У судового врача с эсминца Дмитрия Ефремова в тот день оказалось работы еще больше, чем накануне. Мало того, что с самого утра он посетил «Вызывающий», где осматривал выздоравливающих раненых и делал им перевязки, а также решал вопрос, что делать с провизией, которая на эсминце быстро портилась от жары. Все, что можно, уже и без того переправили на «Богиню», загрузив ее рефрижераторные установки до предела. К тому же, несколько человек из машинной команды после выхода «Вызывающего» на перехват испанской эскадре по жаре, обратились с симптомами теплового удара, ведь эсминец 56 проекта совсем не рассчитывался для службы в тропиках. И температура воздуха в машинном отделении во время работы энергетической установки поднималась почти до сорока градусов.
И после всего этого, едва перекусив, Дмитрию пришлось ехать на берег, где нужно было срочно организовать медосмотр пленных испанцев из тех, кто уже прошел предварительное фильтрационное собеседование. Хорошо еще, что к тому моменту, как Ефремов ступил на остров Гуам, именуемый теперь Советским, таких на берег пока выпустили довольно мало. Но, вместо того, чтобы этих пленных определить в карантин, их сразу же заставили присоединиться к работам. И Ефремов тут же указал начальству, что санитарные нормы нарушены. Ведь эти испанцы еще не прошли дезинфекцию, их даже не обрили наголо, а это означало, что в их волосах кишат вши и блохи. И проблема представлялась Ефремову куда серьезнее, чем проведение дезинфекции английских пиратов и их корабля в прошлый раз. Теперь же перед Ефремовым стояла задача в десять раз грандиознее, просто по той причине, что пленных испанцев оказалось почти в десять раз больше. Да еще они все и сгрудились на галеоне с обломанными мачтами.
В то же время, испанцы, конечно, хотели побыстрее сойти на берег. И Ефремову пришлось даже поскандалить с замполитом Арсеном Саркисяном, который слишком поспешил сразу же начинать фильтрацию, чтобы поскорее привлечь испанцев к работам на берегу. Чувствуя за своей спиной поддержку особиста, который дал добро на все необходимые лечебные, гигиенические и профилактические мероприятия, Ефремов не боялся ругаться с Саркисяном, заявляя ему:
— Поймите же, товарищ капитан третьего ранга, что эти завшивленные военнопленные сразу же заразят наших советских матросов! При такой жаре любая зараза быстро распространяется. И весь экипаж эсминца может заболеть. Вы этого хотите? Зачем вы уже выпустили с их корабля двадцать человек?
Замполит ответил вопросом на вопрос:
— А что я могу сделать? Испанцы проявляют нетерпение. Они не хотят сидеть на своем галеоне до бесконечности и мечтают побыстрее выйти на берег. Вот поставьте себя на их место. И вы бы себя так же вели в тех условиях, в которых они оказались. К тому же, они южане и очень темпераментные. Если я не начну их выпускать, то боюсь, что они просто сами попрыгают в воду. И тогда придется открывать по ним огонь. Мне бы этого совсем не хотелось. Тем более, что взаимопонимание у нас с ними постепенно налаживается. Но, оно еще очень хрупкое. И один неосторожный шаг может легко все разрушить. Потому я иду навстречу их пожеланиям. Хоть они и пленные, но люди же! Да и нам как раз очень нужны рабочие руки.
— Но, какой толк будет от больных рабочих? А если еще и наши подхватят заразу? — не унимался доктор.
— И что вы предлагаете, лейтенант? — поинтересовался Саркисян.
Дмитрий посмотрел прямо в глаза замполиту и сказал ему:
— Просто позвольте мне делать мое врачебное дело. Объявите испанцам, что до осмотра врачом всех тех, кто уже сошел на берег, других выпускать не будут. И тогда я попробую организовать карантинные мероприятия. Только выделите мне, пожалуйста, одну из переводчиц. Потому что я не знаю испанского языка. А матросов мне в помощь я попрошу выделить Соловьева.
— Да как же вы собираетесь организовывать карантин, если даже никакого карантинного помещения еще не построено? — удивился замполит.
— Вон на тот ближайший остров их переправлю пока. А там и устрою полевой пункт дезинфекции. Охраняемый, конечно, — поделился планами молодой врач, указывая в сторону небольшого островка у выхода из бухты.
