на вопросы ему не получить. Они с Роско персоны нон грата в Управлении, и доступ к секретной информации у них нулевой. Все рухнуло у них на глазах, и их увольнение теперь только вопрос времени, если уже не состоялось.
Он все еще продолжал задаваться вопросом, почему его жизнь сорвалась с петель, реальность же показывала, что сорваться-то она сорвалась, но вот поделать с этим он ничего не может. Уже не может. Настало время мириться с ситуацией. Настало время приспосабливаться.
И все-таки, подумал Данфи, выруливая в поток транспорта, выезжавшего с территории аэропорта, не могла его канзасская встреча быть «проверкой». Потому что полагаться он мог только на двоих: на Роско и на Мюррея, а если Управлению о них уже известно, зачем отправлять его в Канзас?
Да и Брейдинг был удивительно убедителен. Он совсем не производил впечатление человека, судорожно подыскивающего ответы на неожиданные вопросы. И историю о вертолетах, вызывающих метель, Брейдинг явно не придумал. По крайней мере если и придумал, то не на ходу. А реквизит? Если Брейдинг просто актер, назначенный на роль, откуда взят реквизит? Фотография Райнгольда и Брейдинга посреди поля пшеницы (Ха-ха-ха!!!) и удостоверение МК-ИМИДЖ. Гарри Матта ни при каких обстоятельствах не позволил бы ему унести с собой подобный документ, даже если он поддельный. А он должен быть поддельным, так как в противном случае…
Так как в противном случае все становится уж слишком зловещим и непонятным.
Минут через двадцать Данфи свернул на бульвар Долли Мэдисон. Он проехал мимо входа в центральную резиденцию ЦРУ и выехал на Беллвью-лейн. Именно в этот момент он заметил, что среди деревьев мерцают огоньки, и все внутри у него сжалось. Красные огоньки… голубые огоньки… Огни полицейских автомобилей.
Сигнальные огни.
Подъехав ближе к дому, Данфи услышал потрескивание раций, и в груди у него захолонуло. На подъездной дорожке стояла пара полицейских машин, а рядом с задней дверью карета «скорой помощи». У лужайки перед домом на переднем сиденье серого седана сидел какой-то мужчина и курил. Черты его лица скрывала темнота. Данфи заглушил мотор в самом начале подъездной дорожки, вылез из машины и побежал по направлению к дому, не обращая никакого внимания на крики полицейского.
Он почти сорвал с петель дверь-ширму и влетел в гостиную, где сотрудник судмедэкспертизы обсуждал что-то с полицейским фотографом.
— Где Роско? Где, черт возьми…
Из кухни вышел высокий мужчина в дешевом черном костюме, похожий на Ихабода Крейна.[15] Ростом примерно шесть футов четыре дюйма, в белой рубашке, галстуке ленточкой и с большими мешками под глазами, напоминавшими синяки после драки. На шее у него висело ламинированное удостоверение. Данфи сделал несколько шагов по направлению к незнакомцу, пытаясь прочесть надпись на удостоверении.
— Кто вы такой? — спросил человек в черном костюме.
— Я здесь живу, — ответил Данфи. — А теперь ответьте мне, где, черт возьми, Роско?
Данфи успел разглядеть слова «Особый доступ» на удостоверении, после чего тип в черном костюме затолкал картонку под пиджак.
Полицейские растерянно взглянули друг на друга. Один из них откашлялся, и когда Данфи повернулся к нему, то увидел, что взгляд судмедэксперта устремился в сторону кофейного столика. Полдюжины полароидных снимков сушились рядом с «Археем». Данфи подошел к столику, взял одну из фотографий и уставился на нее, не в силах оторвать взгляда.
— Его нашла уборщица, — сказал полицейский.
Тип в черном костюме кивнул.
— Его увезли час назад, — добавил он. И затем голосом, в котором звучало искреннее сожаление, произнес: — Вы, должно быть, Данфи?
Данфи ничего не ответил. Он не мог говорить. Потому что, взглянув на фотографию, лишился дара речи. На ней был изображен обнаженный человек в ажурных чулках, свисающий с гимнастических колец в чулане Роско. На голову человека — голову Роско! — был надет прозрачный пластиковый мешок, закрепленный с помощью веревки, похожей на «тарзанку». Глаза у него вылезли из орбит. Язык болтался. С подбородка свисал потек слюны. На полу под ногами валялись перевернутая табуретка, книга в мягкой обложке и подборка журналов.
