Ему хотелось остаться на полу до тех пор, пока он не почувствует себя лучше или не умрет. Данфи казалось, будто все у него внутри переломано, и единственное, что он способен сейчас делать, — это просто лежать. Но через какое-то время его взгляд упал на знамя с надписью «Contre la boue», лежащее на верстаке, и Данфи вспомнил, что находится на вражеской территории.
За линией фронта.
Сбросив с себя безжизненное тело Качка, Джек с огромным трудом поднялся на ноги и остановился, покачиваясь из стороны в сторону, посреди погружавшегося в полумрак помещения.
Должно быть, его пытка длилась несколько часов. Почти совсем стемнело, и тень Джека тянулась по полу и по половине стены. Воспользовавшись краем кушетки, чтобы не упасть, он прошел мимо трупа Бламона к телефону, стоявшему на столике в углу комнаты. Подняв трубку, он набрал номер «Сломанного побега».
— Бойлан, — прозвучал тихий, лишенный всяких интонаций голос, почти шепот человека, ожидавшего услышать плохие новости.
— Это я, — произнес Данфи.
Ему ответило молчание, длившееся несколько секунд, а затем:
— Где ты?
Вопрос застал Данфи врасплох. Он огляделся по сторонам.
— Где ты? — повторил Бойлан.
— Не знаю, — ответил Данфи. И снова обвел взглядом помещение. — В какой-то обивочной мастерской.
— Где?
— Не клади трубку. — Данфи открыл несколько ящиков стола и в одном из них обнаружил пачку счетов, на каждом из которых стояло одно и то же название и адрес. — Кажется, это место называется «Каса тапизада». Улица Сарагоса. В Канделярии.
— Тебе так кажется, или ты знаешь наверняка?
— Нет, я предполагаю.
— Ну, тогда спроси у кого-нибудь!
— Не могу.
— Почему?
— Потому что все мертвы. Да и сам я еле жив.
Чтобы доехать туда, у Бойлана, Дэвиса и Клементины ушло полчаса. Когда они наконец прибыли, Клементина чуть в обморок не упала, увидев эльзасца с его алым кушаком и молотком, застрявшим в виске. Да и Качок был не лучше.
А при взгляде на Данфи создавалось впечатление, что он сделал прыжок «ласточкой» в пересохший пруд.
— Боже мой! — воскликнул Томми, сделавшись белым как смерть при виде своего друга. — Что случилось?
— Я поскользнулся, — ответил Данфи.
Они отвезли его в деревушку в горах, где жил один пенсионер-гинеколог, которого хорошо знал Бойлан и который подрабатывал тем, что время от времени делал аборты. Он вколол Данфи хорошую дозу кодеина и один за другим вынул из его тела все гвозди.
Однако ни сломанному носу, ни ребрам он ничем помочь не сумел.
— Нос сам заживет, — сказал он, — а что касается ребер, серьезных повреждений, по-видимому, нет. В противном случае мы вряд ли смогли бы так спокойно беседовать здесь. В общем, пока вы остаетесь самим собой, ваш случай не смертелен. Таков мой прогноз, и я в нем абсолютно уверен.
Более серьезной опасностью была инфекция. Чтобы избежать ее, доктор прописал Джеку курс мощных антибиотиков и поручил его заботам Клементины, разместив в комнатах, располагавшихся на втором этаже виллы.
Услуги врача обошлись Данфи недешево. За них, а вдобавок к ним еще за свое гостеприимство и молчание добрый доктор запросил — и без возражений получил — пять тысяч фунтов. Клементина, конечно, предпочла бы отвезти Джека в больницу в Санта-Крус, но это было исключено. «Кровавая резня в Канцелярии» — с такими заголовками на первой полосе выходили все газеты на Канарах. Репортеры не уставали повторять историю о том, что некоему французскому гангстеру «изгвоздили мозги», а второму бандиту раскроили череп молотком. И для Данфи, истыканному гвоздями, прийти в больницу значило бы примерно то же, что явиться в полицию с повинной.