— Ну, если Соловьев не будет против, то, пожалуйста, — сдался замполит.
А Дмитрий Ефремов, сжимая в руке свой медицинский саквояж с красным крестом, решительно направился мимо матросов-охранников по сходням в сторону галеона, ставшего дебаркадером.
— Мы же, вроде бы, договорились уже. Так чего же вы забыли у испанцев? Не боитесь, лейтенант, что в заложники вас возьмут? — окликнул его Саркисян, видя, что Ефремов еще что-то задумал.
— Я обязан проверить санитарную обстановку у них на борту. Как вы правильно заметили, там все-таки живые люди находятся, — объяснил судовой врач. И тут же добавил, глядя на девушек-стюардесс с «Богини», которые, оказывается, знали испанский:
— Только еще раз прошу вас, товарищ Саркисян, дайте мне, пожалуйста, одну из этих девушек-переводчиц.
— Чтобы вы отвели девушку к толпе голодных испанских мужчин, которые, как сами же говорите, все грязные, заразные и блохастые? Еще чего придумали, лейтенант! Там не место молоденьким девушкам. Другое дело здесь, где мы втроем встречаем по одному испанцу. Тут и охраняют нас наши матросы, да и я девчонок в обиду не дам. Правда, девочки?
И обе стюардессы, Зоя и Лена, примерившие уже на себя роль личных секретарш замполита, дружно захихикали.
Капитан Диего Хуан де Кабрера, оставаясь на юте сдавшегося в плен «Барваленто», по-прежнему внимательно наблюдал за происходящим. Чтобы окончательно не потерять присутствие духа, Диего старался поменьше смотреть в сторону сданного им галеона «Сан Себастьян», поставленного с убранными парусами победителями на якорь во внешней гавани недалеко от английского галеона. Больше глядя на берег, испанский капитан видел повсюду красные флаги, оказавшиеся символом неведомой испанцам до сегодняшнего дня могучей страны Юга. Но, эта южная страна ничего общего не имела с довольно примитивно развитыми народами Азии, Африки или Америки, которые до этого момента встречались на пути продвижения европейцев по морям и океанам. Никаких сомнений в том, что на этот раз испанцам в дальних водах встретились не какие-то там туземцы с примитивными копьями и пращами, а представители державы, обладающей невероятно мощным вооружением и удивительными техническими достижениями, превышающими европейские, почти ни у кого из людей, сгрудившихся на «Барваленто», не осталось.
Все еще упорствовали в своих заблуждениях только некоторые религиозные фанатики. Но, даже сам капеллан падре Алонсо, казалось бы, уже смирился с происходящим. Во всяком случае, после подписания капитуляции, он больше не сыпал небесными карами и не потрясал грозно в воздухе распятием в адрес приспешников дьявола, а смиренно читал самые общие молитвы. На борту вражеского боевого корабля никаких потусторонних сил не обнаружилось, там находились только люди и хитроумно сделанные механизмы, которыми они управляли. Все происходящее доказывало именно тот удивительный и очень страшный факт, что подобная держава, обладающая флотом огромных железных кораблей, причем, способных не просто идти против ветра, а перемещаться по воде удивительно быстро в любом направлении, могла победить не только Испанию, но и захватить всю Европу. И Диего это отчетливо понимал.
Южные области океанов пока оставались европейцами совершенно неисследованными. А слухи про целые неизвестные континенты, расположенные где-то далеко на юге, давно ходили среди бывалых мореходов. И если до сего момента корабли невероятно развитой южной державы еще никогда не попадались на путях испанских галеонов, то это не означало, что подобную угрозу можно игнорировать. Ведь преимущество у этих чужаков над испанскими военными кораблями имелось колоссальное. Похоже, что эти иностранцы не реагировали до какого-то момента на европейскую экспансию из-за того, что их интересы все еще прямо задеты не были. Теперь же испанцы, видимо, совершили нечто такое, вторгнувшись куда не следует, что повлекло за собой немедленное объявление Испании войны южной державой. Так, во всяком случае, представлял себе происходящее Диего.
