Автомобиль Глушителя медленно и неслышно подкатился к подъезду Барина. Лизы в машине уже не было, Шершень высадил ее возле дома, посмотрел, как она вошла в подъезд. И когда через минуту она помахала ему из окна, со спокойной душой двинул машину дальше. Глушитель понуро сидел рядом. Он был привязан за шею к подставке для головы сидения автомобиля, и поэтому не рыпался.
— Охрана у Барина возле дома и или дома есть? — спросил Шершень.
— Зачем ему охрана? — вопросом на вопрос ответил Глушитель. — Этот город его, народ Барина любит. Любой работяга в его защиту станет, если что.
— У меня другие сведения, — сказал Шершень.
— Что ты можешь знать? — ответил Глушитель. — Ты второй день в нашем городе. И если тебе эта секилявка напела что-то, то это не значит, что все, что она говорила правда. Чего ты от Барина-то хочешь?
— Просто поговорить, — ответил Шершень.
Глушитель ничего на это не сказал, сморщился в усмешке. Шершень отвязал веревку и освободил Глушителя. Они подошли к подъезду, поднялись на второй этаж и остановились возле красивой двери обитой красной кожей. Шершень отошел в сторону, чтобы его не было видно в глазок, достал револьвер, который на даче отнял у Глушителя и позвòнил в звòнок. Мелодичное пение соловьиной трели раздалось в квартире и послышались шаги.
Когда дверь приоткрыли, Шершень резво с силой втолкнул внутрь Глушителя и с размаху ударил его по макушке рукояткой пистолета. Через мгновение дуло револьвера оказалось у носа того, кто открыл дверь. Это была полная женщина средних лет, вероятно жена Барина.
— Ведите себя тихо, — прошептал ей Шершень, — и я не буду стрелять.
Он левой рукой придержал Глушителя за шиворот, чтобы тот медленно упал без особого стука. Степа безжизненно прилег на пол, удерживаемый Шершнем.
— Вы грабитель? — прошептала жена Барина.
— Нет, я неуловимый мститель, — ответил Шершень, — и поэтому предлагаю вам пока посидеть в ванной, чтобы мне не пришлось вас убивать.
— Хорошо, я посижу, — шепотом согласилась жена Барина, — вы пришли убивать моего мужа?
Все это напоминало какую-то дурацкую игру и Шершень ответил:
— Все зависит от обстоятельств.
— Прошу вас, не убивайте его, — попросила жена Барина, — он хороший.
— Жанна, кто там? — раздался откуда-то из глубины квартиры сочный бас.
Шершень знаком показал Жанне, что это, мол, пришел лежащий без памяти на полу Глушитель.
— Это Степан Петрович, — крикнула Жанна.
— Пусть проходит! — скомандовал бас.
— Кто еще есть в квартире? — спросил Шершень.
— Никого нет, — ответила Жанна, — нас двое.
Шершень мягко затолкал Жанну в ванну и закрыл дверь на задвижку.
— Включите, пожалуйста, свет, — прошептала в щель Жанна, — я пока буду разгадывать сканворды.
Ошарашенный Шершень по очереди защелкал выключателями, сначала зажегся свет в кухне, потом в туалете и, наконец, в ванной.
— Спасибо, — прошептала Жанна.
— Глушитель, ты чего там застрял? — прогремел снова бас.
Квартира у Барина была естественно барской. Обстановка поражала роскошью и изобилием маленьких ненужных, но приятных вещей. Шершень заглянул в зал, где работал большой, на половину стены телевизор с плоским экраном. Одна дверь была закрыта, скорее всего, это была спальня, другая приоткрыта. Оттуда струился теплый свет и доносилось негромкое низкое пение. Шершень сделал вывод, что это и есть кабинет.
Пугать одинокого Барина револьвером Шершень не счел нужным, он убрал его в карман дубленки, толкнул дверь и увидел направленное в него из-за стола дуло автомата. Шершень лишь увидел ухмыляющуюся морду и плечи, покрытые погонами майора. В это время во всей квартире погас свет, яркий луч из-за стола блеснул Шершню в лицо, ослепив, а после этого мгновенный удар в затылок чем-то тяжелым сбил его с ног.
