Хотя мои глаза болели от желания открыть их, я оставалась неподвижной, обдумывая свой следующий шаг, в то время как вопросы атаковали мой разум, на мгновение подавляя страх, который я должна была испытывать в новых обстоятельствах.
За мной следили? Как мне сбежать? Как такое возможно в этом веке и в эти дни? Откуда у одного человека столько власти?
Ответ на последний вопрос был прост. Мы, последователи Отца Габриэля, дали ему эту власть. С каждым последователем — избранным или нет — мы отдавали ему наши умы и тела. Мы охотно выполняли его приказы, физические или психологические, не думая о последствиях или человеческих жертвах.
Каждый день без лекарств делал мой мир все более ясным. Я могла смотреть на "Свет" под другим углом. Ежедневная психологическая война была жестокой и безупречной. Если бы это был только религиозный культ, он был прекрасно спланирован, но теперь, учитывая цифры, которые я видела в лаборатории, в сочетании с небольшим количеством информации, которой поделился Джейкоб во время нашего ночного разговора о фармацевтическом предприятии, операция в целом была безупречной.
Каждый в "Свете" укрепил силу Отца Габриэля. Он бы не смог провернуть это в одиночку, но подчинив своей воле почти тысячу человек, он сдвигал горы и разрушал жизни. Он делал это во имя Господа, но он был единственным, кто был в выигрыше. Каждого из нас заставили поверить, что без него мы были бы никем. Реальность оказалась противоположной.
Это без нас он был бы никем.
Я вспомнила вчерашнюю молодую пару в храме. На глазах у более чем сотни последователей, Отец Габриэль приказал убить их. А сегодня он приказал сделать то же со мной. Не буквальная смерть, а смерть Сары Адамс. Он сказал, что потеря воспоминаний о последних девяти месяцах была необходима для переназначения.
Неужели женщины настолько никчемны для него, что он может манипулировать их жизнью, как игрушками, которые он может взять у одного мужчины и отдать другому?
Пока мои воспоминания о жизни во тьме и в "Свете" продолжали смешиваться, я вспомнила молитву, которую Джейкоб произнес в один из моих первых дней в качестве Сары. В то время я не понимала всех последствий. Я не могла понять. Теперь я была в состоянии. Джейкоб произнес молитву, когда я собиралась поесть в первый раз. Он сказал: «Пусть эта еда будет напоминанием о том, что предоставленные привилегии могут быть отобраны».
Именно это сделал сегодня Отец Габриэль. Жизнь, которую мы с Джейкобом построили, какими бы извращенными ни были наши обстоятельства, была привилегией, и одним простым заявлением Отец Габриэль отнял ее.
Возможно, я страдал диссоциативным расстройством личности. Поскольку я лежала неподвижно, я обладала невероятной способностью видеть все с двух точек зрения — Сары и Стеллы. Я поняла, насколько хорошо "Свет" запрограммировал меня. Если бы это было не так, я бы сопротивлялась, когда меня спускали в это холодное подземелье. Большинство нормальных людей сопротивлялось бы. Однако с этой двойной точки зрения я могла оценить, что как Сара я больше не была нормальной. Меня приучили принимать, что мужчинам виднее, и никогда не задавать вопросов.
Хотя в этом восприятии было ощущение покоя. Я буду бороться с небесами и адом, чтобы они не сделали это со мной снова. Я была не на крайнем севере. Я была в престижном сообществе в Мичигане. Все, что мне нужно было сделать, это выбраться из этого комплекса и добраться до ФБР. Хотя это казалось трудной целью, учитывая всё то, что я уже пережила, это не было невозможным.
Когда оба образа мыслей укоренились в моей душе, я приняла покой Сары и положилась на человека, который оберегал меня последние девять месяцев. Я также приняла страх Стеллы и позволила ему ожить. У страха была цель. Он помогал людям быть в безопасности. Это был тот тоненький голосок, который говорил не ходить по темному переулку, или ускоренный пульс, который появлялся, когда все было не так, как казалось. Страх возник по причине, и мне нужно было принять это.
Чтобы выжить, мне нужно было и то, и другое — покой и страх. Мне нужно было выбраться из этого подвала.
Из-за запертой двери продолжали доноситься приглушенные голоса. Хотя некоторые реплики были громче других, я не могла разобрать слов; однако я узнала оба голоса. Я также слышала эмоции в обоих. Мне было трудно осознать, что Джейкоб и Дилан вообще разговаривают друг с другом, но понимала, что абсурдность происходящего — не просто совпадение.
