— Вы часом не голубой? — тревожно спросила блондинка, вглядываясь в собеседника.
— Нет, что вы! — вытаращил глаза Курочкин. — Вы меня опять не так поняли…
— Тогда все тип-топ, — успокоилась Надежда, не пожелав вникнуть в последние слова Дмитрия Олеговича. — Как сказал бы великий француз, вы теперь в ответе за того, кого приручили.
«Какой еще великий француз?» — удивленно подумал Курочкин. Сам он числил в этой категории одного лишь знаменитого Луи Пастера, изобретателя вакцины против бешенства, и тот ничего подобного не говорил. А самое главное: Дмитрий Олегович даже помыслить не смел о приручении такого чудо-создания, как водительница «Жигулей».
— Поймите меня правильно, Надежда… — Курочкин совершил еще одну безнадежную попытку рассеять странные заблуждения блондинки по его поводу. Важно было только не смотреть ей в глаза, иначе Дмитрий Олегович начисто забывал все, что собирался сказать. — Тут какое-то недоразумение…
Надежда с упреком поглядела прямо на Курочкина, и тот моментально замолчал. Противиться гипнозу блондинки было невозможно, как ни старайся.
— Начнем с самого начала, дорогой ШЕФ, — с расстановкой проговорила она. — Напомните-ка мне, кто кому первый звонил, вы мне или я вам?
— Я — вам, — покорно признал Дмитрий Олегович. — Но…
— Скажите-ка мне, — с напором продолжила прекрасная Надежда. — Кто умолял о встрече и тем самым склонил меня к предательству интересов фирмы?
Курочкин заметил про себя, что прекрасная блондинка сильно сгущает краски. Сам он не находил в себе ни малейших способностей склонять кого-нибудь к чему бы то ни было.
— Но ведь вы могли и отказаться, — неуверенно пробурчал он, искоса глядя на Надежду. Он чувствовал, что краснеет.
— Не могла! — объявила блондинка. — Вы мне сразу же понравились. Умное интеллигентное лицо и глаза, глубокие, как омуты…
При этом красавица Надежда опять кивнула почему-то в сторону дипломата с ценным денежным грузом.
На всякий случай Дмитрий Олегович сделал шажок вправо и посмотрелся в зеркало в витой барочной раме: не произошло за последний час с его лицом каких-нибудь чудес? Увы, все было по-старому. Залысины. Вислые щеки. Нос сливой. Глаза-пуговки, похожие именно на пуговки, а не на омуты. Безвольный рот. Где тут хранятся ум и интеллигентность?…
— Постойте! — внезапно сообразил он. — Надежда, при чем здесь лицо? Мы ведь с вами раньше никогда не виделись!
— Ах да, — беззаботно проговорила Надежда. — Я и забыла. Ну, значит, голос ваш мне безумно понравился. Ужасно сексапильный, заводит с первой же секунды… Сойдет такой ответ?
Должно быть, существовали какие-то особые правила общения с невероятно красивыми женщинами, к которым (к правилам, а впрочем, и к женщинам) Дмитрий Олегович никак не мог приспособиться. Его опыт в этом смысле был равен нулю.
— Вы издеваетесь, — грустно проговорил Курочкин.
— Вовсе нет, — уже серьезно ответила блондинка. — Вы забавный, Дима. Только невероятно скрытный. Вы уже добрый час без перерыва самозабвенно валяете ваньку, но уже сильно переигрываете… И черт с вами, валяйте. Только не вздумайте мне и сейчас говорить, что вы по-прежнему горите желанием отдать дипломат с деньгами Майклу.
— Пожалуй, не горю, — подумав, произнес Дмитрий Олегович. Он очень хорошо помнил, как падал на асфальт несчастный дядька рядом с бывшей булочной и как болтался на привязи его служебный черный портфель, набитый колбасой и кефиром. Если бы подземный переход через Павелецкую площадь был открыт, эти пули получил бы тот, для кого они и предназначались, — Дмитрий Олегович Курочкин.
— Наконец-то! — обрадовалась прекрасная блондинка. — Уже другой разговор. За это надо выпить… и закусить… — Она наклонилась к стоящему дипломату, ласково погладила его бок, как гладят кошку, а затем поманила Курочкина к шахматному столику с жестянками. В руке у нее возникла консервная открывалка.
Курочкин без раздумий последовал приглашению. Этикетки на некоторых банках выглядели очень аппетитно. Приближалось время обеда, а Дмитрий Олегович почти и не завтракал: утром Валентина сварила ему кашки и нацедила чаю. Ввиду предстоящего застолья на серебряной свадьбе Терехиных с кормлением супруга можно было бы и не возиться… «Боже мой! — вдруг пронзило Дмитрия Олеговича. — Валентина там одна, дома, ставит тесто для пирога, а я — здесь, в каком-то мебельном музее с дипломатом долларов…» Он встал как вкопанный, шага не дойдя до столика с угощением.
— Ди-и-ма! — капризно протянула блондинка Надежда. — Дорогой начальник, пожалуйте к столу… Ну же, господин «Нет»!
Если у кого-то в их маленькой компании и был голос, заводящий с пол-оборота, то отнюдь не у Курочкина.
— А почему не оранжад? — полюбопытствовала Надежда.