Попав в плен, он смотрел вокруг во все глаза, стараясь ничего не упускать из виду. Ведь испанский капитан надеялся, что, когда их обменяют из плена, согласно договоренности, все то, что он наблюдал на военной базе противника и запомнил, может очень пригодиться потом испанскому командованию. Потому что ни один из испанских разведчиков до сих пор не удостоился чести стать свидетелем деятельности флота страны с длинным названием Союз Советских Социалистических Республик Юга. Но, Диего понимал и то, что до тех пор, пока пленных испанцев на кого-нибудь обменяют, им еще предстоит прожить многие месяцы, а, может быть, долгие годы в плену на этом острове, названном испанцами Гуам, но нагло оккупированном иностранным флотом железных кораблей.
Диего не только присматривался. Он еще и прислушивался. Речь оккупантов не была ему знакома, но в команде «Барваленто» обнаружилось несколько человек, которые утверждали, что говорят между собой иностранцы на языке московитов. Вот только те московиты представляли из себя не южный, а северный народ, владения которого располагались в холодных землях к востоку от Швеции. Да и не могло у тех московитов быть подобного флота. Что же касается сходства языка, то, возможно, что у народа московитов имелась и какая-то древняя южная ветвь. Например, они когда-то могли расселиться по миру, подобно тому, как расселились евреи или же мусульмане, дойдя на севере до Франции, а на востоке распространив влияние даже на Филиппины. Почему бы и нет? Диего ничего не исключал.
В настоящий момент его больше заботил вопрос, когда же их начнут выпускать на берег. После того, как большие шлюпки необычного вида, лишенные не только парусов, но и весел, но, при этом, юрко перемещающиеся по бухте с каким-то непонятным тарахтением, отбуксировали «Барваленто» на мелководье, оставив сидеть на мели совсем недалеко от уреза воды, все, кто находился на галеоне, лишившимся мачт, сразу же захотели покинуть корабль. Испанцы, конечно, понимали, что оказались в плену, а значит, надо дожидаться приказа тех, кто пленил их, но, недовольство на борту росло с каждым часом.
Люди хотели на берег, да и сам Диего прекрасно понимал их желания. На небольшом галеоне «Барваленто» и без того места было маловато, а тут еще и экипаж удвоился, пополнившись всеми моряками, которые перебрались со сданного противнику «Сан Себастьяна». И места на палубе на всех просто не хватало. Потому многим из команды «Сан Себастьяна» на «Барваленто» приходилось расположиться внутри, в жаркой духоте палуб. Особенно нелегко приходилось простым матросам, которые не имели такого самообладания, как офицеры, а, будучи людьми простыми и непосредственными, видя зеленый берег прямо перед собой, стремились поскорее попасть туда. Они напряженно смотрели, громко переговариваясь друг с другом, как матросы с железных кораблей при помощи каких-то незнакомых жужжащих инструментов быстро сооружают сходни из подручной древесины, подводя сооружение прямо к галеону. А, когда сходни коснулись борта и были закреплены, толпа испанских матросов уже намеревалась хлынуть на них. И только выстрелы в воздух, произведенные охраной, позволили на какое-то время обуздать этот порыв. Но, Диего понимал, что надолго терпения его людей все равно не хватит.
Видимо, чувствовал растущее напряжение и тот самый вражеский офицер, который довольно понятно говорил на испанском и лично вел с Диего переговоры о сдаче. Национальная принадлежность этого человека представлялась испанскому капитану тоже неясной. На северянина внешне он похож не был, да и темпераментом не походил, во всяком случае, жестикулировать при разговоре умел не хуже самих испанцев. А его фамилия Саркисян немного напоминала гасконскую. Офицером он казался неглупым и все-таки отдал приказ выпускать на берег испанцев. Вот только по одному и после соблюдения каких-то формальностей.
Но, разумеется, самое большое впечатление на испанцев произвели вражеские молодые женщины, которые казались просто умопомрачительными красотками, бесстыдницами, не только не скрывающими своих прекрасных ножек, но еще и охотно выставляющими их напоказ. И это повергало пленных испанских мужчин в настоящий шок. Конечно, они за время службы уже немало насмотрелись на дикарок, которые ходили и совсем голыми. Но, казалось слишком непривычным, чтобы не дикарки, а прекрасные белые женщины, да еще и, по-видимому, занимающие достойное положение во вражеском обществе, судя по тому, как учтиво обращались с ними офицеры, так откровенно выставляли свои прелести на всеобщее обозрение.