Поэтому у них с Клементиной не было другого выбора, как оставаться в доме старого врача в Маска, где они проводили большую часть времени, сидя на террасе за чтением и игрой в шахматы. Раны Джека заживали быстро и без проблем. Вскоре миновала и опасность инфекции. Только нос его стал значительно больше, чем раньше, напоминать клюв. Кроме того, наметился и прогресс в расследовании убийства Лео Шидлофа.
Однажды вечером, когда они сидели среди бугенвиллей на террасе, потягивая сангрию, Данфи пожаловался Клементине, что «после всего того дерьма, через которое нам пришлось пройти, мы все еще остаемся беглецами. И мы ведь за целый месяц ни на йоту не приблизились к истине».
— Неправда, — возразила Клементина. — Ты ведь сам говорил мне, что очень многое узнал в Цуге о Даллесе и Юнге…
— И о Паунде, — добавил Данфи. — И о том, что существует нечто, именуемое «Обществом Магдалины». Но ведь вся эта информация слишком туманна и неопределенна. Я только удвоил количество вопросов, с которых начинал. К примеру, кто такой Гомелес? Теперь ему, наверное, уже лет девяносто, если не сто. И апокриф… Какое он имеет ко всему отношение? Уже не говоря о Шидлофе. О нем отдельный разговор. У меня все больше складывается впечатление, что я задаю неверные вопросы. Если хочешь знать правду, я бы предпочел вернуться на шесть месяцев назад.
— Ты говоришь ерунду, — ответила Клементина.
— Почему это?
— Потому что в прошлое вернуться нельзя.
— Почему же?
— Ну, ты помнишь своего друга, того, которого звали Роско?
Да, конечно, она права. В одну реку невозможно войти дважды, особенно если того, к кому ты был не совсем безразличен, задушили выше по течению. Данфи вздохнул:
— Ну и что теперь делать?
Клементина покачала головой:
— Делать нечего. У тебя просто нет выбора.
Накануне их отлета из Маска в Лондон, где Джек надеялся отыскать ван Вордена, Клементина принесла ему письмо, которое она нашла во время сборов.
— Оно было в твоих спортивных штанах. Наверное, ты привез его из Цуга.
Данфи взглянул на почерк и кивнул. Он практически забыл о нем. Письмо было датировано 19 апреля 1946 года.
Мой дорогой Карл!
Приношу свои извинения за промедление с ответом на Ваше последнее сообщение. Мы с братом практически непрерывно работаем над созданием послевоенной инфраструктуры ради достижения тех геополитических целей, которым посвятили свою жизнь. Возвращение Иерусалима евреям, как мне кажется, вполне законное устремление, которое очень легко обосновать и которое может и должно стать составной частью внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов. И здесь мы не должны останавливаться ни перед какой дестабилизацией ситуации внутри данного региона, которая может иметь место в ближайшее время. По крайней мере наша деятельность основывается на высоких нравственных принципах, и это, как всегда, служит великим утешением для меня.
Объединение Европы — лошадь совсем другой масти. Советы сделают все, чтобы его не допустить, что приведет к новой серьезной конфронтации. Однако у меня нет ни малейших сомнений относительно того, что мы выйдем победителями. Единая Европа, с моей точки зрения, есть лишь вопрос дипломатических и военных усилий.
Значительно более сложной задачей является непосредственное воздействие на коллективное бессознательное путем распространения архетипических образов, описанных в апокрифе. Воссоздать Сион — это одно. Новое государство очень скоро станет таким же, как и все другие. Но как мы сможем создать мир, в котором
в полях лежат растерзанные звери,
загадкой стали письмена из злаков,
и призраки явились в небесах.
Задача трудная, но, как мне кажется, вполне выполнимая. В Бюро стратегических служб мы разработали технологию, которую назвали «пси-оп». (Предлагаю предоставить решение названной проблемы мне.)
Джек дважды перечитал процитированные в письме строки, потом обратился к ним в третий раз: «…в полях лежат растерзанные звери», а ведь действительно, так оно и случилось. И он вспомнил слова Джина Брейдинга: «Позже, к концу моей карьеры, мы начали делать… узоры — на пшеничных полях. В Управлении их называли „агриглифами“… „загадкой стали письмена из злаков“». И он еще что-то говорил относительно «оптической магии»: «И Меджугордже — тоже их рук дело. Розуэлл. Тремонтон. Галф-Бриз».