Очнулся он оттого, что кто-то плеснул ему в лицо холодную воду. Шершень приподнял голову, с трудом открыл глаза и увидел серую стену. Ледяные струи стекали по лицу на одежду, он сидел на стуле, прикованный наручниками сзади к стулу. Голова раскалывалась, болело все тело, видимо его долго пинали, после того как вырубили. Справа кто-то сидел и громко дышал. Шершень повернул голову и увидел за столом ухмыляющееся широкое лицо с окладистой бородой.
— Узнал? — спросил бородач.
— Узнал, — ответил Шершень.
— Ну, и кто я? — спросил борода с улыбкой.
— Дед Мороз, — ответил Шершень.
— Ты, сука, — завопил откуда-то сзади голос Глушителя, — Барин, дай я его порву! За все порву суку!
— Заглохни, — добрым-добрым басом произнес Барин. — Это гость нашего города, а мы умеем принимать гостей.
— Да, уж умеете, — усмехнулся Шершень.
— Это если гости плохо себя ведут, — продолжил Барин, — мы их воспитываем. Ты зачем ко мне в дом полез?
— Хотел подарок под подушку положить к Новому году, — сказал Шершень.
— Так Новый год уже прошел, — ответил на это Барин.
— Вот и я так подумал, зачем тебе подарок, если Новый год прошел? — сказал Шершень. — И не стал дарить.
— А зря, ведь подарить ты, наверное, хотел мне кассету, на которую Степана Петровича всякой фигни наговорить заставил?
Шершень промолчал.
— Что же ты, Чак Норрис доморощенный, так по-глупому попался? — продолжил свой допрос Барин. — Здесь тебе не Москва и не Питер, где человеку затеряться легко! Мне ведь сразу доложили, о том, что ты в кафе драку учинил. И как от кафе вместе с Пистоном отъехал тоже сразу отрапортовали. А потом на машине Пистона ты мимо поста ГИБДД проехал. Тоже доложили.
— Благодарю, что ты так интересуешься моей личной жизнью, — ответил Шершень, — приятно, когда директор комбината так следит за передвижениями гостей города. Но не нужно было так себя отягощать…
— Не паясничай, — приказал Барин, — я не твоей личной жизнью интересуюсь, а своей безопасностью. Таких, как ты дураков хватает, и я давно уже научился себя от них ограждать. Потому я и богатый, что на десять ходов вперед вижу. Когда ты еще только думаешь, я уже знаю, что ты будешь делать. И когда вдруг Глушитель в гости напрашивается в субботу, хотя знает, что я этого не люблю, то я сразу думаю, что что-то здесь не так. Прокол у тебя вышел, мальчик. Кстати, кроме паспорта у тебя в карманах никаких документов мы не нашли. Ты кто вообще?
— Я человек, — ответил Шершень.
— Ты говно, — вставил Глушитель.
— Цыц, — приказал Барин, — что ты не верблюд, я вижу. Зачем к нам в город приехал?
— К другу на свадьбу, — ответил Шершень.
— Что же ты не на свадьбе гулял, а безобразничать начал?
— Жених на кладбище оказался по вашей милости.
— Так уж таки и по моей? — неподдельно удивился Барин. — Люди рождаются и умирают когда им богом положено. Я пока что не бог. Так что, твои наговоры напрасны. А где ты так драться намастрячился?
— В кружке мягкой игрушки, — ответил Шершень.
— Ха-ха — ха, шутник, — загоготал Барин, — люблю шутников. Особенно когда шутят перед смертью. А работаешь где?
— Какая разница? — спросил Шершень. — Это к делу не относится!
— Нет, относится, — голос Барина приобрел стальные нотки, — если ты мент или ФСБешник к нам специально засланный, то один разговор. А если просто дурак в эти разборки ввязался, то другой разговор. Хотя и на просто дурака ты не похож, и для профессионала действуешь глупо. Так что колись, кто ты, раз уж попался.
— Кто бы я ни был, я уже много знаю про ваши дела тут, — ответил Шершень.
