Афаг Масуд
СВОБОДА
Перевод с азербайджанского Мирзы Гусейнзаде
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
После ночных событий погода в городе вдруг резко изменилась. Куда-то исчезло теплое дыхание весны, небо горестно посерело, завяли только начавшие набухать почки, ветер, уносящий в небо пыль тротуаров, неожиданно выдул куда-то весенний аромат земли.
Казалось, и люди забыли, что еще вчера в городе была весна. На улицах не было видно мужчин в пиджаках, в рубашках с расстегнутым воротом. Центр города, особенно улицы, где располагались силовые министерства и правительственный аппарат, почти вымерли. Лишь иногда с противным воем проносились по улице полицейские машины, сверкая мигалками на крышах.
А в домах, в учреждениях, магазинах, на рынках тихо, полушепотом говорили только об одном. Говорили, что этой ночью в отдаленной казарме должен был произойти государственный переворот, и этих людей, возомнивших себя правительством, наконец-то, прогнали бы.
Ведь мы и те, убитые в военном городке, шептались люди, один народ, в наших жилах течет одна кровь, мы - соотечественники. По слухам, власти ночью тайком направили во взбунтовавшуюся часть войска, чтобы разоружить непокорные казармы, и эти войска внезапно ворвались туда, и пролилась кровь братьев.
А еще люди говорили, что напуганные резней, которую они учинили, правители разбежались кто куда.
Говорили, будто создано нечто вроде комиссии, которой поручено разыскать пропавших членов правительства, чтобы отдать их под суд, и комиссия эта, якобы, уже выехала в непокорные казармы, чтобы разобраться во всем на месте.
И вроде бы в эту комиссию входят уважаемые писатели, ученые, юристы, отставные военные и группа тележурналистов.
В полдень парламент собрался на свое внеочередное чрезвычайное заседание, на котором был создан временный штаб по ликвидации кризиса в стране, и вошли в этот штаб наиболее достойные депутаты, военные и юристы.
Все так и должно было закончиться, возмущались люди. Никогда еще ни одна страна не перенесла стольких издевательств, нет в истории человечества народа, вынесшего столько испытаний.
- Это было что-то невероятное, - говорили люди. - Вроде неожиданно сорвавшейся откуда-то из глубин Вселенной пылающей разрушительной кометы, которая, рухнув на землю, взметнула вверх столб пепла, уничтожая вокруг все живое.
Может, надеялись люди. Их всех арестуют и посадят. А, может, даже и расстреляют. Так им и надо, скорбно говорили люди. Ведь столько лет эти "слуги народа", эти "влюбленные в свободу", вытворяли, что хотели, измываясь над народом!
- Однажды уже эти мерзавцы, заморочив людям головы лозунгами о свободе, кровавой ночью послали их под танки. Вот и вчера устроили братоубийственную бойню. Да еще война - И гибнут сыновья в ее мясорубке.
- Но самое странное, что с ними самими ничего не происходит, недоумевали люди. - Чуть ли не каждый день эти толстомордые представители новой власти появляются по телевидению в репортажах с фронта, с залитых кровью укреплений, где они в окружении солдат дают интервью, через полчаса враг уничтожает это укрепление, все погибают, а они невредимы.
И только сообщается, что нет никого из них ни в числе раненных, ни в списках убитых.
- Они видно и Богу не нужны, - злорадствовал народ. - Впрочем, они так смогли заморочить всем головы своими речами, что все поверили, будто только эти вот и могут спасти страну, оказавшуюся в беде, вызволить из бездны отчаяния и убожества народ, чьи права были попраны, а достоинство оскорблено.
А все началось с того, что несколько придурков из числа наших неблагодарных соседей срубили десяток деревьев в этом проклятом лесу, волнуясь, вспоминали люди. - Ну и черт с ними, что вырубили. И из-за этих деревьев все полетело кувырком. И земля, и люди.
Знать бы, что так будет, так мы бы сами раньше вырубили бы весь лес, лишь бы избежать всего этого, - бурчали недовольные. Сколько таких лесов сгнило - ну и что, до сих пор никого не волновала судьба деревьев, а теперь вдруг все стали любителями природы?! Все это был только повод. Это дело рук мерзавцев, которые хотели обмануть простой народ, взбаламутить его, расшатать порядок, чтобы захватить власть. Вот вам и результат.
- Ни одному лидеру не давали работать. Не успевал он принести присягу, как они требовали отставки. То придумывали, что где-то безжалостно вырубают лес, а сами вырубили все деревья в округе и разводили костры, чтобы греться во время митингов. А еще придумали, будто в стране тайно увеличивают число иноязычных школ. Или же кричат, что в какой-то зарубежной газете появилась статья, унижающая достоинство нашего народа, а правительству это безразлично. И из-за какой-то дурацкой статьи страна на неделю словно вымирает, - повсюду в учреждениях, школах работа останавливается, пекарни выключают электричество, водители автобусов обиженно сидят дома.