Получается, весь двадцатый век был неким световым шоу — конгломератом спецэффектов, выдаваемых вначале за реальность, а затем за историю. И все они были результатом деятельности горстки могущественных субъектов с более чем странными идеями. «Но для чего все это было нужно? — подумал Данфи, глядя в сторону африканского побережья, находившегося где-то там за горной грядой. — Зачем?»
Они вылетели в Лондон первого июня, воспользовавшись поддельными документами, полученными от Макса Сетяева. Данфи привык путешествовать по фальшивому паспорту, но Клементина, никогда даже улицу не переходившая в неположенном месте, очень нервничала. Очередь выезжающих вилась длинной змейкой, и они простояли в ней минут пятнадцать. Все это время паспорт служил Клементине в качестве веера.
— Номер восемь, мисс.
Пожилой сикх, иммиграционный чиновник, жестом направил ее к одному из десятка подиумов, где сидел более молодой человек, поигрывая печатями. Джека потрясло, как он преобразился, когда перед ним, смеясь и протягивая паспорт, материализовалась Клементина. Данфи не слышал, что она сказала, но ее слова не имели принципиального значения. Потребовалась всего одна секунда, чтобы они стали старыми друзьями. Он сияет, она хихикает. «Счастливого пути, мисс!» И вот она уже спускается на эскалаторе к каруселям с багажом внутри таможенного отделения. Затем наступила очередь Данфи.
Он достался молодому худощавому человеку с холодным взглядом голубых глаз и черной бородой, служившей чем-то вроде щита вокруг губ и по линии челюсти тянувшейся до бакенбард. Уныло взглянув на сломанный нос Джека, он пролистал нетронутые страницы паспорта в поисках печатей.
— Мистер Питт, — произнес он так, словно выплюнул застрявшее между зубов семечко.
— Да.
— Прибыли из?..
— Из Тенерифе, — ответил Данфи.
— Отпуск или дела?
— В общем, и то и другое.
— И какого же рода дела?
Ничего особенно интересного, подумал Данфи.
— Бухгалтерские.
Чиновник бросил взгляд поверх плеча Данфи.
— Вы один? — спросил он, и в голосе его звучало явное сомнение.
Данфи кивнул:
— В данный момент — да. В Лондоне меня встретят друзья.
— Понимаю. — Чиновник нахмурился и указал на нос Джека. — Драка?
— Нет, меня ограбили на улице, — ответил Данфи, неловко переминаясь с ноги на ногу.
Чиновник поморщился:
— Лас-Америкас?
Данфи кивнул. Ему показалось, что именно такой ответ и хотел от него услышать его собеседник.
— Сволочи испанские, — пробормотал чиновник, покачав головой, и с грохотом опустил печать на паспорт. Затем, улыбнувшись, протянул его Джеку. — Добро пожаловать на Британские острова, мистер Питт!
Отыскать ван Вордена оказалось делом совсем не сложным. Телефонные гудки в записи разговора Шидлофа указывали на то, что звонок был местный. Данфи с Клементиной отыскали интернет-кафе на Стрэнде, где занялись поисками ван Вордена в Сети. К своему удивлению, Данфи обнаружил, что профессор живет на Чейн-Уок в Челси. Джек, должно быть, сотню раз пробегал мимо этого места.
— Ты пойдешь со мной? — спросил он.
— Конечно, — ответила Клементина. — Но может быть, вначале стоило бы позвонить?
— Не надо.
— Почему?
А действительно, почему? Данфи никак не мог узнать, состоялась ли в реальности встреча Шидлофа с ван Ворденом. Тем не менее одно было абсолютно ясно: ван Вордену прекрасно известно о гибели профессора, случившейся вскоре после их телефонного разговора. Поэтому он скорее всего будет с крайней осторожностью относиться к визитам незнакомых людей.
— Давай просто преподнесем ему сюрприз, — предложил Данфи.
Ван Ворден оказался практически единственным обитателем «Королевы фей», старенького ржавеющего плавучего дома, пришвартованного у моста Бэттерси. Незнакомый с этикетом посещения подобных жилищ, располагающихся почти в самом центре Лондона, Джек просто провел Клементину по сходням на судно. Подойдя к двери, он осторожно постучал и стал ждать. Никто не ответил, он постучал снова, на этот раз громче.