— Знаешь, то ты много, в этом-то как раз твоя беда, — добро-добро опять пропел Барин, — а не вина, а кто много знает, тот долго не живет. Вот в чем дело.
— Как Денис Шарандо, — подсказал Шершень, — он тоже много знал.
— А что Денис? — пожал Барин могучими плечами. — Не повезло парню, пошел вечером по парку с работы и его зарезали. Я ему говорил, не ходи по парку, там шушеры много отирается. А он пошел.
— У меня есть другой вариант происшедшего, — сказал Шершень.
— Это то, что тебе Глушитель наговорил на кассету? Так это он со страху наплел. Ты же его мучил, избивал и заставлял повторять свои глупые фантазии ни на чем не основанные, кроме твоих же домыслов? Говорит, что ты его в реке голого держал?
— Держал, — согласился Шершень.
— Нехорошо это, не по-человечески, — назидательно произнес Барин, — кстати, кассетку мы у тебя изъяли из кармана. Сейчас и послушаем. Мне самому интересно, чего там Степа наболтал со страху?
Барин едва заметно повернул свою большую голову в сторону Глушителя и негромко приказал:
— Сгоняй-ка к майору за магнитофоном.
Глушитель громко затопал, скрипнул и хлопнул дверью. Барин в это время молчал и потирал большой ладонью вспотевший лоб. Степа вернулся секунд через тридцать с раздолбанным магнитофоном-«балалайкой».
— Это что еще за развалюха? — удивился Барин. — Аппаратуры что ли получше не мог найти?
— Это майор из вещдоков взял, — объяснил Глушитель, — у них в милиции вообще нет магнитофона. Что есть, то и дали нам.
— Придется им на следующей неделе прикупить парочку, — по-царски произнес Барин, — за хорошую работу. Ставь кассету, Степа, послушаем чего ты там наблеял.
Глушитель подключился в сеть, потом долго возился с магнитофоном, не знал, как включить и наконец раздалось шипение пленки и неожиданно раздалась бодрая музыка:
— Там-там-там, тру-лю-лю, там-там-там, тру-лю-лю, — это было вступление и детские голоса запели, — вместе весело шагать по просторам, по просторам, по просторам, и конечно, припевать лучше хором, лучше хором, лучше хором…
— Это что? — спросил удивленный Барин.
— Не знаю, — сказал Степа, — я этого не пел. Это не я. Я пел, Таганка все ночи полные огня…
— Ты что там еще и пел? — еще больше изумился Барин. — Ну, Степа, кажись, тебя он очень сильно ударил.
Только сейчас Шершень заметил, что голова Глушителя перебинтована белой марлей, как в песне: «Голова обвязана, кровь на рукаве».
— Надо перемотать, сказал Глушитель, — может дальше записано.
Он перемотал и снова включил. Дети запели:
— Дважды два четыре, дважды два четыре, это всем известно в целом мире…
— Это ты что ли Степа такие песни на даче слушаешь? — раздосадовано спросил Барин. — Что это за херня?
— Нет, это не моя кассета, — ответил Глушитель, но я у кого-то это слышал! Сейчас подумаю, ведь точно слышал! А у кого? А, вспомнил! Это Пистон такие песни крутит в машине. Говорит, что прикольно!
Щелкнул механизм подкассетника, Глушитель вытащил кассету и внимательно осмотрел ее.
— Точно не моя кассета, — произнес он, — это Sony, а я всегда BASF покупаю. Я же говорил, что это не моя кассета.
— А где твоя кассета? — раздражаясь, спросил Барин. — Где кассета, на которую ты херни наговорил?
— Где кассета на которую я наговорил? — заорал в свою очередь на Шершня Глушитель.
— Херни? — переспросил Шершень.
И тут Глушитель не сдержался и со всей дури врезал по уху Шершню кулаком. Удар был сильный, в ушах у Шершня зазвенело.
— Стоять! — крикнул на Глушителя Барин. — Пошел вон и жди за дверью пока позову!
Покорный Степа мигом удалился, плотно закрыв за собой дверь. Барин помолчал немного, вертя в руках паспорт Шершня, и сказал:
— Хороший город Ленинград. Я там учился. Что еще не снесли Казанский собор?
