В Синг-Синге Кальвареса встретили начальственным парадом. Не то, чтобы очень высокая птица — сюда и не такие залетали, а все-таки — помощник Верховного судьи и, по слухам, въедливый. И латинос. А в нью-йоркской тюрьме, как сказал ее начальник Марлоу, «таких, как он, большинство» — мало ли, какие чувства это вызовет у высокого гостя. Хотя мать у него, вроде, шотландка, а папаша — из старейшей аризонской семьи, где каких только браков не случалось. Цель приезда Кальвареса была простой, как кус пирога, но мало ли что он может по ходу зацепить. На всякий случай всем было приказано подтянуться, наглецов убрать подальше от глаз и вообще подробных экскурсий не устраивать.
В столовой для персонала Кальвареса ждал ланч, за которым он объяснил, почему отказался от «шаттла».
— Не так часто, знаете ли, в последнее время выбираешься из Вашингтона. Нужно порой размяться. К тому же, вряд ли на самолете быстрее: все равно ехать в аэропорт, ждать посадку…
И Фрэнк Марлоу понял: гость видит свою миссию не иначе, как декоративную, и ни за что бы не приехал, если бы дело не было таким громким.
— А когда планируете назад?
— Завтра. Переночую в «Эмпайре» и домой.
— Предпочли «Эмпайр»? — удивился Марлоу.
— Просто удобно. У меня заказан билет в МЕТ на «Аиду». Это рядом.
Совсем полегчало: больше трех часов гость в тюрьме не задержится, потолкует с этим Кэрриганом, отметит, что претензий по его содержанию нет, и сделает ручкой.
— У вас, видимо, немалые проблемы следить за Кевином Кэрриганом, — переключился Кальварес.
— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросил Марлоу, и его седой ежик наехал на квадратный лоб.
— Ну, так ведь убийца самого Леклесса. Много, наверное, было желающих отомстить.
Марлоу внимательно посмотрел на гостя. «Осторожно!» — успел предупредить он себя и довольно скучно ответил.
— Здесь поначалу тоже так считали, специальные меры для его безопасности принимали. Слава богу, все это оказалось ненужным.
— Никто не покушался?!
— Даже и не думали, судя по нашей информации. Я здесь шесть лет, но не слышал, чтобы и у моих предшественников были какие-то проблемы. Собственно, я знаю, что уже через полгода здесь Кэрриган начал работать в мастерских. Думаю, факт этот говорит сам за себя… Вы намерены туда заглянуть?
— Наверное, это ни к чему. Пусть его просто приведут к вам в кабинет. Через час.
Часа на просмотр «кейса» Кэрригана и не потребовалось. Никаких нарушений, никаких происшествий; хорошая работа; малообщителен; последние пять лет его соседом по камере был Брайан Джойс — осужден за нанесение жене тяжких телесных повреждений — тоже примерный заключенный, участвует в издании тюремной газеты.
— Ну что ж, — поморщился Кальварес, — у Кэрригана есть право ходатайствовать о досрочном освобождении. И по идее, его следовало бы выпустить. Не таких выпускаем…
— Считаете, что у него есть шанс? — снова в упор посмотрел Марлоу на Кальвареса. Было видно, как у него под рубашкой прокатилась волна мышц.
— Никаких.
Ввели Кэрригана. Невысокий, невзрачный, неприметное лицо, круглые очки… «Тоже мне убийца, — ухмыльнулся про себя Кальварес, — ему бы клерком работать или… агентом ФБР, на прослушке…»
— Садитесь Кэрриган, — предложил Марлоу и представил гостя.
— Я здесь в связи с вашей петицией, — начал Кальварес…
— Извините, но мой адвокат настоятельно рекомендовал ни в какие разговоры с официальными лицами без него не вступать, — довольно робко сообщил Кэрриган. — Нельзя было бы его пригласить?
— У нас не так много времени, а цель моего визита — чисто инспекционная: выяснить, как вы тут поживаете, не притесняют ли вас, как себя чувствуете… Нужен ли нам адвокат?
