Самолет Данфи прибыл в Париж в семь утра, и до вылета в Прагу у него оставалось два часа. Часть этого времени он потратил на прогулки по магазинчикам «дьюти-фри», а затем сделал еще несколько фотографий на паспорт. В конце концов он нашел пристанище в маленьком кафе с каменными столиками и сиденьями из уложенного бетона.
Место было жуткое, некое франкофонное чистилище для туристов, застрявших в аэропорту, бесцельно кочующих из одного кафе в другое и с озабоченным и растерянным видом пересчитывающих незнакомую мелочь. В углу примостился мальчишка-алжирец, в обязанности которого входило убирать грязную посуду со столов. Он с томным видом курил турецкие сигареты и с полнейшим безразличием наблюдал за тем, как на столах вырастают горы использованных стаканов и тарелок. Из подвешенного высоко на стене пластикового репродуктора доносились мелодии «европопсы», пронизанное оптимизмом дисковое завывание, отчего у Данфи на душе стало совсем муторно. Все здесь было нацелено на то, чтобы посетители приходили, как можно скорее съедали заказанное и тут же уходили, освобождая место новым клиентам. Названная цель достигалась единственным, но совершенно безотказным способом — заставить всех приходящих сюда почувствовать себя глубоко несчастными. Счастлив был только хозяин, очень хорошо все понимавший и с одобрением взиравший на плоды своей глубоко продуманной торговой политики. В безукоризненного вида двубортном блейзере и слегка затемненных стильных очках он стоял за кассовым аппаратом, величественный в сатанинской гордыне повелителя одного из кругов ада, взирающего на свои владения. Полнейшее удовлетворение происходящим можно было прочесть в его взглядах: «C'est bon,[19] — читалось в них. — C'est tres bon[20]».
Данфи понял здешние правила игры, и в менее напряженных обстоятельствах он бы просто из принципа провел в этом кафе не меньше часа. Сейчас ему такая игра оказалась не по силам. Стоило репродуктору разразиться музыкой группы «Le Belles Tones»,[21] как Данфи пулей вылетел из кафе в направлении «дьюти-фри». Не нужно было оглядываться, чтобы понять: владелец заведения смотрит ему вслед с торжествующей миной на лице.
Два часа спустя он был уже в Праге. Несмотря на то что Данфи предпочел бы сразу отправиться в Лондон, он понимал, что вначале ему все-таки необходимо побывать в Чехии. У него в голове начал складываться более или менее определенный план, и в форме, которую названный план приобретал, явно вырисовывался силуэт разговорчивого живчика по имени Макс Сетяев.
Макс, по происхождению российский еврей, в прошлом был учителем физики. В Чехословакию он приехал из Украины в 1986 году. Педант от природы в том же смысле, в каком бывают атлеты от природы, он не смог согласовать учительский заработок в пятьдесят шесть долларов в месяц с непобедимой склонностью к хорошеньким блондинкам, шампанскому и икре. С глубочайшим сожалением Макс оставил работу в школе, променяв ее на должность сотрудника паспортного стола в Одессе, где занялся подделыванием удостоверений личности и выездных виз. Должность оказалась весьма выгодной и прибыльной и в течение нескольких лет неплохо кормила Макса, но из-за окончания «холодной войны» потребность в фальшивых документах резко снизилась. Появление лазерных принтеров и цветных копировальных устройств сделало искусство Макса излишним. В конце концов он подделал собственную визу и отправился на Запад на «переподготовку».
Когда два года спустя Данфи встретил его в Лондоне, Макс занимался поисками машины глубокой печати, особых чернил и редких видов бумаги. Выдавая себя за представителя только появившейся на свет (и весьма некрепко стоящей на ногах) Республики Чечня, Макс расположился в «Черчилль-отеле», где организовал многодневную вечеринку (позднее охарактеризованную в прессе как оргию) для банкиров из Сити. Всем, с кем ему приходилось общаться, будь то проститутка по вызову или биржевой брокер, он отрекомендовывался как представитель Министерства финансов Чечни, которое, по его словам, поручило его фирме (при этом демонстрировалась позолоченная визитка) выпуск валюты новой республики («агровар» или нечто подобное). В качестве подтверждения своих заявлений он представлял конверт с изысканнейшим тиснением и письмо, которое, как свидетельствовали регалии на конверте, было подготовлено в указанном министерстве. В нем содержалась просьба всячески содействовать «князю Сетяеву» в его весьма ответственной и священной миссии.