Шершень не ответил на глупый вопрос.
— Это я так спросил, для поддержания разговора, — объяснил Барин и продолжил, — а давай поговорим как мужик с мужиком начистоту. Хочешь?
Шершень кивнул. Чего не поговорить, если предлагают.
— Вот ты приехал сюда к другу на свадьбу, да? — начал начистотный разговор Барин. — И, допустим, узнаешь, что друга твоего убили. Зарезали. И ты начинаешь строить всякие догадки, слушаешь разные разговоры, сплетни, как бабка на скамейке. И всему этому веришь. А ведь народная молва, она знаешь, все любит преувеличивать и искажать. Народ говорит одно, а на самом деле все обстоит совсем не так. И ты, не разобравшись, начинаешь горы воротить, в драки ввязываешься. А хочешь знать правду, как все было?
Шершень не ответил, но вопросительно посмотрел на Барина. Интересно было бы выслушать его версию.
— Я тебе сейчас расскажу, — пообещал Барин, — только схожу в одно место, а потом приду и расскажу. А уж твое дело верить мне или нет.
Он поднялся из-за стола и медленно прошел в дверь, где ждал его верный Степа и еще один мужик в форме офицера милиции. Это был начальник правоохранительных органов города майор Барашко. Барашко имел усы запорожского казака на которых висели остатки квашеной капусты. Он был маленький, толстенький, круглый и жадный.
— Ну, что Барашкин, — спросил Барин у начальника милиции, — нашел чего-нибудь на этого Рембо?
Барашко не обижался, когда Барин называл его Барашкин или даже Баранкин, а иногда и Овцович или Козлович. Все зависело от настроения Барина. И Барашко ответил:
— Ничего нет, Виктор Исаакович, ни в ментовской базе, ни в уголовной, но мои ребята ищут. Постараемся чего-нибудь накопать.
— Старайтесь, старайтесь, — кивнул Барин, — а то шибко не нравится мне этот тип. Как ни крути, а придется его…
Барин не договорил, но все поняли, что придется сделать. У Глушителя это вызвало восторг, вызванный жаждой мести, а Барашко нахмурился, для него это был лишний ненужный геморрой.
— Да, еще, Степа, чуть не позабыл, — добавил Барин, — мухой лети к семье этого покойного юриста и тащи сюда эту девку с которой он у тебя на даче был. Сдается мне, он ей кассету передал. А если нет, то эта «Дерьмовочка» нам поможет в ее поисках.
— Поможет? — не понял Глушитель.
— При нем прижмем ее хорошенько за упругий зад, потерзаем молодые сиськи, он и расколется, — ответил Барин, — у тебя, кажись, Барануленко, есть парочка ребят, которые любят так порезвится?
— Есть, — радостно закивал головой Барашко, — даже не парочку найдем, а побольше. Я и сам не прочь!
— Эх, ты старый развратник, — покровительственно произнес Барин, — есть еще порох в пороховницах?
— Есть, — мелко захохотал майор, — на пару палок хватит. Особливо если с особым цинизмом!
— Давай, давай, готовься, — поторопил Барин, — по местам, да, за работу. А я пока попробую с ним по душам поговорить. Может быть, и не придется прибегать к таким жестким методам. Больно уж не хочется этой крови опять…
Майор Барашко и Степа Глушитель побежали исполнять указания, а Барин вернулся в комнату, где находился Шершень. Он степенно прошел за стол, уселся с одышкой и сказал:
— Я, между прочим, твоего друга Дениса Шарандо с улицы взял. Когда он со своим высшим юридическим образованием тут никому не нужен был, работал сначала грузчиком в магазине, а потом болтался где придется. У меня мест не было, а я его взял. Зарплату положил ему по высшей тарифной ставке. Обманывать не буду, голова у него была светлая, любые вопросы решал, как орехи щелкал. Старательный был, допоздна засиживался. Все уже уйдут, а он все сидит над бумагами. И вот однажды в благодарность за все, что я для него сделал, зародился в этой светлой голове отнюдь не светлый план.