Только что они с Курочкиным выяснили, что, кроме слабенькой смеси джина с тоником, ничего алкогольного на столе нет, и по этому случаю решено было лучше продегустировать безалкогольные прохладительные напитки, благо выбор их на столе был велик.
— Лучше пейте колу, — ответил Дмитрий Олегович. Утолив первый голод китайской консервированной ветчиной, он был рад с пользой продемонстрировать блондинке свои познания. — Бесполезно, зато и безопасно. В соки они обычно добавляют различные консерванты, чтобы продлить срок хранения. Хорошо еще, когда это — сорбиновая кислота. Многие, однако, предпочитают использовать диоксид серы. Иначе говоря, сернистый газ.
Надежда быстро поставила уже открытую жестянку с апельсиновым соком на край стола и отдернула руку. Словно бы в банке оказалась отрава.
— Гадость какая, — поморщилась она. — Сернистый газ, никогда бы не подумала. Теперь в жизни не стану ЭТО пить, хорошо, что предупредили…
Курочкин улыбнулся:
— Да нет, в принципе он не опасен. Все дело в пропорциях. И фирме-производителю, и фирме-посреднику выгодно, чтобы диоксида серы было побольше. А потребитель бы хотел наоборот, чтобы консерванта было поменьше… Столкновение интересов.
— Это точно, — задумчиво подтвердила блондинка, открыв шипучую жестянку с колой. — Никакая фирма своего интереса не упустит. А если кто встанет на дороге, она сделает… — Надежда изобразила с помощью двух пальцев фигуру ножницы, и Дмитрий Олегович сразу почему-то догадался, что его собеседница имеет в виду совсем даже не производителей апельсинового сока.
— Я, кстати, не понимаю, — сказал Курочкин и тоже откупорил банку с колой, — для чего вашему Седельникову понадобилось устраивать стрельбу? Я ведь ДОБРОВОЛЬНО возвращал ему его доллары!
Прекрасная блондинка со стуком опустила свою жестянку на одну из шахматных клеток в углу доски.
— Ваша игра, Дима, для меня по-прежнему — туман, — проговорила она и жестом гроссмейстера передвинула банку на Е-4. — Но фокус с ДОБРОВОЛЬНЫМ возвращением долларов без условий и без гарантий все равно был у вас самым рисковым. Играй вы менее убедительно, фокус бы не сработал. Ваше счастье, наш Седло азартен, во всем желает докопаться до сути… А что это вы не едите, Дима? — Надежда пододвинула поближе к Курочкину еще одну банку с ветчиной. — Пост давно прошел, так что налегайте… Зря я, что ли, открывала, чуть палец не порезала?
Из вежливости Дмитрий Олегович подцепил ножом последний в банке розовый кусок мяса, хотя уже наелся. Пожевал, проглотил. Не желая расстраивать блондинку, он умолчал о том, что и консервная компания «Китайская стена» кое-что добавляет в свою продукцию. Немножко-немножко нитрата калия, чтобы мясо сохраняло розовый цвет. Маленькая азиатская хитрость.
— Все-таки объясните мне насчет стрельбы, — попросил Курочкин. — Просто любопытно, честное слово…
— Любопытство — не порок, — меланхолично обронила Надежда и переставила свою банку с белой клетки на черную. — Вы ведь, Дима, не хуже меня знаете, чем занимается «Мементо».
Дмитрий Олегович напряг память, стараясь извлечь из нее текст хоть одной «Мементовской» телерекламы, но, кроме сурового указательного пальца и латинского пожелания помнить, так ничего и не вспомнил.
— Ну, в общих чертах… — сказал он. — В основном скорее не знаю. Экспортом и импортом каким-нибудь…
— Ах, Ди-и-ма, — с упреком протянула Надежда, взяла опустошенную Курочкиным жестянку из-под ветчины и поставила ее на восьмую горизонталь. — Не надо так шутить. Импортом занимается не Седло, а как раз ваш друг Фетисов… Он же ваш друг, да? — Блондинка неожиданно цепко взглянула в глаза Курочкину. — Это он ведь навел вас на капусту?
Под пронзительным взглядом прекрасной Надежды Дмитрий Олегович готов был бы на ее любой вопрос отвечать только «да!» — и даже следовать за ней сейчас же на край земли. Понимая при этом, что выражение «край земли» есть не более чем поэтическая вольность. Как, впрочем, и популярные среди поэтов слова насчет руки и сердечной мышцы. Однако слово «капуста» взято было из другого словаря, и это уберегло Курочкина от машинального поддакивания белокурой красавице.
— Не знаю я никакого Фетисова, — грустно признался Дмитрий Олегович. — Клянусь вам, Надежда! — Хотя постойте-ка… Фамилия эта мне чуть-чуть знакома…
Блондинка радостно захлопала в ладоши.
— Говорите-говорите! — подбодрила она Курочкина. — Мы же с вами теперь — одна команда, правильно?
От этих слов у Курочкина сладко заныло в груди. И именно слева, где сердечная мышца.
— По-моему, — осторожно выговорил он, — если я не ошибаюсь…
Блондинка изящным жестом передвинула свою жестянку на столике-доске сразу клетки на три вперед, под бочок к пустой курочкинской банке из-под ветчины.
— Ну же, милый Дима, — томно прошептала она.