Дюнуа. Плоты готовы, и солдаты сидят на веслах. Но они ждут воли Божьей.
Жанна. Как это так? Это Бог ждет их.
Дюнуа. Так пусть он пошлет им западный ветер. Наши лодки вон там - ниже по реке. Они не могут идти сразу и против течения, и против ветра. Вот и приходится ждать, пока Господь Бог переменит ветер. Пойдем, Жанна. Я отведу тебя в церковь.
Жанна. Нет. Я люблю церковь. Но англичане не послушаются наших молитв. Они понимают, только когда их колотят и рубят. Я не пойду в церковь, пока мы их не побьем.
Дюнуа. Нет, ты должна пойти. Там есть для тебя дело.
Жанна. Какое дело?
Дюнуа. Помолиться о западном ветре. Я уже молился. Я даже пожертвовал церкви два серебряных подсвечника. Но мои молитвы не доходят. Может, твои дойдут. Ты молода и невинна.
Жанна. Ах, да, да. Ты прав. Я буду молиться. Я расскажу все святой Екатерине, и она попросит Бога, чтобы он послал нам западный ветер. Скорее! Покажи мне дорогу в церковь.
Паж (громко чихает). А-а-пчхи!
Жанна. Будь здоров, милый! Идем, Дюнуа.
Уходят. Паж встает, намереваясь последовать за ними. Он поднимает с земли щит и берется уже за копье, как вдруг замечает, что развевающийся на ветру флажок вытянут теперь в восточную сторону.
Паж (роняет щит и в волнении громко зовет). Сеньор! Сеньор! Мадемуазель!
Дюнуа (бегом возвращается). Ну что там? Зимородок?
(С любопытством смотрит вверх по реке.)
Жанна (догнав его). О! Зимородок? Где?
Паж. Нет! Ветер, ветер, ветер! (Показывает на флажок.) Вот отчего я чихнул!
Дюнуа (глядя на флажок). Ветер переменился. (Крестится.) Господь сказал свое слово. (Преклоняет колена и подает Жанне свой жезл.) Отныне ты командуешь королевской армией. Я твой солдат.
Паж (глядя вниз по реке). Лодки уже отчалили! Да как идут! Так и шпарят против течения!
Дюнуа (встает). А теперь - к башням! Ты меня вызывала идти за тобой. Теперь я тебя вызываю - веди!
Жанна (заливается слезами и, обняв Дюнуа за шею, целует его в обе щеки). Дюнуа, милый товарищ по оружию, помоги мне! Слезы слепят мне глаза... Поставь мою ногу на лестницу и скажи: "Вперед, Жанна!"
Дюнуа (тащит ее за руку). Что там еще за слезы! Ты смотри, где полыхают пушки, - туда и держи!
Жанна (с вновь вспыхнувшей отвагой). А!
Дюнуа (увлекая ее за собой). За Бога и святого Дени!
Паж (пронзительно кричит). За Деву! За Деву! За Бога и Деву! Ура, ура, ура-а-а! (Хватает щит и копье и убегает вприпрыжку в диком восторге.)
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Палатка в английском лагере. Английский капеллан, лет пятидесяти, с бычьей шеей, сидит на табурете у стола и усердно пишет. По другую сторону стола, в красивом кресле, сидит важного вида вельможа, сорока шести лет, и перелистывает рукописный часослов с цветными миниатюрами. От этого занятия он, видимо, получает большое удовольствие: капеллан же весь кипит от подавленного гнева. Стол находится справа от вельможи: слева от него стоит обитый кожею табурет.
Вельможа. Вот это я называю тонкой работой. Нет ничего прекраснее, чем хорошая книга, с правильно расположенными колонками жирных черных букв, с красивыми полями, с умело вставленными расцвеченными рисунками. Но в наше время люди разучились любоваться книгой: они ее читают. Для них нет разницы - что книга, что вот эти счета на сало и отруби, которые вы там царапаете.