— Что за черт!.. — прошептал Данфи, бросил фотографию и взял другую.
На ней крупным планом был изображен один из журналов — порнушка под названием «Голубой мальчик», валявшаяся прямо под болтающимися ногами Роско. Рядом с ним лежало издание «Лучшего друга мужчины» в мягкой обложке.
— Аутоэротическое самоубийство, — произнес человек в черном костюме.
Данфи не знал, что делать. Он положил снимок обратно на стол и взял «Архей». Открыл его, закрыл, сел, встал, сделал три шага в одну сторону, потом три в другую и, наконец, произнес:
— Я не верю этому.
— Чему?
— Роско не совершал самоубийства. По крайней мере не таким образом.
Человек в черном костюме пожал плечами.
— Возможно, он просто не рассчитал. Насколько я разбираюсь в подобных вещах, чем ближе вы к асфиксии, тем больше балдеете. Но черта очень тонкая, ее легко перейти. — Он помолчал и добавил: — По крайней мере мне так говорили.
Данфи покачал головой:
— Он бы никогда так не поступил. Ему бы подобное даже в голову не пришло! Такие вещи были просто не в его духе!
Медэксперт произнес:
— Никогда нельзя ни в чем быть полностью уверенным.
— Я жил с этим парнем в одном доме! — возразил Данфи, повышая голос. — А пожив с человеком некоторое время, узнаешь его привычки. Кроме того, если кто-то занимается чем-то подобным, то, как правило, не ищет себе компаньона! Вы понимаете, что я имею в виду?
Мужчина в черном костюме откашлялся.
— Может быть, вы скажете нам, где вы провели… — встретившись взглядом с Данфи, он сделал шаг назад, — последние двадцать четыре часа?
Данфи не обратил никакого внимания на его вопрос.
— Что это за парень там, у входа? — спросил он.
— Какой парень?
— На моей гребаной лужайке! В автомобиле.
— Он говорит о хромом, — предположил фотограф.
Человек в черном бросил злобный взгляд на фотографа, затем снова повернулся к Данфи.
— Скажем так, он помогает нам выяснить, что здесь все-таки произошло, — сказал он, помолчал мгновение, а затем продолжил: — Итак, вы путешествовали?
— Идите в задницу! — воскликнул Данфи. — Вы не полицейский, и я не обязан отвечать на ваши вопросы.
Человек в черном костюме ощетинился.
— Верно, — сказал он. — Я работаю в том же Управлении, что и вы.
— Я больше в нем не работаю.
Данфи повернулся и вышел из дома, с грохотом захлопнув за собой дверь-ширму.
— Эй! — крикнул его бывший коллега. — Куда вы? Я еще не закончил. Эй! Вы ведь здесь живете!
«Больше не живу, — подумал Данфи. — Джека Данфи больше нет. Джек Данфи исчез».
В сером седане мерцал огонек сигареты, когда Данфи шел к своему автомобилю в начале подъездной дорожки. Джек швырнул «Архей» на сиденье — он совсем забыл, что все еще держит журнал в руке — и сел в машину. Пять минут спустя он уже был на окружной дороге, а еще через десять минут съехал и с нее.
А затем в течение полутора часов то въезжал на нее снова, то съезжал в поисках безлюдных, плохо освещенных дорог, чтобы запутать неизбежное в его случае преследование. Сначала он поехал на юг, потом на восток, затем снова на север и снова на юг, оттуда на окружную и опять с нее. Наконец, около часа ночи, он убедился, что хвоста за ним нет.
Выехав на шоссе «И-95» и следуя по нему на север, Данфи впервые ощутил, что страшно волнуется. Дыхание учащенное, влажные ладони, голова кружилась, он не мог сосредоточиться. Вот что значит по-настоящему испугаться — чувствуешь себя так, словно у тебя в сердце сели аккумуляторы.