— Думаю, нет. Но ради этого стоило ли приезжать сюда такому большому начальству?
— Так ведь случай-то у вас особенный, — съязвил Кальварес и вместе с Марлоу рассмеялся. — Ну так как здоровье? — Он снял очки и стал протирать их фланелевым лоскутом.
— Не жалуюсь.
— А на что жалуетесь? Тяжелая работа, несправедливое отношение к вам?…
— Я подал петицию, потому что прошло две трети моего срока. Так же, как сотни тысяч других. Почему информация об этом попала в прессу?
— А как она могла не попасть? — медленно спросил Кальварес, вынеся очки на вытянутой руке к свету из зарешеченного окна.
— Но ведь это резонирует и, видимо, влияет…
«Этот сукин сын неглуп, — подумал Кальварес. — Фанатик? Чушь! Или повзрослел за двадцать лет…»
— А как бы вы хотели в этой ситуации?
Кэрриган промолчал.
— Ну так какие жалобы? — спросил Кальварес, вернув очки на переносицу.
— Нет, все нормально… Только…
— Только что?
— Мне не позволяют слушать «Спайдерс».
— Что?!
— Мне не позволяют слушать «Спайдерс». Кассеты и диски конфисковывают.
— Не понимаю, — Кальварес посмотрел на Марлоу.
— Это делается в интересах заключенного, — сообщил начальник тюрьмы. — Чтобы не спровоцировать окружающих.
— Кому какое дело, что у него там в плэйере звучит… — пожал плечами Кальварес.
— Здесь вообще «Спайдерс» никому не интересны… — сказал Кэрриган.
— Ты ошибаешься! — процедил Марлоу. — Но ты никогда здесь не будешь их слушать!
— А по радиосети у вас их не транслируют?
— В радиоузле нет их записей!
— Вы знаете, что там есть в фонотеке?! — поразился Кальварес.
— Я знаю, чего там нет, — почти враждебно ответил начальник тюрьмы, расправив плечи.
Разговор был окончен.
— У вас есть просьбы? — машинально обратился Кальварес к заключенному.
— Я прошу вас встретиться с моим адвокатом. В моем деле есть обстоятельства, не замеченные следствием 20 лет назад. Но они могут повлиять на мое освобождение.
— Не понимаю. Вы ведь убили Дэна Леклесса?
— Да.
— Тогда в чем вопрос?
— Я знаю, что стал орудием убийства. В одиночку убивают только маньяки. Вы же видите — я не маньяк…
— Можете не сомневаться, все обстоятельства в аппеляционном суде будут учтены, — сухо ответил Кальварес и кивнул Марлоу, чтобы заключенного увели.
Приехав в отель, Кальварес наскоро перекусил в буфете и решил отдохнуть пару часов, а потом пойти в МЕТ. Он давно не слушал Доминго на сцене. Кальварес принял душ, лег и поставил будильник на 7 рм — на всякий случай, потому как засыпать и вовремя пробуждаться для него никогда труда не составляло.
Но тут получилось, что не может заснуть. Сначала в голове прокрутилось забавное: «В радиоузле нет их записей!». Ай да Марлоу! Вот где поклонник «Спайдерс»! Даже не позволяет этому выродку их слушать. Незаконно? Конечно. Но есть отговорка. И вообще в этих обстоятельствах Марлоу выглядит благородно, трудно даже представить, что из этого Кэрригана сделал бы другой фанат «Спайдерс»… «Но ведь Кэрриган — тоже фанат! — поразило Кальвареса противоречие. — Только наоборот? Любовь — ревность, из ревности убивают… Из ревности к кому? Или все-таки впереди геростратова версия, хотел прославиться? Другой фанатизм. Непохоже. Ведь возражает против публикаций в прессе… Так чего убивал-то? Тогда, 20 лет назад, все было ясно: фанат. Но сейчас не просматривается… Говорит: «Я знаю, что стал орудием убийства. В одиночку убивают только маньяки. Вы же видите — я не маньяк…». А кто ты, черт тебя побери?!