Некоторые говорили. Что этот народ заслужил все, что с ним вытворяют мало еще нам. Так всегда кончается, когда люди идут на поводу кучки сопливых мальчишек, выходят на улицы с женами и детьми и, пялясь друг на друга, орут: "Свобода!"
Веселенькое нашли себе времяпрепровождение. В хорошую погоду они собирались на Площади и надрывались, то распевая гимн, то крича: "Единство! Единство!", до боли в ногах приседали. Как будто кто-то до сих пор кто-то разделял их.
- Многие приходили туда просто пожрать, - говорила худая женщина, торговавшая на Площади газетами. - В самый разгар митинга вдруг видишь, вот они, прибыли. Три четыре грузовика въезжают в толпу, переваливаясь с боку на бок, словно коровы, борта опускают и оттуда ящиками выгружают продукты, но оглянуться не успеешь, а еда уже исчезала, как вода в песок ушла.
- Каждый приходил туда со своими проблемами, - вспоминал полицейский, наблюдавший за порядком на митингах. - Кто недоволен своим директором, кто вот уже несколько лет не мог получить квартиру. Один искал управу на начальника ЖЭКа, который не дает в дом электричество, другой проклинал взяточников, из-за которых его сын и мечтать не может об институте. Да что там говорить, у каждого была своя беда, но здесь они, объединившись, кричали: "Свобода!"
- На митинги шли, в основном, недовольные всем на свете, а более всего - своей несчастной, безрадостной судьбой, - вздыхали старики, - гнев и озлобленность долгие годы откладывались, каменея в телах, в каждой мышце этих людей, и теперь, стискивая в кулаках, как булыжники, свою боль, они находили в этом отдушину.
- Здесь можно было найти кого угодно. Это в некотором роде напоминало народные торжества, всеобщее празднество. На Площади каждый демонстрировал, на что он способен. Молодые поэты читали с трибуны стихи, певцы - пели, философы рассуждали об отдельном народе или всем человечестве, синоптики сообщали прогноз погоды, полицейские рассказывали о подозрительных происшествиях в городе, врачи учили оказывать первую помощь, если с кем-то случится обморок, школьники, прогуливающие уроки, влезали на деревья, свисали с веток и с криками "Свобода!" швыряли в людей чем попало, а иногда и сами сваливались им на голову.
Сердце радовалось здесь даже в минуты массовой скорби и плача, даже когда поминали погибших.
За последнее время люди настолько привыкли собираться здесь, что если митинга не было, в их сердца закрадывалась смутная тревога. Они становились злыми, нервными, ругали государство, беспричинно ссорились, дома по вечерам строили разные планы и искали повод для очередного митинга, которые стали для них столь же насущной потребностью, как воздух вода.
Да и сколько можно было, стиснув зубы, работать в своих конторах, изо дня в день, перекладывая одни и те же бумажки, а по вечерам вяло жевать ужин, глядя пресные программы по телевизору?! Сколько можно было, изнывая под палящим солнцем или от пронизывающего ветра, часами простаивать на улицах, чтобы помахать рукой главам иностранных государств, неизвестно зачем приехавшим сюда. Сколько можно было со стороны наблюдать за тем, что происходит в городе, в стране, читать подстриженные на один лад газеты, напичканные разными законами и постановлениями?!.
Митинги положили конец этой однообразной жизни, от которой несло затхлостью болота. Здесь каждый почувствовал себя человеком, способным с чем-то не согласиться, за что-то бороться. Разве этого мало?.. На митингах народ ощутил свою силу. И ко всему, даже к семейным проблемам люди стали подходить с точки зрения общественной пользы. Народ вдруг пробудился ото сна. И это пробуждение всколыхнуло всю страну. Из городов и сел вознесся к небесам гул, подобный подземным толчкам.
Каждый по-своему вспоминал, как попал под влияние людей, шагающих с сияющими лицами и со знаменами в руках в первых рядах народного движения.
Одни утверждали, что этим людям удалось так быстро заслужить уважение и доверие народа, потому что, оказавшись на Площади, они смогли стряхнуть привычную для них личину солидной номенклатурной неприкосновенности, в первый раз заговорили с народом на простом человеческом языке.
Другие же говорили, что они играли на самых тонких струнах в душах людей. Использовали определенные, отработанные веками приемы для достижения власти; видно, людям нравилось ругать, освистывать на стотысячных митингах тех, кого они долгие годы тайно ненавидели - высокопоставленных чиновников, известных ученых, просто богатых людей. Этому горячему и страстному народу понравилось кричать хором, демонстрируя свое могущество, на что-то нападать, что-то захватывать, бить витрины и так далее.
- Это древняя черта, присущая многим народам, - говорили историки. Генетическая память народа, с древних времен воспитанного на зрелищах публичных казней и черпающего в подобных зрелищах своеобразную силу, безусловно не могла не привлечь его к этим массовым актам демонстрации собственного достоинства.