Я попыталась вспомнить все, что слышала в кабинете Отца Габриэля. Я так и не поняла, зачем всё это было сделано. Мы были готовы к проверке. Когда я назвала Дилана Братом, это не потребовало от меня титанических усилий. Хотя я знала его в том, что было больше похоже на другую жизнь, сейчас он не был мне представлен. Пока Отец Габриэль не предоставил свое разрешение, мне не сказали, что я даже могла с ним говорить. Поэтому, как только я получила разрешение, титул пришел без раздумий. В конце концов, как Сара, я знала, что все мужчины заслуживают титула.
Определенно диссоциативное расстройство личности.
Я надеялась, что после объявления о моей беременности мне разрешат остаться с мужем. Это было моей целью, но я потерпела неудачу. Тем не менее, объявление, возможно, помогло мне избежать наркотика, который планировал ввести Брат Илай. Хотя Джейкоб был первым, кто остановил Брата Илая, мы оба знали, что власть Джейкоба была ограничена. Он и Брат Илай оба были членами Собрания. Но последнее слово всегда оставалось за Отцом Габриэлем. Опять же, никто из них не был тем, кто препятствовал инъекции. Это был Дилан.
Откуда у Дилана столько власти? Было ли так всегда, даже когда мы встречались? Как я могла встречаться с кем-то, кто связан со "Светом", и не знать об этом?
Я вспомнила своего босса, Бернарда Купера, его беспокойство насчет Дилана, и как он заставил Фостера, моего коллегу, заглянуть в его личную жизнь. Я была одной из тех, кто сказала ему прекратить это. Я также поняла, что обнаружила всю информацию о "Свете", в то самое время, когда Дилан был рядом. Он был со мной в морге. Он видел мои фотографии белого здания в Хайленд-Хайтс. Я дала ему ключ от своей квартиры. Внезапно я задалась вопросом, были ли найдены мои расследования. Я спросила себя, видели ли Бернард и Фостер все, что я обнаружила?
Конечно же, нет.
Мое внутреннее смятение переросло в гнев, когда я подумала, что, как и мои воспоминания, мои исследования, скорее всего, были уничтожены. С другой стороны, Дилан был тем, кто остановил введение препарата, препарата, который позволил бы им переназначить меня. То, что собирался ввести мне Брат Илай, не было похоже на таблетки, которые Джейкоб хотел, чтобы я снова начала принимать. Отец Габриэль называл это сильнодействующим подавителем памяти.
Я не хотела думать об этом. Вместо этого я крепко вцепилась в кусочек надежды на то, что, может быть, вместе Джейкоб и Дилан смогут выиграть мне немного времени, времени, которое мне нужно, чтобы спастись. Я продолжала верить, пока голоса не смолкли.
Приглушенный всхлип вырвался из моей груди, и мое дыхание сбилось. Голоса исчезли. Они оставили меня, и вскоре Джейкоб улетит обратно на Аляску. Я действительно осталась одна.
Новая тишина опустилась на холодный подвал, как густое облако. В некотором смысле это напомнило мне о моем психическом состоянии после несчастного случая. Время потеряло смысл, только мое дыхание двигало меня, а затем я медленно осознала мир за пределами моих закрытых глаз. Я боролась с облаком и оттолкнула его. Тонкие волоски на моих руках встали дыбом, когда страх Стеллы стал очевиден. Я была не одна.
Я медленно открыла глаза и повернула голову. С одной стороны моей кровати, излучая прохладу, была серая стена. В тусклом свете я разобрала прямоугольники и поняла, что она сделана из цементных блоков. Дальняя стена тоже была из цементных блоков. Там была дверь, через которую вышел Джейкоб, и та, которую, как я слышала, заперли. Тусклый свет исходил от лампочки, свисающей с потолка. В отличие от величественных потолков наверху, этот был не чем иным, как изоляцией с досками.
Когда я повернулась направо, мое дыхание замерло. В комнате была еще одна кровать, и на ней кто-то лежал — женщина. Широко открыв глаза, я быстро села и попятилась к изголовью кровати. Прижавшись спиной к холодной цементной стене, я подтянула колени к груди, в то время как мое сердце билось беспорядочно, и я смотрела на очертания тела. От воспоминаний о телах на столе Трейси в морге, мое кожа покрылась мурашками, пока я пыталась определить, жива ли эта женщина.
Я выдохнула, когда осознание вытолкнуло меня из остатков моего тумана. Несмотря на синяки, ушибы и повязку на глазах, я узнала девушку в кровати. Стараясь двигаться как можно тише, я опустилась на холодный твердый пол. Прищурившись, я посмотрела на другую женщину и ахнула, едва не опрокинув столб капельницы с прозрачной жидкостью возле кровати.