— Минуточку!
Мгновение спустя дверь со скрипом распахнулась, и перед ними появился импозантного вида мужчина лет пятидесяти с бокалом красного вина и длинной сигаретой в руках.
— Могу быть чем-то полезен? — спросил он, медленно переводя взгляд с Данфи на Клементину и вновь с Клементины на Данфи.
— Я ищу Эла ван Вордена.
— Да-а-а?
— Меня зовут Джек Данфи. А вы…
— Да-а-а?
— Если вы не против, мы могли бы… побеседовать. Наш разговор не займет много времени.
Ван Ворден смерил их взглядом.
— Вы, случайно, не из «Свидетелей Иеговы»?
Клементина захихикала.
— Нет, — ответил Данфи. — Конечно, нет. Мы друзья профессора Шидлофа.
Ван Ворден нервно заморгал глазами. Глотнул вина.
— Того самого, которого убили?
— Его.
— И вы утверждаете, что вы его друзья?
— В определенном смысле — да. Мы ведем расследование, которое вел и он.
Ван Ворден кивнул, в большей степени самому себе, нежели Данфи или Клементине.
— Боюсь, я вам ничем не смогу помочь. — С этими словами он попытался закрыть дверь.
— Тем не менее мне кажется, — произнес Джек, сунув в дверь ногу, — что вы все-таки сможете, если захотите. Так ведь думал и Шидлоф.
Ван Ворден бросил взгляд на ногу Данфи и поморщился.
— Откровенно говоря, я не хотел бы ввязываться в подобные дела.
— Я вас понимаю, но…
— В любом случае вы впустую потратите время.
— Почему? — спросил Данфи.
— Я всего один раз говорил с ним. И никогда не встречался.
— Я знаю.
Ван Ворден, казалось, был несколько озадачен словами Джека.
— Вот как? — переспросил он. — Откуда?
Данфи на мгновение пожалел о своих словах, но потом решил играть в открытую:
— Я прослушивал его телефонные разговоры.
Ван Ворден затянулся сигаретой и выпустил дым через ноздри. Глотнул вина.
— Но вы ведь не из полиции, я надеюсь? — спросил он.
— Нет, — ответил Данфи. — Не из полиции.
Ван Ворден кивнул, оценив искренность Джека. Потом нахмурился:
— И все-таки объясните мне толком, почему я должен с вами разговаривать?
Данфи задумался и понял, что ничего вразумительного ответить не сможет. Тут к двери подошла Клементина и с нежностью взглянула на ван Вордена.
— Это будет так мило с вашей стороны, — сказала она.
Ван Ворден кашлянул.
— Ну ладно, — сказал он и, распахнув дверь, предложил им войти.
Данфи и Клементина проследовали за ним по узкому коридору, увешанному черно-белыми фотографиями средневековых церквей и соборов. Из камбуза доносился аромат свежевыпеченного хлеба. Затем они миновали гостиную, забитую книгами, и вышли на палубу, где вокруг стола из кованого железа со стеклянной столешницей стояло несколько стульев.
— Портвейн?
— Спасибо, — ответил Данфи. — Я бы не отказался.
— У меня есть «Ратуша». Неплохой вариант. По крайней мере лучшее из того, что я могу предложить. — Ван Ворден налил им по бокалу вина и жестом указал на тарелку с сыром. — Чертовски замечательный стилтон. Попробуйте.
Клементина стояла, опершись на перила, и смотрела вверх по течению в сторону моста Бэттерси.
— Какое замечательное место! — воскликнула она с энтузиазмом, когда волны от пронесшегося мимо катера ударили по корпусу судна.
— Хотите, продам?
Джек рассмеялся.
— Мы не за тем пришли…
— С вас я возьму недорого.
— Извините, нет.
Ван Ворден пожал плечами.
— Да, я все прекрасно понимаю. Но с ним ведь столько хлопот.
— Значит… вам здесь не нравится? — спросила Клементина.
— Нет, не нравится.
— Но почему?
