- Профессор, дайте слово, что, прочитав, вы все объясните мне...
- Обещаю... - сказал профессор, пряча книжку во внутренний карман, он ускорил шаг, обогнал и эту беспокойную женщину, и торжественно плывущий гроб с телом, свернул в сторону и пошел вниз по мощенной булыжниками улице...
... На ходу он несколько раз совал руку в карман и поглаживал пальцами ее обложку. Она была мягкой и теплой.
... Пройдя немного, профессор заметил небольшой безлюдный скверик... Выбрав место подальше от чужих глаз, он сел, достал заветную книжку и стал торопливо перелистывать ее, переворачивая оторванные листки.
... Некоторые страницы были исписаны мелкими, кривыми буквами, заполнены маленькими схемами и таблицами... Попадались и совершенно пустые страницы. Потом обрывки слов, цифры...
Он стал про себя по слогам читать эти слова:
"... Он не так не-поз-на-ва-ем, как счи-та-ют лю-ди... Е-го мож-но поз-нать..." Потом снова шли какие-то наспех и оттого неразборчиво написанные слова, обрывки фраз, какие-то дугообразные линии, кубы, ромбы, стрелки...
Он перевернул страницу и, снова разбирая по слогам, смог составить фразу: "... От него лишь душа человека, все ос-таль-ное лишь плод во-о-бра-же-ния. Это..."
... И снова неразборчивая запись, оборванные мысли, пустые страницы, мелкие, непонятные значки, похожие на цифры, отдельные буквы...
И далее опять: "...че-ло-век не-со-вер-ше-нен. Это не-у-дач-ный результат тысячелетнего эксперимента ученого". Рядом с этой записью стояли два восклицательных знака, а затем: "Душа и тело, душа и материя, любовь и каш... кат... киш..."
...Последнее слово профессор никак не мог разобрать. То ли кашемир, то ли категория, или кишечник... Так и есть: ки-шеч-ник... - прочитал профессор по слогам.
... Любовь и кишечник... любовь и кишечник... - что это могло значить?!.
Он продолжил чтение: "... Это единство превращает человека в вечного раба... Е-го ра-ба... Он ни-ког-да не даст че-ло-ве-ку с-во-бо-ду".
Не даст свободу... - несколько раз повторил про себя профессор, - кто не даст свободу?..
Профессор полистал книжку, потом снова перечитал последнее предложение, и ему, хоть и сквозь туман что-то стало проясняться...
А может быть, - думал профессор. - Нет, не может быть, а точно... Если человек зависим от всего - от воздуха, температуры, природы, даже от собственного тела, от отдельных глупых мышц, то, конечно же...
Насколько все смешно и бессмысленно?!. - думал он, глядя на густо растущие впереди деревья... - Но если человек, наподобие кошки, собаки или какого-нибудь жука, рожден только, чтобы умирать, зачем тогда ему даны чувства, духовность, логика и талант?..
Все совершенно точно... Любовь и кишечник, - думал профессор, глядя на темнеющие в сумерках деревья... Как еще, кроме горькой иронии, можно назвать это?..
... Трепещущие от любви сердца молодых людей, и рядом, подобно заводу, производящий что-то кишечник... Или свежее семя любви, проросшее в старом, изрытом морщинами человеке?!.
Конечно, конечно, - думал профессор с возбужденно бьющимся сердцем, это насмешка... Горькая насмешка... Но почему? За что?..
... Вдруг профессору показалось, что кто-то из-за темных кущ деревьев наблюдает за ним... Мороз пробежал по телу... Взгляд его упал на записную книжку академика, и он увидел спокойно сидящую на открытой странице розовую улитку. Улитка, подняв маленькую головку, снизу вверх смотрела на него своим слепым лицом...
... Профессор вздрогнул, сбросив книжку с колен, вскочил... Она упала на землю, и ветер подхватил ее оторванные страницы... Маленькие, желтые листки - последние следы уже мертвого мозга академика, заметки для сгоревшей, обратившейся в пепел рукописи разлетелись под порывами ветра в разные стороны...
... Он успел подхватить несколько листочков, но идти вглубь темных деревьев на поиски остальных не решился.
... Вдруг вокруг словно резко потемнело, стало холодно. Профессор поднял воротник и оглянулся...
Сквер по-прежнему был безлюден... Странно, что он до сих пор не подозревал о существовании такого места в самом центре города, - думал, дрожа от холода, профессор. - Кажется, об этом сквере вообще никто не знает. Потому что до сих пор ни один человек не прошел здесь.
... Темнота сгущалась, и вместе с этим, казалось, деревья стали шуршать громче... Это угрожающе нарастающий шорох напомнил профессору сон в эту ночь, смерть академика, задушенного под такой же шорох.
... Ежась от ужаса, сунув руки в карманы, профессор направился к выходу из сквера...
... Но вместо выхода попал в гущу огромных тополей... Долго, цепляясь за их острые сучья, задыхаясь от грозного шороха сада, искал он выход...
... Однако ничего, похожего на выход, и в помине не было... Небо темнело, и сад постепенно погружался в непроглядный мрак...
Кое-как выбравшись из этой чащи, профессор стремительно бросился в противоположную сторону, где белело что-то, напоминающее выход, но снова оказался у своей скамейки...
Чувствуя, как от ужаса у него шевелятся волосы, он внимательно огляделся, и только сейчас заметил, что в сквере нет ни одного фонарного столба...
... Ветер усиливался... Встав на середине сквера, профессор попытался вспомнить, с какой стороны он вошел, но тщетно... Сквер напоминал яблоко, аккуратно разделенное на четыре равные части...
Он чувствовал, как сердце бьется в груди все слабее, и вдруг, чуть не задохнулся от пришедшей ему ужасной мысли...
... Этот сквер, эти густые деревья, эти огромные тополя, угрожающий шорох и мрак - все это из его тесных, душных сновидений...
Может быть...
Профессор бросился в сторону, противоположную той, откуда вышел. Где-то совсем вблизи слышался шум улицы. Иногда доносились сигналы троллейбусов, гудки машин...
... Ускоряя шаг, профессор пошел на эти звуки, но на полпути застыл, пораженный ужасом...
Впереди опять была та же стена густых огромных тополей...
Он повернулся, и, чувствуя, как что-то сдавливает ему грудь, огляделся.
... Со всех четырех сторон его окружали одинаковые густые тополя...
... Обхватив голову руками, он опустился на землю, спрятал лицо в коленях, и, дрожа от страха, громко, по-детски рыдая, заплакал...
... Где-то за сквером послышался шум кортежа машин, пулей пронесшихся по улице... Чей-то густой голос в мегафон нервно кричал:
- Освободить дорогу!.. Дорогу!.. Дорогу!..
Часть III
"...сердце царей - неисследимо".
Книга притчей Соломоновых.
Глава 25, 3.
...- Ве Лиллахи хамд... Аллаху Акбар кабире...
...Опустившись на колени, под звуки молитвы, он коснулся лбом пола.