Капеллан. Меня удивляет, милорд, что вы так хладнокровно относитесь к нашему положению. Весьма, я бы сказал, хладнокровно.
Вельможа (надменно). В чем дело?
Капеллан. Дело в том, милорд, что нас, англичан, побили.
Вельможа. Это, знаете ли, бывает. Только в исторических книгах и в балладах поражение всегда терпит неприятель.
Капеллан. Но мы терпим поражение за поражением. Сперва Орлеан...
Вельможа (пренебрежительно). Ну, Орлеан...
Капеллан. Я знаю, что вы хотите сказать, милорд: что это был явный случай колдовства и чародейства. Но нас продолжают бить. Мы потеряли Жарго, Мен, Божанси - не только Орлеан. А теперь нашу армию искрошили возле Патэ и сэр Джон Талбот взят в плен. (Бросает перо, чуть не плача.) Мне это очень тяжело, милорд, очень. Не могу видеть, как моих земляков колотит кучка каких-то иностранцев.
Вельможа. А! Вы англичанин?
Капеллан. Конечно нет, милорд! Я дворянин. Но как и вы, милорд, я родился в Англии. Это имеет значение.
Вельможа. Привязаны к земле? А?
Капеллан. Вашему сиятельству угодно острить на мой счет. И в силу своего высокого положения вы можете это делать безнаказанно. Вам, разумеется, не хуже моего известно, что я не привязан к земле в грубом смысле этого слова - как крепостной. Но у меня есть чувство привязанности к ней (с растущим волнением), и я этого не стыжусь. И если так и дальше пойдет, то, видит Бог (порывисто вскакивает), я скину рясу ко всем чертям, сам возьмусь за оружие и своими руками удушу эту проклятую ведьму!
Вельможа (добродушно смеясь). Без сомнения, капеллан, без сомнения! Если мы ничего лучше не придумаем. Но сейчас еще рано. Потерпите немножко.
Капеллан снова садится с обиженным видом.
(Легким тоном.) Ведьмы я не особенно боюсь. Я, видите ли, в свое время совершил паломничество в Святую землю, и небесные силы, ради поддержания собственного авторитета, не допустят, чтобы надо мной взяла верх какая-то деревенская колдунья. Но вот Незаконнорожденный из Орлеана - этот орешек будет потруднее разгрызть! Тем более, что он тоже побывал в Святой земле, - так что тут у нас шансы равные.
Капеллан. Но ведь он всего-навсего француз, милорд."
Вельможа. Француз! И откуда только вы берете такие выражения! Или уже эти бургундцы, и бретонцы, и гасконцы, и пикардийцы тоже начинают называть себя французами, как наши земляки начинают звать себя англичанами? Они уже говорят о Франции - или там об Англии - как о своей стране. Их страна, скажите пожалуйста! А что же будет с вами или со мной, если утвердится подобный образ мыслей?
Капеллан. А почему бы и нет, милорд? Чем это плохо для нас?
Вельможа. Человек не может служить двум господам. Если эта белиберда насчет служения своей родине засядет им в голову, то конец власти феодального сеньора и конец власти Церкви! То есть конец вам и мне.
Капеллан. Смею думать, что я верный служитель Церкви. И не будь у меня шестерых двоюродных братьев, я бы имел право на титул барона Стогэмберского, утвержденный еще Вильгельмом Завоевателем. Но разве это причина, чтобы мне спокойно стоять и смотреть, как англичан колотят какой-то незаконнорожденный француз и нечестивая ведьма из ихней поганой Шампани?
Вельможа. Не волнуйтесь, капеллан, не волнуйтесь. Придет время - и мы сожжем ведьму и поколотим Незаконнорожденного. Как раз сейчас я поджидаю епископа города Бовэ, чтобы договориться с ним о ее сожжении. Его, знаете ли, выгнали из епархии, и сделали это именно сторонники помянутой ведьмы.
Капеллан. Сперва, милорд, надо ее поймать.
Вельможа. Или купить. Я предложу за нее царский выкуп.