— Ну, — произнес ван Ворден, — потому что приходится делать запасы чуть ли не на целый год. Поход отсюда за пинтой пива в выходные превращается в сложнейшее предприятие.
— В таком случае зачем вы приобрели его?
— Из-за Альберта Хофмана, — ответил ван Ворден.
Данфи снова засмеялся, а Клементина только непонимающе покачала головой и нахмурилась.
— Это тот парень, который открыл ЛСД, — объяснил ван Ворден. Затем повернулся к Данфи: — Разбираетесь в моторах?
— Нет, — ответил Джек.
— Я тоже, поэтому, думаю, нам лучше будет остаться на месте. — Он опустился в кресло лимонного цвета и жестом предложил Данфи и Клементине тоже сесть. — Ну а теперь выкладывайте, чего вы от меня хотите.
Данфи не знал пока, какую часть правды может ему открыть, поэтому сразу перешел к делу:
— В точности того же, чего хотел и Шидлоф. Нас интересует «Общество Магдалины».
— Потому что?..
— Потому что мы совсем не уверены, что оно давно ушло в историю.
Ван Ворден фыркнул.
— Что ж, вы совершенно правы, оно не ушло в историю.
Реплика прозвучала неожиданно, и Данфи озадаченно нахмурился. Он попытался вспомнить последнюю прослушанную им запись Шидлофа.
— Тем не менее во время беседы с Шидлофом по телефону, — заметил он, — вы были удивлены, когда собеседник предположил, что Общество все еще существует.
— Я действительно был удивлен.
— А сейчас вас это не удивляет?
Ван Ворден отрицательно покачал головой.
— До момента гибели доктора Шидлофа до меня доходили только слухи.
— И что же, его смерть все изменила?
— Конечно!
— Каким образом? — спросила Клементина.
— Благодаря обстоятельствам его гибели.
— Что вы хотите сказать? — спросил Данфи.
Ван Ворден нервно заерзал в кресле и попытался перевести разговор на другую тему.
— А что вам вообще известно об «Обществе Магдалины»? — спросил он.
— Немногое, — честно признался Джек.
— Но что-то все-таки, несомненно, известно?
— Ну… да.
— В таком случае расскажите мне что-то такое, чего я бы не знал, — попросил ван Ворден, — дабы подтвердить честность ваших намерений.
Данфи задумался. И после минутной паузы сказал:
— Тот, кто руководит им, называется Кормчий.
— Ну, это ни для кого не тайна.
— В тридцатые и сороковые годы Кормчим был Эзра Паунд.
У ван Вордена от удивления отвисла челюсть.
— Поэт?
Данфи кивнул.
— Бог ты мой! — воскликнул ван Ворден. И тут он вспомнил. — Но ведь Паунд…
— Попал в психушку? Да, именно так. Но его пребывание там ничему не помешало. Он и оттуда всем руководил, видел всех, кого хотел видеть, и делал все, что хотел.
— В самом деле? Ну что ж, я совсем не удивлен, — заметил ван Ворден. — Несколько их Nautonniers были поэтами. Да и безумцами к тому же.
Немного разговорившись, ван Ворден рассказал им, что впервые заинтересовался Ложей Мунсальвеше (под этим названием «Общество Магдалины» было известно ранее), когда писал предисловие к антологии гностической литературы.
— Подождите-ка, — вспомнил он, — она у меня есть. — Он встал, прошел внутрь судна и через некоторое время вернулся с книгой под названием «Гностика» в руках. Том оказался толще предплечья Джека. — Здесь собраны в высшей степени интересные документы. Псевдоэпиграфы. А самым интересным является, пожалуй, апокриф Магдалины.
Данфи озадаченно взглянул на своего собеседника.
— Вы употребили какое-то странное слово.
— Какое? — не понял его ван Ворден.
— Псевдо-что-то.
— Псевдоэпиграфы?
Джек кивнул.
— Так называются евангелия, предположительно написанные персонажами Нового Завета, — пояснил профессор. — Тот, о котором идет речь — апокриф Магдалины, — был обнаружен среди развалин одного ирландского монастыря примерно тысячу лет назад.
Он открыл книгу на нужной странице и протянул ее Данфи.
Джек прочел несколько строк и поднял взгляд на профессора.