Барин помолчал и продолжил:
— Я свой бизнес с ноля начинал. Всякое тогда бывало. Время-то было начало девяностых, потом приходилось хитрить тоже, от налогов уходили, чтобы хоть как-то предприятие поднять. Да, бывало, преступали закон, но победителей не судят. И вот Денис Шарандо, которого я по глупости к себе очень близко подпустил, стал под меня копать. И ты думаешь зачем? Справедливости захотел? Как бы не так!
Шершень не ответил, потому что понял, что вопрос задан затем, чтобы самому на него и ответить. Барин и не ждал от него ответа.
— Однажды как-то вечером, я работал у себя в кабинете, — продолжил он, — Шарандо мне позвòнил и сказал, что у него важный вопрос ко мне есть. Я предложил зайти минут через тридцать, он зашел, когда никого уже не было, и положил на стол компакт-диск. Говорит, что, мол, вот эта кругляшка стоит двести тысяч долларов и она продается. Я сразу не понял, что за дурацкие шутки он шутит, и тогда он предложил мне этот диск поставить в компьютер и самому посмотреть. Поставил я его и понял, чем он вечерами занимался на работе. В архиве, в бухгалтерии…
Барин замолк и бросил взгляд на Шершня. Тот сидел молча, неподвижный, как каменное изваяние.
— Двести тысяч долларов захотел, — по слогам повторил Барин, — нашел способ по легкому приподняться. Не пыхтеть, не сопеть носом над документами, а раз и в дамки. Мне говорили его коллеги, что он мечтал насовсем уехать в Москву. Говорил, что, мол, с его светлой головой тут в дыре нашей делать нечего. Переоценил свою значимость. Неожиданно двести тысяч долларов захотел на квартиру, на машину, на мягкую мебель. Все срубить одним махом решил, зажадничал. И так нагло мне говорит. Если, мол, денег через неделю не будет, то я отправлю копию этого диска в соответствующие органы. И предложил мне не скупердяйничать. Говорит, что, мол, лучше потерять часть, чем целое. Вот такой у тебя был друг…
Барин замолчал и опять посмотрел на глаза Шершня.
— Не верю я тебе, — сказал Шершень, — я этого парня с детства знаю. Не мог он этого сделать…
— Время такое гадское, сынок, — покровительственно сказал Барин, — людей оно перемалывает. Когда ты его знал? Когда вы вместе с ним в один горшок писали? Так сколько лет уже прошло? А тут случай такой подвернулся, разом срубить кипу зеленых и в козыри пролезть из шестерок.
— И ты решил его убить, чтобы не целое не потерять, ни части от него? — спросил Шершень. — А заодно и гнилые свои дела похоронить!
— О, парень, это было нелегкое решение, — ответил Барин, — я сначала притворился, что согласен. Даже предложил ему часть дела общего. Часть комбината. То есть, как бы не долларами трясти, а передать ему часть своих акции на двести тысяч. Он, как человек разумный, согласился. Мы выпили с ним мировую. Я пообещал ему в течение месяца все сделать, потому что дело это нелегкое, все-таки сумма большая, а его попросил не сильно сверкать своим диском и пока его никуда не девать. Он его с собой, дурашка, так и носил в ноутбуке. Кстати, купил ноутбук себе с зарплаты. Каждый ли служащий в России может купить себе ноутбук с зарплаты?
— И вы его с Глушителем убили с помощью Д'Артаньяна, — подсказал Шершень, — и подставили алкаша, который в это время мирно спал.
— Это тебе Глушитель наболтал на кассету? — спросил Барин.
— Да, он, — кивнул Шершень.
— Я всегда подозревал, что он мальчиш-плохиш, — сказал Барин, — проблема маленьких городов. Нет профессиональных кадров. Одни дилетанты. Никому нельзя доверять. Одни данные воруют, другие тайны выдают. А где кассета-то? Зачем она тебе? Я же тебе рассказал, все. И ты должен был понять, что иначе я не мог поступить. Предательства я не терплю. Особенно от тех людей, которым я бесконечно доверяю. Еще и жадность Дениса сгубила. Ну, попросил бы десять тысяч или пять. А-то двести!