Тем временем он ехал без определенной цели, ему просто хотелось убраться как можно дальше от места, где произошло это чудовищное, беззастенчивое преступление. Данфи не только не сомневался в том, что Роско убили, он прекрасно понимал: окажись он в тот момент дома, а не в Канзасе, он тоже уже был бы мертв.
Два часа спустя Данфи припарковал машину на стоянке для грузовиков у Делавэрского мемориального моста и набрал номер Мюррея Фримо. После шести или семи гудков раздался голос Мюррея, сонный и злой:
— Ал-ло?
— Мюррей…
— Кто говорит?
— Джек.
— Джек? Господи Боже! Ты что, не знаешь, сколько времени?!
— Кажется, около трех часов ночи.
— Ну…
— Молчи. Ничего не говори.
Данфи почувствовал, как Мюррей затаил дыхание. Он понял, что с его друга сон как рукой сняло.
— Я должен убираться отсюда, — сказал Данфи. Помолчав мгновение, добавил: — Роско больше нет.
— Что?
— Я сказал, что моего соседа по дому больше нет.
— О-о-о… о-о-о, черт!
— И я хотел предупредить тебя, чтобы ты был осторожен. Предельно осторожен.
Данфи услышал, что дыхание Мюррея сделалось прерывистым. Воцарилась полная тишина, такая тишина, от которой можно оглохнуть.
— Очень хорошая линия, — заметил Данфи, словно заканчивая какой-то совсем другой разговор.
— Да, — подтвердил Мюррей. — Как будто находишься в соседней комнате.
Черт, подумал Данфи, его уже прослушивают. Он захлопнул телефон и запрыгнул в машину.
Фотографии не выходили у него из головы. Данфи не хотел думать о них, но их как будто приклеили ему к внутренней стороне век. Было что-то особенное в одной из них, нечто такое, что вертелось у него в памяти. «Лучший друг мужчины». Джек явно когда-то раньше видел эту книгу, но никак не мог вспомнить где, что выводило его из себя, так как он понимал: вспомнить жизненно необходимо. Воспоминание было совсем близко к порогу сознания, но ускользало от него.
Следуя из Делавэра в Нью-Джерси, Данфи старался не думать о книге. Иногда, если их не принуждать, воспоминания приходят сами собой. Как в дзюдо: нужно немного расслабиться, и все пойдет легче. Поэтому он постарался выбросить фотографии из головы и поразмыслить о других не менее важных вещах. Кстати, что сказал тот полицейский?
Что-то о «хромом». «Он говорит о хромом». Вот что он сказал. И речь шла о парне, курившем в сером седане.
Внезапно Данфи вспомнил, где видел книгу. Она принадлежала психологу с детектором лжи, тому хромому. Значит, вот о ком говорил полицейский. Именно психолог и сидел в сером седане.
Пару месяцев назад книга использовалась, чтобы усилить напряжение Данфи, его общую нервозность. Так действуют психологи, работающие с детекторами лжи. Им трудно работать со спокойными людьми, так как спокойствие ведет к неоднозначным результатам. Спокойные и расслабленные подозреваемые дают хаотические результаты, поэтому эксперты делают все, что в их силах, чтобы усилить напряжение, в конечном итоге позволяющее более четко высветить ложь.
Ну а секс всегда был самым надежным способом увеличить напряжение.
Да, хитро, подумал Данфи. Но в данном случае книга использовалась с какой-то другой целью. Ею воспользовались как свидетельством предполагаемого извращения Роско, и в качестве такового она подкрепляла лживую версию его самоубийства. А если и не самоубийства, то по крайней мере позорного инцидента, который ни друзья, ни родственники не станут расследовать.
Все указывало на то, что его друга убили подонки с боло и галстуками ленточкой. Райнгольд и Эстергази. И тот в черном костюме. Мысль о них не выходила из головы Данфи на протяжении следующих ста миль, иногда перемежаясь вопросом, что ему теперь делать. Взгляд его постоянно переходил на зеркало заднего обзора в поисках какой-нибудь подозрительной машины, но никто не нагонял его. Данфи был один на пустом шоссе. Он мчался мимо небольших мотелей, придорожных закусочных и ярких рекламных щитов.
Главный герой повести Вашингтона Ирвинга «Легенда Сонной лощины», школьный учитель, один из популярнейших героев классической американской литературы.