— И оригинал был действительно написан Марией Магдалиной?
— Существует такое мнение.
Далее ван Ворден объяснил им, что, несмотря на наличие в тексте большого количества пропусков, можно сделать вывод, что апокриф, несомненно, является чем-то вроде дневника и собрания пророчеств и знамений. На дневник его делает похожим, к примеру, попытка описания тайного брака Христа и Марии Магдалины.
Данфи издал скептический возглас.
— Это вовсе не так странно, как может показаться на первый взгляд, — возразил ван Ворден. — Во многих Евангелиях к Иисусу обращаются как к равви или учителю, а ведь, как ни удивительно, подобное обращение многое говорит о его семейном положении.
— Я думал, он был плотником, — заметил Джек.
Ван Ворден покачал головой.
— Весьма распространенное заблуждение. Слово, которым его характеризуют Евангелия, на самом деле означает «ученый». Человек, получивший хорошее образование. Примерно то же, что и равви. И ведь это очень логично. Всем известно, что Христос был евреем и что он давал наставления в вере. Гораздо менее известно другое — то, что согласно закону Мишны равви должен был иметь жену, так как «неженатый человек не может быть учителем».[81] Поэтому предположение, что Христос мог быть женат и иметь детей, не столь уж абсурдно.
— А его жена? — спросила Клементина. — Ведь если бы она действительно существовала, в Библии о ней обязательно были бы упоминания.
— Если бы Христос проповедовал, не будучи женатым человеком, это было бы воспринято с возмущением. И до нас обязательно дошли бы сведения о подобном скандале. Но если он был женат, то подобное воспринималось бы его соплеменниками как нечто само собой разумеющееся и не заслуживающее упоминания. Ведь мы ведем речь о Ближнем Востоке двухтысячелетней давности. Женам там не придавали особого значения. Много ли нам известно о женах апостолов? А ведь представляется крайне маловероятным, чтобы все ученики Христа были холостыми.
Данфи, откровенно говоря, никогда на подобные темы не размышлял, а теперь, задумавшись, пришел к выводу…
После распятия, продолжал ван Ворден, Магдалину, ожидавшую ребенка от Христа, сажают в лодку без парусов и весел и отправляют в море.
— На основании многих свидетельств — а свидетельства действительно многочисленны — ее сопровождали Марфа, Лазарь и Иосиф Аримафейский. На море началась буря и длилась довольно долго. Легенда гласит, что она была вызвана битвой ангелов с демонами, преследовавшими Марию. Как бы то ни было, Магдалина благополучно добралась до Марселя. И там родила Меровея. Сына. — Ван Ворден улыбнулся и наполнил бокалы гостей. — Интересная история, не так ли?
Клементина слушала его с широко раскрытыми глазами.
— И что произошло потом? — спросила она.
— Потом было много разных пророчеств. Если вы читали «Апокалипсис», то понимаете, что я имею в виду.
— Нет, я спрашиваю о Меровее, — уточнила Клементина. — Что случилось с ним?
— О, с ним все обстояло самым наилучшим образом. Он основал династию Меровингов. — Ван Ворден изобразил в воздухе знак вопроса. — Династию Длинноволосых королей.
— А почему их так называют? — спросила Клементина.
— Очевидно, потому, что они никогда не стриглись.
— Но почему? — удивился Джек.
— Считалось, что они обладают магической силой: их волосы, их дыхание, их кровь. — Ван Ворден сделал паузу. — Впрочем, не забывайте, что мы ведем речь о легендах. Это была эпоха короля Артура… век Грааля, который в зависимости от того, с кем вы беседовали, мог быть как чашей, так и родом.
— Что вы имеете в виду, говоря «мог быть и родом»? — спросил Данфи.
— Только то, что сказал. Правда, только определенным родом. Родом Христа. Sang reel.[82] Легенды о Меровингах, дошедшие до нас, свидетельствуют о том, что они были не только королями, но и волшебниками. Людьми, наделенными некой сверхъестественной силой.
— Какой же? — спросила Клементина.
Ван Ворден улыбнулся и закурил сигарету.