Кальварес пропахал пальцами шевелюру от лба до затылка, надел очки и, дотянувшись до телефона, набрал номер Марлоу.
— Извините, Фрэнк, я уж думал, попрощались.
— Все нормально… Я ждал вашего звонка. Хотели спросить, как отношусь к «Спайдерс»? Хорошо отношусь. Это… вся моя юность, понимаете?
— Это я понимаю. Вопрос в другом… Он сказал, что убил, но был только орудием убийства. Что он имел в виду? У меня копия его кейса, но там нет ничего об этом. Кэрриган ничего подобного раньше не заявлял?
— Нет.
— Может, устно?
— Честно говоря, не припомню…
— Ну ладно, попробую связаться с его адвокатом.
Кальварес заглянул в файл Кэрригана и выудил телефон Каджи Ламанга. «Индус? Пакистанец?» В офисе сработал автоответчик, дома подняла трубку девочка.
— Могу я поговорить с мистером Ламангом?
— Да, конечно.
Пока Кальварес ждал, он слышал голоса еще, по крайней мере, троих детей. Сколько их у него?
— Каджи Ламанг у телефона, — было произнесено с сильным акцентом.
(«Надо же, — подумал Кальварес, — сколько лет он здесь живет, а говорит, как в нашей бакалее»).
— Мистер Ламанг, прошу прощения, что беспокою вас дома, но вы поймете, выбора у меня не было. Я — помощник Верховного судьи Джон Кальварес. Здесь, в Нью-Йорке, в связи с петицией вашего клиента Кевина Кэрригана. Чисто инспекционная поездка. Но есть у меня к вам несколько вопросов.
— Вы хотели бы встретиться?
— Думаю, что в этом нет необходимости. Тем более, что остаток дня у меня расписан, а утром я уезжаю.
— Ну, что ж, спрашивайте.
— Мистер Ламанг. Вы ведь с Кэрриганом с самого начала…
— Да.
— А почему вы согласились вести его дело?
— Согласился? Почел за счастье! Я только закончил школу Нью-Йоркского университета, и мне предложили этот кейс про-боно. Такое громкое дело: как его ни кончишь — известность гарантирована.
— Неужели никто больше не хотел его защищать?
— Насчет таких же новичков, как я, не знаю, но ни один опытный адвокат не брался, тем более бесплатно. Дело абсолютно прозрачное. Полный комплект улик, арест на месте преступления, признание вины… А крайнюю позицию — сумасшествие и даже временное помешательство — упредили медэкспертизой… Моя роль в суде была чисто номинальной: что-то говорил о спайдермании, хотя мало что в этом понимал, о влиянии масс-медиа, о том, что подсудимый никогда прежде закон не нарушал, просил о снисхождении… Что еще я мог? Тем более, что Кэрриган плел всякую чушь, будто у него миссия, что человечество должно было отомстить Леклессу за разрушение самого великого в истории ансамбля. Никаких иных мотивов не просматривалось.
— Но вот я беседовал с Кэрриганом, он утверждает, что сейчас у него есть какие-то обстоятельства…
— Не сейчас. Примерно через пять лет после суда он нашел меня и стал говорить, будто… будто им управляли. Что он вдруг увидел, как его целенаправленно готовили к убийству. Его друг, целая группа людей из фан-клуба «Спайдерс».
— Зачем?
— Он не знает, и я понять не могу.
— То есть в версию, что Кэрригана кто-то подталкивал, вы верите?
— Только не подумайте, что я идиот или ищу новые дивиденды в этом деле… Я верю… Я даже пытался найти его друзей, но они исчезли…
— Вы не обращались с этим в прокуратуру? — спросил после некоторого молчания Кальварес.
— Смысл? Кому нужны бредни осужденного убийцы без каких-либо фактов. Такие фантазии приходят в голову каждому второму после года отсидки. Я знаю только, что Кэрриган пробовал заинтересовать этим начальника тюрьмы. Никакого эффекта — понятно. Собственно, нужно было дождаться события, когда все это можно легально изложить и попросить проверить. Вот оно и есть, это событие — срок подачи на досрочное освобождение.
