Старейшины утверждали, что предки островного народа, которые когда-то приплыли по воде на огромных кораблях, были великими вождями. Потому и осталось общее название чаморро, что означало «народ вождей». Но в других легендах, которые хорошо знал Ках-Элеха, говорилось, что весь этот мир был создан близнецами Пунтаном и Фууньей, мужчиной и женщиной. Пунтан умер раньше, и сестра при помощи колдовства создала из его глаз Луну и Солнце, из бровей сделала радуги, из крови создала океан, а из кожи и костей получила земную твердь. После этого она сама умерла, упав на землю и расколовшись. И из ее чрева вышли первые вожди людей, а сама она распалась на части и окаменела, превратившись в скалы. Но, все люди на острове, если и произошли от вождей, то было это очень давно. Бесчисленные поколения родились и умерли с тех пор. И никто уже толком не помнил, кто был прямым потомком первых поселенцев, а остались только племенные кланы.
Верховный вождь, магалах, Ках-Элеха происходил из клана Агуэ. Все мужчины этого клана принадлежали к чаморри, то есть к вождям, к высшей касте, которой все остальные платили дань в обмен на защиту и решение проблем. А всего каст на острове было четыре. Кроме вождей, имелись рыбаки матуа, садоводы ахаоты и рабы маначане. Рыбаки, вся жизнь которых была связана с водой, селились на берегах острова. Садоводы возделывали очень ценный красный рис на полях и ухаживали за садами, собирая фрукты, кокосы, бананы и разную съедобную зелень. А рабы, которые, как рассказывали старики, когда-то проиграли великую битву, боясь всех остальных, селились в джунглях в глубине острова. Они попрятались в чащах после разгрома и изгнания в результате Войны Чести, которая велась чаморри для доказательства своего превосходства после того, как маначане оскорбили самого тогдашнего чаморрийского магалаха, выкрав, изнасиловав и убив его жену-красавицу.
После своего поражения, маначане ушли далеко в леса и остались там жить, боясь выйти обратно. И садоводы с рыбаками время от времени отлавливали этих одичавших людей из касты маначан и заставляли работать на себя за еду. Хозяева могли обменивать или дарить рабов по своему желанию, а также полностью распоряжались их жизнями, хотя по законам острова никого просто так лишать жизни или наносить увечье было нельзя, а только за серьезные проступки. Но, никто не заступился бы за маначанина, даже если в отношении него была допущена несправедливость.
Вообще-то люди в разных кланах воспитывались по-разному. Когда на острове впервые появились белые люди, дело с ними имели рыбаки из касты матуа. Они жили общинами, и все у них считалось общим: рыболовные сети, крючки, ловушки для осьминогов и даже лодки. Потому, увидев большой корабль, они подплыли к нему, забрались на него, и забрали все, что могло бы им пригодиться, даже чужую лодку. Чаморри, конечно, никогда бы не поступили так нагло. Они понимали, что брать чужое, не спросив — это поступок, неугодный богам. И духи предков никогда не одобрят такое.
Потому чаморри в том первом конфликте с бледнолицыми чужаками не участвовали. Но, это никак не могло уже повлиять, потому что сердца белых людей после воровства, устроенного рыбацким кланом, зажглись гневом. И тогда в первый раз островитяне поняли, что громовое оружие пришельцев способно сеять многие смерти за раз. Но, опять же, больше всех досталось деревням самих рыбаков, которые и начали всю эту вражду, обокрав корабль пришельцев и угнав лодку у белых. С тех самых пор и пошла непримиримая вражда, которая вспыхивала каждый раз с новой силой, как только парусники белых людей появлялись у берегов острова Гуахан.
Магалах Ках-Элеха белых людей не боялся. Он не считал их за богов и уже не однажды водил в бой своих воинов против этих бледнолицых, которые были смертными, как и самые обыкновенные островитяне, отличаясь только по цвету кожи. Война с ними случилась немаленькая. Но, несмотря на громовое оружие, стреляющее с кораблей и разрушившее прибрежные деревни, и на стреляющие палки из железа, имеющиеся у бледнолицых, воины Ках-Элеха в тот раз перебили всех чужаков, которые высадились на остров и пытались построить свои крепости на берегах самой большой бухты. Им всем тогда отсекли головы и отдали колдуну, великому макахне, Заклинателю Духов, а тела бросили на съедение зверью и птицам.