— Не за это ты его убил, — сказал Шершень, — не за деньги. Ты за свою хорошо пригретую задницу испугался. Видно, было там, на диске что-то из-за чего тебе кранты настали бы. Потому что в городе про тебя многие знают, что подонок ты, да только доказать не могут. А Денис все это в одну папку собрал и систематизировал. А это такой валун получился, что раздавил бы тебя на месте. Вот это тебя и напугало!
— Короче так, — Барин стал суровым и жестким, — вернешь кассету и уябывай отсюда по добру, по здорову. Потому, что доказательств у тебя на сегодняшний день против меня только одно — эта кассета. Не будет у тебя ее и ты сам нам не нужен. А словам твоим никто не поверит. А если не отдашь кассету, то тогда и не выживешь. Убью я тебя. Хоть и не хочется, а придется. Но и на этом не закончится. Все это святое семейство, в которое хотел Денис родственником влезть, после того как тебя прикончат, я повыведу. Отца невесты Дениса на хер с работы выгоню, мать у них, итак, безработная, через полгода подохнут от голода. Беременная эта сучка загнется у меня в роддоме при родах. Это запросто устрою. У врачей зарплата маленькая, они с радостью за это возьмутся. Скальпелем не там чиркнут и кранты! А козявку твою, с которой ты в кафе ходил, будут мои «бультерьеры» ежедневно насиловать и наркоту колоть ей. Станет она как шлюха подзаборная. Последняя тварь в городе! Но ты этого не увидишь, потому что будешь гнить где-нибудь в помойке. Даже не в земле, а среди отбросов. А крысы будут твое лицо жрать! Этого хочешь? На хрена ты вообще приехал? Ты же людей подставил! Семью Шарандо всю подставил! Погоревали бы они годик и забыли твоего Дениса, телка его замуж бы снова вышла и вся история. А теперь вот я опять вынужден вот этим дерьмом заниматься! А могла бы быть все тихо и мирно, если бы ты мне кассету отдал!
— А ты не врешь? — тихо спросил Шершень.
— Что не вру? — переспросил Барин.
— Если я отдам кассету, то ты никого не тронешь?
— Да на хрена вы мне все нужны? — стукнул ладонью по столу Барин, — думаешь, у меня дел нет, кроме как с тобой тут в бирюльки играть.
— Ладно я согласен, — кивнул Шершень, — отдам я тебе кассету, у меня теперь похоже и выбора нет.
— Вот это разговор, — улыбнулся Барин, — ты на меня не серчай, я же тем, кто хорошо работает, кто служит верно, всегда помогаю и деньгами, и делами. У нас тут в городке свои законы и не надо лезть со своим уставом в чужой монастырь. Ты приехал, уехал, а мы тут живем и как-нибудь сами разберемся кто прав, а кто виноват. Правильно я говорю?
— Правильно, — подтвердил Шершень.
— А чего? Я вижу ты парень нормальный, — примирительно сказал Барин, — сколько ты там у себя в Питере зарабатываешь? Долларов двести-триста? Сколько? Ну, говори.
— Где-то так, — кивнул Шершень, — двести пятьдесят в среднем.
— Хо, это не зарплата при твоих способностях, — покачал головой Барин, — и ты доволен такой зарплатой?
— Вообще-то не очень, — ответил Шершень.
— Так, давай ко мне вместо Глушителя, — предложил Барин, — он опозорился и не раз уже, его я все равно сниму с должности. А ты будешь иметь в десять раз больше. Квартиру сразу, машину. Ты кем там работаешь?
— Вышибалой в баре, — ответил Шершень.
— Ну, что это за работа? — махнул рукой Барин. — Для нормального мужика унизительно. В армии драться научился?
— Морская пехота, — ответил Шершень.
— Ну, вот видишь, получается у нас диалог, — довольно сказал Барин, — а если надумаешь у меня работать, то все равно придется «грязью» заниматься. Где большие деньги, там и кровь. Не воевал?
— Не пришлось, — ответил Шершень.