Письмо было, конечно, подделкой. Макс, естественно, не имел намерения печатать чеченскую валюту. Ему нужны были английские фунты. Замысел Сетяева раскрыла «Дейли миррор», когда в Лондон за гуманитарной помощью прибыла настоящая чеченская делегация. На вопрос о том, как согласуются их заявления о нехватке зерна в молодой республике с пирушками, устраиваемыми Максом в одном из самых дорогих лондонских отелей, чеченцы ответили, что этот человек не имеет к ним никакого отношения. Он ведь русский, сказали они. С какой стати мы стали бы поручать русскому печатать нашу валюту? Утром следующего дня Макс спешно вылетел из Хитроу, чудом ускользнув от полиции (и, по-видимому, не только от нее).
С тех пор Данфи организовал для него полдюжины разных компаний, самой последней из которых была базирующаяся в Праге импортно-экспортная фирма «Одесса софтвер». По словам Макса, пиратство в сфере программного обеспечения будет определять будущее экономики.
Так или иначе, Макс уже проживал в очаровательном здании в стиле ар-деко в районе Холесовичи в северной Праге. На расстоянии всего одного квартала от обширнейшего парка Стромовка, на ул. Овенечка в четырехэтажном здании располагалось более дюжины мелких компаний, включая и компании Макса.
Данфи на крошечном лифте поднялся на третий этаж дома, где находилась «Одесса», постучал в дверь и вошел. В компании не было ни приемной, ни секретаря, просто большое помещение с потолком в двенадцать футов высотой, бархатными шторами и широким антикварным столом, доверху заваленным коробками от «Microsoft Works», «Myst» и «Windows 98». Какое-то мгновение Максу казалось, что он в комнате один, затем у стола что-то запищало.
— Макс?
Лысая макушка Сетяева, его густые кустистые брови и маленькие черные глазки появились из-за девятнадцатидюймового цветного монитора.
— Керри? — Макс вскочил. — Я играл в «СимСити», — сказал он, направляясь к Данфи с распростертыми объятиями. — «2000-й», конечно! А как ты? И что тебя сюда привело?
— Гм, — произнес Данфи, высвобождаясь из медвежьих объятий Макса и усаживаясь в кресло у окна. — Одно совершенно неожиданное дело. В общем, у меня проблемы.
Макс кивнул.
— Знаю, — сказал он, вытаскивая початую бутылку «Бехеровки» и две небольшие рюмки.
Данфи бросил на него удивленный взгляд.
— Знаешь?
— Конечно! Я звонил к тебе в офис несколько месяцев назад. И знаешь, что обнаружил? — Макс налил «Бехеровку» в рюмки и сел.
— Что там нет телефона?
Русский отрицательно покачал головой.
— Прозит! — воскликнул он и чокнулся с Данфи. Затем сделал небольшой глоток и широко улыбнулся. После чего возвратился к делу. — Отнюдь, с телефоном все в порядке. Мужской голос ответил мне: «Мистера Торнли нет на месте. Он вам может перезвонить?» Ну, почему бы и нет? И я дал ему свой номер. Два часа спустя ко мне в дверь стучит какой-то подонок из британского посольства, а с ним чешские детективы.
— Боже мой, Макс, мне очень жаль! Что им было нужно?
— Ты!
Данфи хмыкнул.
— И что ты им сказал?
Сетяев пожал плечами:
— Ничего. Сказал, что нашел твой номер в «Гералд трибюн». В старом выпуске.
— И они тебе поверили?
— Нет! Конечно, не поверили. — Он помолчал немного и, не меняя темы разговора, перешел непосредственно к делу. — Ну-с, итак, что, дружище?
Данфи удивленно взглянул на него.
— Что?
— Что я могу для тебя сделать? Ты ведь недаром проделал такой долгий путь, я полагаю?
Данфи широко улыбнулся. Ему нравилась прямота и непосредственность этого русского.
— Ну, для начала, — сказал он, бросая на стол небольшой конверт, — мне нужен паспорт… пара кредитных карт. В конверте фотографии, которые я сделал в аэропорту.
