29879.fb2
... Переобувшись, профессор прошел на кухню, зажег плиту, поставил чайник. Потом вдруг поднялся на табурет, снял со стенного шкафа коробку, высыпал из нее на стол высохших, как зачерствевший хлеб, истлевших насекомых и стал перебирать их, как рис.
После смерти жены профессор стал собирать и высушивать насекомых, которым до сих пор брезговал притрагиваться. Он выискивал в винограднике, обвивавшем со всех сторон балкон, бабочек, стрекоз, саранчу с переломанными крыльями, лапками, усиками. Приносил их в комнату, заботливо ухаживал за ними, а когда они высыхали, складывал в коробку.
Видно, думал профессор, он слишком долго ухаживал за больной женой и теперь никак не может отвыкнуть, поэтому теперь стал помогать даже насекомым.
... Он вытащил из ящика стола лупу, уселся за стол, включил лампу и долго разглядывал эти истлевшие тельца, поблекшие узоры на крыльях, точки глаз...
Тут он вспомнил, как около месяца назад стащил у дежурной медсестры эту лупу. Ну, как такое могло быть?!. Профессора от возмущения даже пот прошиб. Он бросил лупу в коробку с насекомыми.
... Тогда, помнится, профессор унес домой эту вещицу, не имеющую никакой ценности, оправдывая свой поступок тем, что лупа нужна ему для удовлетворения своих духовных потребностей, она поможет ему в изучении самых мельчайших творений природы. А девушке той лупа вообще ни к чему. Он понял это по тому, как она постоянно заталкивала лупу в глубь стола, заваленного документами, по запыленной крышке, свидетельствовавшей о том, что лупой не пользуются...
... Профессор снял очки и потер лицо...
... Это была заурядная мелкая кража... - подумал он. - Как же он тогда не подумал, что ворует?! У него и в мыслях этого не было... Выходит... Профессор прошелся по кухне, чтобы размять затекшие ноги, погрел руки над плитой... - выходит он, вторгаясь в мозг, сознание, жизнь больных, выискивая там с дотошностью археолога полученные ими когда-то и почему-либо травмы, залечивая эти больные участки, ничего не подозревал о состоянии собственного мозга, памяти, психики?!. Получается, что единственный, кто больше всех сейчас нуждается в его серьезном обследовании - это он сам... Болезненное увлечение сновидениями, перерастание его в жизненную необходимость, стремление уединиться от людей... Что все это могло значить?..
Если любовь к сновидениям - нормальное явление, почему тогда он старательно скрывал его от людей? - начиная волноваться, думал профессор. Почему, когда надоедливая соседка стучала к нему то за заваркой для чая, то за солью, он торопливо зажигал свет, выключал проигрыватель, прятал под подушку разбросанные по постели рукописи и лишь, разогнав сонное волшебство комнаты, открывал дверь?!. Значит, знал, что это не нормальное состояние, но не находил сил отказаться от этой дурной привычки, изо дня в день сводившей его с ума.
И вот, результат налицо... Он оказался в одинаковом положении с человеком, чья психика была откровенно нарушена, и, позабыв, кто он и где находится, готов был обсуждать с ним свои болезненные сновидения. Хорошо, что больной академик не поверил ему.
Если б кто-нибудь из персонала клиники услышал их разговор, обоих немедленно отправили бы на второй этаж, в отделение, где находятся страдающие тяжелой формой шизофрении. И тут профессор вспомнил замеченные им в последнее время умиротворенное лицо старого доктора, ненормальный смех медсестры. Видно, и он, как остальные, постепенно превращается в один материал с больными.
Он погасил огонь под чайником и вышел из кухни. Полумрак комнаты, ее пустота, неприбранная постель, чернеющие вдоль стен ряды книжных полок все это походило на ночные кошмары профессора...
Но, не поддаваясь охватившему его ужасу, профессор разделся и лег в постель. Мозг его был утомлен. Ему нужен был отдых. Надо заснуть, но спокойно, без сновидений. В ящике письменного стола он отыскал снотворное, проглотил таблетку и, снова кутаясь в одеяло, удивленно подумал, как же до сих пор ему не приходило в голову принимать эти таблетки, несущие спасение от кошмаров, успокаивающие зуд в мозгу, расширяющие сонную артерию и растворяющие в крови все ночные кошмары?!.
... Профессор чувствовал, как тяжелеют веки, и вдруг почему-то в его памяти всплыло лицо больного академика, вспомнилось, как, выходя из кабинета, академик задержал шаг, оглянулся и с ужасом на лице произнес: "серый берег серого моря... люди, которых сажают на серый корабль..."
И показалось профессору, что где-то он читал или видел картину, которую печальным голосом описывал академик...
Он долго перебирал в памяти фильмы, которые смотрел, места, где бывал, книги, которые читал, но безуспешно...
Странно...- думал профессор... - Казалось, место, описанное академиком, ему хорошо знакомо... Так, будто он сам бывал там...
***
... Шел дождь... Профессор опять стоял на остановке напротив больницы... В самой гуще толпы, сунув руки в карманы, беседовал с кем-то человек в серой куртке. И хотя профессор сразу понял, что это сон, он никак не мог успокоить дрожь в коленях. Снова, будто по угольям, он перешел на другую сторону улицы и, подобно арестованному, приговоренному к этому зрелищу, встал среди людей. И едва на повороте показался трамвай, профессор, стиснув зубы, твердо решил, что должен во что бы то ни стало схватить этого парня, вцепиться ему в ворот и заставить признаться, чего тот хочет, почему так мучает его...