Проклятье! Неужели они ввели мне препарат?
Я быстро осмотрела свои руки. На мгновение мне стало страшно, что каким-то образом время было утрачено, но на моих руках не было следов от капельницы. Шаг за шагом я приблизилась к ней. Стоя у ее кровати, я увидела толстый кожаный ошейник на ее шее. Шириной всего в несколько дюймов, это был не ремень, и его вид снова мне напомнил тела в морге. У одного из них, которое, как я помню, я видела вместе с Диланом, на шее был большой синяк. Глубоко вздохнув, я потянулась к руке женщины. В тусклом свете кончики ее пальцев имели тот же призрачный оттенок, что и мои, и даже в прохладе ее рука была теплой.
Слава Богу!
Она была жива.
Возможно, она и была жива, но опухшее и синее лицо, выглядывавшее из-под повязки на глазах, а также на открытых руках, сказали мне, что она пережила ад. К другой ее руке была прикреплена капельница с двумя свисающими пакетами. Они были такими же, как и та, что находилась возле моей кровати. Я надеялась, что вторая была с обезболивающим. Я приоткрыла ее одеяло и обнаружила гипс на ее правой ноге. Я знала, где я видела ее прежде. Это была девушка со службы.
— Сестра Сара, оставь ее в покое.
Я обернулась на голос. Я была слишком заинтересована женщиной, лежащей без сознания, чтобы услышать, как открылась дверь моей комнаты. В дверях стояла женщина. Судя по ее одежде, она была той самой, которая открыла дверь, когда мы впервые вошли в особняк.
— Иди за мной, — сказала она.
Нервничая, я потянула серебряный крестик на своем украшении, и провела им вверх и вниз по цепочке. Это было мое средство спасения. Это не могло произойти внутри этой камеры. Я должна была подчиниться, куда бы она ни повела. Выйдя следом за женщиной, я прищурилась — не то, чтобы в другой комнате был естественный свет, но она была ярче, чем та, где меня держали. Я быстро оглядела новую комнату. Она была такой же удручающей, как и оставленная позади: неокрашенный цементный блок и цементный пол, из мебели только старые диваны.
— Сюда, — приказал женский голос из другой комнаты.
Когда я последовала за ее голосом, мои шаги замедлились на пороге комнаты, куда она привела меня. Это была ванная.
— У тебя три минуты, чтобы раздеться и принять душ.
— Простите? — переспросила я, казалось мои колени снова слишком слабы, чтобы держать меня.
Подойдя ближе, я увидела, что это не та женщина, которая открыла входную дверь. У этой были темно-русые волосы, собранные в пучок на затылке, на ней было то же бесформенное белое платье и туфли на плоском ходу, но ее шарф был более темного оттенка голубого. Она поджала губы и прищурилась. Подойдя ближе, она подняла мой серебряный крестик и потянула. Я ахнула, когда тонкая цепь порвалась.
— Разденься и прими душ. Это значит твои украшения. Ты больше не избранная и ты больше не замужем. Лично меня не волнует достигнешь ли ты успеха или потерпишь неудачу. Однако, я дам тебе один совет — первое время следуй инструкциям. — Когда я не ответила, она продолжила, — Мы все знаем, что избранные думают, что они гораздо лучше, чем остальные из нас.
Защищаясь от ее тона и слов, я выпрямилась.
Она сократила расстояние, между нами, пока мы не оказались нос к носу.
— У тебя проблемы с тем, чтобы следовать указаниям последователей?
— Нет, я не знаю, что вы думаете об избранных, но я уверена, что мы придерживаемся инструкций. Мы также привыкли к тому, что сестры всегда стараются помочь и не жестоки. Верните мне мое украшение. — Я не знала откуда во мне взялась храбрость, но я провела девять месяцев, подчиняясь мужчинам. Я не планировала добавлять женщин в это уравнение.
Она ухмыльнулась.
— Ну, как я уже сказала, твой успех или неудача совсем меня не касаются. — Она засмеялась. — Все это зависит от тебя. И я помогаю. Раздевайся, принимай душ, и тебе больше не понадобится твое украшение. Здесь мы носим кое-что другое, что определяет нас как личных последовательниц Отца Габриэля, невест "Света". Так что делай, как тебе говорят, и помалкивай. Возможно, ты проживешь достаточно долго, чтобы понять, какая это честь — быть здесь.
Невесты "Света"?
Я не понимала. Все, что я знала, это то, что мне нужно было играть в эту чертову игру достаточно долго, чтобы выбраться. Чего я не знала, так что это повлечет за собой.