После обряда колдун-макахна раздробил черепа врагов камнями, чтобы навсегда изгнать их души с острова и объявил ту бухту проклятым местом. И после этого долгие луны никакие парусники бледнолицых у острова не замечались. Но, не так давно они снова появились. Наверное, проклятие колдуна перестало действовать, потому что он умер от старости за это время. Поскольку в окрестностях удобной бухты Апра теперь никто из местных не жил, то пока происходили лишь отдельные стычки с теми бледнолицыми, кто решался сходить с парусников на берег. Вот только они повадились воровать женщин у рыбаков, деревни которых находились неподалеку от большой бухты. Тогда воины Ках-Элеха напали однажды ночью на тех белых, которые рискнули заночевать на берегу, перебив многих. Но и белые тогда справили месть, устроив резню в ближайшей рыбацкой деревне. И с тех пор эту деревню из-за пролитой крови назвали Хагатна, что и означало «кровь».
И, конечно, все прибрежные жители всегда очень нервничали, едва замечали подобные корабли. Теперь же на совете главных стариков и старух чаморри, магалаху предстояло решить, что же делать на этот раз. Ведь сегодня явно появились какие-то новые белые люди, прибывшие на совсем уж больших кораблях, да еще и имеющие необыкновенную Грохочущую Птицу. Собирать армию или нет? — вот в чем состоял главный вопрос, вынесенный на Совет. Новые пришельцы показали себя еще сильнее, чем прежние, легко одолев бледнолицых на парусниках. Но, насколько плохо или хорошо эти чужаки отнесутся к народу чаморро, не знал пока никто.
Впрочем, воевать островитяне были готовы. Каждый парень островного народа, независимо от клана, с детства обучался обращению с оружием. Но, воином он мог считаться только после обряда посвящения, который проводили опытные женщины. А потом уже самые лучшие воины обучали новобранца изготовлению хитрых ловушек и обустройству засад. Старшими решалось, к какому оружию молодой воин больше проявляет склонность: к праще из волокна кокоса, к копью с длинным костяным зазубренным наконечником, сделанным из костей ноги кого-нибудь из предков и отравленного особым ядом, или к самой обыкновенной деревянной дубине. А тренировки воинов проводились командирами отрядов регулярно.
И магалах Ках-Элеха мог в любой момент быстро собрать большое войско, стоило ему только объявить об этом, затрубив в специальную церемониальную раковину куло, и поднять плетеное знамя бабао с разноцветными перьями. И тогда воины быстро соберутся, и магалах, помолившись манганити, духам предков, и древним духам таомоа, поведет в бой отряды, впереди каждого из которых колдуны-макахны понесут священные черепа самых знаменитых из умерших представителей кланов, чтобы они помогали, давая воинам силы в бою. А сзади пойдут знахари-суруханы со своими целебными травами, отварами и мазями, готовые сразу подхватить раненых и оказать им помощь. Но, пока совет старейшин не принял решение, нечего торопиться и магалаху. Если будет нужно, то объявить войну они успеют. Так решил Ках-Элеха, дожевав свой бетель и ожидая вечера, когда Совет соберется на совещание и решит, что же все-таки следует делать с новыми незваными гостями.
Свободного времени у Соловьева в этот день было крайне мало, но он все-таки согласился выслушать предложение о сотрудничестве, неожиданно поступившее от парня, который числился в команде «Богини» водолазом-спасателем и инструктором по подводному плаванию. До всех членов команды буржуйской яхты у особиста просто еще не дошли руки. Но, он и не стремился форсировать события, давая людям, в отношении которых после переноса во времени наступила неопределенность, промариноваться в ожидании. Ведь те, кого не выпускают из кают, наверняка задумаются о своем положении, о дальнейшей жизни и деятельности. Причем, сами задумаются, без всякого дополнительного давления. И они, наверняка, займутся самокопанием, прочувствовав то незавидное положение, в котором оказались. А поняв, что перспективы не очень то радужные, если не принять новую власть, они сами запросят сотрудничества, отбросив все прежние взгляды и политические предпочтения. На такое самоопределение людей Соловьев и делал ставку.
Но именно этот парень водолаз характеризовался Давыдовым, как скользкий и мутный тип. Да еще и его прибалтийское происхождение не добавляло особисту оптимизма. Но, Соловьев прекрасно знал, что навыки, которыми обладает этот Юргенс Линчавичус, могут быть весьма полезными и востребованными. Ведь диверсионные действия против врагов на море никто не отменял.
