- К сожалению, мне некогда сейчас заниматься архивами. А когда-то я с интересом изучал историю России.
- У вас такое образование! - решил подсластить Лаубах, уже привыкший к разглагольствованиям шефа, и Будберг клюнул на этот крючок, самодовольно кивнув головой.
- В свое время я увлекался работами Гобино, Лапуха, Вольтмана, Шпенглера и Фрейда. Разумеется, не прошел мимо учения Дарвина о роли естественного отбора. В жестокой борьбе за существование выживали только сильные нации. Вы заметили, лейтенант, что в те времена, когда гибли империи Ассирии и Вавилона, германцы уже видели зарю своей истории. Великий Рим, сокрушив Элладу, распространил свое могущество на всю Европу, Северную Африку и провинции Азии. Казалось, не было силы, чтобы одолеть его железные легионы. В Риме не смотрели всерьез на полудикие племена германцев. Но именно эти племена разрушили великое государство. Только в жилах этих племен текла горячая молодая кровь завоевателей. Сыновья библейского Яфета нашли свое идеальное воплощение в германце. И мы должны поднять имя германца на своем знамени.
Лаубах переступил ногами, как застоявшаяся лошадь, скрипнул паркет. Будберг резко повернулся к лейтенанту:
- Вам не по силам маленький экскурс в историю?
- Что вы, господин майор! - воскликнул Лаубах. - Я солдат и готов выполнить ваш любой приказ.
- Кроме беспрекословной готовности, вы должны понять общие идеи.
- Я понимаю...
- Вы свободны. - Будберг сухо простился и подумал: <Этот>нетопырь ни черта не понял. Да и не только он. У молодого поколения немцев забетонировали мозги. Где дух, где мировоззрение? Фюрер, к несчастью, недооценивает этого фактора. Для государства руководящей должна стать идея, а не приказ! Марксисты хорошо усвоили это, утверждая, что, когда идея овладевает массами, она становится материальной силой. С идеей легко, удобно и выгодно жить...>
Будберг открыл дверь и позвал денщика:
- Макс, принесите из подвала еще бумаги, пока его не запер Лаубах!
<Любопытно>, что там еще осталось...>
КАПИТАН ЗУБКОВ И ДРУГИЕ
До самой темноты Головин наблюдал за линией немецких окопов. Особой активности гитлеровцы не проявляли. Судя по реву тракторов и стуку досок, они подвозили строительные материалы. Видимо, сооружали дзоты, укрепляли глиняные стенки окопов, собираясь переждать в них зиму, пока голод не свалит всех ленинградцев.
Невдалеке тихо и односложно перебрасывались словами солдаты боевого охранения:
- Дома как?
- Живы вроде.
- А мои там остались.
- Неужто близко?
- Я по эту сторону проволоки, они по ту...
Головин заинтересовался, спустился с бруствера и подошел к бойцам:
- Кто из вас здешний?
- Я, товарищ младший лейтенант, - подал голос молоденький солдат в новой, необносившейся шинели. Из-под каски высовывались пятачок носа и пухлые, схваченные простудой губы. - Кондрашов моя фамилия. Алексей.
- В Пушкине жили?
- Ага. Здесь у меня батька с дедом остались, а мать с заводом эвакуировалась.
- Батька кто?
- Инвалид после гражданской, а дед совсем не ходок.
- Дом далеко?
Кондрашов вытянул тонкую шею:
- Во-о-он у ветлы...
<А>можно что-то придумать>, - обрадовался Головин и пошел к командиру роты.
Капитан Зубков ужинал. На круглом столе стоял котелок с жидкой ячневой кашей и кружка чаю.
- Извините, зайду попозже, - смутился Головин.
- Заходи, раз пришел. Ел?.. А все равно голодный. Никитич, сообрази!
Ординарец поставил рядом другой котелок и положил ложку.
- С чем пришел?
- У меня долгий разговор, Алексей Сергеевич, - проговорил Головин, пристраивая шапку на коленях.
- Выкладывай.
Зубков не был кадровым военным. Правда, в январе сорокового года он немного повоевал с белофиннами в добровольческом лыжном батальоне, но обморозился, и его комиссовали из армии. Работал он в районном комитете Осоавиахима, и звание ему присвоили по должности. Левую сторону его лица уродовал сизоватый шрам. Головин стеснялся смотреть на этот шрам, но взгляд сам по себе останавливался на нем.
- В подвалы Екатерининского дворца в сентябре наши перевезли морской архив. Сейчас его захватили немцы. Конечно, они пустят его по ветру. А это громадная ценность, Алексей Сергеевич! Архив надо спасти.
- Ну и что теперь?
- Спасать надо.
Зубков почертил ложкой узоры на столе, помолчал.
- Других дел по горло, Левушка... Боюсь, ничего не выйдет.
- Нельзя же бросать архив на погибель!
Капитан поскреб ложкой по дну котелка, собрал крошки и отправил в рот:
- Давай так сообразим... Напиши обстоятельную бумагу, обоснуй. Я передам комбату, а тот дальше. Может, кого-то она заденет. Сам же исподволь наблюдай, думай, что предпринять.
- Спасибо, Алексей Сергеевич. - Головин с радостью пожал локоть Зубкова.
- Не за что. Как я понимаю, кто-то в штабе должен заинтересоваться. Все же история. Хоть старая, но в научном смысле дорогая.