... Краем глаза он бросил взгляд в сторону своего преследователя. Оттуда, где стоял профессор, видна была только треть лица незнакомца. Тот стоял, повернувшись к профессору широкой спиной, что-то тихо говорил, время от времени бросая быстрый взгляд в сторону профессора, тут же снова отворачивался и продолжал разговор.
... Чтобы скрыть страх, пробиравший его до костей, профессор поднял воротник пальто, закрывая дрожащий подбородок и, как будто, чтобы согреться, стал прохаживаться взад-вперед. А потом вдруг замер, охваченный ужасом: ему представилась ужасная картина очередных блужданий по темным переулкам вокруг дома - страшный маршрут, который ему еще предстоял.
Он должен сделать это любой ценой: взять себя в руки, подойти к этому широкоплечему болтуну, извиниться и выяснить это недоразумение...
... В эту минуту какая-то женщина, стоявшая в толпе, изо всех сил ударила ребенка, который, капризно хныча, дергал ее за подол. Ребенок упал в грязь и, громко заревев, забил ногами по земле.
... И тут странное спокойствие охватило профессора, он опустил воротник и твердыми шагами приблизился к незнакомцу. Тот стоял спиной к нему и говорил что-то тихое, неразборчивое...
... Как обратиться к нему?.. Ведь профессор даже имени его не знал? Сказать ему "парень", или "гражданин", а может быть, "сынок"?!. Нет, ни одно не подходит. Первое звучит слишком грубо, второе - официально, третье...
... Лучше осторожно прикоснуться к его спине, решил профессор. Тогда парень обернется, посмотрит на него... Но он представил, как парень медленно поворачивает к нему и ужас от мысли, что он увидит это таинственное лицо, лишил профессора сил, и рука, дрогнув, его упала подстреленной птицей...
А незнакомец, не обратив на профессора никакого внимания, сел со своим сутулым собеседником в трамвай и затерялся среди пассажиров.
... Кажется, это вовсе не он... - с бьющимся сердцем подумал профессор, - ведь тот обязательно дождался бы, пока он сядет в трамвай, а потом, незаметно проскользнув в заднюю дверь, вонзил бы жало своего взгляда в спину профессора.
... Войдя в вагон, профессор тайком огляделся, но, сколько ни искал, не смог разглядеть среди пассажиров незнакомца в серой куртке: место, где этот тип обычно сидел, теперь занимала та самая женщина с ребенком. Ребенок уже успокоился и, шмыгая носом, что-то уплетал, держа его в грязных руках...
... Странно, отчего-то никто по дороге не сошел, все пассажиры доехали до конечной остановки, где на круге профессор сошел, а переполненный трамвай поехал обратно...
... Сунув руки в карманы пальто, профессор торопливо зашагал безлюдными улицами по направлению к дому...
... Все изменилось, думал он, в предыдущих снах не было этой женщины, ударившей ребенка. И к тому же раньше к конечной остановке трамвай совершенно пустел. А сейчас в нем битком народа...
Эта мысль принесла профессору облегчение. Он замедлил шаг, пошел. Вслушиваясь в вечерний покой улицы, любуясь светом фонарей, отражающихся на мокром асфальте, вздрагивая от шороха колеблемых ветром ветвей... и вдруг сердце его оборвалось...
За спиной он услышал знакомые торопливые шаги... Прибавив шагу, профессор осторожно оглянулся и чуть не упал... Это опять был он...
Широкоплечий человек, сутулясь, держа руки в карманах, шел за ним по мокрому асфальту полутемной улицы - это было самым ужасным, что доводилось видеть и слышать профессору за всю жизнь...
... Во дворе, как всегда, стоял непроглядный мрак. Нельзя входить в дом, нельзя, чтобы он узнал квартиру, - как обычно подумал профессор, надо, как всегда, спрятаться между деревьями, а потом быстро проскользнуть в дом...
...Он с трудом добежал до деревьев... От волнения ли, от спешки, ноги то и дело заплетались, отказывались его слушать... Поэтому он затаился в самой гуще деревьев и, стараясь успокоить дыхание, замер, стараясь не шуметь... Во дворе царила тишина, лишь изредка устрашающе шуршали ветки деревьев...
- ... Профессор, - хрипло прошептал кто-то рядом с ним...
...Сердце его оборвалось, судорога сжала на миг тело...
- ... Профессор, умоляю, помогите, профессор...
Это был голос академика, хриплый, будто простуженный...
- .. Он снова следит, профессор... на этот раз не отпустит меня... я задыхаюсь, профессор...
- Вы... - профессор вздрогнул от собственного голоса, громко прозвучавшего в тени деревьев, и полушепотом добавил: - где вы?.. Я не вижу вас...
Он не успел договорить, как кто-то выбежал из-за угла, бросился прямо к деревьям... Потом где-то совсем близко послышался шум свалки...
- Профессор!.. - снова послышался слабый, хриплый голос академика, который, казалось, с кем-то борется, - помоги... профес...
... С трудом волоча отяжелевшие от страха ноги, профессор выбежал из-за деревьев, бросился в дом, задыхаясь, в ужасе взбежал по лестнице, перешагивая через три ступеньки, дрожащими руками отыскал в кармане проклятые ключи... Те по обыкновению оказались за подкладкой пальто. Проклиная себя за то, что забывает зашить карманы, он вставил ключ в замочную скважину, дважды повернул и замер в ужасе...
... Кто-то за спиной коснулся его плеча...
... Профессор выпустил ключ из рук, хотел обернуться, но под тяжестью руки, лежавшей на его плече, не в силах был шевельнуться. Поэтому, не оглядываясь, спокойно, однако, чувствуя, как горло перехватывает спазм, спросил:
- Чего ты хочешь?..