- Кто бы поверил, что в то время как бурная волна демократии всколыхнула почти все регионы бывшей империи, эти несостоявшиеся ученые с крестьянским сознанием, с трудом освоившие свою специальность, неожиданно для себя смогут всякими теориями подчинить себе бурные площади и создадут невиданное в истории, не влезающее в рамки никакого государственного устройства, политического режима "бандитское государство"! - говорили, поправляя очки на серьезных лицах некоторые интеллигенты.
- Сам Господь не разберется в их делах, - возмущались люди.
Да покарает их всевышний, как он уже покарал нас!.. Чего мы только за этот год не насмотрелись?! Хлеба, и того нас лишили. Что это были за времена, о Господи?!. Да уйдут те дни бесследно и никогда больше не вернутся. Из-за куска хлеба люди с ночи собирались всей улицей, бросали жребий, раздавали номера, задолго до рассвета толпами выходили на улицы, чтобы занять очередь в хлебных магазинах. Улицы напоминали дореволюционные рабочие поселки.
- А потом прошел слух, что новая власть где-то за границей купила много муки, и люди больше не будут мучиться без хлеба. Хлеб испекли, развезли по магазинам. Ну это был и хлеб! Только положишь в рот, а он тут же превращается в скользкий пластилин и липнет к челюсти. Потом выяснилось, что кто-то там, наверху, заключил за границей договор и закупил массу комбикорма, чтобы накормить людей.
- Что же дальше будет? - вздыхали люди. - Эти бессовестные уже и свиным кормом нас кормили.
Они планировали отдать здание Академии Наук под родильный дом, Союза писателей - иностранному посольству, театры - под биржи труда. Ликвидировав симфонический оркестр, они отправили хилых, плохо видящих музыкантов на фронт - сейчас, мол, не до симфоний. Кто из музыкантов погиб, кто вернулся контуженным. Министр культуры - бывший агроном-инженер - приказом отменил виолончель как инструмент. "Скрипка, тромбон, контрабас, будь они прокляты, еще на что-то похожи. Но кому нужна эта виолончель?! Какая-то большая скрипка, сунул между ног и играешь".
- Всего десять дней, как пришли, и вдруг слышим, рушится здание президентского дворца.
Здание и в самом деле рушилось. Словно черный всесжигающий, разрушительный смерч ворвался в это красивое пятнадцатиэтажное здание с дымчатыми окнами. По слухам, во дворце шла нешуточная война, стекла некоторых окон были выбиты летящими в пылу этой войны стульями. Позже стало известно, что таким образом лидеры партии "Свобода" делили должности.
Рассказывали, что не получившие желанных постов с помертвевшими лицами и походкой проигравших покидали в сопровождении своей свиты ставшее для них недоступным здание дворца.
- И вдруг видим, разрушают ступеньки подземного перехода. Люди-то одни ухом прислушиваются к грохоту вражеских пушек на фронте, а другим - к будильнику, чтобы не проспать утром очередь за хлебом, женщины до утра не смыкают глаз, думают о братьях, мужьях, сыновьях, которых проводили на фронт, а эти - рушат ступеньки переходов, асфальтируют их. Ну до того ли сейчас?! Да на кой сдались им эти подземные переходы, когда весь мир перевернулся?!. Много позже выяснилось, что делалось это по приказу министра внутренних дел, который любил в сопровождении охраны носиться по улицам на своей машине под завыванье сирены. Вот он и приказал срубить мешающие ему ступеньки. Еще говорили, что министр отдал этот странный приказ, желая избавить горожан, а особенно стариков и детей, от необходимости спускаться и подниматься по этим ступенькам, а также для обеспечения безопасности уличного движения.
Вот только люди не могли понять - хорошо это или плохо. Точнее, не успевали подумать об этом, потому что на другой день с домов вдруг стали снимать водосточные трубы. Говорили, чтобы не было слышно, если ночью вдруг пойдет дождь. Жизнь и без того, мол, нервная, люди спят плохо.
А потом вдруг весь город - дома, магазины, машины, разве что не людей - в знак патриотизма перекрасили в цвета национального флага. Для повышения же культуры быта населению раздали импортные красивые, с яркими этикетками пакеты ля мусора. Как будто было, что есть, чтобы стало что выбрасывать!.. - заворчали люди, но пестрые мешки аккуратно сложили и спрятали их подальше, авось пригодятся. Правда, позже выяснилось, что пакеты эти оказались отнюдь не для мусора, а для посылок солдатам, и взяты они из гуманитарной помощи, присланной откуда-то из-за границы. Поэтому пакеты отобрали обратно, после чего люди, в чьих сердцах эти красивые пакеты оставили неизгладимый след, стали недовольно ворчать.
- Вот она какая - их свобода. Если это и есть свобода, пусть они подавятся ею. Лучше подохнуть, чем такая свобода, - слышалось повсюду.