Вот уж удивятся те же испанцы, если в какой-нибудь тихой гавани внезапно начнут без всяких видимых причин взлетать на воздух галеоны, подорванные зарядами, которые легко может установить под днищем любого корабля подобный ныряльщик, оборудованный аквалангом. Далеко за примерами ходить было не нужно. Среди комитетчиков распространялись упорные слухи, что в конце октября 1955 года именно итальянские диверсанты-аквалангисты подорвали линкор «Новороссийск», бывший итальянский корабль «Джулио Чезаре», переданный Советскому Союзу после войны по репарациям. Начали в Италии создавать подобное диверсионное подразделение боевых пловцов еще перед войной. А во время войны и немцы стали готовить подобных бойцов-водолазов, используя итальянский опыт. Да и в СССР кое-какой подобный опыт имелся. Ну, а после войны дело подготовки морских диверсантов и вовсе расцвело, распространившись по миру вместе с удобными аквалангами и иным подводно-водолазным спецоборудованием.
Несмотря на все опасения, беседа с Юргенсом прошла в позитивном русле. Парень, вроде бы, вполне искренне желал стать полезным для советской власти. Вот только мотивировал он свое решение слабо, лишь тем, что ему надоело сидеть в каюте. Правда, он даже предложил сразу же сделать инвентаризацию аквалангов. Вот только опоздал. Соловьев уже успел прибрать все важное к рукам. А акваланги из двадцать первого века с оборудованием для наполнения дыхательных баллонов, по его мнению, относились именно к важному оборудованию. Потому они, конечно, уже были заперты под охраной.
Да и взгляд крупных голубых глаз парня особисту не очень понравился. Бегали у него глаза, словно виноват он в чем-то. Потому большим доверием к нему Соловьев не проникся. Но и держать его дальше под домашним арестом тоже смысла не видел. Сказав, что прямо сейчас никаких водолазных погружений не требуется, особист определил Линчавичуса временно в санитары, поскольку этот парень умел оказывать первую помощь, да и для того, чтобы пока понаблюдать за его поведением.
Борис Дворжецкий задыхался в своей кладовке от жары. Вентиляция, хоть и гудела в трубе за металлической решеткой, но совсем не доносила до него свежего воздуха. Он метался, колотил в железную задраенную дверь, бил ногами по переборкам, кричал и даже плакал часами, но все это было напрасно. Правда, поесть ему все-таки по-прежнему приносили невкусные щи или кашу, давали компот и чай, да и в грязный убогий туалет, который назывался тут гальюном, выводили под конвоем. Но, такое существование больше всего напоминало режим заключенного, запертого в одиночную камеру. Хотя, по мнению Дворжецкого, военный корабль мало отличался от обыкновенной тюряги.
А он уже попадал за решетку. И не один раз. Вот только всегда дело было по глупости. Когда был молодым, Боря оказывался в разных переделках нередко. Будучи мажором, сыном целого олигарха, он считал, что все ему позволено. Вот и попал в первый раз в 16 лет, когда гонял с какой-то шалавой по вечерней Москве без прав на скорости за двести по встречным полосам на отцовском красном «Мазератти», сбив в итоге насмерть какого-то старика и разбив дорогущий автомобиль. Отцу тогда стоило немало денег и нервов, чтобы отмазать сына. Но, за решеткой все-таки пришлось провести какое-то время. Потом однажды Борис попал в ночном клубе под облаву, где у него нашли кокаин. Тогда тоже он очутился в КПЗ, как распространитель, но выпустили быстро. А еще были несколько неприятных эпизодов с драками и дебошем в общественных местах, в результате чего его тоже задерживали. Именно из-за этих случаев отец и настоял на постоянном личном телохранителе.
Генка Давыдов тогда сразу понравился Борису тем, что он обладал теми качествами, которых у самого Бори никогда не имелось: храбростью, отменной реакцией и, вместе с тем, холодной сдержанностью, четкой рассудительностью, немногословностью и абсолютной способностью не только к самоконтролю, но и к контролю за всей окружающей обстановкой, даже если она совсем непростая и быстро меняющаяся. И надо же так было ошибиться в нем! Никогда бы раньше Борис не подумал, что человек, которого в последние годы даже считал другом, который вытаскивал Борю из самых опасных передряг, мог так подвести, предав в самый трудный момент! Но, все больше думая об этой ситуации, прокручивая ее в сотый раз в своей голове, Дворжецкий начинал понимать, что, на месте Гены, тоже, наверное, действовал бы подобным образом. Да и куда Гене было деваться, если он всего лишь наемный работник, а работодателя арестовали новые власти? Растратив уже силы для того, чтобы пытаться протестовать дальше, Борис просто сидел на своем рундуке в духоте и рассуждал обо всем этом, когда дверь открылась, и караульный объявил: «На выход! К вам сестра приехала».