- Ну нет, знаете, об этом сейчас писать невозможно. Заикнетесь о полевых судах - и нас немедленно прихлопнут.
- Но должны же мы отозваться?
- Отозваться - да, конечно, осторожно, и oчень осторожно, но прямое осуждение...
- Не осуждение, а несогласие!
- Вашего согласия, батенька, никто не спрашивает.
Прислушиваясь одним ухом, отец Яков продолжал свою работу. Теперь шла сводка казненных, "из коих повешено 215, расстреляно судами военными обыкновенными - 340, судами военно-полевыми за полтора месяца их существования - 221, убито карательными отрядами...".
Совещание пришло, в общем, к выводу, что статья необходима и что обозреватель должен ясно высказать и подчеркнуть принципиальное осуждение террористических актов при наличии народного представительства в России...
- Прибавьте: хотя бы и несовершенного типа.
- Да, конечно. Должна быть все-таки оговорка о безответственности власти.
Редактор опять вмешался:
- Ни-ни! О безответственности ни слова! Нас на этот счет предупреждали.
- Главное - подойти к предмету издали. В начале статьи что-нибудь о росте кооперации и рабочих организациях, а уж потом...
- Да, да, это я знаю, уж будьте покойны! Затем, осуждая акты революционного насилия, то есть принципиально их осуждая, мы в то же время считаем ненормальным тот порядок...
- Лучше: мы считаем, что именно неправомерность действий власти и вызывает...
- Не было бы слишком резко!
-- Уж будьте покойны! Это я сумею сказать так, что придраться будет невозможно.
Опять редактор:
- Ну, придраться они ко всему сумеют. А вы, главное, ссылайтесь на статьи московских газет, там цензура полегче. И непременно вставьте, что это, мол, не наше суждение, а вот точно, в кавычках... Цитат побольше, а мы как бы в стороне.
Читатель сам разберется... И закончите чем-нибудь опять незначительным.
- Я думаю - вопросом о распадении крестьянской общины и о сравнительной легкости перехода к хуторскому хозяйству.
- Но, конечно, в порядке естественного экономического развития, а не в принудительном, а то примут за одобрение.
- Это я скажу.
- Но только - ради Бога, осторожнее! Я, господа, понимаю, что статья необходима, но на рожон лезть не следует. Главное - резкое осуждение красного террора, чтобы в этом отношении придирки не было. Да, господа, между прочим, есть слух, что убит и второй усмиритель, из этих, из карательных! Все-таки - молодцы эсеры!
- Кажется, не эсеры убили.
- Ну, все равно. Все-таки действуют, несмотря ни на какие полевые суды.
Совещание закончилось, и отец Яков передал обозревателю готовую страничку цифр.
- Вот спасибо, отец Яков! Это все?
- Еще подсчитаю репрессии печати.
- Ну, это не для меня, это отдельно печатается. А цифры ужасные, отец Яков!
- Печально, печально.
- Вы как на это дело смотрите, отец Яков?
- Я - что, мое дело подсчитывать. Религия же, все конечно, осуждает всякое смертоубийство.
- А если злодея убивают?
- Суждение относительное, у Бога же и злодей - человек.
- Вы в Бога-то верите, отец Яков?
- Будучи Его служителем, не веровать неуместно.
- А все-таки, по чистой совести?
- Без веры не проживешь, знать же нам дано не многое. "Хитрый поп",подумал обозреватель и прибавил со вздохом:
- В тяжелое время мы живем, отец Яков, в кровавое время!
- Время, точно, не легкое. А и все времена нелегки. И кровь всегда лилась, и люди всегда были недовольны. Уж так с испокон веков и до дней наших. Время наше, конечно, сурьезное, однако и прелюбопытное. Прошли не малый путь, а к чему идем - того не знаем.
- Ну, пойду писать, уж очень статья ответственная.
- Статеечка вам предстоит трудная. А читатель ждет, поджидает читатель искреннего слова.
Обозреватель покосился на собеседника и опять подумал: то ли хитер поп, а может быть, и глуповат.
Черновик статистической сводки остался у отца Якова: можно будет приложить к летописи достопамятных событий текущего года. Время воистину тяжкое и тревожное! Ныне и на улицу
выйти не всегда безопасно: попадешь на шальную стрельбу, как было с прохожими на Каменноостровской улице! И в провинции малым лучше, а уж про деревню и говорить нечего. Вот она, цифирька: "Аграрных волнений одна тысяча шестьсот двадцать девять"! И в каждом таком месте либо драли, либо стреляли православного гражданина во имя справедливости и порядка!
И однако, тянет отца Якова прокатиться подале от столицы, заглянуть в глушь - как там живут люди? Побывать в Пошехонье, в каком-нибудь Усть-Сысольске, а то заглянуть на Соловки по зимнему времени,- там еще никогда не бывал отец Яков. Как сейчас в сих медвежьих углах - вот что лю-бо-пыт-но! Тоже мечтатели или живут все по-прежнему, добро не приемля и злу не противясь?
Укладывая бумажечки в свой пухлый портфель, отец Яков подумал и о совещании, на котором в сторонке присутствовал. Подумал и скромно улыбнулся в ус:
"Принципиально, говорит, отрицаем; однако, говорит, полагаем... Статьи писать - дело нелегкое, дело ответственное. И чтобы все сказать - и придраться бы не к чему. Все бы поняли, а мне бы по шее не получилось. Это не то что про ассирийского серебра блюда или про курганы Пермского края! Требуется и благорассудочность, и великое искусство пера!"
Не то чтобы отец Яков завидовал такому искусству, а все же чувствовал разницу между людьми высокой политики и им, простым наблюдателем жизни, бесхитростным свидетелем истории.