Макс задумчиво кивнул:
— Хорошо. Какую национальность предпочитаете?
Данфи улыбнулся:
— Любую. Естественно, только не надо меня делать нигерийцем или японцем…
— Значит, сделаем канадцем. У меня есть бланки. На любое имя. Абсолютно легитимные документы.
— Великолепно!
— Недешево, зато не подкопаешься. Ну и кредитные карты тоже не проблема.
— Чудесно!
— Но вначале мне нужен депозит. Наличными. Не для меня. Для открытия «Визы». Хорошо?
— Да, конечно, — согласился Данфи, — прекрасно. — Он сделал глоток «Бехеровки» и чуть не подпрыгнул. — Что это?
— Никто не знает. Великая тайна. Чехи утверждают, что для ее приготовления требуется двадцать трав. Но не говорят каких.
— Мне понравилось.
— Мне тоже. Ну а теперь вернемся к паспорту. Ты не спросил о стоимости.
Данфи пожал плечами.
— Да, значит, проблемы действительно серьезны! Или, возможно… ты приехал не только ради паспорта.
— Верно.
Макс улыбнулся:
— И?..
— Точнее будет сказать, не только за паспортом.
— А… — Макс глотнул ликера, глубоко вдохнул через нос и спросил: — Ну и о чем речь?
— Вот об этом, — ответил Данфи, достал из портфеля удостоверение «Андромеда» Джина Брейдинга и протянул Максу.
Макс нацепил на переносицу очки для чтения и стал вертеть документ в руках, внимательно его изучая. Минуту он ничего не говорил, а затем пристально взглянул на Данфи.
— Ты знаешь, что это?
— Конечно. Голограмма, как те, что лежат у тебя на столе. Поэтому я и пришел сюда. Я подумал, что если кто-то и может сделать нечто подобное, то только ты.
Макс отрицательно покачал головой:
— Здесь не простая голограмма, а радужная голограмма…
— Что за ерунда?
— Ее можно видеть при обычном освещении, при дневном… вот как теперь.
— Сложно скопировать?
— В прошлом году было очень сложно. Сегодня уже не очень. Но страшно дорого. — Макс повертел удостоверение в руках, внимательно его рассматривая. — Знаешь, как делаются такие вещи?
— Нет, — ответил Данфи.
— В домашних условиях даже и не пробуй. Тебе понадобятся лазеры. Мои мне сделали в институте в Киеве. У них там превосходные специалисты. Работают очень быстро. Прототипы изготавливают за два-три дня.
— Значит, все-таки можно! — воскликнул Данфи, подробности его не интересовали.
Макс глянул на него с неодобрением.
— Это будет стоить больших денег, дружище. Я бы на твоем месте обязательно спросил — почему?
— Извини, — произнес Данфи, как будто был школьником, которому сделали замечание на уроке за болтовню.
— Ты знаешь, что такое лазеры?
— Ну конечно.
Макс отрицательно покачал головой:
— Нет, ты не знаешь, что такое лазеры. Ты только думаешь, что знаешь. По сути, лазер — луч света с единственной частотой. Одним цветом. Очень мощный. Когда делают голограмму, луч расщепляют. — Данфи кивнул. — И появляются два луча из одного источника. Первый — такой, как в лампе-вспышке. Бам! Он сталкивается с объектом, и… что происходит со светом?
Данфи пожал плечами.
— Не знаю, — сознался он. — Он уходит прочь. В пространство.
— Пожалуйста, подумай, — сказал Макс. Само его терпение было похоже на упрек. — Когда свет встречается с каким-либо объектом, с любым объектом, любой свет… Что происходит?
— Он отражается.
— И отраженный свет?
— Не знаю. Куда-то уходит.
— Нет. Экспонирует пленку, в результате чего получается голограмма, — поправил его Макс.
Данфи попытался оправдываться:
— Ты не сказал, что речь идет о пленке.
Макс резко выдохнул.
— Что, по-твоему, голограммы существуют в пустом пространстве? Голограмма — это изображение на пленке!