— Жаль, пригодилось бы, — сказал Барин, — образование есть?
— Среднее специальное, — ответил Шершень.
— Пойдет, — кивнул Барин, — будешь на меня работать, я тебе высшее устрою без проблем. В любой ВУЗ страны, хоть в МГИМо. Сейчас без образования не пробиться в жизни? Ну, как перспектива?
— Нормально, — ответил Шершень, — мне нравится.
— Ты же не быдло, которое у меня на комбинате корячится за сто баксов в месяц, продолжил Барин, — уважать себя надо. А тебе есть за что себя уважать. Ты и не дурак и за себя постоять сможешь, и мне подсобить, ежели что. Опять же реально семью Дениса поддержишь, если захочешь. Ведь они теперь жить будут бедно. На три рта один кормилец — батя. Бросай свой Питер и приезжай. Ну, чего, сговорились?
— Надо, подумать, — ответил Шершень.
— Ты думай до утра, а кассету верни, она теперь тебе без надобности, — сказал Барин, — где она?
В дверь заглянул Глушитель и с одышкой закричал:
— Нету ее дома, сучки! Там только ее предки и сестра брюхастая. Я там оставил Тамерлана и Карателя сторожить! А Глыба ко мне на дачу поехал всех выручать, кого этот урод позакрывал где попало!
Барин медленно повернулся к двери и, незаметно для Шершня подмигнув Глушителю, сказал:
— Снимай охрану с квартиры, это больше нам не нужно. И девушку эту Лизу пусть не ищут. Мы миром договорились все решить.
Глушитель тупыми глазами, открыв рот, посмотрел на шефа и только когда Барин подмигнул второй раз до него, наконец, дошло, и он сказал:
— Понял. Хорошо. Снимаю охрану. И девушку пусть не ищут.
— Погоди, не уходи, — остановил Глушителя Барин и обратился к Шершню, — так, где кассета?
— В почтовом ящике, на воротах на даче у Степы Глушителя, — ответил Шершень.
— Давай, Степан Петрович, гони мухой, — приказал Барин, — привезешь мне кассету, а я послушаю.
Глушитель исчез в дверях, а Шершень спросил:
— А правда что ты автокатастрофу устроил, где погиб твой предшественник, а ты его место занял?
— А кто тебе это сказал? — склонил голову Барин.
— Денис говорил, когда мы в Москве встретились, — соврал Шершень.
— Нет, я тут ни при чем, — в свою очередь соврал Барин, — была комиссия, все расследовали. Это был несчастный случай. Воистину у Дениса был слишком длинный язык. А что он тебе еще рассказывал?
— Да, ничего такого больше, — ответил Шершень.
— И второе, если собираешься у нас работать, то меня нужно звать на «вы», — объяснил Барин, — Виктор Исаакович меня зовут.
— Извините, Виктор Исаакович, — изрек Шершень, — мне в туалет очень хочется. И по большому, и по маленькому. Я уже давно терплю.
Барин брезгливо сморщился и сказал:
— Сейчас позову бойцов, они тебя сопроводят в сортир.
Он вышел за дверь, прошел по коридору и зашел в комнату, где майор Барашко гладил потной ладонью под столом толстую секретаршу, а она что-то искала в компьютере и взвизгивала игриво:
— Ну, хватит, товарищ майор!
Барашко сопел и пускал слюни. Томные его глазки закатились, а ножки подрагивали в конвульсиях. Увидев Барина, оба вскочили.
— Ничего не найдено, Виктор Исаакович, — отрапортовал Барашко.
— Не там ищешь, — сказал ему на это Барин, и секретарша густо покраснела, — выйди, девушка, я ему что-то скажу.
Секретарша колобком выкатилась из комнаты, Барин плюхнулся на стул и произнес:
— Дурак этот парень. Купился на мое предложение. Я ему работать на себя предложил, он и раскололся. Но может быть и хитрит. Пока непонятно. С другой стороны у него теперь никакого выхода нет, кроме этого. Понятно?
И хотя Барин просто рассуждал вслух, майор Барашко торопливо закивал головой.