На сей раз молчание затянулось до неприличия. «Черт знает что! — размышлял, покусывая дужку очков, Кальварес. — Бред собачий! У этого ублюдка было два десятка лет на фантазии. За это время такое можно было напридумать! Кому все это теперь нужно? Убил и убил, ведь не отрицает… ведь за дело получил свою тридцатку… пусть спасибо скажет, что на стул не попал… ведь никаких смягчающих обстоятельств нет… Утверждает, что есть. Кто-то решил его руками убрать этого Леклесса… Кто? Этот мультимиллионер задолжал миллиард какому-нибудь «буки», отбил свою тщедушную японку у Капоне, он — незаконнорожденный сын английской королевы? Единственно, кому он надоел, так это ФБР и полиции из-за всяких пацифистских штучек, митингов всяких и прочего. Политикам он мешал? Да они ему памятник должны поставить за выпуск пара… Послушай, Джон, у тебя двадцать лет следственной практики в полиции и ФБР, чтобы не влезать в это жидкое говно… Правда, если этот ублюдок напридумал складно, у него теперь будет шанс обратиться в прессу, и, конечно, везде развесят сопли, что помощнику Верховного судьи Хуберта это блюдо было преподнесено, а он и пальцем не пошевелил, чтобы его попробовать… Нет, хитер, умен Хуберт, старик чувствовал, что какой-то риф в этом деле всплывет…
— Мистер Кальварес?…
— О, простите, Ламанг, простите… — снова нацепил очки Кальварес. — Вы мне не назовете имя приятеля Кэрригана, которого вы не смогли найти?… Ага, Руперт Вейн. Возраст?… Да, тогда было — 23–24. А родился-то где?… Не знаете… Он что, по делу не проходил как свидетель? Нет?… Ну а что-нибудь еще о нем?… Играл в ансамбле «Лунные мальчики». Что за ансамбль такой?… Распался в январе 81-го и никаких следов?… Откуда это известно?… Ага, выступали в «Барокамере» в Ист-Вилледже, Кэрриган там бывал… Мистер Ламанг, вы не будете возражать, если я позвоню вам через полчаса-час? Или позже…
— Нет проблем. В любое время.
Получив отбой, Кальварес немедленно связался с ФБР, с Джимом Маккензи: «Старина, я тебе сейчас пошлю E-mail по одному придурку, прошу тебя: найди его следы». Присоединил компьютер к гнезду интернета, набрал на дисплее: «Руперт Вейн, год рождения — от 1955 до 1960, играл в ансамбле «Лунные мальчики», который выступал в ресторане «Барокамера» до 1981 года». «Не густо, — подумал Кальварес, — интересно, Джим сможет сразу раскрутить?» — и нажал «Enter».
Буквально через 10 минут на дисплее засветилось: «Строишь из себя целку или в самом деле у вас в Верховном суде у всех потихоньку крыша едет? Если твой пацан нигде не засветился, ждать придется долго. Джим».
«Ищи! — усмехнулся Джон и стал одеваться в оперу. Хотя никакого желания не осталось: устал, да и знал, что Кэрригана от Доминго уже не отделит.
Вернувшись в номер, Кальварес первым делом полез в Mailbox. «Джон, — прочел он, — Таких Рупертов Вейнов 1,5 тысячи. Мы, конечно, просеяли, осталось 36. Те, что засвечены, подчеркнуты. Джим». И первое, что Кальварес увидел в списке «атачмента» гласило:
«Руперт Вейн, 1957, отец — Джошуа Вейн, 1930, мать — Марта Вейн, 1931. Адрес до 1981 года: 2714 Дитмас-авеню, Бруклин.
4 ареста по подозрению в распространении наркотиков.
Убит 15 февраля 1981 года в уличной драке в Ливерпуле (Великобритания)».
За месяц до суда над Кэрриганом…
Кальварес поднял трубку и набрал адвоката Ламанга. Тот, похоже, и не ложился.
— Мистер Ламанг, завтра-послезавтра к вам от меня приедет детектив.