— Хорошо, и…
— Мы имеем два луча света. Потому что разделили луч. И второй луч не светит прямо на объект, а непосредственно сфокусирован на пленке. Поэтому на поверхности соединяются два луча и создают интерферограмму, по сути, являющуюся зашифрованной картой объекта. Всех завитков и полосок, углублений и выступов. Визуально настоящий хаос. Но если лазер направить под определенным углом, образ объекта воссоздается как абсолютно точная копия. В трех измерениях! Чудо! Так, словно сам объект, а не его копия находится перед вами. В пространстве!
— Да, страшновато, — пробормотал Данфи, заерзав в кресле. — Что они еще напридумают?
— Уважаемый мистер Сарказм! Вы смеетесь, но ведь на самом деле это намного страшнее, чем вы думаете, — заметил Макс. — Пропусти пленку через блендер, порежь ее на куски — изображение все равно сохранится. Вы ведь ни о чем таком и не слыхивали.
Данфи отрицательно покачал головой.
— Подобное происходит потому, что изображение распределяется по всей пленке. Так что каждый отдельный кусок содержит целое изображение. Как наша память и клетки мозга. — Макс с улыбкой откинулся на спинку своего кресла. — Нечто невообразимое, не правда ли?
Несколько мгновений Данфи молчал, созерцая дидактический восторг Макса. Наконец он произнес:
— У меня большие, очень большие проблемы, Макс. Я говорю серьезно. И время…
Макс энергично кивнул.
— Понимаю, — сказал он, наклоняясь вперед с заговорщическим видом. — Но это обычная голограмма. Которую рассматривают в темноте или при особом освещении. А чтобы сделать такую, радужную голограмму, нам необходимо усилить яркость изображения.
— И ты хочешь пересказать мне весь процесс?
— Да, конечно, и без утайки. — Он глубоко вздохнул. — Итак, что происходит? — спросил он. — Мы фотографируем объект через горизонтальную щель. В данном случае концентрация света еще выше, а изображение еще ярче. Голограмма называется радужной, потому что щель подобна призме. Поверни голову или предмет с голограммой: кредитную карточку, коробку компании «Microsoft» — и свет распадется на составные части спектра.
— На цвета.
— Именно. Как в радуге.
— Ну что ж, спасибо за урок физики, но, возможно, мне и не понадобится голограмма. В первую очередь мне нужно такое же удостоверение, но с моим отпечатком пальца. Поэтому нет нужды прибегать к помощи Киева. Просто сотри отпечаток этого парня и вместо него помести туда мой.
Макс отрицательно покачал головой:
— Невозможно. Если я вскрою ламинированную оболочку, голограмма будет уничтожена.
— Но ведь ты можешь ее скопировать?
— Да-да, конечно, но… все не так просто, как кажется. Придется полностью переделывать документ…
— Я заплачу.
— Ты заплатишь, я понимаю! Но работа будет стоить дорого, очень дорого! Мне потребуется копия Мадонны — этой Мадонны, — для чего придется отправиться в Швейцарию.
— О чем ты толкуешь? — спросил Данфи.
— Об Айнзидельне. — Он кивнул на голограмму. — О ней.
Данфи озадаченно нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что здесь изображена Мадонна?
Макс возмущенно взмахнул руками.
— Ты христианин? И ты мне задаешь подобные вопросы? Как ты думаешь, о чем мы говорим? Я сказал: «Мадонна» — а ты подумал, что я завел речь о рок-н-ролле?
Данфи взял удостоверение.
— Признаться, я внимательно его не рассматривал. Оно какое-то размазанное. Ах да, ведь она же черная!
— Конечно, черная. Поэтому она так и знаменита. La Vierge Noire.[22] О ней все знают.
В памяти Данфи всплыла открытка, виденная им в доме Брейдинга. Кстати, что на ней было написано? Protectrice de la ville. (Защитница города, но какого города?) Джек залпом опрокинул свою рюмочку «Бехеровки» и налил еще. Допив вторую, он спросил:
— И все-таки почему она черная?
Макс фыркнул.
— Кто знает? Может быть, из-за дыма и сажи. Пятьсот лет — это не шутка. Свечи, ладан…
Данфи на мгновение задумался, а затем покачал головой:
— Нет, что-то здесь не так. Ведь если присмотреться, то видно, что черные только лицо и руки. Если бы дело было в дыме и саже, ее одежды тоже почернели бы.
Макс тяжело вздохнул.
— Ты задаешь вопросы еврею о христианской мистике? Откуда мне знать? Что мы вообще обсуждаем — особые удостоверения или мистические культы?