— Считалось, к примеру, что они могут исцелять больных прикосновением. И что способны воскрешать мертвого с помощью поцелуя. Они беседовали с птицами, летали с пчелами и охотились с медведями и волками. Им подчинялась погода. Что тут скажешь? Времена были загадочные. — Ван Ворден помолчал, а затем добавил: — Некоторые полагают, что загадочность их не случайна.
— Что вы имеете в виду? — спросил Джек.
Было видно, что от вопроса Джека ван Ворден почувствовал себя несколько неуютно.
— Ну, как вам сказать… Есть некоторые… я бы даже не назвал их историками… есть некоторые люди, которые считают, что с Темными веками явно что-то не так. Они утверждают, что это был золотой век, который кажется нам темным только потому, что наше знание о нем намеренно затемнено. Названный период пребывает под покровом мрака, потому что… определенным организациям так было нужно.
Данфи вспомнил, что читал что-то на подобную тему в «Архее».
— О чем вы говорите? — спросил он.
— О Риме. Рим был хранителем истории Запада. Отцы Церкви писали ее, берегли, а когда возникала необходимость, то и стирали.
Клементина удивленно уставилась на него.
— Вы хотите сказать… точно так же, как в Советском Союзе? Как и у них, люди исчезали с фотографий?
Ван Ворден пожал плечами.
— Значит, Церковь вычеркнула из европейской истории целых три столетия? — воскликнул Данфи.
Ван Ворден отрицательно покачал головой.
— Это просто теория заговора. И я ее пересказал, не более. Но что здесь удивительного? Вспомните, что иезуиты сделали с историей майя.
— С какой историей майя?
— Вот именно! С какой историей майя!
— Но зачем Церкви нужно было изменять историю? — спросила Клементина.
— В соответствии с вышеупомянутой теорией?
— Да.
— Чтобы стереть память о золотом веке, к которому она не имела никакого отношения, и скрыть сведения о «грязной войне», которая положила ему конец. — Заметив недоумение Джека, ван Ворден решил разъяснить подробнее: — Меровинги были самой настоящей ходячей ересью. Именуя себя детьми самого Бога — в буквальном смысле Его сыновьями и дочерьми, — они делали все остальные престолы и светскую власть бессмысленной и незаконной. Кому нужен папа в Риме, если сын (или внук, или правнук) Божий сидит на троне в Париже? Пожалуй, это была самая опасная ересь в истории. И вот Меровингов похищают, убивают, предают до тех пор, пока в конце концов из анналов истории не исчезают все следы их правления. В результате они просто исчезли из памяти потомков…
— Пока не появился апокриф, — перебил его Данфи.
— Абсолютно верно. И само собой, когда та же самая ересь всплыла на страницах апокрифа, ее свет необходимо было как можно скорее погасить. Что и было сделано. Верившие в истинность апокрифа беспощадно преследовались и уничтожались до тех пор, пока они не скрылись с глаз Церкви, превратившись в тайное общество, в заговорщиков, постоянно прячущихся от своего могущественного врага.
— Но в чем состояла цель заговора? — спросил Джек.
— Водворить на земле золотой век, — ответил ван Ворден. — А какая еще могла быть цель?
— И каким образом они собирались достичь этого?
— Как только исполнятся все пророчества, он и наступит сам собой.
— Те пророчества, которые…
— …которые приведены в апокрифе.
— И те, где говорится про загадку письмен из злаков? — спросил Данфи. — И про призраки в небесах…
— Значит, они вам известны! — воскликнул ван Ворден.
Джек пожал плечами.
— Да, я видел упоминания о них.
— Конечно, не все пророчества столь… поэтичны. Некоторые довольно конкретны.
— Например?
Теперь плечами пожал ван Ворден.
— «Те земли в единую страну соединятся», — ответил он.
— Это, по-вашему, конкретно?
— Для данного контекста вполне. Оно относится ко времени, когда все европейские народы объединятся в единое государство. Там есть также упоминание об Израиле. «Сион возродится из пепла печей». Очень похоже на то, что произошло на самом деле, не правда ли?
Данфи кивнул.
— Если воспринимать перечисленные пророчества как руководство к действию, — продолжал ван Ворден, — то «Общество Магдалины» можно считать одной из первых сионистских организаций в Европе. Возможно, даже самой первой.