— Пожалуйста, — попыталась я, надеясь на сочувствие. — Я не понимаю, что происходит. Верните мне мою цепочку. Я спрячу ее и кольцо.
Она прошла мимо меня.
— У тебя есть две минуты.
Закусив губу, я начала закрывать дверь, но она остановила меня.
— Ты находишься под постоянным наблюдением. И я не хочу быть наказанной из-за тебя. Поторапливайся.
Я повернулась в сторону душа и начала раздеваться. Оставшись в нижнем белье, я включила воду. Рассеивающиеся капли воды были чертовски холодными. Я попыталась отрегулировать температуру воды, но мои часы тикали, а температура не менялась. Когда я оглянулась через плечо, моя новая сестра пожала плечами.
— У тебя нет времени ждать, пока вода станет теплой. К тому же, здесь она не греется.
— Зачем мне нужен душ?
— Тебе еще многому нужно научиться. Разве твой муж разрешал тебе задать вопросы?
— Нет, но вы женщина. Я могу задавать вопросы женщинам.
Она указала на свой шарф.
— Только если на тебе надет шарф более темного цвета. Сегодня ты получишь свой белый шарф. Ты можешь задавать вопросы женщинам, у которых шарф такого же цвета или светлее. Для всех остальных тебя не существует. А теперь в душ.
Избавившись от нижнего белья, я шагнула под обжигающе-холодный душ. Мои зубы стучали друг о друга, а кожу покалывало, когда я намочила волосы и тело. Все это время я старалась не оборачиваться в сторону женщины, которая следила за каждым моим движением.
— Время вышло, — объявила она, выключая воду. — Следуй за мной.
Мокрая и без полотенца, я дрожала, обхватив себя руками в попытке защитить свое тело. Затем она открыла дверь в другую комнату. Мои глаза широко распахнулись, когда я увидела еще одну бетонную комнату. В этой не было мебели. На бетонном полу лежало белое платье, похожее на то, что было на ней, нижнее белье и туфли.
— Сестра? — Попыталась спросить я. — Могу я вернуться в ванную? У меня не было шанса воспользоваться туалетом.
Она закатила глаза.
— Поторапливайся.
К счастью, вокруг никого не было, когда я голая вернулась в ванную, оставляя позади себя мокрый след. На полу, там, где я заметила его раньше, лежал серебряный крестик, который сорвался с моей цепочки. Цепочку она положила в карман. Сидя на унитазе, я накрыла крестик босой ногой. Через несколько секунд она снова смотрела на меня. Я спрятала его, когда мыла руки.
Когда она отошла, велев мне поспешить и одеться, я потянулась к крестику. Не имея другой альтернативы, я запустила его под воду и положила на язык. Сглотнув, я поклялась, что они не заберут у меня все. Вернувшись в другую комнату, я оделась, и материал белого одеяния прилип к моей мокрой коже. Как только я начала чувствовать себя лучше, мне пришлось задержать дыхание от звука тяжелых шагов, пересекающих внешнюю комнату. Они приближались.
Я инстинктивно опустила подбородок и склонила голову. Без бюстгальтера, из-за холодной температуры и легковесности моего платья я остро ощущала свои затвердевшие соски. Ссутулившись, я попыталась спрятать грудь, которая терлась о ткань.
— Сестра Мариам, будет ли Отец Габриэль доволен?
Должно быть, Мариам — это имя женщины, которая руководила мной. Затуманенными глазами я наблюдала, как крупный мужчина, которого я никогда раньше не видела, разговаривает с ней, одновременно оглядывая меня с головы до ног. Мое беспокойство усилилось, когда его взгляд задержался на моей груди.
— Нет, Брат.
О чем они говорят?
— Это очень плохо. Мы не можем разочаровать Отца Габриэля.
— Нет, Брат. Она поймет, что это большая честь.
Мужчина погладил Мариам по щеке. Хотя это действие могло показаться нежным, на самом деле у меня скрутило живот.
— Оставь нас.
— Да, Брат Марк.
Все еще босая, я попятилась назад, когда Брат Марк подошел ближе. Когда моя спина ударилась о дальнюю стену, я ахнула, заставив его рассмеяться.
— Сестра, Отец Габриэль особенно заинтересован в ваших уроках и вашем наказании. Он ввел в отношении тебя строгую политику нулевой терпимости. Если тебе позволят продолжить уроки, мы познакомимся поближе.
Я вздрогнула, когда он коснулся моей щеки.
— Пожалуйста.
— Сестра, я скажу тебе, когда придет время умолять. Теперь пришло время для твоего первого урока.
Желчь из моего желудка резко поднялась вверх, когда брат Марк потянулся к пряжке своего ремня.