— У вас пиджак сзади запачкался, Виктор Исаакович, — сказал он, — надо протереть щеточкой.
— Протри, — разрешил Барин.
Майор Барашко засуетился, полез в ящик стола, достал щетку и стал по лакейски старательно тереть рукав пиджака Барина, который где-то прикоснулся к побелке. А Барин продолжал рассуждать:
— Сейчас Глушитель съездит за кассетой, привезет ее, послушаем и сожжем ее. А потом по-тихому погрузим этого Питерского «орла» в воронок и на очистных спустишь его в трубу. Да, возьми с собой Глушителя, ему приятно будет видеть, как подыхает этот Джон Рембо. Он то его в речке голого держал, пусть и Степа над ним поглумиться! Ясно?
— Ясно, все сделаем, — воскликнул верный пес Барашко.
— Утром же вызовешь всю эту семейку покойного Дениса Шарандо, — продолжил Барин, — мать, отца и двух сестер и хорошенько попресуешь. Ну, ты это умеешь, что тебя учить. Чтоб заглохли и не вякали. Понял, Барановский?
— Так точно, — ответил майор Барашко, — все сделаем. Только на очистных могут случайно найти ноги и руки отдельно. Зачем нам лишние разговоры, лучше мы ему камень на шею и по-тихому опустим в хвосты.
— Или так, — согласился Барин, — как хочешь. Хотя в трубе было бы поучительнее. Эх, жизнь, штука сложная. Был человек и пропал. Куда делся никто не знает ни милиция, ни врачи, ни свидетели. Где его искать? Неизвестно. Правильно Барнаульский?
— Правильно, — согласился майор Барашко, — так сделаем, что никто не подкопается!
— А потом на завтрашний день, продолжил Барин, — на его паспорт возьмешь билет до Питера, пусть пройдет по ихней базе, что он от нас благополучно уехал и пропал по дороге отсюда до Питера. С нас тогда вообще спроса никакого!
— Так точно, — отчеканил Барашко, — все исполним в лучшем виде! Пиджачок ваш чист, как новый!
— Молодец, Барашко, хвалю за службу, — торжественно произнес Барин.
Майор просиял. От Барина не было большей благодарности, чем то, что он назвал его фамилию правильно, без издевательства. Это был хороший знак, и майор испытал чувство глубокого удовлетворения.
В этом месте необходимо сделать отступление и объяснить, что такое «труба» о которой говорил выше Барин и что такое «очистные». Труба — это желоб диаметром около трех метров, где текут со скоростью двух метров в секунду отходы из цехов комбината. А качают все это супермощные моторы, которые крутят четыре огромные лопасти. Общая длина трубы триста с лишним метров. Если запустить человека с самого начала трубы и до конца, то человек поплывет почти по поверхности, потому, что отходы представляют собой густую взвесь, которая человека держит и не дает ему утонуть.
Вот плывет этот несчастливчик, цепляется за скользкие гладкие стены и слышит вдали рев лопастей, которые порубят его на мелкие кусочки, как капусту. А ближе уже видит, как все это крутится с бешеной скоростью. Ужас! Доли секунды проходят и бац! — был человек и нет человека. А потом выкинет из лопастей отдельно руку или ногу и валяется она на поверхности, потому что легкая и утонуть в этой жиже не может. Увидят работяги и пойдут лишние разговоры. Этого и боялся Барашко.
А хвосты — это те самые отходы, что текут в трубе, только в форме болота. Тонуть в них тоже не сладко, но все-таки не так долго, как в трубе. Хотя, как на это посмотреть. С какой точки зрения. Взвесь отходов в легкие идет медленно, как густой клей. Захлебываться этой грязью тоже перспективка не радостная, и очень пугающая. Но Барина это совершенно не волновало.
— И еще Барашко, — добавил Барин, — сейчас же возьми двух надежных бойцов с оружием и отведи этого парня в туалет писать и какать. Наручники с него не снимайте, пусть так испражняется. А секретарше своей толстозадой скажи, чтобы чаю мне сделала с печеньем.
— Все исполним в пять секунд! — пообещал Барашко и рванулся выполнять высочайшее повеление.