Данфи замотал головой, словно хотел очистить ее от всего лишнего.
— Ладно. Значит, ты едешь туда…
— В Айнзидельн. Он расположен в горах.
— Ты едешь туда и… что?
— Я еду туда и делаю копию статуи или покупаю такую копию. Как только я буду ею располагать, я смогу сделать дубликат голограммы. Но даже в этом случае проблемы останутся.
— Какие. — Данфи произнес это слово без вопросительной интонации, словно ответ или требование.
— С отпечатком пальца.
— Но какая здесь может быть проблема? Когда ты будешь делать дубликат, ты просто поместишь на него мой отпечаток. Только и всего.
— Да, конечно, но… может не получиться.
— Почему?
— Потому что… — Макс замолчал.
— Потому что? — настаивал Данфи.
Макс заерзал в кресле.
— Я пытаюсь понять, почему на удостоверении понадобился отпечаток пальца?
— С целью идентификации, — ответил Данфи. — Это очевидно.
Макс с некоторым раздражением кивнул, так, словно Данфи не понимал главного.
— Да, конечно, но… как он используется?
Данфи задумался.
— Отпечаток на удостоверении сравнивают с…
— С чем?
Данфи нахмурился.
— С моим отпечатком, — сказал он и потер большой и средний пальцы. — Возможно, при входе у них стоит сканер. И если отпечаток на удостоверении совпадает с отпечатком вашего пальца, значит, все в порядке.
— Да, — ответил Макс. — Хорошо. Надеюсь, что так.
Какое-то мгновение каждый из них думал о своем, и оба молчали. Наконец Данфи спросил:
— Что ты имел в виду, говоря, «надеюсь, что так»?
Макс кивнул:
— Да потому что вполне вероятно, что здесь мы столкнулись с чем-то более сложным.
— Что значит более сложным?
— Возможно, у них имеется картотека отпечатков. Возможно, они сравнивают не два отпечатка, а три: один на пальце, один на документе и один в картотеке.
Данфи задумался.
— Да, если они так делают, — сказал он, — тогда я, конечно, влипну еще серьезнее.
— Полностью с тобой согласен.
Воцарилась долгая тишина.
Наконец Данфи спросил:
— Ну и что делать?
Плечи Макса медленно поднялись и так же медленно опустились.
— Может быть, просто рискнуть?
Данфи покачал головой:
— Не думаю. Слишком опасно.
— Ладно! Итак, я делаю новое удостоверение и особый отпечаток пальца.
— Что ты имеешь в виду?
Макс проигнорировал вопрос.
— Знаешь, отпечатки пальцев — интересная вещь.
Данфи прищурился, но Макс не обратил никакого внимания.
— Они как протектор на покрышках. Благодаря этому рисунку пальцы не скользят. — Макс сделал глоток «Бехеровки». — Наверное, первой использовала их в своей работе полиция Буэнос-Айреса, — продолжил он. — Сто лет назад. И ни одного ошибочного результата. Ни разу! Отпечатки пальцев — значительно более надежная вещь, чем анализ ДНК, радужной оболочки, чего угодно! Идеальный биометрический идентификатор.
— Ну что ж, великолепно, — сказал Джек, — но какое отношение все перечисленные тобой факты имеют ко мне и к парню, которому принадлежало удостоверение?
Макс бросил взгляд на документ и сказал:
— Я могу скопировать отпечаток пальца мистера Брейдинга на новое удостоверение. Оно будет соответствовать отпечатку, имеющемуся в картотеке. А затем я могу сделать маленькую перчатку…
— Перчатку? — переспросил Данфи.
— Маленькую перчатку. Только для большого пальца. Я могу перевести в цифровую форму отпечаток этого человека и с помощью лазера вырезать его на… Ну, даже не знаю на чем. На латексе… или на чем угодно другом…
— Мне не нужен презерватив, Макс.
— Или на мягком пластике, который используется для контактных линз. А затем мы сможем наклеить ее тебе на палец. И знаешь что? — Макс засиял. — Оно может сработать!
— Может?
— Почти наверняка! Оно почти наверняка сработает!
Данфи снова задумался.
— Люди, с которыми я буду иметь дело, ошибок не прощают, Макс. Ты можешь дать мне гарантию, что все пройдет как надо?