Джек откусил кусочек стилтона и запил его портвейном.
— И что с ним случилось?
— Пока я не узнал о том, как погиб Шидлоф, я считал, что от Общества остались только черные Богородицы в некоторых церквях, типа той, к примеру, что хранится на горе Монсеррат.
Джек и Клементина переглянулись.
— О чем вы? — спросила Клементина.
Ван Ворден снова пожал плечами.
— О статуях Черной Мадонны, иногда с младенцем, тоже черным. Церковь не очень любит о них распространяться, но ведь их можно найти повсюду в Европе.
— Но почему они черные? — спросил Данфи.
Ван Ворден рассмеялся.
— Их цвет — своеобразный код. Он означает, что перед вами не Дева Мария с младенцем Христом, а Магдалина с Меровеем. Это одно из последних напоминаний о тайной церкви — церкви Меровингов, которую Ватикан стремился уничтожить.
Данфи встал и прошел к борту. Солнце справа от него заходило за клубы дыма, поднимавшиеся из фабричных труб на северном берегу Темзы.
— Вы что-то сказали насчет того, как погиб Шидлоф, — вспомнил Джек. — Что вы имели в виду?
— То, что, когда Шидлоф позвонил мне с вопросом об «Обществе Магдалины», я ответил ему, что оно давно не существует. Он высказал предположение, что я ошибаюсь, и я согласился с ним встретиться, но исключительно из вежливости. Я был уверен, что заблуждается-то как раз он, а не я. Но когда я прочел об обстоятельствах его гибели и о том, где нашли его тело — на территории Внутреннего Темпла, — я понял, что Шидлоф был прав.
— Каким образом? Что было такого в его смерти, что заставило вас предположить…
— Это было ритуальное убийство. Таким способом члены Ложи всегда расправлялись со своими противниками. Я могу назвать вам десяток людей, погибших подобным образом, начиная с четырнадцатого столетия. Каждый из них представлял определенную угрозу тому, что вы называете «Обществом Магдалины».
— Но почему? — спросила Клементина. — Какова их цель? К чему они могут стремиться в наше время?
— К тому, чтобы посадить на европейский трон потомков Меровингов.
— Потомков? — воскликнул Данфи. — Откуда кому-либо может быть известно…
— Существуют генеалогии, — ответил ван Ворден. — Одну из них заказал Наполеон. Насколько мне известно, есть и другие.
— Наполеон?
Ван Ворден взмахнул рукой.
— Он сверг Бурбонов и, мне думается, был заинтересован в том, чтобы очернить их как узурпаторов права на престол, принадлежавшего другой династии. Конечно, ему это было очень выгодно: вторая жена Наполеона тоже была потомком Меровингов.
— Но то, о чем вы говорите, произошло двести лет назад, — возразил Данфи. — А в наше время остались какие-нибудь Меровинги?
Ван Ворден нахмурился.
— Не знаю. О подобных вопросах вам следует спросить Уоткина.
— Уоткина? Но кто такой Уоткин, черт возьми?
— Специалист по генеалогиям. Живет в Париже. Знает, кто есть кто.
— В самом деле?
— М-м… Постойте-ка, у меня, кажется, есть кое-что для вас. — Ван Ворден встал и проследовал внутрь судна. Данфи и Клементина слышали, как он роется в каких-то ящиках. Через некоторое время он вернулся, держа в руках открытый журнал. — Вот он, — сказал профессор, протягивая им журнал.
Джек взглянул на имя автора статьи — Жорж Уоткин; затем на название: «Вино Магдалины — древний напиток из Палестины».
— Черт меня подери! — воскликнул Данфи. — Это же «Архей».
Ван Ворден с удивлением посмотрел на него.
— Значит, вы видели статью?
— У меня какое-то время был такой же номер, — объяснил ему Джек. — Но я его потерял.
— Ну, старый Уоткин как раз тот, кто вам нужен, — сказал ван Ворден. — Кстати, должен вас предупредить, что он может принадлежать к прямо противоположному лагерю. Поэтому, если соберетесь посетить его, будьте осторожны…
Абсурдное предположение, так как Мишна была кодифицирована только через два столетия после гибели Христа. — Примеч. пер.
Истинная кровь (фр.).