Макс рассмеялся.
— Конечно! А какая гарантия тебе нужна? Как на стиральную машину?
— Я серьезно.
— Я тоже серьезно, — ответил Макс, внезапно перейдя на суровый тон. — Ты должен понимать, насколько сложно то, о чем ты просишь. Это все равно что печатать деньги. И не обычную американскую валюту. А твердую, настоящую: франки, марки, гульдены… — Он взял удостоверение и поднес его поближе к глазам. — Посмотри, там нить! Вон там!
— Ну и что?
— Ну… может быть, какой-то брак. А может, наоборот, защитная нить. Мне нужно взглянуть на нее под микроскопом. Если мы имеем дело с защитной нитью, на ней может быть что-то отпечатано с помощью микропечати. Несколько повторяющихся слов.
— Каких, например?
Макс усмехнулся:
— «Пристрелите этого парня».
— Очень смешно, — сказал Данфи и покачал головой. — Послушай, Макс, делай все, что считаешь нужным. Только, ради всего святого, не ошибись!
— Ну естественно. Но… нам нужно обсудить денежный вопрос. В противном случае… ну, ты понимаешь.
— Да, конечно. Сколько тебе нужно?
— Поверь мне, легче подделать гульдены для слепых…
— Сколько, Макс?
Он открыл рот, сглотнул и пожал плечами.
— Двадцать пять тысяч.
Данфи молча уставился на него.
Макс откашлялся.
— Это сложно!
Данфи задумался. С одной стороны, конечно, обдираловка. С другой — деньги-то не его.
— Работа должна быть выполнена безупречно, — предупредил он.
— Какие могут быть сомнения! И паспорт? Его я сделаю по обычной цене!
— И сколько?
— Пять тысяч.
— Очень щедро, Макс.
— Спасибо. Ну и, конечно…
Данфи прищурился.
— Что?
— Депозит для кредитных карт. Сколько тебе нужно? Пять тысяч? Две тысячи?
— Десять меня вполне устроит, — ответил Данфи. — И сколько выходит в общем? Сорок тысяч?
Макс скорчил гримасу.
— Такова цена настоящего дела, — пояснил он.
— Понимаю, — отозвался Данфи. — Но есть и еще кое-что.
Брови Макса вопросительно приподнялись.
— Я заплачу тебе аванс, Макс. А затем, когда работа будет завершена, ты все доставишь в Цюрих. У меня нет возможности приезжать сюда еще раз.
Макс поморщился.
— Керри, прошу тебя, я ведь не какая-нибудь «Телепицца», — сказал он.
Данфи опорожнил очередную рюмку с «Бехеровкой», поставил ее на стол и встал.
— Я плачу тебе пятьдесят тысяч долларов. Это на десять тысяч больше, хотя та сумма, которую ты запросил, — настоящее вымогательство. Но я повторяю: работа должна быть выполнена идеально. И быстро. И ты должен привезти все в Цюрих.
Казалось, еще немного — и можно будет услышать, как в голове Макса вращаются колесики.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Но только ради тебя…
— Я позвоню через несколько дней.
Макс взглянул на Данфи с сомнением.
— Думаю, телефон не очень хорошая идея. Тот придурок из посольства…
— Все будет нормально. Я попрошу пригласить женщину. Ну, скажем, Женевьеву. Ты ответишь мне, что я ошибся номером, и повесишь трубку. А затем сядешь на самолет до Цюриха. Без задержек. Понятно?
Макс кивнул.
— Знаешь «Цум шторхен»? — спросил Данфи.
— Конечно. В Старом городе у реки.
— Снимешь там номер, и я тебя найду.
Макс встал и пожал Данфи руку. И тут вдруг снова нахмурился.
— В чем дело? — спросил Данфи.
— Я очень беспокоюсь.
— За что?
— За тебя.
Данфи был тронут.
— О Макс, ради Бога…
— У тебя большие проблемы. Голограммы очень дороги. Тебя убьют, и кто тогда мне заплатит?
— Не знаю, — ответил Данфи. — Тебе есть над чем поломать голову. Но в любом случае спасибо за беспокойство.
Хорошо (фр.).
Очень хорошо (фр.).
Приятные звуки (фр.).
Черная Мадонна (фр.).